Елена Матвеева
Последние из айризид
Из легенды пришли вы. В легенду уходите,
Непокорные, вольные девы Луны!
Прокатились, как ливня дыхание свежее,
Вы по выжженной Солнцем степи.
Вы ушли в забытье, но, воскреснув легендами,
Вы потомкам поможете путы порвать,
Оживите сердца, напоив их надеждой,
И, расправив могучие крылья, летать!
Часть 1. Короткая. О чём рассказал Геродот (историческая справка).
110. . После победоносного сражения при Фермодонте эллины (так гласит сказание) возвращались домой на трех кораблях, везя с собой амазонок, сколько им удалось захватить живыми. В открытом море амазонки напали на эллинов и перебили [всех] мужчин. Однако амазонки не были знакомы с кораблевождением и не умели обращаться с рулем, парусами и веслами. После убиения мужчин они носились по волнам, гонимые ветром, пристали, наконец, к Кремнам на озере Меотида. Кремны же находятся в земле свободных скифов. Здесь амазонки сошли с кораблей на берег и стали бродить по окрестностям. Затем они встретили табун лошадей и захватили его. Разъезжая на этих лошадях, они принялись грабить Скифскую землю.
111. Скифы не могли понять, в чем дело, так как язык, одеяние и племя амазонок были им незнакомы. И скифы недоумевали, откуда амазонки явились, и, приняв их за молодых мужчин, вступили с ними в схватку. После битвы несколько трупов попало в руки скифов и таким образом те поняли, что это женщины. Тогда скифы решили на совете больше совсем не убивать женщин, а послать к ним приблизительно столько молодых людей, сколько было амазонок. Юношам нужно было разбить стан поблизости от амазонок и делать все, что будут делать те; если амазонки начнут их преследовать, то они не должны вступать в бой, а бежать. Когда же преследование кончится, то юноши должны опять приблизиться и вновь разбить стан. Скифы решили так, потому что желали иметь детей от амазонок.
112. Отправленные скифами юноши принялись выполнять эти приказания. Лишь только женщины заметили, что юноши пришли без всяких враждебных намерений, они оставили их в покое. Со дня на день оба стана все больше приближались один к другому. У юношей, как и у амазонок, не было ничего, кроме оружия и коней, и они вели одинаковый с ними образ жизни, занимаясь охотой и разбоем.
113. В полдень амазонки делали вот что: они расходились поодиночке или по двое… Скифы, приметив это, начали поступать так же. И когда кто-нибудь из юношей заставал амазонку одну, женщина не прогоняла юношу…
114. После этого оба стана объединились и жили вместе, причем каждый получил в жены ту женщину, с которой он впервые сошелся. Мужья, однако, не могли выучиться языку своих жен, тогда как жены усвоили язык мужей. Когда, наконец, они стали понимать друг друга, мужчины сказали амазонкам следующее: "У нас есть родители, есть и имущество. Мы не можем больше вести такую жизнь и поэтому хотим возвратиться к своим и снова жить с нашим народом. Вы одни будете нашими женами и других у нас не будет". На это амазонки ответили так: "Мы не можем жить с вашими женщинами. Ведь обычаи у нас не такие, как у них: мы стреляем из лука, метаем дротики и скачем верхом на конях; напротив, к женской работе мы не привыкли. Ваши же женщины не занимаются ничем из упомянутого, они выполняют женскую работу, оставаясь в своих кибитках, не охотятся и вообще никуда не выходят. Поэтому-то мы не сможем с ними поладить. Если вы хотите, чтобы мы были вашими женами и желаете показать себя честными, то отправляйтесь к вашим родителям и получите вашу долю наследства. Когда вы возвратитесь, давайте будем жить сами по себе".
115. Юноши послушались жен и так и поступили: они возвратились к амазонкам, получив свою долю наследства. Тогда женщины сказали им: "Мы в ужасе от мысли, что нам придется жить в этой стране: ведь ради нас вы лишились ваших отцов, и мы причинили великое зло вашей стране. Но так как вы хотите взять нас в жены, то давайте вместе сделаем так: выселимся из этой страны и будем жить за рекой Танаисом".
116. Юноши согласились и на это. Они переправились через Танаис и затем три дня шли на восток от Танаиса и три дня на север от озера Меотида. Прибыв в местность, где обитают и поныне, они поселились там. С тех пор савроматские женщины сохраняют свои стародавние обычаи: вместе с мужьями и даже без них они верхом выезжают на охоту, выступают в поход и носят одинаковую одежду с мужчинами.
