Первое, что я сделала, когда Белена вернула мне возможность говорить и двигаться – это объяснила ей, что чёрную ворону невозможно отмыть добела. Можно только перекрасить, но когда оперение сменится, оно снова будет чёрным. Не добрыми делами зло искупается, а искренним раскаянием. Если такого раскаяния нет, вечных мук на том свете избежать не получится.
– А это уже не твои заботы. Ты добро принимай, благодарной будь, а мнение своё при себе держи, – с важным видом заявила мне ведьма. – Вокруг тебя вон сколько всего творится, чему ты причин не знаешь. О своих бедах думай и от помощи не отказывайся, пока предлагают. В порядок себя приведи для начала, а то молоко вон уж по сорочке течёт.
– Оно не текло бы, если бы из-за тебя Власов ребёнка не увёз, – проворчала я в ответ.
Дверь она тоже перестала удерживать закрытой, поэтому у меня появилась возможность покинуть комнату. Понятно, что Белена теперь будет таскаться за мной повсюду, пока не поймёт, что её неискренние усилия выбелить добрыми делами чёрную душу бесполезны. И продолжаться это может очень долго – наличие колдовского дара упокоиться не позволяет, да мёртвая ведьма и сама на тот свет отправляться не хочет. Но мир мёртвых уже внёс эту душу в свои списки, и дар теперь не просто даёт отсрочку от неизбежного, а мучает.
Зимой я с помощью медиума говорила с покойной Марфой, и она рассказала мне, каково это – принадлежать смерти. Колдовские способности – это неотделимая часть души. Иногда бывают исключения вроде меня, но это большая редкость. И если ведьма или колдун уносят свой дар с собой в могилу, он становится проблемой. Магию обязательно нужно кому-то передать или завещать – человеку, природе, любому живому существу или даже неодушевлённому предмету. Если нет наследника, то можно написать книгу и связать магию с ней – тогда после смерти ведьмы вся её сила уйдёт в написанные слова. Можно сделать какой-нибудь амулет и отдать магическую силу ему. Практикующие ведьмы знают об этой необходимости и обо всём заботятся заранее, поскольку знают, что посмертие станет наказанием, если оставить дар при себе. Добрым он мешает обрести покой – напоминает о своём существовании и вызывает тоску по миру живых. Злые с его помощью пытаются вернуться, противятся положенному возмездию и беспокоят упокоенных. По этой причине в мире мёртвых существует подобие изолятора – маленький Ад для тех, кто не избавился от колдовства. Магия тянет душу обратно к живым, смерть – в другую сторону. Неупокоенные колдуны и ведьмы в этом изоляторе безмерно страдают вне зависимости от того, добрыми они были при жизни или злыми, знали о необходимости передать дар или нет. Единственный способ вырваться оттуда в мир живых и освободиться от магии – это призыв. Кто-то должен призвать неупокоенную душу. Марфу, например, призывал Назар. А вот кто призвал Белену и с какой целью – это уже вопрос. Этим человеком мог быть кто угодно из тех, к кому я обращалась за помощью, когда спасала Толю – имя-то ведьмы известно, а ритуал призыва не очень сложный.
Я плакала, когда сцеживала в раковину накопившееся молоко. Хранить его не имело смысла – у Власова было такое лицо, когда он забирал у меня сына, что надеяться на их скорое возвращение не приходилось. На мои телефонные звонки он не ответил. Куда поехал? Где они сейчас? Вещей никаких не взял ни для себя, ни для Владика. Он сына даже помыть не удосужился – я не нашла грязные ползунки ни в ванной, ни в нашей спальне. Так от огня убегают, думая только о спасении жизни. Неужели Власова наши прежние магические приключения напугали настолько, что у него развилась настоящая фобия? Но ведь он же согласился, чтобы я вернулась к колдовству, и даже предложил колодец для болотника выкопать.
Выйдя из ванны, я обнаружила полупрозрачный призрак Белены ползающим по ковру в гостиной.
– Что-то потеряла? – спросила брезгливым тоном, потому что своё отношение к ней скрывать не собиралась.
