Елена Михайловна Малиновская
Две сестры. Проклятье рода
© Малиновская Е., 2013
© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2013
Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.
Часть 1
Таинственный сосед
Дом поражал своим размером. Двухэтажный, с мезонином, он угрожающе нависал над моей головой. Придерживая шляпку, чтобы не слетела, я задрала голову и попыталась оценить свои новые владения. Н-да, крыша наверняка течет – вон, даже отсюда заметны прорехи в выцветшей от времени черепице. Окна настолько грязные, что это видно и снаружи. Входная дверь как-то странно покосилась. Боюсь, внутри я обнаружу полную разруху и гнилые полы.
И все же было в этом доме определенное очарование, которое не дало мне пасть духом после первого краткого знакомства. Если закрыть глаза на все эти недочеты, он выглядел весьма величественно в окружении старых разлапистых елей. Наверное, когда-то этот дом был гордостью здешнего городка. Даже сейчас в кронах кустов, нынче бурно разросшихся перед крыльцом, угадывались шедевры топиарного искусства, а среди зарослей сорняков на клумбе я обнаружила несколько роз. Видимо, моя прабабушка в свое время не скупилась на садовника и вкладывала немало денег в поддержание порядка. Интересно, что изменилось сейчас?
– Хлоя, мы тут будем жить? – вывел меня из состояния задумчивости звонкий девичий голосок.
Я вздохнула и с усилием оторвала взгляд от дома. Ласково посмотрела на сестру, которая испуганно жалась к калитке, где неразговорчивый извозчик скинул наши чемоданы.
Анне лишь недавно исполнилось десять, но выглядела она намного младше. Наверное, со стороны мы менее всего походили на сестер. Во-первых, из-за большой разницы в возрасте – я была старше Анны ровно вдвое. Мы даже родились в один день – пятого октября, в канун Дня духов. Во-вторых, у нас были разные отцы, что не могло не отразиться на нашей внешности. В моих жилах текла жгучая южная кровь бродячего народа. Мать как-то рассказывала мне, что моя бабушка со стороны отца сбежала из дома в юном возрасте, влюбившись в знойного и страстного красавца-артейца, попросившегося переночевать. А наутро гостеприимные хозяева обнаружили пропажу не только столового серебра, но и единственной горячо любимой дочки, которая настолько потеряла голову от заезжего сердцееда, что даже не удосужилась оставить родителям записки с объяснением своего поступка. Впрочем, через год она вернулась – заплаканная, подозрительно располневшая, в обносках и с россыпью красочных синяков. Хвала Вильяму и Элизе из рода Этвуд – они не стали выгонять блудную дочь и не побоялись пересудов маленького провинциального городка. Напротив, дали ребенку свою фамилию и нарекли его Кристианом. Правда, поспешили отправить внука в закрытую школу для мальчиков, входящих в первое сословие[1], чтобы иссиня-черные волосы ребенка и его смуглая кожа, непривычные для здешних мест, перестали мозолить глаза соседям.
Судьба же их дочери, так рано ставшей матерью, с той поры теряется в семейной летописи. Вроде бы она решила посвятить жизнь служению Бригиде, покровительнице брака и материнства, и удалилась в монастырь, расположенный где-то у подножия южных гор. По крайней мере, так мне объяснила матушка. Я не знаю, как долго она еще прожила и при каких обстоятельствах умерла. Не исключено, что она до сих пор здравствует, облаченная в белоснежные одеяния послушницы и приговоренная до скончания жизни отмаливать грехи юности. Так или иначе, но в моей памяти она навсегда осталась лишь одним из имен, за которым я совершенно не представляла человека. Найна Вивьен Этвуд. Да что там, достаточно долго я считала именно Элизу своей бабушкой, поскольку та постоянно незримо присутствовала в моей жизни. Да, я совершенно не помнила, как она выглядит, но регулярно получала подарки и письма, подписанные твердой рукой прабабки.
