Елена Помазуева
Сказка о зеленоглазой колдунье и семи богатырях
В оформлении обложки использованы фотографии с https://pixabay.com/ по лицензии CC0.
Глава 1
– И поцеловал он ее в уста сахарные, взял на руки, сел на коня и поскакал, – медовым голосом закончила рассказ моя бабушка.
Именно это место мне больше всего нравилось: «Поцеловал в уста сахарные». При этих словах невольно открывала рот и мечтательно смотрела в окно за спиной у бабули.
– Ай! – вскрикнула я, потому что Матвейка дернул за косу. – Бабушка, меня Матвейка дергает! – нажаловалась на обидчика.
– Ах ты ж, баловник! – сказала бабушка, старая клюка взлетела над русой головой обидчика и бумс по затылку.
– Бабуль, больно же! – возмутился парень.
– Не задирай Веселинку, – отозвалась бабушка, глядя на свою прялку.
– Бабуль, а можно нам тарелку посмотреть? Там сейчас новости с последних боев будут передавать, может, батю покажут? – басовитым голосом спросил Святослав.
– Еще чего! – возмутилась бабушка, – Смотреть, как мужики друг другу носы разбивают!
– Не мужики, а богатыри, – пробурчал Святослав.
Он у нас старший, вместе со Святополком – они близнецы. Все мои братья рождались парами, только мы с Матвейкой двойня. Так что братьев у меня ровно семь. И все старшие, даже мой Матвейка на несколько минут.
Отец очень гордится сыновьями, богатыри ему на смену. А бабушка меня ждала. Мама моя давно приняла силу своей бабушки и стала природной ведьмой, а мне бабушка свою передаст. Поэтому ее мальчишки не интересовали, она считала, что женщины в роду – главная сила, ее стержень, крепость.
Ведьмы в нашем роду все природные, женщины сразу же рождались с талантом. Никогда ученых не было. Слышала от своей бабушки, что можно выучиться на ведьму. Вот тогда они называются учеными. Да только талант их идет не из души, не из природы, а от ума, да заклинаний, потому ворожба у них злая получается. То мор напустят, то сглаз накликают. Бегут люди за помощью к природным ведьмам.
– Бабуль, а как мог богатырь, держа свою невесту на руках, на коня взобраться? – хитро подмигнув остальным братьям, спросил Доброслав.
– Вырастишь – поймешь, – сообщила ему бабушка, нисколько не сбитая его вопросом с толку.
– Хозяйка, деткам спать пора, – подал голос домовичок Тимоша, который весь бабушкин рассказ смотрел на нее влюбленными глазами.
Бабушку мою он боготворил, после того как она в заброшенной и почти сгнившей землянке отбила его от летучих мышей, которые облюбовали эту землянку себе под жилье. А отважный домовичок продолжал сражаться за жилье своих давно потерянных хозяев.
Бабушка тогда провела ритуал со всеми заклинаниями и необходимыми травами, чтобы Тимошка мог перебраться в лапоть своей спасительницы и переехать жить в наш шумный дом.
Домом его, правда, назвать трудно – скорее небольшое поместье. Отец наш, богатырь Ярослав, состоит на службе у самого Светлобога. Так что у нас часто собиралась его дружина, а им где-то ночевать нужно после трудов ратных. Братья подрастали, тренировались с ними, в дружину к отцу собирались. Потому что служить Светлобогу – самое почетное.
Ворчливая банница встретила меня в предбаннике, но высказывать вслух свое недовольство не решилась, помня, как я ее в прошлый раз в кадушку с лягушками посадила, причем на расстоянии. Сама не ожидала от себя, да довела она меня своим ворчанием. Мол, хожу, мешаю, пар весь забираю, и когда меня, такую непутевую, замуж только возьмут. На последнем я не выдержала и, приподняв банницу вверх тормашками, шлепнула в кадушку, лягушки тоже были возмущенны этим соседством. Но вредную бабу это охладило.
Распустила светло-русою косу, ленту аккуратно свернула и положила на стол, платье, вышитое мной оберегами на здоровье и удачу, сняла и положила на лавку. Банница приглядит за вещами. Братья по малолетству озорничали, утаскивали одежду мою, но бабушка строго-настрого приказала баннице за вещами следить.