– Ты мне верить на слово не хочешь, я поэтому сейчас тебе доказательства предъявлять буду, – заявила она, приподняв край ковра. – Плошку дай, в какую мужики окурки складывают.
– Пепельницу что ли? – вопросительно приподняла я бровь.
– Угу, её, – кивнула Белена и выпрямилась во весь рост, сжимая что-то в бледном кулаке. – Ну чего встала? Тебе правда нужна или нет?
Я скрестила руки на груди и прислонилась плечом к дверному косяку.
– Нужна. Начни с правды о том, кто тебя с того света вытащил.
– Ну так дурында какая-то безбедной жизни возжелала и заговор с обращением к древним ведьмам читать начала, – беззаботно отозвался призрак. – Имён там нет, а слова призывные были, вот я первой и успела на них выскочить. Я разве не древняя? Объяснила дурёхе этой, что на том свете ни у кого несметных сокровищ нет, поэтому не заговоры читать надо, а работу искать. Не веришь, да?
– Не-а.
– Ну и не верь, – отмахнулась она. – Плошку давай. Сейчас мы домового твоего из его пакостливой шкуры вытряхивать будем.
Я только тогда поняла, зачем она по полу ползала. Домовые хоть и духи, но в воплощённом виде они лохматые – шерсть иногда теряют. А с шерстью домашней нежити много чего магического сделать можно. И вроде бы жалко Нефёда в лапы злой ведьмы отдавать, но ведь он реально врун бессовестный. А с того момента, как Белена появилась, он вообще на глаза показываться перестал и не откликнулся ни разу, хотя я его звала.
– Ладно, – согласилась я на экзекуцию над домовым, но не без сомнений.
Откуда мне знать, что это не подстава какая-нибудь? Я даже при прежних способностях видеть не могла, кому нежить служит, а без них… Но интересно ведь. И если хозяйка домовому не я, то причиной того, что с моей семьёй и вокруг меня творится, может быть кто-то посторонний. Кому-то надо, чтобы я снова от безысходности и обилия проблем головой о стены билась.
Власов не курит, но для курящих гостей пепельницу он сам купил, хотя по назначению она до сих пор ни разу не использовалась – стояла в серванте на полке рядом с бокалами для виски, поскольку в наборе с ними шла.
– Красивая посудина, – похвалила Белена, высыпала в пепельницу собранные шерстинки, присмотрелась к ним и выбросила несколько штук обратно на пол. – У тебя кошка линяет. Ты хоть бы прибиралась что ли, дитё всё-таки в доме малое. Вот наестся…
– Ты не отвлекайся, – намекнула я на то, что нотации относительно домоводства и ухода за ребёнком слушать не желаю.
– Ведро воды принеси, – потребовала она. – Как домовой выскочит, ты его сразу хватай и в ведро суй. Пытать его будем без жалости, пока во всём не сознается.
– А в чём он должен сознаться? – поинтересовалась я. – Может, объяснишь?
– Нет уж. Пусть сам всё скажет. Моим-то словам веры у тебя нет.
Я попробовала ещё раз позвать Нефёда – не отозвался. Принесла из ванны не ведро, а детскую ванночку – в неё больше воды влезает. Скатала ковёр, чтобы не намочить. Натаскала холодной воды. Для Нефёда хуже мытья пытки нет. Я его один только раз мыла – в Лесном, когда он в самый первый раз мне в облике грязной кошки показался. Вода и Граф – это всё, чего он боится.
– Может, собаку привести? – предложила я.
– Зачем? – не поняла Белена.
– А они с Нефёдом ненавидят друг друга, – пояснила я.
– Веди, – согласился призрак ведьмы. – Чем страшнее ему будет, тем быстрее разговорится.
Я привела в гостиную с улицы ещё и щенка – на поводке, чтобы по всему дому не носился. Графу присутствие духа пришлось не по нраву – пёсель сразу же вознамерился вернуться во двор, а когда не вышло, начал жалобно скулить и напрудил лужу.
– А раньше собаки тебя не боялись, – заметила я, обращаясь к Белене. – Говорят, что они дурных людей хорошо чувствуют.
