Елена Логунова
Стрела гламура. Кляча в белых тапочках
– Я ей предлагала обуть Моржиковы валенки, в которых он на зимнюю рыбалку ходит, но она отказалась наотрез! – тут же нажаловалась на родственницу Ирка. – Пижонка!
Я удивленно посмотрела на Катерину. Странная какая-то пижонка, избирательная: одеваться согласна в рубище, а обуваться – только в модельные сапоги! Впрочем, выходя из дома, Катя надела поверх очередной скучной рясы хорошенькую бобровую шубку. Может, имидж сиротки-бродяжки у нее только для внутреннего пользования, для узкого круга родных и близких?
– Все, езжайте скорее, пока нога не распухла, а то потом придется сапог резать, чтобы разуться! – поторопила нас Ирка.
Она заботливо усадила болезненно охающую Катерину на заднее сиденье, я села за руль, и мы покатили в город, в травмпункт.
4
Катя меня удивила. Я-то думала, избалованная девчонка всю дорогу до травмпункта будет жалобно ныть и причитать, а то и вовсе хлопнется без чувств. А она не плакала от боли, не скулила, держалась молодцом. Морщилась, кривила губы, с преувеличенным интересом смотрела в окошко и оживленно рассказывала мне, что там такого интересного наблюдается – отвлекала и себя, и меня восторженными восклицаниями типа: «Ой, какой смешной драндулет!» или «Лен, ты только посмотри, какая шикарная тачка!».
Я, сознавая серьезность момента и важность своей задачи, на посторонние раздражители не отвлекалась. Дорога была скользкой, машина показывала характер, а я торопилась доставить пострадавшую к врачу. Шикарные тачки, смешные драндулеты и прочие участники дорожного движения интересовали меня только как потенциально опасные объекты, тесный контакт с которыми крайне нежелателен. Даже если бы по соседней полосе тянулся караван верблюдов, я не стала бы на него заглядываться.
Тактика была правильная, доехали мы быстро и без происшествий, но в травмпункте сразу же столкнулись с проблемой.
– Паспорт и медицинский полис давайте, – повелела хмурая тетка в регистратуре.
Я вопросительно посмотрела на Катерину. Она выразительно развела руками.
– Без паспорта и полиса не принимаем, – сказала на это регистраторша.
– Девушка, милая! У человека нога сломана, срочно нужна медицинская помощь, давайте не будем бюрократию разводить! – попросила я. – Ну, до бумажек ли нам сейчас?
Не смягченная комплиментом, «милая девушка» предпенсионного возраста вместо ответа со стуком закрыла фанеркой свою амбразуру в стеклянной стене.
Катерина удрученно вздохнула.
– Ничего страшного, не волнуйся, я найду подходящую бумажку, – успокоила ее я, доставая из кошелька сторублевку.
При виде денежной купюры тетка подобрела, закрыла глаза на отсутствие документов, выписала нам какой-то квиточек и послала не туда, куда могла бы, а к рентгенологу.
– Ты почему паспорт с собой не носишь? – попеняла я Катерине в коридоре. – В нашей стране очень вредно не иметь при себе удостоверения личности. Никогда не знаешь, в какой момент придется доказывать, что ты не верблюд.
Воображаемые верблюды привязались ко мне основательно.
– Паспорт мой дома лежит, у папы в кабинете, – виновато ответила девчонка.
– В сейфе? – я вспомнила, что строгий папа Катерины, по словам Ирки, стремится всячески ограничивать гражданские свободы взрослой дочери.
– Почему обязательно в сейфе? – удивилась Катька. – Просто в столе, с другими документами. Не в кармане же мне его носить? Потеряю.
– Почему обязательно в кармане? – очень похоже удивилась я. – Носи в сумочке.
– Сумочки я тоже теряю, – Катерина усмехнулась и тут же болезненно поморщилась.
Хотя я подставила плечо, шагала она медленно, приволакивая левую ногу. Видно было, что ступать на нее Катьке больно.
Мы подошли к облезлой двери с заляпанной белой краской табличкой «Рентгенологический кабинет». Над дверным проемом имелось примитивное световое табло. На нем слева зелеными буквами было написано: «Входить», а справа красными – «Не входить». Лампочка внутри короба не горела, так что было непонятно, можно нам вторгаться в кабинет или нельзя.