В бане было жарко, воздух сухой. Подошла к бадье с холодной водой и заглянула. Мое отражение показало красивую девушку с яркими зелеными глазами, пушистыми и длинными ресницами, да и фигурка у меня была что надо.
– Тьфу! Срамота! Любуется она. Замуж дурынде давно пора. Уже два года женихи порог обколотили весь, а она всё нос воротит, – возмутилась банница и быстро спряталась за дверью, чтобы еще чего с ней не сделала.
Околотили, это правда. И в двери с цветами, и в окно лезут. А браться счет ведут – у кого отбитых женихов больше. Лидером в этих играх Матвейка ходит, он всегда рядом держится, ему женихов больше достается.
Братья мылись после меня с шумом, смехом, гоготом. Потом бежали к речке и, фыркаясь, плескались, играли в догонялки.
– Ну что, внученька, готова к завтрашнему дню? – с улыбкой спросила бабушка, входя в мою светелку.
– Готова, бабушка, – улыбнулась ей в ответ.
– Вот ты и выросла, – все так же довольно улыбалась бабушка. – Завтра тебе будет восемнадцать, а на закате передам тебе свою силу.
– Бабушка, а как же ты без силы останешься? – задала в очередной раз все тот же вопрос.
Меня, правда, это заботило. Бабушка стольким людям помогла, а я справлюсь ли? Меня мучили сомнения, но бабушка успокаивала и утешала, что все придет с опытом, и все у меня получится.
Утро началось с поздравления за семейным столом, как всегда это было. Мамочка вручила новое, расшитое шелковое платье. Отец подарил к нему сапожки. Братья в основном ленточки и бантики, намекая на то, что я в куклы еще не прекратила играть. Настоящий подарок братья припасли, как оказалось, на конюшне. Там меня ждал белогривый красный конь. И главное счастье в этом подарке было то, что он был не объезжен!
Укротить лошадь может только сильный наездник. А дикая лошадь символизирует саму природу. По поверью, укротить дикую лошадь – значит, приручить саму природу, найти к ней подход, прикоснуться к источнику жизни.
Щеки тут же загорелись, от возбуждения я даже стала приплясывать почти так же, как сам красный конь.
– Мам, пап, – посмотрела на них умоляюще.
– Езжай, дочка, – разрешил отец, и приобнял за плечи открывшую рот маму, которая хотела что-то сказать.
Вбежала в дом, наверх в свою светелку, скинула платье, натянула штаны, рубашку, сапожки, что отец подарил. Ведь знал, что пригодятся. И кубарем скатилась вниз.
В загоне кроме моего красавчика никого больше не было. Братья похохатывали в сторонке, как бы говоря, «сама хотела – вот подарок, бери, пользуйся». А то, что он без обертки, да с ногами и с норовом необъезженным, это уж как именинница хотела, они не причем.
Открыла широкую воротину, держа в руке мытую и слегка обтертую морковку, чтобы дух шел сильнее, и направилась к Огоньку, как мысленно уже окрестила коня.
Тот внимательно посмотрел на меня карим глазом, всхрапнул, запрядал ушами. Переминаясь с ноги на ногу, незаметно стал отходить от меня. Я же потихоньку старалась подойти к нему, подсовывая поближе к его носу пахнущую морковку.
Все же конь понял, что я не представляю для него опасности, и потянул губами с моих ладоней лакомство. Я же спокойно положила на его шею руку, и кожа под ладонью вздрогнула. Уверенно стала гладить, успокаивать и приговаривать слова заговора на послушание.
– Ты пройди испуг, стань мне конь другом друг. Я беречь тебя, лелеять буду, век тебя я не забуду. Светлобог нам в помощь будет, все невзгоды позабудем, – приговаривала напевно.
Потом медленно подняла руку к волосам, сняла серебряную шпильку, незаметно для коня проткнула себе ладонь, зажала, чтобы кровь быстро не лилась. Поднесла шпильку к его груди, быстрым движением проткнула его кожу и тут же приложила свою кровоточащую ладонь.
– Друзья навечно! – громко сказала коню, успев смешать нашу кровь.
Конь отпрыгнул стремительно и понесся по кругу загона, возмущенно ржа в мою сторону. Но я уже знала, что скоро он успокоится и подойдет сам. Заклинание сработало так, как надо.