– Сама ты дурная, – огрызнулась ведьма, дождалась, пока я закреплю поводок на трубе отопления, и наконец-то приступила к выполнению своего замысла.
Дружить с огнём у неё раньше получалось, но принадлежность к миру мёртвых, видимо, сказалась на магических способностях не лучшим образом. Воплотиться, например, Белена уже не могла. Зажечь даже крошечный огонёк у неё тоже не вышло, поэтому мне пришлось принести из кухни ещё и спички.
– Не смешно, – раздражённо скривилась она, заметив на моём лице усмешку. Пошептала что-то над пепельницей и скомандовала: – Поджигай.
– А если он не в доме? – спросила я, вынимая из коробка сразу несколько спичек.
– В доме, – уверенно ответила Белена. – Прячется трусливо. Знает, что я здесь, а удрать не может, потому как велено всегда подле тебя быть.
– Кем велено? – снова задала я интересующий меня вопрос, но в ответ услышала только повторный приказ:
– Жги, говорю. Сейчас сама всё узнаешь.
Я чиркнула спичками по коробку и бросила их в пепельницу. Лежащие на дне шерстинки вспыхнули, и одновременно с этим в мансарде раздался дикий вопль.
– Там у тебя ничего ценного нет? – невозмутимо поинтересовалась Белена.
Я ринулась к лестнице – мне только пожара для полного счастья не хватало. Ничего ценного в мансарде не было, но там лежали доски и запас обоев. Лестница угловая – в два пролёта. Я уже мчалась по ступеням второго, когда орущий огненный шар выкатился мне навстречу и чуть не сбил с ног. Одного взгляда хватило, чтобы понять, что наверху ничего воспламениться не успело. А в ванночку Нефёд запрыгнул сам, спасая свою шкуру от огня. Белена приподняла призрачную юбку и сунула свою полупрозрачную ногу туда же, придавив ею домового.
– Хозяйка, спаси! Хозяйка! – вопил Нефёд, разбрызгивая воду по линолеуму. – Не верь ей! Она тебе смерти желает!
– Желаю, да, – подтвердила Белена спокойно. – И желаний своих не скрываю. А ты, подлец, признавайся, кому на самом деле служишь.
– Никому я не служу! Вольный я!
– Ну да, – скептически кивнул призрак. – Вольный. И честный. Эля, давай сюда пса.
Граф к этому моменту успел сделать под радиатором ещё одну лужу, забился в угол и смотрел на происходящее с неподдельным ужасом. Страх в нём перевесил ненависть к домовому.
– Иди сюда, лопоухий, не бойся, – вытащила я несчастного зверя из угла и понесла к ванночке.
Щенок отчаянно завизжал и начал вырываться. Поцарапал когтями мне руку и даже попытался укусить.
– Кидай его в таз! – отдала Белена очередной приказ.
– Да у него сейчас сердечный приступ случится, – возразила я, продолжая держать животное на вытянутых руках.
– Кидай, говорю! Собаку ей жалко…
Да, жалко. Граф-то ни в чём не виноват. Он маленький ещё и глупый. Я уже хотела было его отпустить, но заметила панику в глазах Нефёда, поэтому всё же бросила щенка в ванночку. Думала, что он выскочит и с визгом удерёт, но щенок вместо этого вцепился зубами в мокрую шкуру домового и начал с остервенением трепать своего врага. Белена медленно убрала ногу из воды и сказала мне с ухмылкой:
– А теперь смотри и слушай. Хорошо, что о собаке вспомнила, без неё дольше бы возиться пришлось.
Нефёд истошно орал. Граф с грозным рычанием терзал зубами и когтями его шкуру – вроде и мелкий ещё совсем, колобок лохматый, а всё же пёс. Вода из ванночки уже не только весь пол в гостиной залила, но и мебель забрызгала, и стены. Я никак не могла понять, почему домовой вырваться не может – он ведь сильнее. А потом Белена обошла меня со спины, положила мертвенно-ледяные ладони мне на плечи и ненадолго поделилась со мной тем, чего я была лишена. Она дала мне другое зрение – возможность видеть мир так, как я видела его раньше. Так, как видят его настоящие ведьмы.
– Видишь? – спросила она.
