Перевод – О. Колесников
К издателю.
Сэр! Недавно лондонский «Экономист» в статье, озаглавленной «Чем Англия наказала Индию» и перепечатанной большинством местных газет, высказал следующее: «Из масс извлечена жизненная соль, и любой амбициозный индийский юноша, полный недоразвившейся силы, находится в более безнадежном положении, чем армянин в Санкт-Петербурге или алжирец в Париже». Исходя из общих принципов, но мало любя политику, возможно, из-за физиологического несоответствия, чтобы быть способной понять и потому оценить великолепную интригу с этими названиями – я ничего не могу сказать касательно замечания «алжирец в Париже». Мои представления об «алжирцах» слабо ассоциируются с пастилками сераля, продаваемыми свободными сыновьями безграничной пустыни на углах парижских улиц, могут быть опровергнуты любым французом, если он того захочет. Однако, хотя я американская гражданка и полностью отделила свою персону от отеческого покровительства России, за исключением того факта, что я родилась в России, я все-таки – одна из тех, кто, из-за пылкости своей натуры чувствует непреодолимую тягу «воздать должное» противнику, даже если этот противник – московское правительство, когда нападки на него несправедливы. И эта инсинуация «Экономиста» по поводу безнадежного положения «армянина в Санкт-Петербурге» – так же несправедлива, как и глупа, лжива настолько, что подобное очень легко опровергнуть. Безусловно, издатель лондонского журнала, который позволил опубликовать такую ремарку, должен либо забыть, либо вовсе не знать того факта, что покойный главнокомандующий экспедиционными войсками нынешней Центральной Азии был армянином; что генерал Тегукасов,[103] один из героев последней войны в азиатской части Турции, который недавно заменил покойного Лазарева – армянин, без единой капли европейской крови; что армия, как и гражданская служба, на Кавказе с первых дней российского владычества была полна армянскими, грузинскими и даже мусульманскими полковниками, генералами, командирами и другими высокопоставленными государственными лицами; что величайшие кавказские герои почти все были армянами, грузинами или татарами, например, принц Бебутов (который действовал во время Крымской войны как вице-король Кавказа), несколько Меликовых, Тархановых, Орбелиани, Багратион, Хан Адиль-Гирей, и очень много других, что, в конце концов, из «Мусульманских полков» вышла превосходная группа людей, известная как «мусульманские телохранители царя», и выбирались в них воины от простого солдата до самого высокого генерала, и все были мусульманами. Сомнительный недавний суффикс «ов» фамилии Тегукасов и некоторых других армянских фамилий привел «Экономист» к такой несознательной грубой ошибке. В свете нынешнего развития событий, думаю, для ваших читателей будет не безынтересно узнать, что среди «гаев фоксов» – всей этой шайки нигилистов и осужденных преступников, – до сих пор не встречали ни одну армянскую, грузинскую или мусульманскую фамилию. Фактически, «азиаты» выказывают наибольшую лояльность среди подданных царя.
Е.П. Блаватская
Перевод – К. Леонов
Каждый образованный англичанин слышал имя генерала Ермолова, одного из величайших военачальников нашего века, и если он вообще знаком с историей Кавказских войн, то он должен знать о подвигах одного из главных победителей этой страны неприступных крепостей, в которой Шамиль и его предшественники многие годы боролись против мастерства и стратегии русских армий.
Как бы то ни было, странное событие, случившееся там и рассказанное самим героем Кавказа, может заинтересовать изучающих психологию. Ниже приводится дословный перевод из русскоязычной работы В. Потто «Война на Кавказе». Во втором томе, в главе «Кончина Ермолова» (стр. 829–832) есть такие строки:
«Тихо и незаметно прошли в Москве последние дни, отпущенные герою. 19 апреля 1861 года он умер на 85-ом году жизни, сидя в своем любимом кресле, положив одну руку на стол, а вторую на колено; но за несколько минут до этого он по своей старой привычке постукивал ногой по полу».
Невозможно лучше выразить те чувства, которые возникли в России в связи с этой смертью, чем это сделано в некрологе из (русской) газеты «Кавказ», в котором не сказано ни одного лишнего слова:
«12 апреля в 11.45 в Москве закончилась жизнь генерала артиллерии, знаменитого во всей России, Алексея Петровича Ермолова. Каждый русский знает это имя; оно связано с самыми яркими событиями нашей славной истории: Ватутино, Бородино, Кульм, Париж и Кавказ всегда будут связаны с именем героя – гордости и украшения русской армии и русского народа. Мы не будем приводить здесь послужной список Ермолова. Его имя и титул: истинный сын России, в полном смысле этого слова».
