© Логунова Е. И., 2011
© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2011
Клянусь, на сей раз не я вляпалась в историю – это история вляпалась в меня: в виде разворота иллюстрированной газеты, выпорхнувшего из открытого окна движущегося вагона и впечатавшегося мне в физиономию!
Раздраженно смахнув с лица трепещущий газетный лист, я вытянула шею: хотела напоследок еще раз увидеть Ирку, но поезд уже набрал ход. Проводив завистливым взглядом состав, убегающий к теплому морю, я вздохнула, поправила сумку на плече и зашагала по перрону к выходу в город. Противная газета с занудным шуршанием поскакала следом, норовя прилипнуть к моим пяткам.
– Отвяжись, а? – остановившись, раздраженно попросила я назойливую бумаженцию вполголоса, чтобы окружающие не подумали обо мне чего-нибудь плохого.
Газета пугающе скалилась помятой цветной фотографией какого-то рыжего лопоухого гражданина.
– Ну, ладушки, – угрожающе сказала я. – Прошу заметить, ты сама напросилась!
Двумя пальцами подхватила лист с земли, яростно скомкала ее и запихнула поглубже в ближайшую мусорную урну.
Настроение у меня было, мягко говоря, неважное, все меня безмерно раздражало и злило, и потому я сама себе была противна. Негоже, конечно, идти по жизни со столь мрачной физиономией в такое прекрасное августовское утро – а, с другой стороны, чему мне радоваться? Любимый муж в отъезде, повез нашего маленького сынишку на родину предков, в Киев к бабушке и дедушке. Моя лучшая подруга с супругом только что укатили отдыхать к теплому морю в курортный город Сочи. А я осталась одна-одинешенька, как сирота казанская! Позабытая-позаброшенная всеми в запыленном и прокаленном солнцем южном городе! Да еще при исполнении служебных обязанностей, заключающихся в своевременном телевизионном освещении горячих новостей, которых в период массовых отпусков так мало, что половину сюжетов приходится высасывать из пальца!
– Ну, нам-то палец в рот не клади, – вполголоса подбодрила я сама себя, пересекая привокзальную площадь, чтобы свернуть в тихий проулок, ведущий к месту моей работы.
Идти туда от вокзала мне было не дольше пяти минут. Я посмотрела на часы: получалось, что появлюсь на рабочем месте минут на сорок раньше положенного. Охранник небось еще спит, придется либо безжалостно его будить, либо топтаться под дверью…
Так и не решив, что лучше, я вывернула из проулка к двухэтажному зданию телекомпании и очень удивилась, увидев, что металлическая входная дверь открыта настежь.
А прямо за ней, застыв в поясном поклоне, согнулся какой-то человек!
Заинтригованная, я вмиг позабыла о своих душевных страданиях, подкралась поближе к месту действия и опознала в согбенной фигуре нашего инженера Cемена. Мастер на все руки и добрейшей души человек, он еще подрабатывает на полставки ночным охранником.
– Радикулит замучил? – сочувственно поинтересовалась я, подобравшись к нему.
– Ох! – Семен поспешно разогнулся, обернулся и уставился на меня с очень странным и даже подозрительным выражением лица.
Вид у коллеги был такой, словно его застукали за каким-то весьма нехорошим занятием!
– Лена! Ты почему так рано?
– Какая разница! Ты мне зубы не заговаривай, – сказала я, стараясь вникнуть в ситуацию. – Лучше скажи, ты что это тут делаешь, а?
Понять, что происходит, без комментариев я не могла.
В правой руке Семен держал большую плоскую малярную кисть, выпачканную красным. У поворота лестницы, один пролет которой вел наверх, в телекомпанию, а другой вниз, в туалетную комнату, стояло пластмассовое ведерко с вонючей багровой краской. По лестничной площадке, вдоль порога, тянулась незаконченная еще густо-красная полоса шириной сантиметров пятнадцать.
– Это отметка для дежурной съемочной группы? – предположила я. – По отмашке начальства брать низкий старт?
Семен сконфуженно поморщился и промолчал.