– Погоди, давай передохнем одну минуточку, – отдуваясь, попросила Катя.
– Отдохнешь в кабинете, – возразила я и потянулась к ручке двери.
– Не спеши! Я пить хочу, – пожаловалась Катерина. – Можно здесь что-нибудь попить?
– Здесь? – я огляделась.
По другую сторону коридора имелась каморка, дверь которой была открыта, что позволяло видеть допотопный жестяной умывальник. В помятую раковину из потемневшего латунного крана занудно капала вода. Видно, давненько капала, потому что на эмали образовалась некрасивая коричневая дорожка.
– Здесь лучше не пить, – рассудила я. – Козленочком станешь.
– Через дорогу я видела магазины, – продолжала зудеть капризная барышня. – Пожалуйста, сбегай туда, купи мне попить! А я пока на рентген схожу.
Страдалица жалобно хлопала ресничками. Я вздохнула и пошла добывать ей питье.
– Купи мне, пожалуйста, сок из маракуйи! – крикнула Катерина мне в спину.
Желания больных надо уважать, но сока из маракуйи в магазинах не нашлось. Чтобы выяснить это, мне пришлось одну за другой обойти четыре торговые точки: три ларька и один продовольственный магазин со странным названием «Агрепина». Мне помнилось, что редкое женское имя Агриппина пишется иначе. Может, надпись следует читать как ФИО владелицы, которую зовут А.Г. Репина? Засмотревшись на вывеску, я остановилась, но задержаться на ступеньках мне не позволили. Распахнувшаяся дверь едва не смахнула меня с крыльца, я очнулась от несвоевременных раздумий, пропустила какого-то торопыгу с полным пакетом продуктов и вошла в торговое заведение.
Спросила, естественно, сок из маракуйи. Продавщица с подозрением выслушала название тропического фрукта и предложила взять морковно-банановый нектар. Я сочла эту смесь достаточно оригинальной, чтобы удовлетворить запросы гурманши Катерины, и с бутылочкой серо-бурой жижи вернулась в травмпункт. С того момента, как мы с Катькой расстались, прошло минут десять.
У рентгенкабинета моей больной не было. Я вопросительно посмотрела на разрешительно-запретительное табло, но оно по-прежнему никак себя не проявляло. Я решила, что Катька вошла в кабинет, и минут пять ждала ее выхода, а потом не выдержала, толкнула дверь и вежливо спросила:
– Извините, можно?
– Можно, все можно, – добродушным басом отозвался кто-то из смежной комнаты, где было темно, так что говорящего я не разглядела.
Катьки я тоже нигде не увидела и поэтому спросила:
– Простите, а где девушка с ногой? Она была у вас или нет?
– Знаете, а ведь у меня все девушки были с ногами! Абсолютно все! – откровенно радуясь за себя, ответил басовитый невидимка. – Так уж вышло, что безногими я как-то никогда особенно не интересовался!
– Завидую! – сказала я, закрывая дверь.
Цепко оглядываясь по сторонам, я пробежалась по пустому коридору в регистратуру.
– Здравствуйте еще раз, вы мою подругу не видели? – быстро спросила я тетку, которая снова стала хмурой, как осенний день.
Благотворное действие сторублевки закончилось.
– Может, она к врачу пошла? Или на процедуры? – нервничая, я подсказывала сердитой тетке ответы. – Молодая девушка в бобровой шубке, с распущенными волосами?
– Хорошая девка, – подтолкнув меня в спину, одобрительно сказала старая бабка с рукой на перевязи из лохматого шерстяного платка. – Она на рентген меня без очереди пропустила, а сама с парнем ушла.
– С каким парнем?!
– Хороший парень, – убежденно сказала бабка. – Белый, чистый, бритый и перегаром не воняет.
Следующие полчаса я бегала по травмпункту и окрестностям, разыскивая хромоногую идиотку Катьку, которая ушла куда-то с чистым, бритым и трезвым парнем индоевропейского происхождения. Травмпункт располагался вблизи оживленной городской улицы, народу по ней шло немало, парни встречались во множестве, и под определение, данное бабкой, попадал каждый второй. То есть белыми и чистыми были практически все, бритыми многие, а дыхнуть для проверки трезвости я никого не просила – постеснялась.