(Геродот. Мельпомена, книга IV.)
* Объяснения в конце текста.
Часть 2. О чём не знал и не мог рассказать Геродот
I
Степь. Бескрайняя. Днём жаркая, прозрачная, дрожащая в полдень знойным маревом. Травы густым ковром покрывают её, на том ковре цветы шьют причудливый узор. Ветер дыханием своим гонит волны по травам. Речушки звенят прозрачными струями, словно браслеты на девушках, переливаясь хризолитовой зеленью рощ. Далеко видно в степи. Жизнь пропитывает её до последней травинки пением жаворонка в вышине, шуршанием змеи, тревожным свистом сусликов, кликом степного орла. Такова степь днём, а сейчас ночь.
Серые силуэты всадников скользят в тумане. Сааремат* кутается в плащ, уздечка натягивается, и конь недовольно трясёт головой, бряцают бляхи, и, кажется, по всей степи слышен этот звон. Темно, ни одной звёздочки, и будто никогда не было солнца. Сгущая темноту, туман пеленой окутывает людей. Впереди забряцали оружием.
Сааремат сжимает рукоять меча, готовый выхватить его в любой миг. Ночь и туман, в десяти шагах уже ничего не видно. Воины до боли в глазах всматриваются в темноту.
«Откуда только взялся этот туман? – думает Сааремат. – Может, злые духи наслали его?»
Снова волнуются лошади, и люди готовят оружие. Сааремату чудится силуэт всадника. Кто он? Человек или призрак? Несколько стрел летят в его сторону. Силуэт сливается с туманом.
– Призрак, – шепчут люди и молча возносят молитву богам.
Такое тоже бывает, в степи бродят души непогребённых.
В тумане не мудрено сбиться с пути. Самое разумное – остановиться и разбить стан, но отряд в дозоре, и это обязывает людей двигаться вперед, по приметам угадывая дорогу.
Cнова спокойно, только фыркают кони, тихо бряцает упряжь, глухой стук копыт и непроглядная тьма. Где-то здесь, в дне пути, несёт свои воды Танаис*, это самые отдалённые пределы пастбищных земель сколотов*. Наверное, тут встречаются духи степи и реки, рождая этот непроглядный, леденящий душу туман.
Людей клонит в сон. Кони мерно качают всадников, и глаза всё чаще слипаются. Опытный Тар ведёт отряд, назначена дежурная охрана. Привыкший с детства сутками не сходить с коня, сколот мог бы заснуть в седле, но какая-то необъяснимая тревога, пробирая до костей, мешает. Откуда-то из темноты доносится далёкий крик совы.
Что это? Туман сияющей пеленой застилает глаза, кони начинают ржать, сон отлетает мгновенно, и сколоты хватаются за оружие. Сияние распадается на десятки, нет, сотни огней, которые движутся, пляшут, словно выписывая завораживающие, колдовские знаки. Призраки? Нет. Слышно ржание коней. Отряд останавливается, ощетинившись мечами и копьями. Огни приближаются. Тар медлит: вдруг свои? Кто-то кричит в темноту, но нет ответа.
Сааремат старается бороться с оцепенением, пытаясь рассмотреть противника, но огни завораживают, приковывают внимание. Неожиданно сосед сдавленно вскрикнул, повернувшись, Сааремат увидел, как он склонился на шею коня: дротик пронзил его плечо. Тут же над ухом пропела стрела, а из темноты выросли всадники. Уже отбиваясь, Сааремат понял, что их окружили. Нападающих было много, а может, так только показалось в сутолоке начавшегося боя. В пляшущем свете факелов он рассмотрел лицо врага – бледное, узкое, с огромными чёрными глазами, холодно смотрящими из-под остроконечного шлема. Противник не подпускал его близко, и сколот не мог использовать свой короткий акинак.
Скрежет оружия, крики победителей, стоны раненых, ржание лошадей, воздух становится душным от пота людей и животных, в ноздри бьёт запах крови. Этот запах всегда пьянил, вызывая жуть от ощущения близости смерти, и подхлёстывал, придавая сил бороться за жизнь. Наверное, именно это и спасло Сааремата, когда его раненый конь, поднявшись на дыбы, рухнул, зацепив и лошадь противника. Сколоту чудом удалось избежать опасности быть придавленным телом животного.