Огонек успокоился и подошел, ткнулся в ладонь мордой.
– Прости, друг, – с улыбкой сказала ему и забормотала заклинание на исцеление себя и его.
Конь совсем успокоился, ощущение боли пропало. Я взяла удила, перекинула ему на шею и, как он был, без седла, взлетела на него. Огонек всхрапнул и помчался по песку загона, с радостным ржанием оповещая, что наша пара конь-наездник состоялась.
– Я же говорил! – услышала довольный голос Матвея.
Он знает меня лучше других братьев. Хотя разница у нас не сильно большая, но все же мы самые младшие, и часто играли вдвоем. Старшие все бороться, да соревноваться любили, а мы больше в догонялки, да по лесу ходить предпочитали. Матвейка видел, как во мне колдовские чары пробуждались и крепли. Как росла сила ведьмы. Бабушка очень заботилась, чтобы мой талант все время совершенствовался, и давала нам задания.
Чаще всего мы находили место и созерцали природу, погружаясь в окружающее. Самое тяжелое для меня было остановить внутренний диалог. А вот Матвейке это давалось легче. Когда мысли переставали скакать в голове, наступала такая ясность, ощущения расширялись, и я начинала чувствовать травинку, листик, шишку на елке. Дальше задания шли сложнее – нужно было почувствовать воду, а потом и до птиц дошли.
Вот и сейчас я остановила внутренний диалог и, пока конь подо мной привыкал к моему присутствию у себя на спине, настраивалась на своего нового красного друга. Я почувствовала его дыхание, как бьется сердце, появилось движение сильных мышц, и желание, огромное желание мчаться на свободе, по полю, навстречу прохладному ветру.
– Огонек, полетели, – сказала ему мысленно.
Красный конь взлетел над оградой и пустился в сторону простора полей, куда его направляла моя маленькая ручка. Огонек стелился над высокими травами. Одуряющий аромат проснувшегося осеннего поля кружил нас, солнце сверкало в каплях росы на ростках. Красный конь летел, как стрела, радуясь бешенной скачке, его сердце билось быстро, но спокойно.
Вихрь росы взлетал после нас, создавая радугу над полем. В легкие врывался прохладный воздух. Мы с Огоньком понимали друг друга, мы были как один организм. Нам хотелось лететь и лететь в бешенной скачке над полем.
Немного уняв эту жажду скачки, повернули к дому. Братья ждали перед загоном, отец удерживал маму, которая уже собиралась выезжать на мои поиски.
Мы гордо прогарцевали мимо них. Я встряхивала своей русой косой, Огонек горделиво выгибал шею и махал своим белым хвостом, всем своим видом показывая, как он счастлив иметь такого друга у себя в наездниках.
– Веселинка, как ты это сделала? – восхищенно спросил Добролюб.
– Очень просто. Мы друзья, – ласково провела ладонью по шее гордого красного коня.
– Я не о том, что ты его объездила – мотнул головой Добролюб. – Он стал … он стал – брат не мог подобрать слова.
– Волшебным он стал. Эка невидаль, – засмеялся Матвей.
Только сейчас обратила внимание, что конь теперь был не просто красный – он сверкал, переливался золотыми искорками. В нем бродила моя колдовская сила. Копыта стали высекать искры, которые осыпались россыпью драгоценных камней.
– Матвейка! – позвала брата, – У меня для тебя подарок, тоже необычный, – улыбнулась ему.
Красного коня передала братьям и вернулась в терем, в своей светелке из сундука достала меч зачарованный. Я его для Матвейки зачаровала. Его вор не украдет, ворога он накажет, от другого меча не сломается, хозяина убережет. В рукоять вставила изумруд, в цвет глаз брата, вот этот камень защищает владельца меча.
Ножны и сам меч мне отец помог подобрать, а зачаровывала подарок сама, в лесу, на опушке леса, у ведьминого круга. Круг тот давний, старый, много поколений ведьм на нем заклинало, а потому силы в нем немеряно.
Матвей сразу понял ценность подарка, он мое колдовство всегда сразу видел. Глаза блеснули от восхищения.
– Спасибо, сестрица, – обнял он меня.
Сбежала я от своих братьев, которые стали рассматривать оружие Матвея и пробовать его в деле. Каждому хотелось мечом махнуть, да в паре побиться. Так утренняя трапеза перешла в вечерние ратные споры между братьями.