Мороз обжигал щеки, однако я так забегалась, что вся взмокла и распахнула пальто. И Ирку тоже в жар бросило, когда она услышала об исчезновении ее подопечной.
– Как пропала? – ахнула она, когда я позвонила и сообщила пугающую новость. – Куда пропала?
– Ирка, если бы я знала, куда она пропала, я бы там ее и искала! – сердито рыкнула я. – Не тупи и не рассусоливай, звони ей, живо! Мобильник у нее с собой?
– Мобильник? Мобильник у нее: со мной! – убитым голосом ответила подружка.
Тут только я вспомнила, что Катькин папочка-тиран просил Ирку не подпускать его доченьку к телефону. К домашнему аппарату Ирка всякий раз сама подходила, а мобильник, значит, у Катерины просто конфисковала.
– И что же нам теперь делать? – растерялась я.
– А я почем знаю? – огрызнулась расстроенная Ирка. – Возвращайся, может, она тоже сама явится. Большая девочка, адрес знает, и деньги на такси у нее есть.
Однако большая девочка не явилась ни через час, ни через два, ни в Пионерский микрорайон к тете Ире, ни в отчий дом в центре города. Мы много раз звонили и на домашний телефон Катерины – там никто не брал трубку, и на сотовый Катькиному деспотическому папочке, но абонент был хронически недоступен.
– Что же это получается, тетя Ира? Потеряли вы чужого ребенка! – с укоризной заключил Колян.
Наш собственный ребенок мирно спал после обеда, а трое взрослых сидели, пригорюнившись, в гостиной и пили коньяк, чтобы удержать в узде нервы.
Ни удержать нервы, ни удержаться на месте самим не удалось. Распереживавшейся Ирке не сиделось, она бегала по всему дому и выглядывала в окна, словно у нее не родственница потерялась, а домашняя кошка. Только что «Кис-кис» не кричала! Я ходила за подругой с полной рюмкой успокоительного коньяку, Колян следовал за нами обеими с початой бутылкой, а освеженный послеобеденным сном Мася, радуясь непонятной суматохе, путался у взрослых под ногами.
– Куда же она подевалась? – с тоской в голосе в десятый раз вопросила Ирка, по пояс высунувшись в распахнутое окно Катькиной комнаты.
– Осторожно, вывалишься! – я испугалась и потянула подругу за пояс халата.
– Ничего, там должно быть мягко, – безразлично ответила Ирка, разгибая спину. – Снег пошел.
Действительно, в свете мощного электрического фонаря, подвешенного над крыльцом, замедленно кружились редкие крупные снежинки. Они были похожи на бабочек белой моли, очень голодных и ищущих корма.
– Не там ищут! – пробормотала я.
– А где надо? – Ирка проворно развернулась ко мне.
Я сообразила, что мысли подруги всецело заняты поисками пропавшей Катьки, решила, что ей не помешает немного отвлечься, и с готовностью объяснила:
– Снежинки похожи на бабочек моли, которые прилетели в поисках пищи к нам, хотя кормушку для них приготовили соседи!
С этими словами я махнула рукой в сторону близкого забора, разделяющего два домовладения. Там на веревке, протянутой между двумя яблонями, тяжело, со скрипом, как жестяной флюгер, покачивалось на ветру раздвоенное кумачовое полотнище.
– Это красное знамя, что ли? – прищурилась близорукая Ирка. – С чего это Александр Васильич флаг вывесил, разве нынче государственный праздник?
– Какого государства? СССР? – заинтересовалась я. – Вроде в Стране Советов в феврале месяце был только один народный праздник— День защитника Отечества, а он прошел на минувшей неделе. Или этот флаг с тех самым пор висит?
– Нет, вчера его не было, – уверенно сказала Ирка. – Вчера утром у Васильича постирушка была, он все веревки постельным бельем завесил. К вечеру простыни и пододеяльники прихватило морозом, и старик никак не мог сам их снять. У деда артрит, пальцы едва гнутся, где ему с прищепками сражаться. Громыхал замерзшими полотнищами, как досками! Я не выдержала и пошла ему помогать. Точно помню: мы все сняли, ни одной тряпки не оставили. Видно, этот алый стяг Васильич уже сегодня выбросил.