Вскочив на ноги и прикрывшись щитом, Сааремат бросился на противника. Тот отступил, занося меч для удара, и, развернувшись, по-глупому подставил правый бок под меч сколота. Чтобы пронзить его печень, достаточно было немного дотянуться мечом, либо, шагнув одновременно, нанести удар, правда, теряя устойчивость в боевой стойке. Развёрнутый боком корпус противника тоже усложнял задачу, но Сааремат не мог позволить себе не воспользоваться мгновением оплошности врага. Подставляя свой щит под удар чужого меча, сколот сделал большой шаг с прямым выпадом, нанося удар мечом снизу. Противник, устремившись навстречу его удару, повернулся, и меч сколота скользнул по мечу врага. Воин в чёрном коснулся грудью правого плеча Сааремата, бедро ощутило пронзительный укол. В отсветах факелов он снова видел узкое, измазанное землёй лицо врага с чёрными злыми глазами.
«Сейчас он достанет меня», – пронеслась мысль. Необъяснимым чувством, которое возникает только в бою, сколот мгновенно осознал свою уязвимость и, с немыслимой быстротой отскочив от противника, толкнул его.
Только что его жизнь висела на краю смертельной пропасти, но Сааремату было не до размышлений, почему противник не нанёс смертельный удар в открытый живот. По растерянности или неопытности? Сколот, не давая противнику опомниться, бросился в бой, занося высоко меч и нависая над ним. Воин в чёрном, прикрываясь серповидным щитом, присел, и Сааремат, с торжеством видя его испуг, атаковал сверху, наседая всей силой могучего мужского тела воина. Соперник, развернувшись всем корпусом, остановил щитом его меч. Одновременно он, неожиданно быстро поднявшись, нанёс второй удар щитом в грудь сколота, а второй рукой – резкий удар в низ живота. Дыхание перехватило, и острая боль пронзила тело. Сааремат, от силы собственного удара, скользнул по щиту противника, отлетая в сторону. На мгновение взгляд охватил поле боя.
«Совсем мало наших, – мелькнула мысль, и снова возникло лицо врага с холодным взглядом. – Ни тени страха», – успевает отметить сколот, пытаясь подняться и овладеть почему-то дрожащим телом.
Запах крови щекочет ноздри, разливается жаркой, удушливой волной, бьёт в голову, давит на виски; дыхание перехватывает, в глазах темнеет. Тело Сааремата, обмякнув от толчка, откатывается и падает на залитую кровью землю. Последнее, что помнит сколот, – вырванный с корнем цветок, склоняющийся к его лицу.
II
Сколько времени прошло? Зелёные стебельки травы, склоняясь к земле, касаются лица, ветер перебирает рыжеватые волосы сколота.
Сааремат открыл глаза. Яркое синее небо, лучи восходящего солнца окрашивают обрывки облаков в розовые и нежно-сиреневые тона. Сааремат пытается встать, но тело не слушается. Собрав силы, он напрягает все мышцы, боль пронзает руки и ноги, приходит понимание, что он связан. Расслабившись, сколот оценивает своё положение. Насколько позволяют путы, он приподнимается. Голова тяжёлая, в ушах шум. Не сразу, но всё же удаётся сесть.
Это было не место боя, значит, их успели оттащить. Сааремат пытается определить, где они. Напрасно осматривается он: ни одной знакомой приметы не замечает зоркий глаз воина и охотника. Оружие исчезло, доспехи сняты. Рядом сидят и лежат его связанные товарищи. Невдалеке щиплют траву кони и сидит охрана. Пленники в мрачном молчании злобно посматривали на них. Сааремат с удивлением отметил, что, кажется, все сколоты живы. Может, он и ошибается, может, почти все, но даже раненый Астан здесь. Пересчитать не удаётся: в голове – туман.
Вдали показался отряд всадников, они гнали свободных коней. Подъехав, спешились, охрана, поднявшись навстречу, приняла коней. Пока враги разговаривали, посматривая на пленников, пили воду, Сааремат пытался определить, кто они. Ничего не получалось. Одеты одни были в обтягивающие кожаные штаны, другие – в шаровары и обуты в высокие сапоги. На плечи наброшены плащи, из-под которых видны доспехи, на головах – остроконечные войлочные нашлемники с развязанными сейчас наушниками и затыльником. Вооружены воины были луками, дротиками, серповидными мечами.
Передохнув, часть из них двинулась к пленникам, остальные – к лошадям. К Сааремату подошёл его ночной противник. Совсем юный, с большими чёрными глазами. Самолюбие воина было уязвлено – проиграл мальчишке…
Победитель развязал пленнику ноги.
– Вставай! – скомандовал мальчишечьим, чуть хрипловатым голосом.