Любопытный факт заключается в том, что его смерть оказалась связанной с преданием странного и мистического свойства. Вот что пишет друг, хорошо знавший Ермолова:
«Однажды, покидая Москву, я позвал Ермолова, чтобы попрощаться с ним, и обнаружил, что не смогу скрыть свои эмоции при расставании.
– Не бойся, – сказал он мне, – мы еще встретимся; я не умру до твоего возвращения.
Это было за 18 месяцев до его смерти.
– Один Бог властен в нашей жизни и смерти, – заметил я.
– А я тебе точно говорю, что моя смерть случится не в течение года, а несколькими месяцами позже, – ответил он. – Пойдем со мной, – и с этими словами он повел меня в свой кабинет; здесь, достав из закрытого ящика исписанный листок бумаги, он положил его передо мной и спросил:
– Чей это почерк?
– Твой, – сказал я.
– Тогда прочти это.
Я согласился.
Это была своего рода памятная записка, содержащая различные даты с того времени, когда Ермолов был произведен в чин подполковника, и показывающая, как в программе, каждое значительное событие, которое должно было случиться в его жизни, столь богатой такими событиями. Он следил за моим чтением, и когда я подошел к последнему параграфу, он закрыл рукой последнюю его строчку.
– Это тебе не надо читать, – сказал он, – на этой строчке записаны год, месяц и день моей смерти. Все, что ты прочел, было написано мной заблаговременно и произошло именно так, вплоть до мельчайших деталей. Сейчас я расскажу, как я это написал. Когда я был еще молодым подполковником, меня послали по делу в небольшой городок. Мое жилище состояло из двух комнат – одной для слуг, а второй лично для меня. В мою комнату можно было пройти только через комнату прислуги. Однажды поздно ночью, когда я писал, сидя за столом, я впал в задумчивость, и, внезапно подняв глаза, вдруг увидел стоящего передо мной по ту сторону стола незнакомого мужчину, который, судя по его одежде, принадлежал к низшим слоям общества. Прежде чем я успел спросить его, кто он или чего ему угодно, незнакомец сказал: «Возьми свое перо и пиши». Чувствуя себя под влиянием неодолимой силы, я молча повиновался. Тогда он продиктовал мне все, что должно было случиться со мной в течение всей жизни, включая дату и час моей смерти. С последним словом он внезапно исчез. Прошло несколько минут, прежде чем я полностью пришел в себя и, вскочив со стула, бросился в соседнюю комнату, через которую незнакомец обязательно должен был бы пройти. Распахнув дверь, я увидел моего писаря, пишущего при свете свечи, и ординарца, спящего на полу возле входной двери, которая была крепко заперта на замок и задвижку. На мой вопрос «кто это только что был здесь?» – удивленный писарь ответил: «Никого». До сего дня я никогда и никому не говорил об этом; я заранее знал, что некоторые заподозрили бы, что я все это придумал, а другие сочли бы, что я подвержен галлюцинациям. Но для меня лично вся эта история является абсолютно неопровержимым фактом, объективным и достоверным, доказательство которого содержится в этом самом документе.
После смерти генерала оказалось, что последняя дата в его записке была верна. Он умер в тот же самый год, день и час, как это было указано в его рукописи.
Ермолов похоронен в Орле. Неугасимая лампа, изготовленная из корпуса бомбы, горит перед его могилой. На ее железной поверхности неискусной рукой написаны слова: «Кавказские солдаты, служившие в Гунибе».[104] Вечно горящая лампа была создана благодаря усердию и благодарной любви нижних чинов Кавказской армии, собравших необходимую сумму из своего скудного жалования (поистине, по копейке). И этот простой памятник представляет большую ценность и вызывает большее восхищение, чем самый богатый мавзолей. Другого памятника Ермолову в России нет. Но гордые и величественные скалы Кавказа представляют собой бессмертный пьедестал, на котором для всякого истинно русского человека всегда будет находиться величественный образ генерала Ермолова, окруженный ореолом вечной славы».
Теперь несколько слов о природе этого видения.