Впрочем, хватит об этом. Именно от отца я унаследовала смугловатый оттенок кожи, чуть раскосый разрез темно-карих глаз и цвет волос. Увы, первый брак моей матери не продлился долго. Всего через год после моего рождения Кристиан Этвуд погиб. С его смертью была связана какая-то туманная и загадочная история, в подробности которой мать наотрез отказалась меня посвящать. Но общепринятое мнение гласило, что он пал жертвой взбесившейся охотничьей собаки, которая по совершенно непонятной причине напала на него и разорвала глотку.
Матушка недолго носила черный вдовий наряд. Уже через полгода она вновь примерила свадебную фату, правда, уважив традиции, выходила замуж не в белом, символизирующем невинность, а в ярко-алом. Полагаю, столь вызывающий цвет во многом был выбран из-за того, что удивительно шел ее пепельно-белым волосам и ярко-голубым глазам. Именно так моя матушка превратилась из Терезы Этвуд в Терезу Мюррей. Ну а я была обречена повторить судьбу отца и в шесть лет отправилась из родного дома на учебу в пансион для девушек, принадлежащих к первому сословию. Полагаю, во многом это было сделано из-за того, что моему новоиспеченному отчиму – Генриху Мюррею – досаждало мое присутствие в доме. Я была словно бельмо на глазу, постоянно напоминая излишне ревнивому господину в летах о молодом и красивом предшественнике.
Второй брак моей матери оказался удачнее первого. По крайней мере, он продлился намного дольше. Но по какой-то причине богиня-хранительница семейного очага Бригида долго не благословляла этот союз детьми. Наверное, не будь у матери меня – то именно ее бы обвинили в неспособности даровать супругу долгожданного ребенка. Однако все осложнялось тем, что у Генриха этот брак тоже был не первым. Предшественница моей матери – Адри Мюррей – умерла от чахотки в двадцать с небольшим, оставив безутешному вдовцу на память о себе очаровательного годовалого мальчугана, моего сводного брата Вильгельма.
Я печально вздохнула. Запутанные семейные отношения, ничего не скажешь. Если честно, мне было немного обидно из-за того, что мать по сути отказалась от родной дочери. Именно на воспитание Вильгельма она тратила все время и силы, отослав меня в пансион. По слухам, матушка оставалась образцовой мачехой даже после того, как родила Анну. О моем же существовании вспоминали лишь раз в год – на праздник перемены года, когда мне дозволялось навестить родных и получить в дар очередной наряд и теплые носки.
Говоря откровенно, я была даже рада, что мое знакомство с семейством Мюррей носило столь поверхностный характер. Мне не нравился ни Генрих, чья нелюбовь ко мне с годами становилась все очевиднее, ни Вильгельм, который, казалось, унаследовал от отца самые худшие качества характера, такие, как бережливость, доходящая до откровенной скупости, и полное отсутствие юмора. Мы с Вильгельмом были ровесниками, но он напоминал мне маленького старичка – не по годам рассудительного и до зевоты скучного.
А вот Анну я любила. Она росла вылитой копией нашей матери, от которой унаследовала светлые волосы и потрясающие голубые глаза. Но порой меня смущало ее поведение. Зачастую казалось, будто Анна видит что-то, неведомое остальным. Посредине оживленного разговора или шуточной игры она могла надолго замереть, уставившись в дальний угол комнаты. Иногда я слышала, как она разговаривает сама с собой. И меня до дрожи в коленях пугали ее рассказы про то, что она общается с призраками.
Генрих, который сперва души не чаял в дочери, тоже замечал эти странности. И в редкие свои визиты я видела, как меняется его отношение к Анне. Генрих терпеть не мог ничего, что так или иначе отличалось от общепринятых правил и норм приличия. Девушка из благородного рода не имела права обладать магическим даром! Это было уместно лишь для артейцев, которые в праздники заполоняли рыночные площади и хватали прохожих за руки, предлагая погадать, или же навязчиво пытались всучить амулеты на удачу.