Бежала я к подружкам своим, Беренике и Ягушеньке. Девчонки поджидали меня на полянке, радостно обняли, и мы закружились в хороводе, песню запели. Этим летом нам всем троим восемнадцать исполнилось.
Береника уже давно в свою силу вошла, пела свои зачарованные песни над речкой у ивы и сводила парочки.
Ягушенька тоже свою силу получила от бабушки этим летом, но только не всегда могла ей управлять, и иногда вспыхивала сама, или поджигала чего ненароком. Огонь в ней жил живой, тоже от природы даденный.
Подружки надели венок из цветов мне на голову, и мы со смехом побежали к речке купаться, пока вода еще теплая. Одежда полетела на кусты, сапожки туда же. Мы со смехом, распустив косы, поплыли среди кувшинок.
Русалки выглянули, улыбнулись, помахали нам рукой, мне прокричали поздравления и обратно нырнули в глубину.
Накупавшись, вышли на берег, а одежды-то нет! Уж мы искали, искали.
– Веселинка! Это опять все твои братцы-озорники удумали! – возмущалась Ягушенька, которой очень приглянулся Доброслав.
И ведь не путает его с Добролюбом, хотя они на одно лицо, и одежду одинаковую носят. Спросила как-то раз ее, Как она их различает? Говорит: «Сердцем», и засмущалась сильно. Ну, мне, колдунье, можно было больше не говорить. Все понятно сразу же стало. Да только Ягушеньке ни о каких мужьях думать нельзя, пока в крепость своего дара не войдет. Вот и старается девушка поскорей Ягой стать.
– Не было их тут, – потянула носом воздух, – Тут другой дух. Не сказочный.
Береника тут же в воду вернулась.
– Негоже людям на Беренику смотреть, – ее беловолосая с зелеными прядями голова ушла под воду. Береники людям не показываются, только нашептать могут, когда те у воды сидят, да вопросы задают.
– А кто ж тогда? – удивилась Ягушенька.
– Не знаю, может, заблудился кто? – предположила я. – Эй! Кто здесь? Зачем забрал нашу одежду?
А вечер все клонится к закату, солнышко над прудом совсем низко висит, кувшинки в розовый цвет покрасило.
Молчание нам ответом, да только ветки у кустов шелохнулись – я приметливая, увидела.
– Вижу тебя, выходи, не бойся. Если в беду попал ты, поможем. Если совета ищешь, подскажем. Что хочешь ты? – звонким голосом спрашиваю пришлого.
Снова тишина мне ответом.
– Веселинка, не нравится мне это, полетела я отсюда, – сказала Ягушенька, обломила ветку, села на нее боком и взлетела в небо, на прощание помахав мне рукой.
– Выходи, а то сейчас в прах развею! – пригрозила пришлому.
Кусты раздвинулись, и на полянку перед прудом вышел добрый молодец. Очи у него карие были, а вот искорка веселья в них украшала золотым. А может это просто солнце своими лучами озарило его.
Сам статен, почти как мои братья, только старше их. Не старый, в самом возрасте. Волосы локонами лежат. На плечах плащ развевается, на поясе меч весит.
– Ай да красна девица! – восхитился молодец, глядя на меня.
Стоя перед ним, вся в лучах заходящего солнца, протянула руку к нему:
– Платье отдай! – приказала ему.
Ишь, выставился на меня! Что я ему, писанка что ли? Подошла к нему, платье к себе потянула. А он меня вдруг обнял, к себе прижал и поцеловал, да так жарко! Я со всего размаха рукой его и приложила. Меня еще никто не целовал, а этот ….
– Ты как посмел?! – возмутилась на него.
Молодец лежит на песке и улыбается. А что? У меня семь братьев, да все богатыри. Я с детства драться умею. Что мне там какой-то молодец?
– Такая красота! – сказал он мне снизу, а сам так на песке и лежит.
– Вставай, песок холодный, потом лечи еще тебя, – сказала ему и руку протянула для помощи.
Он руку взял, а потом дернул на себя, и упала я прямо на него. Его глаза стали так близко, искорки сверкают в глазах. Он перевернул меня на песок, а сам сверху оказался.