Без сомнения, каждое слово яркого и четкого рассказа генерала Ермолова является абсолютно правдивым. Он был выдающимся приверженцем фактов, искренним и ясномыслящим человеком, без малейшего оттенка мистицизма, настоящим солдатом, благородным и прямолинейным. Более того, этот эпизод из его жизни был удостоверен его старшим сыном, лично знакомым мне и моей семье в течение многих лет, когда мы жили в Тифлисе. Все это является надежным доказательством истинности этого явления, удостоверенного, к тому же, письменным документом, оставленным генералом, в котором содержится точная дата его смерти. И что же можно сказать о таинственном посетителе? Спиритуалисты, конечно, увидят в нем бестелесную сущность, «материализованный дух». Они будут заявлять, что человеческий дух сам по себе может предсказать целую серию событий и абсолютно ясно видеть будущее. Мы тоже так считаем. Но, соглашаясь в этом, мы расходимся во всем остальном; то есть, тогда как спиритуалисты говорят, что это видение было видением духа, отличного от высшего эго генерала и независимого от него, мы придерживаемся совершенно обратной точки зрения и говорим, что это было именно то самое эго. Давайте обсудим это беспристрастно.
Но какова же raison d’être [государственная необходимость, франц. ], основная причина такого видения пророка; и каким образом вы или я, например, после смерти, появимся перед совершенно незнакомым человеком ради удовольствия сообщить ему то, что должно с ним случиться? Если бы генерал узнал в своем госте какого-либо близкого родственника, собственного отца, мать, брата или закадычного друга, и получил бы от него некое предостережение, слабый намек на то, как могло бы быть, – тогда мы получили бы что-нибудь в пользу этой теории. Но ничего подобного не было: просто «незнакомый мужчина, принадлежащий, судя по его одежде, к низшим слоям общества». Если это так, то почему душа бедного утратившего тело торговца или рабочего озабочена тем, чтобы появиться перед каким-либо незнакомцем? И если только «дух» предполагает такое появление, к чему тогда вообще этот маскарад и посмертная мистификация? Если такие посещения происходят по свободной воле «духов», если такие откровения могут происходить для удовольствия бестелесной сущности и независимо от каких-либо законов общения между двумя мирами, – тогда какова же может быть причина, побуждающая этот «дух» играть с генералом в прорицательницу Кассандру? Ничего подобного. Настаивать на этом – значит добавить еще одно абсурдное и отталкивающее свойство к теории «посещения духов» и внести дополнительный элемент насмешки в сакральность смерти. Материализация нематериального духа – божественного дыхания – спиритуалистами стоит в одном ряду с антропоморфизацией Абсолюта теологами. Именно эти утверждения вырыли почти непроходимую пропасть между теософами-оккультистами и спиритуалистами с одной стороны, и теософами и церковными христианами с другой.
Теперь о том, как теософ-оккультист объяснил бы видение в соответствии с эзотерической философией. Он бы напомнил читателю, что высшее сознание в нас, со своими sui generis [особого рода, лат. ] законами и условиями проявления, является почти полностью terra incognita [неизвестной землей, лат. ] для всех (включая спиритуалистов), и для людей науки, прежде всего. Далее он бы напомнил читателю об одном из основных учений оккультизма. Он сказал бы, что, кроме того, что божественное всеведение присуще его собственной природе и сфере его действий, для индивидуального бессмертного эго в вечности не существует ни Прошлого, ни Будущего, а только одно бесконечно длящееся НАСТОЯЩЕЕ. И, раз эта доктрина принята, или хотя бы постулирована, оказывается вполне естественным, что вся жизнь личности, которую одушевляет эго, от рождения до смерти, должна быть столь же ясно видна высшему эго, как она невидима и скрыта от того ограниченного зрения, которое имеет его временная и смертная форма. Таким образом, вот что, скорее всего, произошло в соответствии с представлениями оккультной философии.
