Елена Логунова
Звезда курятника
Впрочем, я сама отпирала дверь прибывшим по тревоге Потапову со товарищи и помню, что замок был закрыт. Маловероятно, что некто с отмычкой, проникнув в квартиру, снова запер бы дверь изнутри, правда?
Поскольку менять замок и укреплять дверь мне очень не хотелось, версию с проникновением в квартиру постороннего убийцы я отвергла. А так как мне было ужасно неуютно считать убийцей кого-то из близких и знакомых, я отложила «на крайний случай» и эту версию. Было бы гораздо приятнее обнаружить, что Диму убил кто-то чужой, причем снаружи, без вторжения в наше жилое помещение, ограничив сцену кровавого действа сугубо балконом!
Уяснив задачу, мое воображение попыталось объединить имеющиеся факты, наиболее сомнительными из коих являлись следующие: во-первых, мы живем на втором этаже трехэтажного сталинского дома. Потолки у нас высокие, три метра с хвостиком, цокольный этаж здания почти полутораметровый, так что от нашего балкона до земли без малого пять метров. До крыши – почти семь. В принципе, какой-нибудь специально тренированный ловкач мог бы спуститься с крыши на балкон третьего этажа, а уже оттуда перелезть к нам, но тогда на крыше остались бы какие-нибудь следы. А я совершенно случайно подслушала, как «Первый-из-ларца», сбегав на разведку на чердак, доложил капитану Панде, что «на крыше все чисто».
Перепрыгнуть на наш балкон с соседнего было невозможно: до балконов слева и справа по шесть метров. Правда, напротив дома растет дерево с довольно удобными для лазанья ветвями, но ни одна из них не приближается к нашему балкону ближе чем на четыре метра. Виноградник, плети которого поднимаются до второго этажа вблизи соседского балкона, не выдержал бы никого крупнее бурундука: только на прошлой неделе с него со свистом рухнул дворовый кот, в амурном настроении взбиравшийся к британской кошке наших соседей.
По всему выходило, что убийца Димы должен быть либо летучим, либо прыгучим, и мое воображение, честно выполняя поставленную перед ним задачу, выдало новый список подозреваемых. В нем фигурировали Бэтмен, Человек-Паук, черепашки ниндзя и кровожадный кенгуру с кинжалом в набрюшной сумке. Убийцу на дельтаплане и Винни Пуха на воздушном шаре я исключила: дельтаплану вблизи дома негде было развернуться, а о медведях после общения с товарищем Пандой просто не хотелось думать.
Впрочем, оставался еще один вариант: к спящему на балконе Диме могли подобраться снизу. Прямо по стене, как это делают скалолазы, или на гигантских ходулях.
Скалолазов я, подумав, забраковала, потому что стены нашего дома очень ровные, гладкие, совсем недавно оштукатуренные. А вот идея с ходулями мне приглянулась! Картинка вырисовывалась четкая, ясная, без белых пятен: прибрел кто-то на длиннющих деревянных ногах, походя всадил в жертву острый нож и семимильными шагами удалился, не оставив после себя никаких следов. Разве что на мягкой земле клумбы под балконом остался один-другой отпечаток… Сыщики вполне могли его не заметить!
Преисполнившись решимости самолично отыскать ходульный след, я выскочила во двор, обогнула дом и деловито зашелестела лопухами на клумбе под балконом.
Но, поскольку я не знала, как должен выглядеть типичный ходульный след, отыскать его мне не удалось. Нашлась на мягкой земле пара подозрительных вмятин, но они вполне могли быть дырками от колышков, с помощью которых соседка с первого этажа размечала будущие клумбы, и следы сыщиков. Зато я подобрала в зеленых зарослях пару прищепок и малышовый носок, слетевший с веревки для сушки белья. Все ж не зря бегала!
Мужичков, засевших под сенью раскидистых ветвей цветущего куста, я заметила не сразу и поначалу не обратила на них особого внимания. Ну, уединилась парочка выпивох, чтобы поправить больные с утра похмельные головушки, и бог с ними… Сами пьяницы раскосыми очами тоже не вдруг зафиксировали мое присутствие, так что я успела еще услышать часть их беседы. Речь шла о каких-то деньгах, которых собутыльники лишились по вине одного из них.