Я кивнула, потому что не нашла нужных слов. Граф рвал не домового – он отчаянно пытался содрать с мокрой шкуры Нефёда тёмное пятно, въевшееся в энергию домашнего духа чуть пониже его широченного рта. Это пятно опоясывало нежить на манер строгого ошейника с шипами, направленными внутрь.
– Собаки на тёмную колдовскую силу именно так и реагируют, – пояснила Белена. – У них это инстинкт. Поэтому в Лесном собак и не было ни у кого.
– Уберите! Уберите его от меня! – орал Нефёд, отбиваясь от щенка и захлёбываясь остатками воды. – Спасите!
– Почему он не убегает? – нахмурилась я. – Его ведь никто уже не держит.
– Страх его держит, – усмехнулся призрак ведьмы. – Этот домовой настолько же трусливый, насколько наглый. О спасении молит, а сбежать ума просто с перепугу не хватает, вот и весь секрет.
– Дарёна! Спаси! – вдруг выкрикнул Нефёд.
– О! А вот и истину подвезли! – обрадовалась Белена. – Поняла теперь, кто ему настоящая хозяйка? Готова моим словам верить? Ежели готова, собаку можно убирать, а я этого поганца подержу, чтобы сызнова не спрятался.
Если верить Белене… Нет, я знаю, что верить ей ни в коем случае нельзя, но выслушать-то её версию «правды» мне ничего не мешало. Так вот… Если верить Белене, то во всех напастях, обрушившихся на мою семью в последние дни, виновата Дарёна. Точнее, Мария. Имя сути не меняет, поэтому неважно, как зовут эту мерзавку.
– Дитё твоё само по себе дар необычный, потому как бесплодным мужикам плодиться несвойственно. А твоему мальцу природа ещё и от щедрот своих отвалила всё то, что для защиты ему ещё в утробе дадено было. Вся сила, с которой ты управляться не умела, ему перешла, но не так, как она тебе досталась. Его б разорвало, если б такую мощь сразу заполучил, поэтому подарком ему стала связь крепкая. С природой-матушкой он этой силой соединён, и дар его вместе с ним растёт. Колдуном не станет, потому как способностей нет, а природу понимать будет куда лучше, чем другие.
– С животными что-ли разговаривать? – уточнила я.
– Ты совсем что-ли умом повредилась? – выпучила она на меня свои прозрачные глаза-пузырьки. – На кой с ними разговаривать-то? Учёным он станет. Как это… Ну, которые природу любят.
– Экологом?
– Да неважно, – махнула она рукой. – Травником, геологом… Жизненная сила его от природы питается, понимаешь? И всю его жизнь так будет.
– Ну это не редкость, – пожала я плечами. – Таких людей много.
– Так-то оно так, – согласилась Белена. – Только вот природа заранее ни перед кем не отчитывается, кого она одарить подобным образом собирается, а после появления на свет к таким деткам уже не подступиться. Они от тёмного колдовства от роду защищены. Пуповинку-то кто срезал, а?
– Мария.
– Вот то-то же! А где теперь эта пуповинка? В каких целях её пользуют?
– Не знаю.
– И не узнала бы, если б не я, – с гордым видом заявила мне мёртвая ведьма.
– Ага, – согласилась я. – Если б не ты, мне не пришлось бы по колдунам помощи искать, в сугробе рожать и своими способностями за жизнь Власова расплачиваться. Благодарно кланяться за это в пояс не буду, уж извини.
– Тю, какие мы нежные… – фыркнула она. – Я тебя что ли заставляла кругами носиться, когда искомое под носом было? А Дарёна к тебе и без этого пришла бы. Она ж знала, какое дитё ты носишь. И понимала, каким оно родиться может. Наплела, что боль нужна, чтобы твой дар от всего лишнего очистился перед тем, как она его заберёт, а ты и поверила. Мучилась, страдала, силу природную два дня в себя без меры тянула, чтоб разродиться, а она тем временем свои дела делала. И коню твоему ретивому хомут создала, чтоб не брыкался, а по её указке скакал, и тебя болью изводила, чтоб ты себя помнить перестала. Знаешь, зачем? Если бы ты своей рукой пуповину срезала, то могла бы через сына силу природную получать. Способности, что от Марфы тебе достались, Дарёне ни к чему. Про часть души своей она не соврала, а во всём остальном обманула. Для того она дар твой отняла, чтоб ты колдовство видеть и понимать перестала. Не ведала чтобы, что она сыночка твоего ненаглядного к рукам прибрала.