– Красавица, зовут тебя как? – воркующе спросил молодец.
– Да кто ты такой?! – возмутилась на него.
Махнула руками, отлетел молодец на край поляны, об дерево ударился, и сполз по нему на песок.
Накинула платье на себя, и в лес быстро убежала – домой нужно было возвращаться, бабушка уже ждет. Скоро обряд будет.
Вернулась в терем, и всё суетилась, никак не могла забыть поцелуя молодца, и глаза его карие всё время передо мной стояли. Наваждение какое-то.
Ночью мы стояли у ведьминого круга. Меня бабушка поставила в центр. Вокруг разложила амулеты, из порошка перетертых трав нарисовала символы жизни на камнях ведьминого круга. Стояла с распущенными волосами, которые были моим единственным одеянием сейчас. Всё было готово. Можно начинать.
Бабушка забормотала заклинание, призывая в свидетели духов земли, неба, воды и огня. Всю живую и неживую природу.
Легкий ветерок пробежался по моим волосам, играя с прядями. Улыбнулась старому другу – часто я к нему обращалась за помощью, хорошо мы друг друга знали.
Легкий дождик брызнул в лицо, улыбнулась еще одной, хорошей знакомой – воде.
Земля под ногами загудела, говоря, что тоже слушает слова ведьмы.
Последним пришел огонь, он был серьезным, не веселился на этом обряде. Огнем вспыхнули знаки жизни на ведьмином круге.
Амулеты зажглись своим светом, ведьмин круг зажил своей жизнью. Камни стали вращаться, земля загудела, ветер стал мчаться вместе с камнями, дождь повис каплями внутри. Горевшие знаки жизни слились в единый огненный поток.
Бабушка произносила фразы на старом языке, призывая все силы природы в меня влиться. Открылась сердцем этим потокам, и почувствовала мир вокруг себя. Я стала ветром, потом дождем, потом землей, и заполыхала огнем. Все четыре стихии попеременно побывали во мне. А потом обрушались на меня все сразу, заставив согнуться под их силой, но теперь я могла управлять ими. Выпрямилась и посмотрела на бабушку, она улыбалась.
Я сама произнесла заклинание подчинения стихий, и вмиг круг остановился. Дождь упал на землю, напоив ее, ветер утих, ласково коснувшись руки на прощанье, земля успокоилась, огонь мирно горел в символах жизни. Подошла к бабушке. Она протянула мне амулет на цепочке и одела на шею. Это была сова с зелеными глазами. Каждое перышко было сделано отдельно, и казалось, что птица живая. Глаза совы из изумрудов блестели колдовским светом.
– Твой амулет, никогда не снимай его. – сказала бабушка с улыбкой.
Спать я легла с улыбкой на губах. Мне снились карие глаза с золотистой смешинкой.
Глава 2
Утро началось неожиданно, на меня закапал дождь, причем в моей светелке, и с потолка прямо в постель. Подскочила на кровати и в недоумении уставилась вверх. Дождь был небольшой, но в самый раз, чтобы промокнуть. Брр, встряхнулась, встала и побежала в ванну. Дождь за мной. Я из светелки – дождь опять за мной.
– Ба-а-а-бу-у-уш-ка-а-а! – закричала на весь терем.
Братья выскочили из своих комнат и глазами хлопают, а я как ненормальная бегаю по комнатам, и меня дождик сверху поливает.
Бабушка подбежала, улыбнулась.
– Это, Веселинка, ведьмина сила в тебе пытается ужиться. Привыкнешь к ней, и все будет хорошо, – она улыбается, а мне уже холодно стало.
Только подумала, что согреться хочу, как вокруг меня огонь вспыхнул. Стою, полыхаю.
– Пожар! – басом заорал Владимир.
– Пожар! – тут же весело его поддержал Матвей, довольный, что можно опять в забаве поучаствовать.
Братья среагировали сразу – терем-то деревянный. Сбегали вниз, принесли ведра с дождевой водой, и залили весь мой пожар. Опять мокрая.
– Что же это такое? – жалобно посмотрела на бабушку.
– Ветром подуй, обсохнешь, – посоветовала бабушка, продолжая улыбаться.