Наверное, Генрих был бы по-настоящему счастлив, если бы пугающий дар Анны перешел ко мне. В конце концов, я нечистокровная итаррийка, а следовательно, мне простительно иметь связь с миром потустороннего. Но, увы, боги распорядились иначе.
Не знаю, какими резонами руководствовался Генрих, но почему-то он решил, что в этом опять-таки виновата я. Мол, какими-то неведомыми колдовскими способами я умудрилась заразить магическим даром сестру, при этом умело маскируя свой талант и не показывая его остальным. Поэтому последние четыре года я не видела сестру. Помню, это послужило настоящим потрясением для меня – когда в привычный день я так и не дождалась кареты из поместья Мюррей. Я никак не хотела верить, что родные окончательно отказались от меня в канун волшебного дня перемены года, поэтому провела много часов, прильнув к окну и отчаянно вглядываясь в ночную мглу – не раздастся ли вдалеке лошадиное ржание, не прорежет ли ее лучом магического шара возница.
Нет, я не плакала, когда поняла, что за мной не приедут. Мне было уже шестнадцать, и я стыдилась выказывать свои эмоции в столь «серьезном» возрасте. Две недели каникул я провела в пустой гулкой библиотеке пансиона, читая все подряд, лишь бы не вспоминать про предательство. Все эти дни компанию мне составляли только слуги и Мари – пожилая и очень добрая воспитательница, которая каждый день украдкой приносила мне сладости. Но по вечерам я оставалась совершенно одна в огромной холодной общей спальне и долгие часы лежала без сна, глядя в потолок и прислушиваясь к шорохам старинного дома.
Еще через два года мое пребывание в пансионе закончилось. И опять мать не соизволила меня навестить. Лишь прислала письмо с извинениями и небольшой денежный перевод, которого бы мне с трудом хватило на дорогу до ближайшего города. Правда, в тот же вечер за мной приехала карета, но не под розой с герба рода Мюррей, а под скрещенными мечами рода Этвуд. Прабабушка Элиза, к тому времени уже овдовевшая, вновь вспомнила про родную кровь. И я искренне возрадовалась, решив, будто сейчас меня отвезут к ней и я наконец-то обзаведусь семьей. Как выяснилось чуть позже, мои надежды оказались тщетными. Суровый молчаливый возница доставил меня в Батфилд – небольшой портовый город, где я совершенно неожиданно получила должность личного секретаря и компаньонки у Джоанн Атчесон, давней знакомой моей прабабки. Как ни странно, но мы весьма сдружились. Милая смешливая старушка вела оживленную переписку с половиной Итаррии и сопредельных стран. При этом она щедро платила за мою работу и порой чуть ли не насильно выпроваживала меня из дома на прогулку, приговаривая при этом, что свежий морской воздух полезен для молоденьких девушек. Мне не нравилось только одно – ее отчаянное желание устроить мою личную жизнь. За те два года, которые я проработала у нее, она перезнакомила меня, наверное, со всем своим мужским окружением. Беда заключалась лишь в том, что все знакомые Джоанн были раза в три меня старше, поэтому по вполне понятным причинам я не разделяла их матримониальные планы в отношении себя. Но мне поневоле приходилось присутствовать на многочисленных чаепитиях, более всего напоминающих смотрины, слушать очень умные и очень скучные разглагольствования важных господ о внешней политике нашего короля Альберта Первого, а потом всеми возможными способами уклоняться от свиданий, которые эти самые господа пытались мне навязать.
Не знаю, к радости или к огорчению, но вскоре Джоанн пришлось поумерить свой пыл. Преклонный возраст все-таки давал о себе знать, и она сосредоточила все внимание на своем здоровье. В доме поселился душный запах лекарств и быстро прогрессирующей болезни.
Я искренне переживала за свою работодательницу, поскольку успела полюбить ее за острый язык и тонкую иронию. Но боги, как и обычно, впрочем, остались глухи к моим молитвам, и я опять оказалась один на один с жестоким миром.