– Да никакой это не советский флаг, слепухи! – замеялся за нашими спинами зоркий Колян. – Это, дорогие мои, шикарные красные шорты для серфинга!
Мы с подругой переглянулись и не выдержали, расхохотались, вообразив себе тонконогого и пузатого пенсионера Александра Васильича в красных шортах серфингиста. Потом Ирка снова нахмурилась, пробормотала:
– Небось, забыл дед про свою спортивную форму! – и пошла в кухню, к телефону.
Мы с Коляном остались у окна и через минуту увидели Иркиного соседа Александра Васильевича. Старый склеротик вышел из дома во двор, проковылял к веревке между яблонями и с трудом отцепил с нее примерзший серфингистский «флаг». Штаны громко хрустели, упорно не гнулись и в целом выглядели так, словно их выпилили лобзиком из листа крашеной фанеры.
– Серфингистские штаны во все стороны равны! – продекламировал Колян.
Дед Васильич поворочал гремящие фанерные штаны в руках, приложил их к себе, недоуменно пожал плечами и ушел в дом, сунув примороженную одежку под мышку, как плоский пакет.
Ирка в кухне сердито гремела посудой. Колян и Масяня этими звуками живо заинтересовались и побежали на шум в надежде на внеплановый перекус. Ирка дала им по куску сыра и выпроводила с кухни, после чего обессиленно рухнула на табурет, подперла щеку кулаком и пригорюнилась. Я посмотрела на нее неодобрительно. Тоскливое ничегонеделание мне претит, я жаждала действий, только не знала, каких именно. Мне не хватало информации.
– Может, этот хороший парень, с которым ушла Катерина, какой-нибудь ее приятель? – спросила я. – Ты знаешь Катькиных друзей?
– Друзей не знаю, только с одной подружкой шапочно знакома, – ответила Ирка. – Зовут ее Дина, фамилия мне неизвестна. Хорошенькая синеглазая дурочка, Катькина однокурсница.
– А где Катерина учится? – полюбопытствовала я.
– В университете, – безразлично отозвалась подруга. – Она будущий химик-технолог.
– Химик? – я очень удивилась.
Мне казалось, что нездоровое увлечение экстрасенсорикой более пристало легкомысленной фантазерке с гуманитарным образованием. А химия – серьезная наука, точная. Странный выбор для девицы с завихрениями!
– И как она учится? – спросила я. – Плохо, наверное?
– Да нет, хорошо. Я видела ее зачетку, там за пять семестров ни одной тройки, – ответила Ирка, откровенно не понимая причины моего внезапного интереса к Катькиной успеваемости. – А почему ты спрашиваешь?
– Да просто так, из любопытства, – соврала я.
На самом деле в голове у меня уже вываривалась – медленно, как холодец из ушей и хвостов, – одна весьма любопытная мысль, я просто не хотела выдавать ее Ирке в полусыром виде.
А у подруги, оказывается, возникла своя версия событий.
– Ты знаешь, чего я боюсь? Что девчонку украли! – призналась она. – Катька единственная дочка богатенького папочки, за нее можно кучу денег заломить!
– А кто у Катьки папочка? – заинтересовалась я.
Прежде я не была знакома с этими родственниками Моржика – Андреем Петровичем Курихиным и его взрослой дочерью Катериной, да и не знала о них почти ничего. Познакомиться с Катькой толком за полдня я не успела. Мы и встретились-то случайно, потому что у Ирки вышла накладочка в расписании приема гостей. Наше семейство подруга, которой скучно было в отсутствие мужа, пригласила к себе на уик-энд, и мы приехали утром, а Катерину неожиданно привезли к тете вчера вечером. Девчонка общаться с нами не рвалась, то лежала с книжкой на диване в предоставленной ей комнате, то слонялась по коридорам. С закрытыми глазами, в балахоне, блеклая, как старое фамильное привидение.
– Андрей Петрович Курихин – владелец крупного винно-водочного производства, – ответила Ирка. – Вернее, он совладелец предприятия, там два хозяина, но оба очень богатые дяденьки! У Курихиных даже своя яхта есть.