Я покачала головой и тут заметила еще одну свежую красную полосу, протянувшуюся метра на два прямо по асфальту к углу соседней пятиэтажки. Ну, этому даже я не могла придумать никакого вразумительного объяснения!
– Семен, не томи, – изнывая от любопытства, попросила я. – Объясни, что ты рисуешь тут и зачем? Решил податься в импрессионисты? Несешь искусство в массы? Может быть, это шедевральная «Красная полоса» Семена Петрова, созданная по мотивам и в развитие темы знаменитого «Черного квадрата» Малевича?
– Да пропади оно все пропадом! – с чувством сказал задетый моими насмешками Семен, раздраженно швыряя кисть в ведерко с краской. – Проклятый фэн-шуй!
Я проворно отпрыгнула в сторону, чтобы на меня не попали кроваво-красные капли импортной эмали.
– Зачем же так материться?
– Это я-то матерюсь?
– Слово, которое ты сказал, звучит непристойно!
– Ха! Да ты еще не слышала настоящих непристойностей! – Семен, похоже, нашел, на кого выплеснуть долго копившееся раздражение. – Вот это почитать не хочешь?
Выдернув из кармана какую-то скомканную бумажонку, он сунул ее мне под нос.
– Это что? – отстраняясь, спросила я.
– Инструкция к краске, – Семен яростно развернул бумажный комок. – В основном на языке изготовителя, то есть на китайском. Но есть и русский перевод, если это можно так назвать…
– Сема! – неподдельно изумилась я. – Ты что, не знаешь, как пользоваться краской?! Тебе для этого дела инструкция нужна? Ну, возьми «Тома Сойера» почитай, там детально описан процесс покраски забора и, кстати, рисования полос на земле!
– Слушай, я цивилизованный человек, – устало сказал Семен. – Более того, я инженер! Поэтому всегда предварительно знакомлюсь с инструкциями, рекомендациями и технической документацией. Написанному, как правило, верю и стараюсь поступать соответственно. Но как, по-твоему, я должен был реагировать на это?
Пальцем он нашел нужную строку и с выражением прочитал:
– «Возьмите одну эту банку на десятерых квадратов и покройте ее по два раза. Чтобы получить наилучшее удовлетворение результатом, помещайте свое орудие в отверстие неоднократно на умеренную глубину. Чтобы не капало, излишки с конца оботрите»!
– Не может быть! – Я выхватила у него помятую инструкцию, пробежала глазами указанный абзац и захохотала:
– Надеюсь, ты не стал воплощать этот сомнительный порнографический сценарий?
– Этот – не стал, – покачал головой Семен, через силу улыбнувшись. – Хотя то, что я сейчас делаю, в принципе, иначе как порнографией не назовешь! Чертов фэн-шуй!
– Вот опять! Что за слово ты произносишь?
– Фэн-шуй! Та восточная лабуда, на которой помешана Настасья Ивановна! Ну вот, а теперь и наш директор ею проникся!
– Настасьей?!
– Лабудой!
– Ага, – глубокомысленно изрекла я, смахнув выступивший на лбу пот. – С этого места давай-ка поподробнее!
Слегка успокоившийся Семен вытер руки ветошью, опустился на ступеньку и рассказал мне массу интересного.
Ну, то, что моя коллега-журналистка Настасья Ивановна помешана на экстрасенсорике и тому подобных малопонятных инфернальностях, я знала и без него. Как не знать, когда человек этим живет и дышит, то и дело привнося смятение в организованные умы трезво мыслящих коллег рассказами о ясновидящих, гадалках, колдунах и прочей мистике! Собственно говоря, Настя сделала это своей узкой специализацией: она готовит и ведет прямые эфиры с такого рода сомнительными деятелями. Никто другой этого делать не хочет, а Насте нравится!
Теперь, значит, у нее появилось новое увлечение: фэн-шуй, какое-то восточное учение о гармонии всего сущего. Вроде с помощью всяческих фэн-шуйских штучек можно наладить свою жизнь и быт идеальным образом: с личными проблемами разобраться, здоровье укрепить, финансовое положение поправить…
Последним аргументом и проникся наш доверчивый директор, озабоченный недостаточно стремительным ростом доходной части бюджета компании. Кулуарно выслушав предложения Настасьи Ивановны, Алексей Петрович рассудил, что хуже не будет, и санкционировал малозатратное офэншуивание вверенной ему территории.