Сразу после похорон Джоанн я с изумлением узнала, что стала единственной наследницей ее пусть и небольшого, но все же приличного состояния. Казалось бы – чем не подарок судьбы? И я всерьез планировала остаться в туманном и вечно сыром Батфилде, поскольку ехать мне все равно было некуда. Однако не успела я разобраться с бумагами и вступить в наследство, как получила письмо от Мари, из которого узнала, что Анну, как некогда и меня, прислали на воспитание в пансион. Естественно, я бросила все дела и отправилась к матери и отчиму, желая узнать, почему они так поступили. Успела я лишь к новым похоронам. Выяснилось, что матушка умерла от чахотки – той же болезни, что поразила первую жену Генриха. Впрочем, в болотистой местности провинции Нормон эта напасть была весьма распространена. Генрих, глядя на меня серым ледяным взглядом, отчеканил, что не желает растить ведьму. Мол, Анна – позор для их рода, и он отказывается от нее. Нет, он выполнит свой отцовский долг и даст ей приемлемое воспитание, а затем назначит содержание, но путь обратно Анне отныне заказан. И если я желаю – то могу забирать сестру и отправляться на все четыре стороны, благо, что в деньгах больше не нуждаюсь, как донесли ему слухи.
Что мне оставалось делать? В тот же вечер я отправилась за сестрой, не успев даже отдохнуть с дороги и навестить могилу матери. Говоря откровенно, у меня и не было такого желания. Мать умерла для меня намного раньше – в ту жуткую ночь, когда я поняла, что дома меня не ждут даже на праздник.
Уже в пансионе Мари вручила мне письмо от Элизы Этвуд. Прабабка словно знала, что я не смогу бросить сестру, поэтому адресовала его именно сюда. Правда, конверт почему-то оказался выцветшим, будто пролежал где-то не один месяц. Но тогда мне было некогда задумываться над подобными мелочами. Главное – меня желали видеть! И я, забрав заплаканную сестренку, вновь отправилась через всю Итаррию, на сей раз в солнечную провинцию Вельд, а именно – в маленький городок Аерни.
И вот теперь я стояла и рассматривала заброшенный дом, около которого меня высадил возница, и недоумевала все больше и больше. Что все это значит? Такое чувство, будто тут давно никто не живет. Быть может, произошла какая-то глупая ошибка, и на самом деле это не жилище Элизы Этвуд? Или же кто-то разыграл меня и подделал почерк прабабушки, хорошо знакомый мне по письмам? Но кому это могло понадобиться?
– Что вы тут делаете?
Я вздрогнула от неожиданного громкого вопроса, прозвучавшего слишком близко. Обернулась, торопливо натягивая на лицо приветливую улыбку.
Около калитки стоял высокий хмурый мужчина лет тридцати в темном строгом костюме, несколько неуместном в столь солнечную и жаркую погоду. Он неприязненно посмотрел на меня, затем перевел взгляд на Анну, которая с искренним детским любопытством изучала незнакомца, и вновь исподлобья уставился прямо мне в глаза.
– Добрый день, – поздоровалась я, изо всех сил изображая радушие и благожелательность. Шагнула к нему, протянув руку для знакомства. – Меня зовут Хлоя Этвуд. Наверное, произошла какая-то ошибка. Я просила возницу доставить меня к дому моей прабабушки – Элизы Этвуд, но он высадил нас здесь…
– Это и есть дом Этвудов, – перебил меня незнакомец и поморщился, будто мои слова доставили ему какое-то неудобство. Покосился на мою ладонь, которую я все так же держала протянутой к нему, и демонстративно скрестил на груди руки, показывая, что не намерен ее пожимать.
– Вот как? – растерянно переспросила я, несколько растерявшись и от его слов, и от настолько нарочитого недружелюбия. – Но этого просто не может быть! Я получила от нее письмо буквально пару дней назад…
– Элиза Этвуд умерла около года назад, – перебил меня незнакомец и презрительно фыркнул. – Если желаете, навестите местное кладбище. Думаю, вы без особого труда найдете ее могилу.
