– А чем болеет-то? – сочувственно качая головой спросила тёть Марина.
– Чего-то там… -иния, – Маша точно не помнила диагноз.
– Шизофрения, – упавшим голосом подсказала тёть Женя.
– Ага, – легко согласилась Маша.
Работницы метрополитена озабоченно переглянулись.
"Бум-бум", – раздался глухой стук в дверь. На пороге стояла мама. Без шапки и в слезах.
– Маша! Машенька!
Девочка радостно взвизгнула, повисла у мамы на шее.
– Извините! Спасибо вам! – мама совсем осипла, еле шептала.
– Внимательнее, мамочка, надо быть, – пожурила её тёть Женя для проформы.
– Испугалась, родная?
Маша, конечно, испугалась, и сильно, но очень уж ей жалко стало маму с красными глазами и распухшим носом.
– Да так… – промямлила девочка и вымученно улыбнулась.
Мама снова громко всхлипнула. Круглолицая тёть Марина протянула той смятое бумажное полотенце вместо носового платка.
– Машуля нам тут порассказала… Вам наверное бежать надо? В психиатрии строгие правила посещения больных?
– В какой психиатрии?
– В которой Ваша старшая лежит, Катя. С шизофренией.
Мама нервно хихикнула, переводя взгляд с тёть Марины на Машу и обратно.
– Астения у Кати. Астения. Ничего серьезного. Скоро выписывают.
– Ну слава Богу! – засмеялась тёть Женя. – Маша! Вот ты болтушка!
Мама тоже смеялась. И снова плакала, и смеялась.
А Маша молча жмурилась от распирающего ее изнутри счастья. Мама нашлась! Катя скоро вернётся домой! Сработал нос собачий, удачливый!
Они сели на следующую электричку, чтобы в обнимку проехать последнюю остановку. Маша больше ничему не удивлялась. Наверное, под землёй действует особое волшебство. Поэтому люди прислоняются к дверям, но не падают, потайные ходы скрывают целые комнаты, бронзовые статуи исполняют желания, а серьезные болезни оказываются ерундовыми. Для таких странностей даже придумано специальное слово. Парадокс.