Дойдя в рассказе до этого места, Семен вскочил со ступенек и устроил мне небольшую экскурсию. В ходе ее выяснилось, что красная полоса возле пятиэтажки призвана блокировать отрицательную энергию, стекающую с острого угла соседнего здания аккурат в нашу дверь, а вторая алая полоса, на лестнице, должна пресечь утекание финансовых потоков в сортир: по мысли авторов проекта, в отсутствие развилки денежки будут идти только наверх, прямиком в бухгалтерию. А на фасаде здания между окнами директорского кабинета все тот же Семен привесил для улучшения общей энергетики какую-то побрякушку вроде шестигранника с зеркальным глазом. Для этого бедняге Семену пришлось с риском для жизни высовываться из окна третьего этажа, и, если бы он грохнулся вниз, лично ему пришел бы полный и окончательный фэн-шуй! Познал бы он гармонию уже в лучшем из миров…
А еще внутри телекомпании по периметру помещений с неблагоприятной для бизнеса стороны света – не то восточной, не то западной, Семен не запомнил какой, им руководила Настя, – был протянут и прибит гвоздиками к плинтусу красный заградительный шнур, застенчиво маскирующийся под телефонный провод. Кроме того, сразу за порогом в холле были положены два шипастых пластмассовых коврика: сначала красный – для нейтрализации отрицательной энергии посетителей, потом зеленый – для придания им весомого положительного заряда.
– И это еще далеко не все, – устало закончил Семен, понуро присаживаясь перед ведерком с краской и выуживая из него кисть. – Но остальное ты сама увидишь…
Машинально вытерев ноги о новый зеленый коврик, я опасливо поднялась по ступенькам. Оглядываясь, прошла по пустому в этот час полутемному коридору к нашей редакторской, толкнула дверь и вскрикнула в изумлении, быстро перешедшем в негодование.
Ох, фэн-шуй – перефэн-шуй! Вся мебель в комнате была переставлена самым нелепым образом!
Уполз куда-то в угол удобный мягкий диванчик, уютное глубокое кресло для дорогих гостей и вовсе исчезло, шкаф с кассетами перегородил проход, столы сгрудились, как слоны на водопое, а на том месте, где с большим удобством располагался мой собственный рабочий стол, самодовольно урча, высился холодильник!
Я гневно взревела и решительно шагнула в помещение, походя возмущенно оборвав пару красных нитяных кисточек, невесть зачем привешенных к спинкам стульев.
Позади послышался шорох. Я развернулась на звук, как танковая башня. Тихо ойкнув, дежурные выпускающие Стас и Макс синхронно отпрыгнули в глубь коридора.
– Кто это сделал? – грозно спросила я.
– Тебе не нравится? – робко спросил Максим. – Но это не мы! То есть мы, но не сами! Это Настасья Ивановна вчера вечером после эфира велела сделать перестановку!
– Мы не виноваты, – добавил Стас.
– Если ты скажешь, переставим как было, – предложил Макс. – Для тебя не жалко постараться.
– Тогда постарайтесь, а? – сдержанно кипя, попросила я. – Я вернусь через час, надеюсь, к тому времени все будет на своих местах!
– А ты куда? – поинтересовался Стас, безотлагательно принимаясь ворочать тяжелое кресло.
Я ничего не ответила: некогда было. Зажав в побелевшем кулаке красную фэн-шуйскую кисточку, я смерчем промчалась по коридору, перепрыгнула через свежее Семеново художество и самого своевременно пригнувшегося Семена и вымелась из здания, хлопнув металлической дверью так, что она загудела, как гонг.
С Настей разговаривать, конечно, совершенно бесполезно, но я подозревала, что знаю, откуда тянется рука фэн-шуя, и намеревалась незамедлительно по этой руке надавать!
– Припаркуешься на обычном месте и жди меня, – велел Аркадий Валентинович водителю, выходя из машины.