Я замолчала, не зная, как реагировать на столь невероятную новость. Не торопился продолжить разговор и мужчина. Он стоял в нескольких шагах от меня, худощавый, темноволосый и синеглазый, и по-прежнему морщился, словно мое присутствие как-то тяготило его.
– За вами стоит женщина, – вдруг отчетливо произнесла Анна, которая все это время с интересом слушала нашу беседу. Невежливо ткнула пальцем в незнакомца, показывая, что имеет в виду именно его, и спокойно спросила: – Почему она плачет? Это вы ее убили?
Мужчина побледнел так резко, что я невольно подалась вперед, испугавшись, что он может потерять сознание, и намереваясь помочь ему. Однако он так свирепо глянул на меня, что я столь же стремительно отшатнулась. Почему-то показалось, что он способен ударить меня.
– О чем говорит этот ребенок? – Незнакомец с такой яростью рванул ворот сюртука, что оторвал верхнюю пуговицу, но, по-моему, не заметил этого. Он с таким ужасом уставился на Анну, будто перед ним явился посланник жестокого бога мертвых Альтиса, требующий человеческого жертвоприношения.
– Простите! – воскликнула я и торопливо подбежала к сестре. Присела перед ней и строго взяла за плечи, принуждая смотреть на меня. Укоризненно прошептала, глядя в неестественно голубые глаза Анны, соперничающие по отливу с весенним небом: – Милая, ты же обещала не пугать людей.
– Что в этом страшного? – Анна удивленно пожала худенькими плечиками, но все же отвела взор от мужчины, нехотя посмотрев на меня. – Это женщина не желает ему зла. Она просто сильно огорчена чем-то.
Краем глаза я заметила, как незнакомец стиснул кулаки. Встала и на всякий случай отстранила сестру себе за спину, опасаясь, что может произойти что-нибудь непоправимое. Наши взгляды скрестились, словно перед поединком.
– Хлоя Этвуд? – прервал нашу молчаливую битву новый скрипучий голос. – Я не ошибаюсь?
Я моргнула и с усилием отвела взор от незнакомца, переключив свое внимание на нового участника беседы. Им оказался невысокий сухонький старичок, который смешно прижимал к груди туго набитый саквояж.
– С кем имею честь? – прохладно поинтересовалась я, уже не торопясь улыбаться и уж тем более не собираясь протягивать руку для пожатия. Не нравятся мне что-то здешние обитатели. Такое чувство, что законы гостеприимства им совершенно незнакомы.
– Я Дуглас Паттерсон, – представился старичок и с неожиданной любезностью согнулся в глубоком почтительном поклоне. Затем выпрямился и продолжил: – Я был поверенным вашей прабабушки. Именно на меня возложена тяжкая и почетная обязанность выполнить последнюю волю Элизы Этвуд.
– Вот как? – Я оценивающе взглянула на потрепанный костюм поверенного и поношенные ботинки, которым не помешала бы жирная вакса и новые набойки. Сдается, популярностью у клиентов этот самый Дуглас не пользуется.
Морщинистые щеки поверенного чуть порозовели от смущения. Видимо, он без особых проблем угадал мои мысли. Приветливая улыбка на его губах поблекла, он выпрямился и сухо проговорил:
– Как я понимаю, вы приехали сюда потому, что получили письмо вашей прабабушки, а теперь гадаете, как такое могло произойти, ведь она умерла уже достаточно давно. Что же, эту тайну я с легкостью разрешу для вас. Это я отправил вам письмо. Нейна Элиза оставила его мне незадолго до своей смерти с указанием отправить адресату через год после ее похорон.
Я нахмурилась, недоумевая все сильнее и сильнее. Ничего не понимаю! Что все это означает? Почему я не могла узнать о смерти прабабушки сразу же и побывать на ее похоронах? Впрочем, теперь становится понятно, почему конверт оказался таким пожелтевшим. Письмо действительно было написано давно. Но зачем потребовались все эти тайны?