– Вот че ты сделал? Че стольник выбросил? – нудно причитал один из мужиков. – Че на тебя нашло?
– А че? – столь же нудно откликался его товарищ. – Че я, своим деньгам не хозяин? Че ты имеешь против?
Судя по убитым интонациям, вялотекущий спор продолжался уже давно.
– О! – радостно воскликнула я, обнаружив среди желтеньких одуванчиков маскирующийся под цветочек второй детский носок.
Это меня выдало: мужики заметили мое присутствие и заговорили громче.
– Да че нам в этом стольнике? – драматически повышая голос, провозгласил один из выпивох. – Ты только подумай: эта бабуська целый день стоит с протянутой рукой, а тут ей разом – бах! – стольник! Она же теперь может до вечера отдыхать! Она же стала счастливой!
Монолог щедрого дарителя стольников быстро обретал философскую глубину и полнился подлинным пафосом. Теперь я узнала говорящего: это был наш сосед снизу Пашка Лутонин по прозвищу Пава. Полагаю, кличку свою Пава получил за неистребимую манеру выпендриваться при каждом удобном случае. Чисто павлин! Пока публики нет, бродит себе такая невзрачная птичка, но стоит появиться зрителю, и пава распускает хвост веером.
– Она счастлива! Ты понимаешь? Счастлива! – продолжал драматизировать ситуацию Пава. – И это значит, что все в мире хорошо! И мы с тобой очень хорошие люди, если сделали счастливым хотя бы одного человека, пусть даже всего лишь какую-то паршивую бабку! Мы, простые русские парни!
– Слышь, простой русский парень, – для приличия пару раз хлопнув в ладоши, позвала я. – Пава! Тебя опять жена домой не пустила?
– Она дура! Ты понимаешь? Дура! – Пава пошел по второму кругу. – Она не пустила в дом хороших людей только потому, что они немножко выпили! Нас, простых русских парней!
– А че мне бабка? – сильно отставая от Павы, бубнил его партнер. – Мне для бабки бабок не жалко! Я на баб больше бабок трачу!
Пава толкнул приятеля локтем в бок.
– А че нам дом? – сменил пластинку тот. – Нам и на травке неплохо! Цветочки-лепесточки, водка-селедка, все дела!
– Давно тут сидите? – поинтересовалась я.
У меня возникла надежда обрести в лицах выпивох пару свидетелей нашего ночного убийства.
– Всю ночь! – заламывая руки, вскричал Пава.
С одноразовой пластиковой вилки, которую он держал в руке, в траву свалилась безголовая килька в томате.
– Ничего такого особенного не видели? – я подошла поближе. – Не появлялись тут какие-нибудь подозрительные личности?
– Еще как появлялись! – Пава с сожалением посмотрел на пустую вилку и слизнул с нее каплю соуса.
– Расскажи, – попросила я, приготовившись выслушать продолжительный эмоциональный монолог.
Из прочувствованной речи Павы выяснилось, что на рассвете, когда все порядочные люди мирно спали, а простые русские парни отдыхали со стаканами в руках, на клумбу прискакали неразговорчивые хмурые мужики, не пожелавшие включиться в дискуссию о сторублевых благотворительных пожертвованиях. Угрюмые типы безжалостно потоптали ногами цветочки и потрясли за шиворот простых русских парней, выясняя, кто они такие и что тут делают. Личности Павы и его бубнящего приятеля, по совместительству – шурина, своевременно засвидетельствовала Павина жена Наташка, очень кстати высунувшаяся из окна. Что до третьей персоны, каковая изначально имелась на клумбе в комплекте с Павой и шурином, то об этом мужике никто ничего сказать не мог, так как это был случайный прохожий, приглашенный на пикник под кустом, чтобы сообразить, как положено, «на троих». На свою беду этот третий попытался вовлечь в гулянку и вновь прибывших суровых дядечек, с каковой целью довольно музыкально напел наиболее хмурому из них популярную в прошлом веке песню: «Мишка, Мишка, где твоя улыбка, полная задора и огня? Самая нелепая ошибка, Мишка, то, что ты уходишь от меня!» После этого мужик, которого назвали Мишкой, окончательно посуровел и забрал певца с собой в машину типа «бобик».