– Ух ты! – восхитилась я. – Значит, киднеппинг имеет смысл. Однако бабка из травмпункта сказала, что Катька сама, по доброй воле ушла куда-то с «хорошим парнем».
– Ты думаешь, трудно увести куда-то эту дуру? – Ирка фыркнула, как дельфин, и с пренебрежением махнула рукой. – Да «хорошему парню» достаточно было подойти к Катьке, сделать пару пассов, помассировать чакру и со значением прошептать: «Я вижу, вижу! Вас зовут, зовут: ага! Катерина!» И все, дело в шляпе! Можно звать доверчивую идиотку на семинар «Трудные случаи расстройства кожного зрения»! Пойдет как миленькая!
– Ходить ей было трудно, – припомнила я.
– Тем сомнительнее твоя версия о том, что Катерина встретила приятеля и они пошли прогуляться, – рассудила Ирка. – Подумай сама, какие могут быть прогулки со сломанной ногой?
– Точно! – я гулко хлопнула ладонью по столу. – Ирка, ты совершенно права! Эта неувязка все объясняет! Кажется, я поняла!
– Что ты поняла? – подруга нахмурилась, предвидя, что от этого моего внезапного понимания ей лучше не станет.
– Я поняла, что Катерина вовсе не дура! – заявила я. – Дуры мы с тобой!
– Почему это она не дура? – спросила Ирка, безропотно согласившись с нелестной оценкой наших с ней умственных способностей.
– Потому что отлично все устроила, – сказала я, протягивая руку к телефону. Сняла трубку, секунду помедлила и передала ее Ирке:
– Давай-ка лучше ты!
– Что – я?! – подруга ничего не понимала и оттого сердилась.
– Позвони своему соседу, деду Васильичу, и узнай, с чего ему вздумалось красный флаг вывешивать.
– Флаг-то тут при чем?! – Ирка возмущенно засопела, но трубку послушно приняла, набрала телефонный номер и через несколько секунд принужденно улыбнулась, приветствуя собеседника: – Еще раз здравствуйте, Александр Васильич!
Я протянула руку у нее над плечом и придавила на телефонном аппарате кнопку громкой связи. Теперь мне тоже был слышен надтреснутый старческий голос:
– Это кто?
– Это Ирочка, ваша соседка! Звоню спросить, сняли ли вы белье с веревки.
– Отменные портки! – обрадовался дедуля. – Красные, пролетарские! Коротковаты мне только, промахнулась ты чуток с размером, но все равно, спасибо тебе, деточка. Я эти порты летом надевать стану, не на люди, конечно, а так, в садочек.
Ирка отклеила телефонную трубку от уха и посмотрела на нее с недоумением. Я сунулась к микрофону и басовито, подделываясь под подругу, сказала:
– Носите на здоровье! – а потом мягко отняла у Ирки трубку и положила ее на рычаг.
– Кажется, Васильич не признал порточки. Он думает, что это я ему презентовала красные пролетарские штаны, – подруга почесала макушку. – И ты поддерживаешь старика в этом заблуждении! А зачем?
– Он же расстроится, если узнает, что у него во дворе чужой человек хозяйничал, правда?
Подруга кивнула, продолжая глядеть непонимающе.
– Вот и незачем волновать старика, – заключила я.
– Постой, ты хочешь сказать, что к появлению на веревке красных штанов Васильич не причастен? А причастен кто-то другой. По-твоему, между появлением красных штанов и исчезновением Катьки есть какая-то связь? – сообразила Ирка.
Теперь уже я кивнула:
– Именно связь! Похоже, красная тряпка была условным сигналом для Катерины. Не зря ведь ее вывесили именно под ее окном?
– Да кто вывесил-то? Васильич один живет, и приходящей прислуги у него никакой нет, кто же мог похозяйничать у соседа во дворе?
– Катькин Ромео, я думаю!
– Кто-о?
– Тайный возлюбленный, кто же еще!
– У этой серой мышки есть тайный возлюбленный?! – теперешнее Иркино удивление не шло ни в какое сравнение с предыдущим. – Не может быть! Кто такой?
– Хороший парень, разумеется! Белый, чистый, бритый и трезвый!