Ветром, так ветром. Его я вызывать умею. Закрыла глаза, и ветерок тут же прилетел, распахнул при этом входную дверь, снес цветы в горшках на лестнице, растрепал кудри братьям, и почти сорвал с меня одежду – так старался высушить.
– А что это было? – несколько рассеяно спросил Добролюб.
– Это наша Веселинка силу свою ведьминскую пробует, – весело сообщил Матвей. Ему все развлечение.
– А может она ее в каком-нибудь другом месте пробовать будет? Еще терем спалит, – недовольно буркнул Святополк.
– Веселинка, айда на конюшню! – тут же отозвался Матвейка. – Конюшня сгорит – не жалко.
– Не-не-не! – встали стеной братья за своих любимых богатырских коней.
Я надулась и обиделась, тут же терем зашатался, земля под ним стала возмущаться.
– Веселина, кончай баловать! – грозно сказала мама, подходя к нам.
– Мамочка, я же не специально, – от обиды плакать хотелось.
– Забавушка, доченька, ты себя вспомни. Как ты отцов овин сожгла и с землей сровняла, когда тушить пыталась. А уж про пожарную башню вообще молчу, – смеялась бабушка.
– Вот и молчи, – теперь мама надулась.
Она у меня красавица, молодая совсем, а две косы и стан тонкий вообще ее девушкой делают. А глаза у меня ее, такие же зеленые.
– А что там с башней? – тут же встрял Матвейка.
– Да ничего особенного, – отмахнулась мама.
– Доченька, она так забавно потом смотрелась, – посмеивалась бабушка, разжигая наше любопытство. Мама махнула рукой – рассказывай.
– Мама ваша разнесла случайно пожарную башню по камушку, а чтобы скрыть это – собрала ее обратно, только вверх тормашками. И стояла башня на коньке собственной крыши. Да долго так стояла, даже от ветра не шаталась. Даже сломать не могли ее, так Забава старалась собрать башню, крепко сделала, – смеялась бабушка.
– И что же, долго так стояла? – полюбопытствовал Матвейка.
– Пока Забавушка силой не смогла управлять. Сама потом разобрала ее снова по камушку, а затем аккуратно обратно сложила. Она и сейчас стоит, крепко сделано, – махнула рукой в сторону окна бабушка. Парни тут же побежали к окну, смотреть на такую диковинку, сожалея, что не видели башню-перевертыш.
– Веселинка, ты на улице постарайся больше быть, там проще со стихиями свыкнуться, – посоветовала мама.
Мне вручили сумку с едой и отправили в лес, от жилья подальше. Шла по тропинке, сердито топая ногами, взбивая пыль и труху сухой травы. Ветерок услужливо стал поддувать мне, чтобы размести тропинку, извинялся за устроенное в доме.
Решила, что могу к подружкам пойти – заслужила пожаловаться на несправедливость родственников. Пришла к месту нашего сбора, к пруду, присела на песочек. А подружек всё нет и нет. Грустно стало, подошла к воде.
– Береника! – позвала подружку.
Береника вынырнула, сообщила, что молодых русалок обучает и очень занята. Про Ягушу сказала, что у той занятия. Совсем я расстроилась.
Иду по лесу, на деревья смотрю, яблочко кушаю. Что же мне с моей силой делать? Как к ней привыкнуть? Решила начать с простого, то есть с ветра, и он тут же с готовностью ткнулся в руку.
Перебираю пальцами потоки, ласкаю ветер, а он довольный, готов услужить. Собираю в ладошку и запускаю в небо. Ветер летит и сбивает огромную птицу, которая с криками возмущения падает вниз, прямо ко мне под ноги.
– Что ж за жизнь такая, – возмущается Гамаюн, лежа на спине.
– Ой, простите, я нечаянно! – присаживаюсь к птице.
– Нечаянно она! За нечаянно бьют отчаянно! – фыркает сбитый мной Гамаюн.
– Ой, кто вы? Вы же не женщина! – удивленно восклицаю.
– Заметила? – усмехнулся Гамаюн, – Подняться помоги.
Помогла Гамаюну встать на лапы.
– А как же так? Птицы Гамаюн ведь все женщины, – озадачилась я выше меры.
–Ага, ну да! Как же, все! Ага! Тетеха, ты хоть подумай, как Гамаюны плодиться будут, если все женщины? – усмехнулся … птиц?