Если я правильно поняла, последняя соломинка сломила спину верблюда: капитан Панда расценил адресованное ему «Мишка, Мишка» как очередной бестактный намек на свою медвежью фамилию. Кроме того, убытию третьего с операми наверняка поспособствовало то, что пьяный певец сжимал в кулаке испачканный красным перочинный нож. Объяснить хмурым мужикам, что он только что открыл этим ножом консервную банку «Килька в томате» простой русский парень номер три не успел, о чем два его приятеля не уставали сокрушаться. Без третьего собутыльника они кое-как обходились, а вот режущего инструмента, без которого невозможно было добыть из консервных банок закусь, им очень не хватало.
– А кроме этих хмурых личностей, тут никого не было? Еще раньше, в потемках? – без особой надежды спросила я. – Вспомните, может, ходил тут еще кто-нибудь?
– Черный ангел приходил, грешники! – раздался у меня над головой громкий голос. – Покайтесь!
Я вскинула голову и увидела на балконе третьего этажа кряжистого старца топлесс. Грудь и живот деда прикрывала окладистая белая борода, благодаря чему он выглядел вполне пристойно.
– Петрович, давай к нам! – замахал рукой хмельной Пава, с великолепным хладнокровием проигнорировав информацию о приходе какого-то там ангела нехарактерного окраса.
Я вздохнула и подумала, что пора мне убираться прочь. Мало тут Павы было, так еще и Петрович на сцене появился!
Этот дед, очень похожий на Льва Толстого, каким его изображают на портретах, наш местный сумасшедший. Он абсолютно безвреден, так как помешан на идее перевоспитания грешников. Не знаю, каковы религиозные воззрения Петровича, но его основное занятие – проповедовать заблудшим истину, которая где-то рядом. Обычно в часы пик старик стоит на трамвайной остановке вблизи людного Нового рынка и, заглядывая в останавливающиеся вагоны, громко кричит: «Кто пользуется импортными товарами, покайтесь и больше так не делайте!» Или: «Кто производит сигареты, покайтесь и больше так не делайте!» И все, никаких тебе обещаний кары небесной, вполне невинные призывы! Вообще я только однажды слышала из уст витийствующего Петровича деструктивный, с государственной точки зрения, текст – когда старик призывал покаяться и больше так не делать тех, кто получает ИНН. Чем ему не угодил идентификационный номер налогоплательщика, даже не знаю.
– Кто натаскал на лестницу грязи? – строго спросил с балкона седобородый старец.
– Покайтесь и больше так не делайте! – машинально отозвалась я.
Пава с шурином весело заржали, а я зашагала к себе домой – за веником. Грязи в подъезд нанесли наши ночные сыщики, так что убирать за ними должна я, больше некому.
Едва я покончила с зачисткой прилегающих к квартире территорий, как позвонил Колян.
– Кыся, ты скоро? – накинулся на меня муж. – Приходи быстрее, у нас авария!
– Что случилось? – встревожилась я.
– Мы с Масяней покрасились!
– Что вы сделали? – не поняла я.
Мое неуемное воображение услужливо нарисовало двойной портрет мужа и сына с разноцветными панковскими прическами в стиле ирокез.
– Вы были в парикмахерской? – спросила я.
– Мы катались с горки! – обиженно сообщил Колян. – А ее, оказывается, покрасили! Ну, не саму горку, а ступеньки и поручни, так что у нас с малышом все лапы в краске! И передние, и задние!
– И руки, и обувь? – перевела я. – Вот молодцы! Значит, так: возьмитесь за руки, сядьте на лавочку и ждите меня, я сейчас прибегу к вам с растворителем!