Пожилой невозмутимый водитель Петрович молча кивнул и незамедлительно тронул машину с места. Стоянка на оживленной Ноябрьской была запрещена, поэтому «обычным местом» для парковки являлся удобный пятачок у расположенного неподалеку за углом районного загса.
Аркадий Валентинович неторопливо поднялся по мраморным ступенькам внушительного крыльца и шагнул в парадный подъезд старинного особняка. Под высокими, почти пятиметровыми сводами шаги звучали гулко и весомо: так, как и должны звучать шаги солидного бизнесмена, вершителя судеб местного масштаба.
– Проходите, проходите, она вас ждет! – юная секретарша при виде Аркадия Валентиновича вскочила с крутящегося табурета у компьютера.
Девица была на редкость долговязой и длинноногой: когда она встала, показались аппетитные голые коленки. Одобрительно покосившись на них, Аркадий Валентинович проследовал в кабинет.
– Аркадий Валентинович, здравствуйте! Очень, очень рада вас видеть! – От просторного стола навстречу гостю поплыла хозяйка кабинета.
– Здравствуйте. Вы не одна? – Аркадий Валентинович с беспокойством посмотрел на коротко стриженный затылок мужчины, сутулящегося перед компьютером.
– Вы не знакомы? Это мой супруг! – Мадам легко коснулась плеча сутулого типа.
Он обернулся, внимательно посмотрел на гостя и радостно улыбнулся:
– Мы знакомы!
– Царь, – прошептал неприятно удивленный Аркадий Валентинович.
– Каша, – еще шире расплылся сутулый.
Хозяйка кабинета склонила чернокудрую голову к плечу, сделавшись похожей на недоумевающего ризеншнауцера.
– У вас свои секреты? – удивленно спросила она.
– У меня секретов нету! По секрету всему свету! – весело срифмовал тот, кого гость назвал Царем.
Аркадий Валентинович нахмурился.
– Дорогой, оставь нас, пожалуйста! Со своим архивом поработаешь позже, – дама кивнула в сторону работающего компьютера.
Аркадий Валентинович нахмурился пуще. Слово «архив» неприятно резануло ему слух. Машинально он посмотрел на монитор и вздрогнул. Мысли заметались в его голове, как подпаленные кошки, но Аркадий Валентинович сумел не выдать своего волнения.
– Одну секундочку! – Извинившись перед гостем, хозяйка выплыла за порог, мягко толкая впереди себя супруга. Тому явно не хотелось уходить, он подмигнул Аркадию Валентиновичу и громко сказал:
– Каша, я тебя подожду, побеседуем! Нам ведь есть что вспомнить, не правда ли?
– Конечно, конечно!
Оставшись в одиночестве, Аркадий Валентинович торопливо вынул из кармана легкого льняного пиджака сотовый телефон, набрал номер и, не представившись, бросил в трубку тоном, не допускающим возражений:
– Быстро в машину и ко мне! Оба!
– Еще раз простите! – В кабинет, обаятельно улыбаясь, вернулась мадам. – Займемся нашими делами.
– Займемся, – согласился посетитель, против воли вновь покосившись на монитор.
Коротким столбиком на экране компьютера светился список из нескольких фамилий. В середине его значилось ФИО Аркадия Валентиновича.
– Извините, не подскажете, где здесь студия магии «Изида»? – спросила я старушку, торгующую семечками.
– Изыди? – на свой манер повторила бабуля. Не дожидаясь продолжения, она пересыпала в газетный кулечек семечки из стакана. – А рядом, через два дома по улице, дите, не боись, мимо не пройдешь, вывеска там торчит такая бельмастая…
– Какая вывеска? – Я машинально взяла протянутый кулечек и опустила в коричневый ковшик мозолистой ладони двухрублевую монетку. Вообще-то я ненавижу семечки, но надо же поддерживать отечественного предпринимателя!
– Бельмастая вывеска, говорю тебе, – повторила разговорчивая старушка. – С глазом таким подслеповатым, как у моего деда, прям, можно подумать, с него и рисовали!