– Ой, не подумала, – вспыхнула и засмущалась от такого намека.
– Не подумала она, – Гамаюн, важно переваливаясь на толстых лапах, пошел по тропинке. – И что встала? – обернулся он на меня.
– А что? Мы куда-то идем? – удивилась, потому что до этого момента вообще не представляла, что мне куда-то нужно идти.
– Ну, если я к тебе прилетел, значит, это для чего-то нужно, – важно поднял одно перо в крыле, как палец, Гамаюн.
– Да? – тут же заинтересовалась, – А куда мы идем? – подбежала догонять отошедшую от меня птицу.
– Пока прямо, – важно сообщили мне, – У тебя, что в сумке?
– Еда, – недоуменно сообщила ему. – А вы кушать хотите? – догадалась.
– Не откажусь, – сообщил мне довольный Гамаюн.
На полянке нашли пенек, я достала узелок с едой и развязала его. Аромат домашней еды потянулся по воздуху.
– Курочка, – протянул довольный Гамаюн, – Обожаю домашнюю еду. Сама готовила? – он ловко оторвал ножку у жаренной птицы и клювом отхватывал кусочки, отправляя их себе в рот.
– Нет, бабушка, – ответила, с интересом наблюдая эту трапезу. – А как же вы можете курицу есть? – поинтересовалась у него.
– А что такого? – не отвлекаясь от процесса спросил Гамаюн.
– Ну как же? Ты птица, курица птица, – пояснила ему, увлеченно наблюдая, как в горле прожорливого Гамаюна уже исчезли полкурицы.
– Курица домашняя, а я хищник, – спокойно пояснили мне.
– Так что ты тут делаешь в лесу? – полюбопытствовал Гамаюн, наевшись.
– Гуляю, – буркнула ему.
Что я всякому встречному Гамаюну буду рассказывать, что чуть дом не развалила?
– Гуляешь? Одна? В лесу? – помолчал. – Выгнали. – Сделал он свой вывод.
– Выгнали, – со вздохом согласилась с ним, печально глядя на зелень деревьев вокруг нас.
– Ну и ладно! Подумаешь! Меня вон тоже … ммм … попросили прогуляться, – посмотрел на небо Гамаюн.
– А тебя почему? – удивилась такому повороту событий.
– Понимаешь, в чем дело. Гамаюн – птица вещая, – растягивая слова, начал он говорить.
– Так это всем известно, – согласилась я с ним.
– Ну, вот у меня не очень это получается, – как-то смял он концовку своей фразы.
– Что не очень получается? – переспросила его.
– Вещать не очень получается, – проворчал Гамаюн. – Вот сама посуди. Предсказал одной бабе, что она пацана родит, а она двух девок родила. Так по всем признакам было видно – будет пацан, а она возьми и роди девок! Ну и еще там пара моментов была, – нахохлился забавно Гамаюн, – Так, что ж меня за это, в зад клевать нужно было? Чего этим женщинам надо? Пусть сами вещают, если недовольны. А у меня специальность другая, я по-другому отрабатываю свое предназначение.
– Это как? – тут же спросила его.
– Ты девка, или муж есть? – спросил меня Гамаюн.
– Колдунья я, – с гордостью сообщила ему.
– И что? – удивился он.
– Вчера только силу получила, – пояснила ему.
– Аааа, тогда понятно, – протянул Гамаюн.
– Так что за специальность у тебя? – напомнила, что не ответил мне.
– Специфическая такая, без нее женщинам никак. Замуж выйдешь – узнаешь, – многозначительно сообщил Гамаюн.
– Я вроде не собираюсь замуж, – пожала плечами.
– Все вы так говорите, – важно возвестил мне Гамаюн, – А как встретишь своего добра молодца, так фьюить! И улетела в мужнин терем.
– Мне бы сначала со своей силой совладать, – обреченно вздохнула, и ветер снес верхушки деревьев передо мной.
– Крак! – втянул голову в плечи Гамаюн.
– Вот видишь? – горестно махнула рукой, и волна побежала по земле, вскидывая деревья и травы.
–Ты это, слышь, колдунья, успокойся. Чего нервничаешь так? Или с парнем своим поругалась? – любопытствовал Гамаюн.
– Нет у меня парня, – тряхнула головой, отчего косы огнем полыхнули.