– Однако дальнейший разговор я предпочитаю продолжить в другом месте, – с нажимом произнес тем временем Дуглас и с явным намеком покосился на невоспитанного незнакомца, который, не думая скрывать своего интереса к происходящему, подошел чуть ближе.
Мужчина, услышав это, отчетливо скрипнул зубами, и почему-то от этого у меня весьма потеплело на душе.
– Да, конечно, – медовым голоском сказала я и несколько растерянно пожала плечами. – Но, право слово, я не знаю, где мы можем укрыться от чужих ушей, – после чего злорадно посмотрела на мрачного неразговорчивого типа, умудрившегося испугать меня чуть ранее, давая понять этому грубияну, что говорю именно о нем.
– У меня есть ключи от дома. – Дуглас многозначительно похлопал по саквояжу. – Полагаю, мы сможем устроиться в гостиной. Тем более что все это отныне по праву принадлежит вам.
Я едва не подавилась от столь внезапного заявления. Нервно хихикнула, решив было, что Дуглас шутит. Однако поверенный ответил мне суровым взглядом, и усмешка так и умерла на моих губах. Получается, прабабушка завещала мне дом? Ничего не скажешь, везет мне в последний год на наследства. Эдак, пожалуй, вскоре я стану весьма завидной невестой.
– Пойдем, Хлоя, – оживилась Анна и потянула меня в сторону крыльца. – Мне так нравится здесь!
Я скептически кашлянула. Если честно, дом выглядел жутковато даже сейчас, когда на дворе царил яркий безоблачный полдень. Страшно представить, что будет вечером. Но с другой стороны – кто сказал, что наш разговор продлится допоздна? Наверняка в местной гостинице для нас с Анной найдется комната на ночь. И я послушно шагнула вслед за сестрой.
Незнакомец тем временем буркнул себе под нос что-то явно ругательное, круто развернулся на каблуках и отправился восвояси, напоследок не удержавшись от искушения хорошенько хлопнуть калиткой, да так, что лишь чудом не сорвал ее с петель.
Дуглас, склонившийся над дверным замком, вздрогнул от резкого звука. Кинул боязливый взгляд через плечо, вновь отчаянно прижав к груди саквояж, но тут же расслабился, увидев, что это незваный гость так шумно покинул наше общество.
– Вы случайно не знаете, кто это? – поинтересовалась я, поднимаясь к поверенному по скрипучим ступенькам.
– Случайно знаю. – Дуглас хитро блеснул стеклами круглого пенсне, которое водрузил себе на нос, и сейчас пристально изучал при его помощи увесистую связку ключей, выбирая подходящий. – Это ваш сосед, найна Хлоя. Сьер Лукас Одли.
Почему-то фамилия грубияна показалась мне знакомой. Я наморщила лоб, силясь припомнить, где именно ее слышала, но в этот момент ключ с душераздирающим скрипом повернулся в замочной скважине и дверь приглашающе распахнулась перед нами.
* * *
Внутри дом выглядел еще более зловещим, чем снаружи. Остановившись на пороге, Дуглас принялся рассеянно нахлопывать себя по карманам, что-то пытаясь отыскать.
– Полагаю, так будет лучше, – наконец проговорил он, прищелкнул пальцами – и в тот же миг перед ним запылал яркий огонек, моментально осветивший захламленную прихожую.
Я изумленно округлила глаза, осознав, что в руках поверенный моей прабабушки сжимает огненный камень. Дорогая вещь, которая совершенно не гармонировала с его потрепанным костюмом и старыми ботинками. Наверное, стоит целое состояние. Интересно, откуда он достал в этой глуши предмет, до предела напитанный покупным заклятием?
– Подарок благодарного клиента, – с улыбкой пояснил Дуглас, перехватив мой удивленный взгляд.