Ирка некоторое время смотрела на меня с таким же выражением, с каким должен был созерцать свежие доски нового забора легендарный баран, а потом встала с табурета, выглянула из кухни в коридор и громко позвала:
– Колян! Коля большой!
На зов примчались сразу два Коляна, и большой, и маленький.
– Ты куда недопитую бутылку подевал? – строго спросила Ирка моего мужа. – Мне срочно нужно снять стресс.
– Все тот же стресс или уже новый какой? – поинтересовался Колян, быстро сбегав в гостиную и вернувшись с коньяком. – Неужели я что-то пропустил?
– Да, пропустили мы немало, – подтвердила я, без дополнительной просьбы выставляя на стол рюмки. – Ирусик, у меня есть еще один вопрос. Скажи, пожалуйста, за что папа Курихин посадил свою дочурку к тебе под арест?
– Я же говорила – за непослушание! – буркнула подруга. – В подробности я, честно говоря, не вникала. Кажется, Катерина связалась с неподходящей компанией, поэтому Андрей Петрович решил ее на некоторое время изолировать.
– Вот! – я воздела указательный палец. В другой руке у меня сама собой оказалась полная рюмка, и ее я тоже подняла, для симметрии. – Выпьем за здоровье хитроумной Катерины Андреевны! Всех нас обвела вокруг пальца!
– Объясни? – попросил Колян, послушно выпив за здоровье хитроумной Катерины.
– Объясняю, – сказала я и хотела заесть коньяк шоколадной конфеткой, но набежавший из коридора Масяня выхватил ее у меня из рук и вновь умчался прочь. – Шустрая молодежь растет, на ходу подметки режут! Так вот, насчет Катерины. Я так понимаю, ее увлечение практической экстрасенсорикой было показным, оно призвано было замаскировать под странности некоторые вполне разумные поступки.
– Катька делала что-то разумное? – удивилась Ирка.
– Конечно! Думаешь, зачем она поутру рассыпала по окрестностям солнечные зайчики?
– Поскольку мысль о том, что Катя поджигала отраженным солнечным лучом вражеские триремы, мы уже некоторое время назад отвергли, остается предположить, что она посылала кому-то световые сигналы, – сообразительный Колян дал развернутый ответ в добросовестной академической манере.
– Правильно! – я кивнула. – А в ответ ей посигналили красной тряпкой, вывешенной в зоне прямой видимости, а именно – на участке деда Васильича. Таким образом, Катерина убедилась, что человек, которого она ждала, находится поблизости, и предприняла меры к тому, чтобы вырваться из дома.
– Выходит, она нарочно погубила мой фирменный холодец! Перевернула кастрюлю и соврала про сломанную ногу только для того, чтобы мы ее повезли в город, к врачу! – догадалась Ирка. – Вот ведь дрянная девчонка!
– Может, и дрянная, но не глупая, – возразила я. – По дороге в травмпункт она все время глазела в окошко. Видимо, высматривала транспорт сопровождения! А я-то подумала, что страдалица мужественно пытается отвлечься картинами забортной жизни. На рентген она не пошла, меня отправила искать в ларьках экзотический напиток, а сама тем временем воссоединилась со своим «хорошим парнем» и ушла, только их и видели!
– Хорошо придумано, – оценил Колян.
– Хорошо-то хорошо, да ничего хорошего! – проворчала Ирка, заедая грустную сентенцию очередной конфеткой. – Давайте лучше думать, что нам-то теперь делать? Я ведь несу определенную ответственность за эту ловкачку. Надо, наверное, принять какие-то меры к ее возвращению, как вы считаете?
– Мы считаем так: «Раз, два, три, четыре, пять – вышла Катька погулять!» – сострил Колян.
– Пиф-паф, ой-ой-ой! Как вернуть ее домой? – в рифму подхватила я.
– Я думаю, нужно обратиться за помощью к специалистам-розыскникам, – прозаически сказал Колян. – Давайте позвоним Сереге Лазарчуку.
– Нет! – в один голос вскричали мы с Иркой.
– Только не Лазарчуку! – поморщившись, сказала подруга. – Он опять будет костерить нас за то, что мы вляпались в историю.