– Так-таки и нету? – прищурился на меня Гамаюн, – А я ведь вижу – есть! Ты к нему, что ли сбежала?
– Ты что?! – возмутилась, – Нет у меня никого! Мне вчера вечером бабушка силу передала, а утром вот такое началось. – Обидно так стало, и заморосил мелкий дождик вокруг.
– Сила, значит, твоя гуляет. А я всё думаю, как ты меня сбить могла? – улыбнулся довольный Гамаюн.
– Ты уж прости, случайно вышло, – покаянно сказала ему.
– Случайно ничего не бывает, – важно сообщил Гамаюн, – Я вещун, такие вещи точно знаю.
– Ты же говорил, что вещать не очень получается, – спросила его.
– Это я по мелочам не попадаю. А так, когда что-то глобальное надо предсказать, так это всегда получается, – важно приосанился Гамаюн.
– Мальчика с девочкой перепутать – это мелочи?! – рассмеялась на его слова.
– Конечно, – уверенно кивнул Гамаюн, – Будет ли война, кто победит на ратных соревнованиях, какие ставки будут – это я могу. А ребенка – это женское дело предсказывать.
– А за что, говоришь, тебя попросили прогуляться? – подозрительно спросила его.
– Да ни за что! Представляешь, на последних ратных боях я все ставки предсказал правильно. Сижу, прибыль свою подсчитываю, и вдруг из ниоткуда появляется какой-то князь, и укладывает пятерых богатырей! А я его в расчет не брал. Там ведь теория вероятности чисел есть. Их просчитываешь, потом переставляешь. И все! А тут этот не посчитанный появился. Это не моя вина. Ну, в общем, прибыль мою отобрали, и полетать предложили, – сказал Гамаюн, почесывая свою филейную часть птичьей туши.
– Что ж за князь такой? – спросила Гамаюна, вспоминая, что братья как раз хотели эти бои по тарелочке посмотреть, да бабушка не разрешила.
– Не знаю я, пришлый какой-то, случайно в сказку попал, – нахохлился Гамаюн, теперь почесывая второй ушибленный филей, с другой стороны.
– Ты же говорил, случайностей не бывает, – напомнила птице.
– Не бывает. А этот неожиданно на поле появился, и сразу же, как давай махать кулачищами направо и налево, не разбирая, кого бьет. Я к нему потом подходил, – снова почесал второй филей, – Пытался с ним договориться о компенсации за утраченную прибыль, вместе работать предлагал, – угрюмо сказал Гамаюн.
– А он что?
– Отказал, – проворчал Гамаюн.
Сидели мы, пригорюнившиеся, у пенечка, с половинкой курицы. Вздохнули одновременно, отчего земля волной пошла, подкидывая деревья, и ветер снес еще новые макушки, уже дальше.
– Да что ж это за лес-то такой?! – услышали возмущенный мужской возглас со стороны осыпавшихся веток.
Мы с Гамаюном насторожились. Голос показался знакомым и мне, и ему, переглянусь. Оба, не сговариваясь, стали потихонечку отползать к краю полны, в надежде, что нас не заметят. Курицу Гамаюн прихватил с собой в клюве. Успели спрятаться в кустах на краю поляны как раз перед тем, как владелец голоса вышел на нее.
– Он! – вместе прошептали мы с Гамаюном.
Знакомый мне молодец стоял у нашего пенька и оглядывался – видимо, прикидывал, в какую сторону направиться.
– Ты его знаешь? – опять одновременно спросили друг у друга.
– Ты первый говори, – ткнула птицу в бок.
– А чего это я? Сама, небось, на него глаз положила, а теперь по кустам прячешься, – проворчал недовольный Гамаюн.
– Ты хоть думай иногда! – чуть громче на него прошипела, – Если бы положила, зачем бы по кустам пряталась? – постучала ему по лбу. Звук получился хороший такой, звонкий.
– Значит, колдануть на него успела, – предположил следующее.
– Он что ли тебя полетать попросил? – кивнула в сторону молодца на поляне.
– Он, – проворчал Гамаюн.
– И кто это у нас тут? – раздался мужской голос, и кусты над нашими головами раздвинулись.
Мы вжали головы в плечи.
– Может, ты его развеешь? – с надеждой шепотом спросил Гамаюн.