Генерал Ермолов сказал другу, что когда он писал поздно ночью, он внезапно впал в задумчивость, и, подняв глаза, внезапно увидел незнакомца, стоящего перед ним. Эта задумчивость представляла собой внезапно наступившее дремотное состояние, вызванное усталостью и чрезмерной работой, и во время его происходило некое механическое действие чисто сомнамбулического характера. Когда личность, внезапно становится восприимчивой к присутствию своего высшего ЭГО, тогда спящий человек автоматически подпадает под влияние индивидуальности, и тотчас рука, которая в течение нескольких часов до того была занята писанием, механически возобновляет свою работу. При пробуждении личности кажется, что документ, лежащий перед ней, написан под диктовку посетителя, чей голос она слышала, тогда как на самом деле это была просто запись наиболее глубоких внутренних мыслей (или, скажем, знания) ее собственного божественного «эго», пророческого, в силу всеведения духа. «Голос» последнего был просто трансляцией в момент пробуждения, посредством памяти, ментального знания относительно жизни смертного человека, переданного низшему сознанию от высшего. Все другие детали, сохраненные в памяти, также допускают естественное объяснение.
Так, незнакомец, одетый как бедный мелкий торговец или рабочий, говоривший с ним стоя перед ним, принадлежит, также как и «голос», к тому классу хорошо известных явлений, которые знакомы нам как ассоциации идей и реминисценции в наших сновидениях. Картины и сцены, видимые нами во сне, события, длящиеся в наших снах часами, днями, а иногда и годами, – все это на самом деле занимает меньше времени, чем вспышка света в момент пробуждения и возвращения к полному сознанию. Физиология дает многочисленные примеры таких случаев сильных мгновенных фантазий. Мы протестуем против материалистических дедукций современной науки, но никто не может опровергнуть ее факты, накопленные за долгие годы тщательных экспериментов и наблюдений ее ученых, и эти факты подтверждают наш аргумент. Генерал Ермолов провел несколько дней в маленьком городе, занимаясь расследованием, в ходе которого его главным занятием был, вероятно, опрос множества людей низших классов; это объясняет, почему в его воображении – столь же живом, как и сама реальность – возник образ мелкого торговца.
Давайте обратимся к опытам и объяснениям большой группы философов и посвященных, глубоко знакомых с тайнами внутреннего эго, вместо того, чтобы возлагать ответственность на действия «духов умерших», побуждения которых нельзя объяснить никаким разумным образом.
Перевод – О. Колесников
Этот век произвел много замечательных людей, но Гафур – один из самых выдающихся.
Если Восточная доктрина права, утверждая, что души, хорошие или плохие, которым не хватило времени, чтобы реализовать свои планы на земле, воплощаются вновь, причем жажда утолить свои страсти вовлекает их все больше и больше в поток своих привязанностей, то несомненно, что Гафур был реинкарнацией того Феличе Перетти, который известен в истории как папа Сикст V. В памяти потомков он остался коварной и одиозной фигурой. Оба они родились в семье бедняков, были невежественными крестьянскими мальчиками и начинали свою жизненную деятельность пастухами. Оба достигли вершины славы хитростью и стяжательством, насаждая вокруг суеверия. Сикст V, автор мистических книг, практиковавший запрещенные науки, – стал главным инквизитором, чтобы утолить жажду к власти и остаться безнаказанным. Когда его выбрали папой, он предал анафеме и королеву Англии Елизавету, и короля Наваррского, и других великих людей. Абдул Гафур, обладавший железной волей, был самоучкой и постиг многие науки благодаря общению с «мудрецами» из Кхуттука. Он был таким же сведущим в арабской и персидской литературе по алхимии и астрономии, как Сикст V в трудах Аристотеля, и также, как и он, умел изготавливать месмеризованные талисманы и амулеты, несущие либо жизнь, либо смерть, в зависимости от того, кому они предназначались. Психологическое влияние обоих распространялось на миллионы приверженцев, которые их скорее боялись, чем любили.
Гафур был воином и честолюбивым предводителем фанатиков; он стал дервишем, а затем, с позволения сказать, «папой»; его благословения и проклятия сделали его таким же господином эмиров и других мусульман, каким Сикст V был для католических монархов Европы.
Только основные этапы его карьеры известны христианскому миру. Как бы пристально за ним ни наблюдали, все же его личная жизнь, честолюбивые стремления к светской и религиозной власти остались книгой за семью печатями. Лишь одно нам ясно – он был основателем и главой почти всех мусульманских тайных обществ, достойных упоминания, и духовным вождем всех прочих. Его явный антагонизм к ваххабитам был только маской; и нет сомнения, что рука убийцы, казнившая лорда Майо, умело направлялась стариком Абдулом. Дервиши, члены ордена Бикташи,[105] все завывающие и пляшущие нищие и другие мусульманские нищенствующие монахи признавали его власть над правоверными превыше власти Шейк-уль-Ислама. Вряд ли Константинополь или Тегеран – какими бы еретиками эти персы не были – осмелился бы издать хоть один указ без ведома Абдула. Такой же фанатичный, как и Сикст, но еще более хитрый, он вместо того чтобы давать прямые приказы уничтожить ваххабитов, гугенотов ислама, посылал свои проклятья и указывал пальцем только на тех из них, кто стоял у него на пути, а с остальными поддерживал, хотя и втайне, дружеские отношения.