– Проще верблюду пройти через игольное ушко, чем доказать капитану, что мы ни в чем не виноваты! – поддакнула я, мимоходом опять вспомнив корабли пустыни. – Давайте лучше еще раз попробуем позвонить Катькиному папочке.
Ирка тут же задействовала свой мобильник, но Андрей Петрович Курихин по-прежнему был вне зоны действия сети.
– Небось в винных погребах своих сидит, король алкогольной продукции! – сердито пробурчала Ирка. Ассоциативно покосилась на полупустую бутылку и скомандовала:
– Колян, наливай!
Колян послушно поднял бутылку, и в этот момент раздался звонок. Кто-то нажал на кнопку электрического звонка у калитки.
– Катька! – гаркнула Ирка.
Она выскочила из-за стола, опрокинув табуретку, и унеслась в прихожую в вихре конфетных оберток. Подруга с ходу вылетела на крыльцо, причем так спешила, что даже не закрыла входную дверь. По ногам сразу потянуло холодом. Торопясь ликвидировать сквозняк, я пошла закрывать дверь, но услышала голоса во дворе и передумала оставаться в доме, вылезла на крыльцо.
Калитку Ирка тоже бросила открытой, так что мне видна была ее могучая фигура в пестром байковом халате. Широкой спиной и прилегающими к ней не менее широкими территориями подруга закрывала от меня свою собеседницу. То, что это женщина, было понятно по голосу: высокому и тонкому, совсем не похожему на Катькино второе сопрано.
– Он жался к вашему забору, вот я и подумала – ваш это зверек! – пищала незнакомка. – Но, если не ваш, не берите, пусть еще погуляет, побегает, может, найдет свой дом.
– Как это – побегает? – сердито забасила Ирка. – Мороз минус восемь, скоро ночь, на улицу собак выпустят, а он тут бегать будет? Нет уж! Наш он или не наш, мы его приютим. А вам спасибо за внимание.
Очевидно, на этом тема ночных прогулок на свежем воздухе была закрыта, потому что Ирка затворила калитку, повернулась и пошла в дом, мимоходом бросив мне:
– Запри дверь, пожалуйста, у меня руки заняты!
Она что-то прятала под фартуком, надетым поверх халата.
– Кто пришел? – выходя нам навстречу, поинтересовался Колян.
– Кто там? – поддержал вопрос Масяня.
– А вот кто! – торжественно сказала Ирка и вытащила из-под фартука меховой комок размером с мужской носок из козьего пуха.
– Зайчик! – в полном восторге завопил Масяня. – Тетя Ирка поймала зайчика!
– Зайчик сам к нам пришел, – поправила Ирка, погладив пушистого зверька. – Он сидел под забором, а какая-то незнакомая тетя его увидела, решила, что зайчик не может попасть к себе домой, и позвонила в нашу дверь.
– А вы уверены, что это зайчик? – недоверчиво спросил Колян. – Насколько мне известно, зайчики бывают беленькие и серенькие, а этот какой-то розовый!
– Строго говоря, он не розовый, а полосатый, – поправила его Ирка, поднимая зайчика повыше, чтобы до него не мог дотянуться общительный Масяня.
Зверек действительно был весьма необычного окраса. Голова, живот, лапы и хвост у него были белые, а поперек спинки тянулись розовые полоски.
– Тигровый заяц! Редкое явление природы! – восхитился Колян.
– Может, это помесь зайца с бурундуком? Зайцендук! Или бурундаяц! – ловко придумала изобретательная Ирка. – Бурундуки – они как раз полосатые.
– Тигры тоже полосатые! – напомнил Колян.
Чувствовалось, что он готов отстаивать свою версию.
– Да это вообще никакой не заяц, а кролик, – сказала я, забирая у Ирки полосатого грызуна. – Декоративный кролик, таких в зоомагазине продают, я видела.
– Вот таких видела? В розовую полоску? – не поверила подруга.
– По виду именно таких: с короткими округлыми ушами и тупой мордочкой, – ответила я. – Не полосатых, а черных, серых, белых, коричневых и пятнистых. Не вижу, почему бы не быть и полосато-розовым кроликам? На то они и декоративные.
– Явно какая-то помесь, – сказала упрямая Ирка. – В природе живых существ такого ярко-розового цвета не существует.