Увы, это пуще прежнего подхлестнуло мое любопытство. Неужели Дуглас оказывал какие-нибудь услуги истинному магу? За всю свою недолгую жизнь я ни разу не встречала настоящего колдуна, хотя путешествовала для девушки моего возраста немало. Конечно, в Батфилде мне доводилось общаться с мошенниками, выдающими себя за представителей столь славной профессии, но обычно все их фокусы были рассчитаны лишь на неграмотных представителей третьего сословия и слишком впечатлительных дам, которые просто теряли головы от флера недосказанности и интриги, умело создаваемого аферистами.
– Так, и где же он? – тем временем загадочно протянул Дуглас, запрокинув голову и что-то рассматривая на потолке. – Ага, вот ты где!
Повелительно ткнул указательным пальцем наверх – и крохотное помещение затопил свет пробудившегося магического шара, до сего момента спокойно плавающего в воздухе. Это меня как раз не удивило. Моя прабабушка была достаточно состоятельной дамой, чтобы позволить себе подобные вещи. Благо, что сейчас их производство поставлено на широкую ногу. Огненные камни встречаются намного реже. И тотчас же с негромким хлопком огонек перед поверенным погас, видимо, выполнив свою задачу.
Дуглас уверенно провел меня через прихожую в небольшую гостиную. Стекла здесь были настолько грязны, что солнечный свет с трудом пробивался через них. В полумраке лишь угадывались очертания мебели. В воздухе сильно пахло пылью и плесенью. Но тут вслед за нами в комнату вплыл магический шар, и я разглядела два дивана, несколько кресел, закопченный камин, который явно давно не чистили, и длинный книжный шкаф, расположенный у одной из стен.
Увлеченная изучением комнаты, я все же заметила, как Дуглас осторожно примостил свой вместительный саквояж прямо на пол. Анна тем временем выдернула свою ладонь из моей и подошла к огромному портрету, украшавшему стену над камином.
– Давайте присядем и обсудим завещание вашей прабабки, – сказал Дуглас, продолжая хранить загадочную усмешку в уголках тонких губ.
Я скептически покосилась на диван, чья обивка пугала угрожающими пятнами неизвестного происхождения, затем перевела взгляд на Анну. Сестра не обращала на наш разговор ни малейшего внимания, зачарованно замерев напротив портрета, изображающего седовласую суровую женщину в темном строгом наряде. Хм-м… Я никогда не встречалась с Элизой Этвуд, но логичнее всего было предположить, что именно ее нарисовал неизвестный художник. После чего опять посмотрела на Дугласа, безбоязненно занявшего одно из кресел, и осторожно примостилась на самый краешек дивана.
– Наверное, вы удивлены, найна Хлоя, – начал тот, едва только я расположилась напротив.
– Не то слово. – Я позволила себе кривую усмешку. – Я полагала, что произошла некая ошибка или розыгрыш. Было очень странно приехать по приглашению в гости и застать дом пустым и заброшенным.
– Понимаю ваши эмоции. – Дуглас сочувственно кивнул. – Право слово, я сам был весьма изумлен, когда ваша прабабушка, нейна Элиза, озвучила свою волю. Даже пытался отговорить ее, приводил все возможные доводы по поводу того, что ее решение могут посчитать сумасбродным и даже безумным. Увы. Ваша прабабушка явила истинное упрямство рода Этвуд.
Анна при этих словах неожиданно рассмеялась, да так заливисто, что я вздрогнула и обернулась к ней. Впрочем, буквально сразу же она замолчала и вновь уперлась неподвижным взглядом в портрет.
– Прошу прощения, – извинилась я. Выдавила из себя неловкую улыбку. – Дети бывают так непосредственны.
– Понимаю. – Дуглас снисходительно хмыкнул. Наклонился ко мне и, вкрадчиво понизив голос, произнес: – Можете мне не рассказывать. У меня шестеро. И это только от второй жены! От первой еще трое.
Я с трудом удержалась от изумленного восклицания. Девять детей? Ничего себе! Но разрешение на развод в Итаррии весьма трудно получить. Это вам не легкомысленная западная Ольгестия, где подобное в порядке вещей.