Бабушка оказалась права, «бельмастую» вывеску салона «Изида» я и в самом деле не могла бы пропустить. Изображенное на ней стилизованное око с угадывающимся в зрачке силуэтом египетской пирамиды бесцеремонно пялилось на прохожих со стенда, вынесенного на самую середину тротуара. Дабы никто не умыкнул это бесценное произведение искусства, стенд за подставку приковали цепью к древней кованой решетке для чистки обуви: студия магии «Изида» помещалась в старинном купеческом особнячке, каких в центре Екатеринодара сохранилось немало.
Пока мы с бельмастым оком играли в гляделки, с обнесенного изящной кованой оградкой мраморного крыльца сошла дама в сногсшибательной кружевной шляпе. Я посторонилась, пропуская ее, заглянула под шляпу и увидела широко открытые глаза и беззвучно шевелящиеся губы. К волнующейся груди дама, явно находящаяся в потрясении, прижимала нежно-зеленый конверт.
Я проводила ее задумчивым взглядом и посмотрела на резную деревянную дверь салона. На ней, дубовой, потемневшей от времени, легкомысленно трепетал белый бумажный листок. Я присмотрелась: это оказалось отпечатанное на принтере объявление: «Курсы экстрасенсорики и ясновидения. Подключение к космическому каналу. Способности открываются автоматически».
Обещанное подключение к каналу у меня ассоциировалось исключительно с Интернетом.
– А какова, интересно, скорость космического канала? – безадресно, но весьма язвительно поинтересовалась я. – И кто в данном случае выступает в роли провайдера? Господь бог?!
Тихо фыркнув, я решительно поднялась на крыльцо, толкнула дверь и под музыкальный перезвон бубенцов-колокольчиков шагнула в плохо освещенную комнату, пропахшую восточными благовониями. С вертящегося табурета за совершенно неуместным здесь компьютером (ага, похоже, Интернет тут и в самом деле есть!) на меня внимательно посмотрела молодая особа с затейливой прической из мелких косичек.
– Телевидение, – хлопнув на стол перед ней развернутое удостоверение, деловито сообщила я. – Мне нужен ваш директор, быстро!
Благообразный дядечка, важно выступивший в предбанник из незамеченной мною двери, пристально посмотрел на меня и молча проследовал мимо. Значит, это не он нужный мне директор. Я проводила дядечку невнимательным взглядом и отметила, что и он держит в руке зелененький, как песенный кузнечик, бумажный конверт.
– Осения, – понимающе кивнула особа.
Ага, значит, директор женского пола. Директриса, стало быть.
– Осенняя она там или зимняя, мне вообще-то без разницы, – бесцеремонно заявила я. – Куда прикажете пройти?
– Осения – это ее имя, – терпеливо пояснила юная особа, нажимая незаметную кнопочку на краю стола.
Уже через пару секунд одна из двух имеющихся в помещении дверей распахнулась, и в комнату в клубах ароматного дыма вплыла импозантная дама милой моему сердцу конфигурации: гренадерского роста и очень объемистая, точь-в-точь как моя любимая подруга Ирка. Дама была облачена в длиннополое темно-зеленое одеяние, густо затканное золотыми и серебряными нитями. Прическу ее я бы определила как нечто среднее между свободным гавайским стилем и церемониальным древнеегипетским: перевитые гирляндами искусственных цветов и золотистыми змейками смоляные кудри дамы были живописно разбросаны по плечам. Грудь щедро обнажена, шея в три ряда обмотана золотыми цепями, а в декольте уютно улегся агатовый скарабей, подозрительно похожий на настоящего навозного жука. Я присмотрелась: лапки жука не шевелились. Дохлый, наверное.
– Кто меня спрашивает? – глубоким контральто вопросила дама, и я сразу узнала этот голос!
– Галка! – воскликнула я. – Неужели это ты?!
– Ленка? – дама расплылась в улыбке и разом потеряла всю свою важность. – Ленка! А ты совсем не изменилась!
– Зато ты-то как изменилась! – подхватила я, увлекаемая хозяйкой в глубь ее кабинета. – Была рыжая и конопатая кустодиевская барышня, а теперь, глядите-ка: Клеопатра какая-то, вся из себя загадочная, бледная и брюнетистая! То бишь, как там тебя теперь – Осения?