Титулом Наср-эд-Дина (защитник веры) он равно наградил и султана и шаха, хотя один был суннитом, другой шиитом. Он подсластил жгучую религиозную нетерпимость Османской династии, добавив к прежнему титулу «Наср-эд-Дин» титулы «Сайф-эд-Дин» (ятаган веры) и «Эмир эль-Мумминья» (правитель правоверных). Каждый эмир эль-Сурей, или глава каравана паломников в Мекку, приносил сообщения Абдулу или доставлял сообщения от него, а также получал советы и инструкции; Абдул выступал в роли таинственного оракула, для которого оставлялись деньги, подарки и другие подношения, подобные тем, которые католические паломники подносили в Риме.
В 1847-48 гг. принц Мирза, дядя молодого шаха и экс-губернатор огромной провинции в Персии, появился в Тифлисе, надеясь найти защиту у князя Воронцова, наместника на Кавказе. Принц Мирза бежал от суда своего любящего племянника, который горел нетерпением выколоть ему глаза, стащив драгоценности и деньги из королевской казны. Ходили слухи, что ему во сне три раза являлся великий дервиш Ахкунд, подстрекавший его взять все, что принадлежало молодому шаху, и поделиться добычей с покровителями веры его главной жены (их он привез с собой в Тифлис двенадцать), уроженками Кабула. Эта тайна, хотя возможно, это было косвенное воздействие, которому он подвергся от бегумы из Бхопала, во время восстания сипаев в 1857 г. была неизвестна только англичанам, которых старый интриган Абдул мог легко обвести вокруг пальца. Всю свою жизнь следуя заветам Макиавелли, внешне поддерживая дружеские отношения с англичанами, а втайне их проклиная, Абдул, почитаемый как новый пророк миллионами правоверных и как великий мусульманский еретик, стремился сохранить свое влияние над друзьями и врагами. Но все же старый «Учитель» имел одного врага, которого очень боялся, потому что знал, что никакая хитрость никогда не поможет ему переманить его на свою сторону. Этим врагом были когда-то могущественные сикхи, бывшие полновластные правители Пенджаба и хозяева долины Пешавар. Низведенный со своего высокого положения, этот воинственный народ находился в подчинении у одного магараджи, Путтиалы, который сам является лишь бессильным вассалом англичан. С самого начала на пути Ахкунда встали сикхи. Не успевал он почувствовать себя победителем, как между ним и воплощением его надежд неизменно возникал его заклятый враг. И сикхи оставались верными англичанам в 1857 г. скорее не из-за сердечной благодарности или политических убеждений, а из открытой оппозиции к магометанам, которым, они знали, тайно помогал Ахкунд.