Отыскав под ванной бутылочку с ацетоном, я схватила первую попавшуюся под руку тряпку и шустро порысила в парк – отмывать своих свежеокрашенных Колянов. Там выяснилось, что лавочка, на которую они по моему совету присели, тоже была окрашена, только не желтой эмалью, а зеленой, так что голубые джинсы Коляна и красный комбинезон малыша сзади сделались полосатыми. Кроме того, Масянька, желая непременно забраться папе на ручки, запятнал белую отцовскую рубашку желтыми ладошками. Колян же, пытаясь воспрепятствовать карабкающемуся на него ребенку, измазал краской Масин синий свитер.
– Клоуны! – сердито воскликнула я, изведя на папу и сына весь ацетон, но не добившись при этом особого результата. – Я же велела вам взяться за руки!
– Зачем? – не понял Колян.
– Чтобы руки у вас были заняты, ведь тогда вы ничего не смогли бы ими испачкать!
Руки, лица домочадцев и подошвы кроссовок отмыть удалось, но одежда самодеятельной химчистке не поддавалась. Пришлось сначала идти домой – домываться и переодеваться, а потом отправляться в магазин за новыми джинсами для Коляна.
– А из старых мы сделаем мне новые шорты! – с детской непосредственностью радовался оказии муж. – Ниже колен штанины отрежем, а те пятна, которые окажутся выше, будем считать декоративными! А с краю выпустим бахрому!
Я молчала. Нескучное восресенье измотало меня не хуже целой рабочей недели, и я только к вечеру нашла в себе силы обзвонить участников ночных посиделок с летальным исходом.
А звонила я им с целью прояснить личность нашего покойника. Дело в том, что я видела Диму первый раз в жизни, он же и последний! Откуда взялся этот парень, я вечером не вникла, мне было не до того: пришлось быстренько сообразить полупраздничный ужин на восемь персон, накрыть стол, потом следить за тем, чтобы тарелки гостей не пустовали, а веселая застольная беседа не прекращалась, и при этом внимательно пасти шустрого малыша, затем укладывать его спать, а после шикать на гостей, чтобы не повышали сверх меры голоса, потом укладывать их спать и пытаться уснуть самой… В общем, вчера я не удосужилась толком познакомиться с Димой, а сегодня было уже поздно. Сегодня я могла бы познакомиться лишь с его некрологом, вот только не знала, кто может таковой написать!
Пришел Дима вчера вместе с остальными гостями – Сашей, Надей, Андреем и Галей. Все пятеро появились одновременно, общались непринужденно, поэтому я решила, что Дима – старый знакомый кого-то из наших приятелей.
– Да не знаю я, как его фамилия, – отбивался от меня по телефону Саша, которому я позвонила в первую очередь. – И отчества не знаю, и домашнего адреса, и профессии! Я о нем вообще ничего не знаю, кроме имени: Дима.
– Послушай, как такое возможно? – рассердилась я. – Он же пришел вместе с вами, разве не так?
– Не вместе с нами, а одновременно! – поправил меня Саша.
Он юрист, поэтому уважает точные формулировки.
– Когда мы с Надюхой подошли к вашей двери, на лестничной площадке уже топталась эта троица – Андрюха, Галка и покойник. То есть он тогда еще был жив…
– Хочешь сказать, что с Андреем и Галиной вы встретились совершенно случайно? – не поверила я.
– Нет, не случайно, мы заранее созвонились и согласовали время, – признался Саша. – Но я лично этого Диму на свидание не звал. Спроси лучше у Андрюхи, где он выкопал этого мертвеца!
Я позвонила Андрею и обрушилась на него с упреком:
– Дуся! – это Андрюхино детское прозвище, известное узкому кругу лиц, друживших с ним в детсадовском возрасте. Андрюша тогда не выговаривал часть букв и гордо именовал себя «Андусей» или попросту «Дусей». – Где ты откопал Диму? Откуда покойник?