И снова как в сказке – чем дальше, тем страшнее. Не всякое тело способно долго душу чёрной ведьмы в себе носить. Мария множество раз меняла «сосуды», потому что они быстро приходили в негодность. Издеваясь надо мной, она буквально заставила природу щедро одарить моего ребёнка, потому что предпосылки для появления такого дара были очевидны. А потом, срезав пуповину, чёрная ведьма получила возможность тянуть природную силу через Владика для того, чтобы подольше поддерживать жизнь своего нового вместилища. Пользоваться природной магией она не может, но направить её во благо плоти – вполне. А я ослепла и оглохла с магической точки зрения. Раскатала губу на нормальную человеческую жизнь и семейное счастье. Так бы и было, если б мне не втемяшилось снова заняться магией. Точнее, так бы всё выглядело.
Мария снова прибрала к рукам Фросю и Нефёда. Кикимору она заставила демонстративно уйти, но велела не спускать с меня глаз, когда я нахожусь вне дома. Фроська тоже была в Мизгиревке – шастала поблизости, оставаясь незаметной. И на ней такой же ошейник, как на Нефёде. А домовому было велено присматривать за мной, пока я в доме. Я ведь, наивная, с ним делилась своими мыслями о том, что с магией мне было бы проще, а он всё это своей истинной хозяйке докладывал.
Болотник в нашем подвале действительно появился не случайно. До этого он у соседей в колодце жил, потому там всё так и загрязнилось, что чистить пришлось. Когда Мария-Дарёна узнала, что я о магии помышляю, она приказала нежити создать для меня такую проблему, чтобы я обязательно заинтересовалась и по уши увязла. Со Степаном Фроська первой познакомилась. Они общались, болотник с ней печалями своими делился. Фроська же и подала идею подсунуть мне болотника с его историей о разлучённых влюблённых – я же жалостливая и сентиментальная. А у Власова кикимора тем временем шепотками вырабатывала не свойственную ему виккафобию – это с её помощью Толя неожиданно начал панически бояться всего, что связано с колдовством.
– Она же нашёптывала, что ребёнка у тебя отобрать надо. Что плохая ты, что зло людям делать хочешь. Что бежать от тебя надо, сверкая пятками, если ты хоть какого-нибудь колдовства коснёшься. А тут не просто колдовство – тут я! И про яблочко… Где яблочко-то молодильное, что Дарёнка вам презентовала?
Мне даже идти к серванту не пришлось – я видела, что яблока нет, ещё тогда, когда пепельницу доставала. Только у меня никаких крамольных мыслей по этому поводу не возникло – Толя сто раз уже говорил, что надо этот презент выбросить.
– Нет яблочка, да? – усмехнулась Белена. – И мужа своего ты теперь не найдёшь. Я б раньше сказала, да только возможности вырваться сюда не было.
– Откуда тебе знать, что кикимора Власову нашёптывала? – недоверчиво осведомилась я.
– Ну так шепотки-то видны, а я вроде как пока ещё ведьма, хоть и мёртвая, и не настолько сильная, как раньше, – последовал ответ, сопровождаемый очередной усмешкой. – Глаза-то у меня на том свете не отняли. И голову тоже. Одно с другим сложить могу и выводы сделать. Дарёна тело сменила, и я знаю, как она теперь выглядит. Мужик твой с яблоком молодильным исчез и ребёнка забрал. А яблоки эти не только годы назад отматывают, но и память об этих годах тоже. Не вспомнит он тебя. А Фроська его туда отведёт, куда хозяйка велит. Кикимора-то с ним уехала, чтоб сам не потерялся и дитё не потерял.
– А убить меня не проще было? – задала я вполне логичный вопрос. – Как-то всё слишком сложно.