– Ты же понимаешь, это псевдоним. – Галка со вздохом опустилась в глубокое бархатное кресло. – Смоляные волосы – это парик, черные глаза – линзы, белая кожа – тональный крем.
– Ну хоть таракан-то настоящий? – я показала пальцем на черного жука в декольте.
– Еще чего! – Галка обиженно надула губы.
– Ладно, не обижайся! – весело сказала я. – Нет, в самом деле, кто бы мог подумать, что хозяйкой этого заведения окажешься ты! Ты, моя однокурсница, соседка по общаге, товарищ по команде КВН, Галка Воловяк!
Я растроганно улыбнулась, вспоминая прошлое. С этой толстой теткой в бытность ее пухлой барышней мы вместе ездили в колхоз на сбор урожая яблок и в кубанскую глухомань на фольклорную практику. Рядом с толстощекой мясистой Галкой я смотрелась изможденным узником Дахау, и сердобольные станичные тетки наперебой совали мне вкусные пироги с абрикосами, банки с густой деревенской сметаной, угощали медом и варениками с вишнями. Ничего вкуснее я с тех времен не едала!
– Слушай, как же ты докатилась до этого балагана? – Я неохотно вернулась в настоящее время. – Умная же девка была! Диплом защищала по психологизму Стендаля!
– И психологизм мне очень даже сгодился, – хмыкнула Галка. – В дело пошел! Или ты думаешь, мы тут людям голову морочим?
– Морочите, ясное дело! – Я вспомнила, зачем пришла, и посуровела. – Знаешь, Галка, вечер воспоминаний мы с тобой устроим позже, а сейчас я с тобой скандалить буду! Ты, подруга дней моих суровых, Давыдову Настасью Ивановну знаешь?
– Ну? Конечно, знаю я Настю, она программы с моими бабами на телевидении ведет. Старается – жуть! Я сама порой впечатляюсь! Так и побежала бы снимать с себя венец безбрачия или порчу отводить! А уж клиент к нам после каждого эфира просто косяком валит!
– Ага! – победно воскликнула я. – А теперь представь, что с этим клиентом будет, если вместо Настасьи Ивановны в эфир с твоими липовыми ведьмачихами сяду я? Как ты думаешь?
– Ты?! Нет, только не это! – В испуге Галка замахала пухлыми ручками, разбрызгивая блики от камней в перстнях, как дискотечный зеркальный шар. – Знаю я тебя, язву этакую! Ты мое бабье высмеешь, вышутишь, по стене размажешь и ногой разотрешь! А я, между нами говоря, этот свой хлебный бизнес больше года строила!
– Ломать – не строить, – согласно кивнула я, очень довольная тем, что мои слова произвели должный эффект. – Если ты не хочешь проблем – давай с тобой по-хорошему договоримся: я – да простят меня несчастные облапошенные вами граждане! – не буду лезть в твои дела, а за это ты поумеришь реформаторский пыл моей коллеги Настасьи Ивановны. А то науськали, понимаешь, Настьку так, что девка совсем ополоумела с вашими фэн-шуями! Теперь рядом с ней и нормальным людям жизни нет!
– По рукам! – Галка поспешно хлопнула меня по ладони.
– Отлично! – Я выкарабкалась из бесформенно-мягкого кресла, нашла в набитой хламом сумке слегка помятую визитку и положила ее на стол перед старой приятельницей. – Если захочешь пообщаться – звони, здесь указаны все мои телефоны, и служебные, и домашний, и сотовый, и даже электронная почта! А я побежала, у меня работа.
– Стой! – Галкин окрик остановил меня у двери.
Я обернулась. Мадам Осения мощно вздохнула. Благоуханный сизый туман расслоился и поплыл клочьями.
– Похоже, это паникадило у тебя работает, не выключаясь? – невольно поинтересовалась я, кивнув в сторону источника дыма.
– А что? Заодно комаров отпугивает!
– Людей, наверное, тоже! – Я снова взялась за дверную ручку.
– Вот всегда ты так! Одна нога здесь, другая там! Бегом и прыжками! – посетовала хозяйка апартаментов.
– А что? – повторила я.