– С погоста, вестимо! – неуместно пошутил приятель. – Ладно, не сердись! Диму этого привел я, потому что пожалел бедолагу. Ему ночью некуда было идти.
– А у меня, по-твоему, приют для бездомных животных? – рассвирепела я. – Дуся, ты сдурел? Привел в мой дом совершенно постороннего человека! А вдруг он преступник? Или заразный больной? Или, не дай бог, налоговый инспектор? Да что ты вообще о нем знаешь?
– Честно говоря, почти ничего, – вынужденно согласился Андрюха.
Оказывается, он встретил этого парня вчера вечером, уже выйдя из офисного здания. На работе Андрюха подзадержался, а ему еще нужно было успеть забежать домой, чтобы уже оттуда вместе с женой ехать в гости к нам, поэтому по улице он почти бежал. С парнем, переминающимся с ноги на ногу у круглосуточного магазинчика, Дуся едва не столкнулся.
– Я извиняюсь, – буркнул Андрюха.
– Я тоже, – сказал незнакомец, преграждая ему путь. – Вы не одолжите мне десять рублей?
Андрюха остановился и оценивающе посмотрел на незнакомца. Тот был одет в хороший костюм, чисто выбрит, издавал слабый запах дорогого парфюма и на побирушку никак не смахивал.
– Он походил на мошенника, но сумма в десять рублей для афериста была маловата, – сказал Андрюха. – Мне стало интересно, зачем ему десятка. Я спросил, и он ответил, что по некоторым причинам вынужден заночевать в офисе и хочет купить себе на завтрак лапши. Наличность у парня кончилась, ближайший банкомат в пяти кварталах отсюда, а занять денег у знакомых он не мог, так как все его коллеги давно разошлись по домам. Я показался ему нормальным человеком, и он обратился с просьбой о займе ко мне.
– И вместо того, чтобы дать подозрительному типу десятку и пойти своим путем, ты приволок его к нам! – возмутилась я. – Ну можно ли после этого считать тебя нормальным?
– Ага. А что? Человек поел-попил и заночевал в квартире, а не в офисе! В конце-то концов мы должны совершать добрые дела! Особенно если нам это почти ничего не стоит!
– Знаешь, кто ты после этого? – прошипела я в трубку. – Ты простой русский парень! Который сделал кого-то счастливым! Пусть даже всего-навсего какого-то покойника!
– Не понял? – недоуменно переспросил Андрей, но я уже шмякнула трубку на рычаг.
Секунд через сорок аппарат требовательно звякнул. Все еще злясь, я сняла трубку.
– Леночка, не сердись на моего остолопа! – попросила Галя. – Что ты, мужиков не знаешь? Андрюха подумал, что Диму выгнала жена, и решил проявить мужскую солидарность!
– А у него есть жена? – заинтересовалась я. – Дуся ничего мне об этом не сказал!
Галя конспиративно понизила голос:
– По правде говоря, нас очень просили никому ничего не рассказывать, особенно тебе!
– Кто это вас об этом просил?!
– Сначала капитан Косолапов, потом твой друг Лазарчук.
Эта информация мне не понравилась. Обидно, почему это именно меня велено держать на скудном информационном пайке? Я усматривала в этом происки Сереги Лазарчука, который вечно старается наступить на горло моей песне. В смысле тормозит меня в погоне за истиной. Можно подумать, я у сыщиков хлеб отбираю! Без работы остаться боятся!
– Так что там с Диминой женой? – поторопила я с ответом мешкающую Галю.
– Об этом я ничего не знаю, – призналась она. – Зато мне известна Димина фамилия – смешная такая, куриная. Он Желтиков.
– Точно Желтиков, ты не путаешь? – переспросила я, вспомнив бесчисленные варианты медвежьей фамилии капитана Панды. – Не Курочкин, не Петухов, не Яичкин, не Белков-Желтков?
– Не Бройлеров и не Окорочков-Бушский, – подтвердила Галя. – Именно Желтиков, я точно запомнила, у меня был одноклассник с такой фамилией, мы с ним за одной партой сидели. И еще вот что: Андрюха сказал, что они с Димой работали в одном офисном здании.