– А фламинго? – тут же заспорил с ней Колян. И запел:
– Розовый крольчонок! Дитя фламинго!
– Фу! – сказала я. – Об этом не при ребенке, ладно?
– Коля хочет потрогать зайку! – немедленно заявил о себе ребенок.
Я опустила кролика на пол. Он прижался к паласу и замер, подрагивая белыми, на розовой подкладке, ушами.
– Что зайка будет кушать? – спросил Масяня, присев на корточки и склонив голову, чтобы заглянуть кролику в морду.
– Молодец, заботливый! – похвалила я сына. – Зайка, наверное, согласится покушать зеленый салат, он в холодильнике, в ящике для овощей.
Ребенок сгреб в охапку индифферентного кролика и поволок его в кухню, напевая на ходу:
– Трусишка зайка розовый под елочкой скакал.
Опасаясь, что Мася в приступе гостеприимства разгромит холодильник, Ирка опередила ребенка на пути в пищеблок и выдала им с кроликом по мытой морковке. Масяня с новым другом удалился в свою комнату. Ирка проводила их задумчивым взглядом и вполголоса спросила:
– Не знаешь, кролика можно приучить ходить в туалет?
– Сомневаюсь, – сказала я.
Тогда подруга сбегала в подвал и притащила оттуда огромную коробку от телевизора. Из нее получился превосходный кроличий домик, такой просторный, что зверек даже смог принимать в своих апартаментах гостей. Мы быстро убедились в этом, потому что Масяня сразу же залез в коробку и закрыл над своей головой картонные лепестки крышки. Коробка немного потряслась, пока новоселы устраивались, а потом успокоилась. Вскоре из детско-кроличьей норы послышался бодрый хруст. Очевидно, жильцы с аппетитом трапезничали сырой морковью.
Ирка, я и Колян вернулись в гостиную – допивать коньяк и терзаться сомнениями. Неожиданное обретение кролика не компенсировало нам пропажу Катерины.
До самого вечера мы мучились неизвестностью. Приговорили бутылку коньяка и все время препирались, не в силах решить, должны ли сообщить о Катькином исчезновении в милицию. Хотя мы склонялись к мнению, что девица сбежала с возлюбленным, не исключалась и вероятность похищения.
– Возможен также несчастный случай! – заявила Ирка, укоризненно посмотрев на меня. – Пока ты бегала за соком, Катерина оставалась без присмотра, и с ней могла произойти какая-нибудь беда. Что, если она попала под машину?
– Под рентгеновский аппарат? – съязвила я в ответ. – Уверяю тебя, в коридоре травмпункта имеется только пешеходное движение, да и то весьма неспешное!
– Катька могла выйти из здания, – упорствовала подруга. – Вспомни: ей очень хотелось пить, а ты где-то запропастилась. Она похромала в магазин сама, стала переходить дорогу, а тут машина! Р-раз!
– Никаких дорожно-транспортных происшествий там не было!
– Но был гололед! – напомнила Ирка. – Охромевшая Катерина легко могла поскользнуться и упасть!
– Упал, очнулся – гипс! – Колян кстати процитировал «Бриллиантовую руку».
– Если сильно ударилась головой, могла не сразу очнуться, – нахмурилась Ирка. – Надо позвонить в больницы и узнать, нет ли где хромой девушки с сотрясением мозга.
– Лучше в милицию, – настаивала я. – Не Лазарчуку, а просто по ноль-два.
Мне было известно, что заявления о пропаже граждан в милиции принимают только через трое суток, но был шанс ускорить этот процесс, упомянув имя Катькиного папочки. Однако мы не знали, скажет ли нам за это «спасибо» сам винно-водочный король. Может, он предпочел бы не афишировать эту историю?
Ирка еще раз позвонила господину Курихину на мобильник, потом на домашний аппарат, потом снова на мобильник – все с тем же нулевым результатом. Мы зашли в тупик и пребывали в нем примерно до семи часов вечера.
5
– Алиска, кошмар! – вымолвил Василий Ложкин, едва ввалившись в машину.
Он стучал зубами и страстно обнимал себя руками за бока. К вечеру столбик термометра опустился до минус восьми, что в южном регионе считалось сильным морозом.