– Что-что! Конверт возьми, – Галка выхватила из стопки на краю стола зеленый бумажный конверт, протянула мне. – Когда будешь от меня выходить – держи его в руках.
– Это еще зачем?
Она вздохнула:
– Для конспирации! Мы же договорились, что ты не будешь ломать мне бизнес? У меня все клиенты получают такие фирменные конверты с рекомендациями. Так что сделай лицо попроще, возьми конверт и не распугивай мне народ!
– Ладно! Чего не сделаешь для старых друзей!
Я по возможности скопировала ошалелое выражение лица, замеченное у достопамятной дамы в шляпе, и вывалилась из Галкиного кабинета в предбанник, держа зеленый конверт в вытянутых руках перед грудью, как пропуск. Кого-то смело с моего пути, кто-то ахнул вслед.
Торжественно спустившись с мраморного крыльца, я шмыгнула за угол, плюнула, затолкала конверт поглубже в сумку, вернула лицу обычное выражение и заторопилась к трамваю: на работу я уже опаздывала.
– Леночка! Родненькая! Спасай! – Главный редактор Дмитрий Палыч кинулся мне навстречу из угла, где, судя по состоянию его шевелюры, вдумчиво рвал на себе волосы.
Я с удовольствием отметила, что большой холодильник, занимавший этот угол всего час назад, благополучно мигрировал в место своей постоянной дислокации, и проворно отступила с пути несущегося на всех парах главного редактора. Теперь между нами был стол, и коллега рухнул на него, простирая ко мне дрожащие руки.
– Что, опять Апокалипсис? – хладнокровно поинтересовалась я, внимательно оглядываясь по сторонам.
Макс и Стас, спасибо им, постарались на совесть, теперь в кабинете снова можно было жить и работать. Никаких признаков ночных фэншуйских козней не осталось.
– Не то слово! – воскликнул Дмитрий Палыч, поправляя перекособочившиеся очки. – Наши охламоны вернулись со съемки – и что ты думаешь? Выступление губернатора записали без звука!
– А картинка есть? – спокойно спросила я, снимая телефонную трубку. – Да? Тогда все поправимо. Алло? Это редакция «Живем!»? Конопкина дайте, пожалуйста.
Дмитрий Палыч – сплошная экспрессия! – рухнул в кресло, молитвенно сложив руки. Я успокаивающе кивнула ему.
Наш главный редактор – симпатичнейший человек с одним-единственным недостатком: он ни черта не смыслит в том, как делается телевидение. Раньше он был директором консервного заводика и до сих пор иногда заговаривается, заявляя что-нибудь вроде: «Этот вопрос будет решать руководство заводоуправления!» Зато Дмитрий Палыч является держателем весомого пакета акций телекомпании, а потому – и членом совета директоров, на котором беззаветно отстаивает интересы трудового коллектива. Если, конечно, кто-нибудь вовремя доведет до его сведения, в чем эти самые интересы заключаются.
– Генка, солнце мое, привет, – промурлыкала я в трубку. – Скажи, кто-нибудь из ваших акул пера был сегодня утром на пресс-конференции губернатора? Ты сам и был? Ласточка моя! Выступление на диктофон записал? Умничка! Как расшифруешь, тащи кассету к нам, меняю ее на… – я вопросительно посемафорила бровями Дмитрию Палычу.
– На полцарства! – пустил слезу растроганный начальник.
– На бутылку коньяку из запасов руководства, – перевела я услышанное.
И положила трубку, не дожидаясь, пока Генка, по своему обыкновению, попросит у меня денег взаймы. Впрочем, он это всегда успеет сделать.
– Есть еще какие-нибудь неразрешенные проблемы? – спросила я Дмитрия Палыча. – Если нет, я схожу за мороженым и буду пить кофе, дома позавтракать не успела.