– Убить нельзя ни тебя, ни мужика твоего, потому как тогда пуповинка силу утратит, – развела Белена руками. – Дитё-то от вас двоих народилось. Пока оба живы, силу можно в полную меру пользовать. Как один помрёт, сила ополовинится. Целое-то лучше половины. А яблоки из воздуха не растут. Если есть одно, значит, и дерево имеется. Вас обоих и дитё ваше ими до-о-олго кормить можно. Не одно столетие.
– Это бред, – озвучила я своё мнение. – Такая дикая схема ради того, чтобы из тела в тело не прыгать?
– Ну так а Дарёне-то на том свете тоже уж давно прогулы ставят, – пояснила мне мёртвая ведьма. – Для того, чтоб из одного тела в другое перескакнуть, опасный путь проделать надо под самым носом у смерти. Думаешь, это просто?
Я уже ни о чём не хотела думать – у меня опять ум за разум зашёл. Одно только успокаивало – если верить Белене, то вредить мне, Власову или нашему сыну Дарёне не с руки. Она при таком раскладе оберегать нас всех троих должна.
– А она разве вредит? – удивилась Белена, когда я высказала эту мысль. – Пока она только мужа и ребёнка от тебя подальше убрала, чтоб ты, неуч, каким-нибудь криворуким колдовством им жизнь ненароком не сократила. Ты ж как медведь, шершнем в зад ужаленный, напролом всегда прёшь, пути не разбирая. По сторонам не глядишь, о последствиях не думаешь. От тебя она самое ценное и оберегает. О тебе-то волноваться – только время зря тратить. Ты и на пустом месте приключения отыщешь, потому как спокойно жить не можешь.
– А о какой большой беде для моего сына ты, в таком случае, распиналась, когда уговаривала выслушать тебя? – оскорбилась я.
– Ну так о тебе и говорила, – заявила она с таким невинным видом, будто прописную истину озвучила. – Ты для своего мальца сейчас и есть главная беда. Слепа, как крот, а в колдовство лезть собралась. Наворотишь опять дел, а потом плакать будешь.
– Я наворочу? – злобно сощурилась я. – В прошлый раз тоже я всё наворотила? Ты с больной-то головы на здоровую не перекладывай.
Следующие полчаса мы на повышенных тонах обменивались взаимными претензиями. Время от времени перепадало и Нефёду, который с мокрой шкурой и несчастным видом продолжал сидеть в ванночке с остатками холодной воды, переводя полный ужаса взгляд то на меня, то на Белену. Ни одно из сказанных ею слов домовой не подтвердил, поскольку после вопля «Дарёна!» ошейник из чёрной магии заставил его умолкнуть надолго – широкий рот просто исчез с наглой морды невольного предателя. После этого на любой из заданных вопросов Нефёд только одинаково испуганно моргал, и добиться от него чего-либо вразумительного было невозможно.
– Ладно, пусть тогда болотник подтвердит про Фросю, – предложила я, и мы, продолжая препираться, спустились в подвал.
– Степан! – рявкнула я.
– Да нет его, – брезгливо скривилась Белена, проведя бледным пальцем по покрытой плесенью стене. – Удрал, гад.
– А он-то почему гад? – возмутилась я. – Если ты не врёшь, то его Фроська с Нефёдом обманом сюда привели.
– А кто, если не гад? Красавец что ли писаный? – возразила она. – Ты рожу-то его жабью видела?
Не идти же к соседям, чтобы болотного духа допросить, правильно? Он вообще после наших с Беленой криков мог удрать не в ближайший колодец, а куда-нибудь в более безопасное место – понятно же, что обещанная домовым и кикиморой помощь не светит. И что у меня в итоге осталось, кроме слов Белены? Да ничего! Фрося с Власовым уехала, Нефёд рта лишился, болотник удрал – некому подтвердить хоть что-нибудь из того, что я в это утро услышала.
– Хорошо. Допустим, я тебе поверила. А дальше-то что? – спросила я, не желая мириться с таким поворотом судьбы.
– Воеводе на мужика своего пожалуйся, и пусть его ищут, чтоб на тебя плохо не думали, – предложила Белена. – Всё одно ведь не найдут. А мы тем временем из тебя обратно ведьму делать будем.