Со времен великого Нанака, предводителя касты кшатриев, основателя Сикхского Братства во второй половине пятнадцатого века, эти отважные и воинственные племена всегда были источником постоянного беспокойства династии моголов, наводя ужас на индийских мусульман. Зародившись, если можно так выразиться, в религиозном братстве, целью которого было покончить с исламизмом, брахманизмом и другими измами, включая и позднейшее христианство, эта секта превратила чистый монотеизм в абстрактную идею вечно непознаваемого принципа и создала из нее доктрину «Всечеловеческого Братства». Согласно их взглядам, мы все дети одного Отцовского-Материнского Принципа, у которого «нет ни формы, ни образа, ни цвета», и, следовательно, все мы должны быть братьями, независимо от расы или цвета кожи. Жрец брахман, фанатично следующий мертвой букве писаний, стал в глазах сикхов таким же врагом Истины, как и мусульманин, предающийся чувственным наслаждениям со своими гуриями на небесах, как идолопоклонник-буддист, монотонно читающий молитвы у своего колеса, или же как римский католик, умиляющийся изображению своей драгоценной Мадонны, чей цвет лица священники меняют по своему желанию с белого на коричневый и даже черный, подгоняя его под климатические условия и предрассудки. Позднее Арджуна, сын Рамдаса, четвертый в роду Нанаков, объединив доктрины основателя братства и его сына, составил священное писание, назвав его «Ади-гарунт», и снабдил его многочисленными вставками из сорока пяти сутр джайнов. Хотя «Ади-гарунт» и заимствовала религиозные персонажи из Вед и Корана, предварительно тщательно их просеяв и объяснив их символизм, все же ее идеи относительно сложных метафизических концепций имеют больше сходства скорее с идеями школы Гуру джайнов. Понятия астрологии, или влияние звездных сфер на людей, были очевидно заимствованы от этой наиболее выдающейся школы древности. В этом можно легко убедиться, сравнив Ади-гарунт с комментариями Абхаядева Сури к оригинальным текстам сорока пяти сутр на языке магадхи или балабаша.[106] Старый гуру джайнов, который, как говорят, составил гороскоп Рунджит Сингха в период расцвета его власти, предсказал падение королевства Лахор. Именно ученый Арджуна, возвратившийся в Амритсар, превратил секту сикхов в политико-религиозную общину и учредил в ней другую, и более эзотерическую, школу Гуру, школу ученых и метафизиков, и стал ее единственным главой. Он умер в тюрьме в начале семнадцатого века, где его, по приказу Аурангзеба, подвергали пыткам. Его сын Говинда, знаменитый гуру (религиозный учитель), поклялся отомстить убийцам своего отца, и после различных перипетий афганцы в 1764 г. были окончательно изгнаны сикхами из Пенджаба. Этот триумф еще больше возбудил в них ненависть, и с этого момента вплоть до смерти Рунджит Сингха в 1839 г. мы видим их постоянно нападающими на мусульман. Маха Сингх, отец Рунджита, разделил всех сикхов на двенадцать мизалов, или округов, каждый из которых имел своего собственного главу (сирдар), тайный Государственный совет которого состоял из гуру. Среди них были знатоки духовной науки, и они могли бы, если бы захотели, показать такие же поразительные «чудеса» и божественные фокусы, как и старик-мусульманин Ахкунд. Он это прекрасно знал и по этой причине испытывал по отношению к ним скорее страх, чем ненависть, помня свое поражение и поражение своего эмира от Рунджита Сингха.
Одним из наиболее драматичных моментов в жизни «Папы из Сиду» является следующий достоверный случай, который лет двадцать тому назад широко обсуждался в той части Индии, где он жил. Однажды, в 1858 году, когда Ахкунд, сидя на корточках на ковре, раздавал амулеты, благословения и пророчества своей благочестивой конгрегации паломников, к нему незаметно, смешавшись с толпой, подошел высокий индус и неожиданно обратился со следующими словами: «Скажи мне, пророк, который так хорошо предсказывает другим, знаешь ли ты, какой будет твоя собственная судьба и судьба „Защитника Веры“, твоего султана из Стамбула, через 20 лет?»
Старый Гафур, остолбеневший от удивления, уставился на задавшего ему вопрос, не издавая ни звука. Узнав в нем сикха, он похоже, потерял дар речи, и вся толпа оцепенела.
«Если нет, – продолжал непрошеный гость, – то я тебе скажу: пройдет двадцать лет, и твой „Правитель Правоверных“ падет от руки убийцы из его собственного рода. Два старика, один далай-лама христиан, другой – великий пророк мусульман ты сам, будут раздавлены колесом смерти в одно и то же время. Затем пробьет час падения двух врагов истины – христианства и ислама. Первый, как более могущественный, переживет второй, но оба вскоре распадутся на отдельные секты и будут истреблять друг друга. Видишь, твои последователи бессильны, и я мог бы убить тебя сейчас, но ты в руках Судьбы, а она знает свой час».
И сказавший это исчез прежде, чем можно было поднять руку. Этот случай достаточно убедительно доказывает, что сикхи могли бы убить Абдула Гафура в любой момент, если бы этого пожелали. И возможно, что «Mayfair Gazette», которая в июне 1877 года пророчески заметила, что враждующие понтифы Рима и Свата могут умереть одновременно, узнала про это от одного «старого индуса», а пишущая эти строки услышала этот рассказ в Лахоре от своего знакомого.