У Сааремата мелькнула мысль: нанести удар ногой, повалить на землю, а потом.... Потом видно будет. Он исподлобья посмотрел на чужого воина. Тот, глядя в упор, криво ухмыльнулся.
– Не надейся! – сказал, словно читая мысли. – Вставай!
Сцепив зубы, сколот поднялся. Остальных тоже, освободив ноги, заставили встать.
– Иди! – Сааремат получил толчок в спину.
Ноги плохо слушались. Ковыляя, он медленно побрёл, руки были связаны за спиной. Его подвели к лошади.
– Садись!
Сколот не двинулся. Рывок за плечо развернул его.
Пленников заставляли садиться верхом. Тех, кто сопротивлялся, оглушив, взваливали на лошадей, привязывали.
– Выбирай.
Выбора не было. Сааремат подчинился. Глаза закрыли плотной повязкой. Наконец тронулись в путь. Никогда ещё не было так тяжело Сааремату в седле, если бы не верёвки, наверное, упал бы с лошади. Ужасно хотелось пить, связанные сзади руки ныли до самых плеч, ног он уже не чувствовал, пот заливал лицо. Сколот проклинал своих пленителей, молил Богов то послать ему смерть, избавив от позора, то дать силы для мести. Судя по ослабевающему жару солнечных лучей, они ехали до вечера, затем спустились по склону, и живительный запах сырой прохлады дохнул на измученных пленников. Наконец остановились, пленным развязали глаза, стащили с сёдел как мешки с зерном, сбросили на землю, потому что затёкшие ноги подломились. Руки развязали, но никто не имел сил двигаться.
Сааремат, приподнявшись, осмотрелся. Они были на песчаном берегу реки. Сзади на шею накинули верёвку, но он не мог сопротивляться. Чужие воины окружили их, они сняли плащи, и теперь стали заметны стройные высокие фигуры, одетые в кожаные доспехи, к широким поясам крепились мечи.
Командир чужих, старший годами, но тоже ещё безбородый, внимательно рассматривал сколотов, тихо отдавая по очереди распоряжения стоящим рядом воинам.
«Эллины, – подумал Сааремат, – живущие в городах у моря, бреют бороды, но это не они. Судя по молодости, мальчишки испытания проходят на взрослость и, вероятно, уже прошли» …
Воины окружили пленных.
– Вставайте! – приказал командир.
Кое-как сколоты поднялись.
– Раздевайтесь!
Пленники не спешили. Сааремат почувствовал остриё меча на шее, а двое воинов выволокли самого молодого Гурда, заломив ему руки, подтащили к старшему. Тот одним движением меча распорол на юноше одежду, которая лохмотьями упала к его ногам. Швырнув перепуганного мальчишку на землю, командир чужих плетью для лошади со всей силы ударил по земле рядом с пленником, который сжался, прикрыв голову.
– Сейчас, – в тишине сказал старший, – все разденутся и вымоются в реке! Иначе этого буду пороть, пока не сдохнет или вы не поумнеете! Если хоть один попытается противиться, этому перережу глотку! Несговорчивых окунём сами! Ну, что? Начинаем? – двое вытащили из-за пояса плети.
У Сааремата внутри всё сжалось, он готов был выкрикнуть, но Тар опередил его:
– Не тронь мальчишку! Твоя взяла!
У Сааремата отлегло от сердца. Что бы там ни было, а пока жив, есть надежда.
Выхода не было, они разделись.
Всадники, загнав пленных в воду, отрезали им возможность к бегству, окружив со всех сторон. Окриками, тычками их заставили окунуться с головой и вымыться. Каким бы глупым ни выглядело их положение, Сааремат испытал облегчение, попав в воду. После ужасной дороги неплохо было смыть пыль и пот, голове тоже стало легче.
Точно так же бесцеремонно их выгнали на берег. Одежда исчезла, осталась только обувь, и рядом лежали куски серой ткани. Едва пленники успели обмотать бёдра, их разделили на группы по пять-шесть человек и, связав руки впереди, повели вверх по береговому склону. Охранники ехали рядом.
Поднявшись на берег, они миновали прибрежные заросли – и за пригорком увидели селение, расположенное в роще. Войлочные шатры, круглые, четырёхугольные, располагались по кругу, в центре размещался навес. Окружал стан глинобитный забор, кое-где вился дым костров, донося такие домашние, уютные запахи. Из посёлка навстречу шла группа девушек в коротких полотняных платьях, подобных туникам эллинов. Они несли корзины и пустые меха для воды. Поравнявшись, они приветливо заулыбались воинам, обменялись, вероятно, приветствиями и, скользнув по пленным безразличными взглядами, пошли к реке. Рядом с Саарематом ехал его ночной соперник, и сколот иногда бросал на него косой злобный взгляд. Из-под шлема у него выбилась прядь черных волос и лезла в глаза. После очередной безуспешной попытки заправить её воин снял шлем. Волосы пушистой охапкой рассыпались по плечам и спине. Сааремат невольно приостановился, получив тут же толчок в спину и окрик:
– Вперёд!