– Как?! – в отчаянии всплеснула я руками. – У меня ни силы нет, ни способностей!
– Ну так а я знаю, где взять, – осклабилась она. – Желающих отдать ненужное поимённо перечислить могу. Зря я что ли столько времени на том свете маялась?
– А Дарёна?
– А что Дарёна? Наблюдать будет за потугами моими и хихикать издевательски. Чтоб с ней тягаться, тебе такая силища нужна… В общем, быстро и легко это не получится.
От продолжения разговора меня отвлёк стук во входную дверь – Вера Ивановна принесла молоко. Прошлась по моей мокрой одежде беглым взглядом и спросила, всё ли у нас нормально. Потом поинтересовалась, не поругались ли мы с Анатолием, а то он прошлым вечером уж очень сильно недоволен был тем, что соседка про Галину гадости говорила.
– Поругались, – честно призналась я. – А ночью он уехал и Владика увёз. На звонки не отвечает. Если к вечеру не объявится, пойду к участковому заявление писать.
– А ты к Галине сходи, – посоветовала Вера Ивановна. – Может, там он. Вот чуяло моё сердце, что вертихвостка эта…
– Не знаю, что оно там у вас чуяло, но лучше бы вы мне вообще ничего о Галине не говорили, – сердито бросила я ей. – За молоко спасибо, но больше пока не приносите. Я одна столько не выпью.
И дверь у неё перед носом захлопнула.
– Что ещё за Галина? – поинтересовалась Белена, за ухо двумя пальцами вытаскивая мокрого домового из ванночки.
– Не твоего ума дело, – огрызнулась я. – Исчезни, пожалуйста, с глаз моих до вечера.
Она уронила Нефёда обратно в воду и снова выпучила на меня свои прозрачно-водянистые глаза.
– Куда исчезнуть?
– Да куда хочешь, но чтоб здесь тебя не было, – поставила я условие. – Мне одной побыть нужно.
– Зачем это?
– Реветь буду, себя жалеть и думать, хочу я тебе верить или нет, – выдала я план своих действий на текущий день.
– А, ну раз так…
Белена исчезла. Я отнесла молоко в холодильник, по пути в гостиную прихватила в ванной полотенце, вытащила Нефёда из ванночки, обтёрла его, усадила на журнальный столик, заглянула в полные печали и безысходности жёлтые глаза и спросила:
– Ну и что мне делать?
Домовой моргнул в ответ и пустил слезу. Ну да, у него горе – без рта-то вкусняшки в себя не засунешь. Придётся на диете сидеть, причём долго. Даже если я поверю Белене и соглашусь на её помощь, ошейник из чёрной магии снять смогу не скоро. А мёртвая ведьма либо и правда не может сама это сделать, либо не хочет.
Поверить ей – значит, добровольно отказаться от Власова и сына. Не пытаться искать их, не суетиться. «Ведьмы обречены на одиночество», – так она мне говорила? А вдруг это она всё подстроила? Вдруг она снова хочет из зависти к нашему счастью разлучить нас? Вдруг всё сказанное ею – ложь?
Но Нефёд-то звал на помощь Дарёну. Им обоим верить нельзя.
Я ещё раз попыталась дозвониться до Власова, но ответом снова были только длинные гудки. Хотела позвонить Серёжке, но передумала – вдруг Толя вернётся? Только зря человека побеспокою. Начала наводить порядок в гостиной, чтобы занять себя хоть чем-то, кроме дурных мыслей. Плакала. Нефёд некоторое время наблюдал за мной, а потом сполз со столика и полез под диван.
– Ну вот куда тебя опять понесло? – вздохнула я, смахнув рукой стекающие по щекам слёзы.
В ответ на этот вопрос в знак крушения всех моих надежд из-под дивана выкатилось зелёное яблоко – не огрызок, но несколько раз надкушенное. Наверное, Толя уронил его, потому что торопился. Значит, если верить Белене, муж меня либо уже забыл, либо забудет в ближайшее время. А если не верить? Как скоро я сойду от всего этого с ума?