Откровенно говоря, дома я даже и не ночевала. Не подумайте чего плохого, просто ночлег мне предоставила Ирка: с вечера им с Моржиком нужно было помочь собрать вещи перед отъездом на курорт. Дом у моей подруги большой, комнат в нем много, одних кладовок три штуки, так что даже просто разыскать все нужное барахло и стащить его в одну кучу – процесс затяжной. А пока мы уложили чемоданы, пока утрамбовали самый большой из них, закрывшийся только после того, как Ирка с размаху обрушила на него весь центнер своего живого веса – полночи и прошло. Возвращаться мне домой на другой конец города не было ни времени, ни желания, ни смысла. И вообще, я пообещала подруге, что покараулю особняк в ее отсутствие, тем более кому-то нужно приглядывать за собакой – кстати говоря, моей собственной, но проживающей у Ирки. Пожалуй, заеду после работы домой, соберу вещи, прихвачу кота и переберусь на пару недель в Иркины хоромы. Кстати, не забыть бы забрать со стоянки у вокзала Иркину машину…
Я задумалась и пропустила мимо ушей часть эмоционального монолога начальника.
– Полная катастрофа! – виртуозно взлохматив обрамляющие плешь лохмочки, закончил Дмитрий Палыч.
– Ага, – я мобилизовалась. – К чему паниковать? Нормальный аврал! Подумаешь, двух сюжетов не хватает! До вечернего выпуска новостей еще шесть часов, что-нибудь сообразим. Одну группу можно послать на вокзал, пусть подготовят материал о том, как хорошо наши доблестные железнодорожники справляются с наплывом пассажиров…
– А они справляются? – робко удивился Дмитрий Палыч.
– Если не справляются, будет материал о том, как они позорно пасуют перед трудностями, – я философски пожала плечами. – Так, ну а вторую съемочную группу…
– Нету, – шепотом сказал начальник.
– Чего нету?
– Второй группы нет!
– Это как? – Я посмотрела на шефа с подозрением.
Телекомпания у нас небольшая, собственных программ мы производим совсем немного, в основном транслируем на край популярный столичный канал. Журналистов в штате компании четверо, операторов трое. А съемочная группа – это журналист плюс оператор, так что темнит что-то начальство, цифры не сходятся…
– Любовь Андреевна сегодня дома осталась, у нее внук заболел, Настя с утра унеслась готовить программу с очередным экстрасенсом. Считай, из журналистов у нас только Наташа и ты, – последовательно загибал пальцы шеф. – А с операторами и вовсе беда: Андрей на больничном, Петя в отпуске, а Женьку вчера на курсы отправили.
– Женьку? – возмутилась я, бессовестно лишенная своего оператора. – На какие такие курсы?!
– На бесплатные, – потупился Дмитрий Палыч.
– Понятно, – проворчала я.
Наш директор Алексей Петрович хозяйствует в высшей степени экономно, выбить из него финансирование какого-либо нового проекта – дело почти невозможное. Зато уж если мимо проплывает какая-никакая халява, Алексей Петрович зубами зря не щелкает. В этом отношении он у нас – настоящая акула капитализма.
– Зато у нас есть практикант, – робко предложил главный редактор. – Оператор-стажер, только сегодня пришел.
Я мрачно молчала.
– Все равно ведь нужно будет проверить, как он снимает, – просительно сказал шеф.
– Ладно, – смилостивилась я. – Давайте своего стажера. Пусть собирает манатки и спускается к машине. Я быстренько глотну кофе, и мы поедем на поиски новостей.
Повеселевший Дмитрий Палыч вспорхнул с места и полетел к выходу из редакторской, но в дверях неожиданно замялся.
– Что еще? – еле сдерживаясь, поинтересовалась я.
Шеф вздохнул.
– Машина…
– Что машина? – вскинулась я. – Тоже в отпуске? Или на курсах?!
– В ремонте, – прошептал Дмитрий Палыч, тихо исчезая в коридоре.
– Катастрофа! – потеряв с таким трудом сохраняемое спокойствие, завопила я и с огромным трудом подавила порыв прыгнуть в освободившийся угол и рвать там на себе волосы!
Ехать на съемку незнамо чего и неизвестно куда, да еще с оператором-стажером и на общественном транспорте – о нет, такой кары господней я не заслужила!
Развернувшись в вертящемся кресле, я уставилась на утешительный плакатик, именно на такой случай собственноручно повешенный мною на белой стене:
«Съешьте с утра живую жабу, и ничего худшего с вами уже не случится!»
А ведь я сегодня даже не позавтракала!