– Моя первая жена, увы, погибла, – поспешил продолжить Дуглас, видимо, тоже осознав, что его слова прозвучали несколько двусмысленно. – Мы пробыли в браке всего пять лет.
– Сожалею, – вежливо сказала я.
– Да, я тоже. – Дуглас пригорюнился, окунувшись в печальные думы. Но уже через пару мгновений вновь встрепенулся, видимо, вспомнив о цели своего визита. – Впрочем, хватит о моих семейных проблемах. Речь сейчас о вас, найна Хлоя. Итак, ваша прабабушка, Элиза Этвуд, завещала вам дом и все свое состояние. Правда, она особенно настаивала, чтобы вы узнали об этом лишь через год после ее смерти. Поэтому приглашение приехать было отослано вам так поздно. Но это еще не все. Нейна Элиза сделала особый упор на то, что с момента вашего приезда вы обязаны все ночи проводить в доме. Иначе завещание теряет свою силу, и все ее состояние переходит в собственность иных лиц.
– Вот как? – Я изогнула бровь, несколько удивленная столь странным требованием. – И как же вы намереваетесь проследить за выполнением этого пункта?
– О, не подумайте дурного. – Дуглас негромко рассмеялся. – Понятное дело, я не собираюсь приставлять к вам соглядатая, который каждый вечер будет запирать вас в доме, а утром выпускать наружу. Просто знайте – хозяин местной гостиницы, сьер Арчибальд, мой давний друг. Если вдруг вы однажды решите снять у него комнату – то я буду в курсе этого уже максимум через час. А больше я не знаю вариантов, где молодая незамужняя и очень привлекательная девушка сможет провести ночь в такой глухомани, как наш городок, – после чего понизил голос и с явным намеком завершил: – Естественно, существуют и иные варианты, но вряд ли вы на них отважитесь, поскольку это нанесет непоправимый вред вашей репутации.
Я крепче стиснула губы, удерживаясь от резкого ответа. Кровь прилила к щекам, когда я осознала, на что намекает поверенный.
– Что же, резонное возражение, – медленно проговорила я, постаравшись, чтобы мой голос прозвучал как можно более сухо и строго. – Но получается, что я до скончания жизни окажусь привязанной к этому дому. Нет, не подумайте дурного, я не страдаю особой любовью к перемене мест, однако столь жесткое требование кажется мне несколько… хм-м… странным. Вдруг однажды я захочу повидать отчима и сводного брата или хотя бы навестить могилу матери?
– Полгода, – оборвал меня Дуглас. – Вы должны прожить здесь ровно шесть месяцев от сегодняшнего дня – одиннадцатого апреля тысяча пятьсот девятого года от битвы богов. По истечению этого срока, то бишь начиная с двенадцатого октября этого же года, вы вольны делать все, что ваша душа пожелает. Даже можете продать дом и навсегда покинуть Аерни.
Почему-то после этого заверения поверенного цепкая рука дурного предчувствия лишь крепче сжала мое сердце. Почему именно полгода? Что должно произойти здесь со мной за это время?
– И что я получу в обмен на выполнение этого требования? – еще суше поинтересовалась я, краем глаза следя за Анной, которая медленно переставляла пыльные статуэтки на каминной полке.
– Поверьте мне, найна Хлоя, многое. – Дуглас широко улыбнулся. С щелчком раскрыл саквояж и зашелестел бумагами, выискивая нужные. Затем протянул мне несколько листов, скрепленных багрово-черной гербовой печатью. – Вы можете ознакомиться на досуге с завещанием вашей прабабушки. Это, естественно, копия, оригинал хранится у меня, заверенный должным образом. Здесь перечислено все то, что перейдет в ваше полноправное владение после полугода проживания в доме.
Я пробежала взглядом предложенный документ. Мысленно охнула и принялась читать более внимательно, чувствуя, как мои брови все выше и выше поднимаются от удивления. Затем выжидательно подняла глаза на лучащегося довольством Дугласа.