Между тем воин, собрав и закрутив туго волосы, снова надел шлем. Впрочем, какой воин?
Сааремат мог поклясться, что это женщина! Сколот, озираясь, рассматривал других.
«И остальные безусые, безбородые, с высокими голосами, несомненно, тоже женщины!» – думал он, поражённый этим открытием. Сердце почему-то бешено билось.
Они вошли в селение. Навстречу торопились встречающие, приветствуя отряд жестами, возгласами, радостно улыбаясь. И уже все сколоты изумлённо осматривались. Вокруг были одни женщины. Некоторые одеты в короткие платья, состоящие из двух полотнищ, сшитых на плечах или скреплённых фибулами, другие – в штанах и коротких куртках, – но все были женщины. Только женщины! Внешне они отличались от сколотов. Черноволосые, смуглые, с удлинёнными лицами и огромными глазами. Тела их были мускулистые, но вместе с этим и округлые.
Пленных привели под навес с деревянным полом, велели сесть и привязали к поперечным перекладинам, окружающим помост. Пришли новые охранницы и с ними несколько пожилых женщин. Все в шароварах, свободных рубахах с длинными рукавами, которые были подпоясаны широкими, с расшитыми бляшками ремнями из крашеной кожи. Они молча прошли, осматривая пленников; когда поравнялись с Таром, он попытался заговорить с ними, но в ответ было лишь молчание. Не сказав ни слова, женщины ушли.
Сааремат, насколько позволяли верёвки, повернулся:
– Кто-нибудь понимает, кто они?
– Не знаю, – мрачно отозвался Астан, – но злые духи точно им помогают.
– Помните, осенью эллины за шкурами приходили? Спрашивали о девках-воинах?
– Я думал – враньё, сказки, – вздохнул Фидар. – Что же теперь будет?
– Если они женщины, может, не всё так страшно? – попытался пошутить Цара.
– Да, среди них, я заметил, есть очень даже неплохие, на мой взгляд, – поддержал Астан. – Почему бы не договориться? Я готов попробовать.
– Ты неисправим. С раной в плече, с верёвкой на шее, но готов попробовать, – невесело усмехнулся Авдан. – Не забудь, по чьей милости ты здесь.
– Эллины их амазонками называли, – припомнил Тар. – Попробуем договориться, спешить не будем. Должны же они заговорить, раз до сих пор не убили.
– А что о них рассказывают? – с тревогой спросил Фидар.
– Не волнуйся, парень, главное – мы живы, – утешил Авдан – Надеюсь, они…
– Не надейся, – подал голос, до сих пор молчавший Саухал. – Это у эллинов они амазонки, а мы их зовём эорпаты*.
– Но, если они хотели бы нас убить, то уже давно могли сделать это! – с отчаянной надеждой предположил Гурд. – Значит, мы нужны им живыми?
– Значит, у нас действительно есть надежда?! – поддержал Фидар. – Пока мы живы, мы сможем бороться! Я прав, Саухал?
– Прав, – мрачно ответил старший сколот. – Пока жив, надежда есть.
Что-то насторожило Сааремата в его ответе, и он внимательно глянул на Саухала. Тот сидел, опустив глаза и нахмурив брови. Юноша понял: положение далеко не радужное, просто старший товарищ жалеет мальчишек. Пока всё равно ничего не поделаешь.
Сколоты замолчали, переживая каждый по-своему случившееся.
Пришли амазонки, раздали пленным лепёшки с мясом, кислое молоко. Сколоты молча ели, говорить почему-то не было желания.
Время ползло, как черепаха, ничего не менялось. Среди шатров иногда проходили амазонки; что было за спинами, связанные не видели. Тени деревьев и столбов вытянулись – близился вечер.
Снова появились три женщины с кувшином. Наливая в три чаши, они по очереди поили пленников. Сааремат давно хотел пить и с жадностью и удовольствием делал большие глотки. Он даже не сразу заметил, что вода пахнет травами, впрочем, вкус был приятный, и жажда сразу исчезла. Охранницы, отвязывая, по одному уводили пленных.