– Это же девятиэтажка-лабиринт! – воскликнула я. – Там, наверное, тысяча комнат!
– Может, и больше, но два верхних этажа заняты редакцией «Партизанки», в которой работает твой Колян. Если он этого Диму раньше не видел, восьмой и девятый этажи можешь не считать. На шестом расположен художественный салон, там сотрудников раз-два и обчелся, сплошной выставочный зал плюс запасники. Если разобраться, найти контору, в которой работал Дмитрий Желтиков, вполне реально, – утешила меня Галя.
– Ну, и на том спасибо, – уныло поблагодарила я. – Спокойной ночи!
– И вам того же, на сей раз – без трупов, – пожелала Галя.
Я решила, что должна наведаться на работу к убиенному Желтикову и навести о покойнике справки. В конце концов имею я право знать, кого убили в моем доме? От любимой милиции в лице капитана Лазарчука и в морде капитана Панды объяснений не дождешься! На всякий случай откажу-ка я пока от дома и Саше с Надей, и Андрею с Галиной. Коляна, так и быть, оставлю в родных стенах, но буду за ним внимательно приглядывать.
Ложась спать последней, я приперла табуретом балконную дверь и перегородила рогатой железной вешалкой прихожую. Теперь Бэтмен, Человек-Паук, черепашки ниндзя и иже с ними не смогут проникнуть в нашу квартиру без шума.
Удав Каа полз по вертикальной стене, неся на себе дюжего голого парня с ножом в зубах. Медведь Балу взволнованно приплясывал под стеной, поблескивая капитанскими звездочками на погонах, нашитых прямо на мохнатые плечи.
– Мы с тобой одной крови, ты и я! – издевательски шепнул мне живой и невредимый Дима, уползая с балкона в комнату через открытую дверь.
Я не могла встать с надувного матраса, потому что была спеленута одеялом, как младенец. Кровожадный Маугли с ножом приближался, и предотвратить мое убийство могло только чудо.
– Бам-м-м! – очень вовремя грянул гром.
Желтый земляной червяк Каа с шипением рухнул вниз, и доблестный капитан Балу проворно окольцевал тело удава наручниками.
Я дернулась и, как была, в одеяле, упала на пол. Пугающее змеиное шипение не прекращалось, лишь прерывалось тихими стонами и прочувствованным матом.
– Маугли? – вопросила я, спросонья не сообразив, что ругаются не на хинди, а весьма по-русски.
– Какая зараза построила баррикаду перед сортиром? – плачущим голосом вопросил Колян.
Я проворно выпуталась из одеяла и поспешила в прихожую. В притушенном шторами лунном свете в коридорчике, на развилке между кухней и санузлом, сидел, укачивая правую ногу, мой муж. Едва не плача от боли, он рассматривал ушибленный большой палец и при этом громко шипел и тихо матерился.
– Куда это ты направлялся? – с подозрением спросила я.
– В туалет!
– Зачем это?
– Ничего себе вопрос! – возмутился супруг. – Подумай своей головой, что можно делать в сортире?
– Не знаю, не знаю, – пробормотала я. – Если на балконе можно убивать людей, то и туалет тоже вполне годится для совершения преступлений!
– Ага, для мокрых дел! – Колян с трудом поднялся на ноги, отпихнул меня с дороги и, прихрамывая, проследовал в туалет.
Я прислушалась, убедилась, что санузел задействован мужем строго по назначению, и немного успокоилась. Пожалуй, Колян Диму не убивал. Человек, который умудрился произвести такой переполох при рядовом посещении санузла, при попытке совершения убийства разбудил бы весь дом!
– Подумаешь, вешалка ему помешала! – ворчала я, забираясь обратно в постель.
Колян прихромал из клозета и рухнул рядом со мной, обиженно сопя. Дождавшись, пока он уснет, я сбегала в прихожую и восстановила заградительное сооружение.
Моя бессонница бесследно прошла, но на смену ей, похоже, явилась прогрессирующая паранойя.
