Он и матушку, конечно, навещал, хотя не так часто, как той хотелось бы, но у нее нельзя было посидеть в полном отдохновении, сразу начинались суетливые хлопоты с ужином-чаепитием и опекунские разговоры о нем самом и великовозрастных внуках. Собственными проблемами со здоровьем матушка старалась его пореже беспокоить. Но Татьяна все равно обижалась на его отлучки, ревнуя к матери, с ехидной улыбочкой называла его маменькиным сынком, и беспардонно-унизительно проверяла поездки к ней по городскому телефону.
О своих родных в провинции она вспоминала лишь в дни рождения и под Новый год, и быстро пресекла их поползновения – видеть ее в роли заботливой наседки, крепко осевшей в столице и хлопочущей о судьбе младшей сестры. Однажды Александр Дмитриевич решился рвануть на волю и сбежал к матушке, но Татьяна очень крепко ему "надавила коленом на слезные железы": брошенный сын, сердечный приступ, потерянная совесть… В ход пошли загубленная карма, неотвратимая расплата в старости и чуть ли не Страшный суд – в итоге через месяц, с истрепанными вконец нервами, он вернулся в семью.
Наталья одобрительно улыбнулась своему отражению в слегка затуманенном паром зеркале – с фигурой женщинам в их семье повезло. Они пошли в родню дедушки, маминого отца, и в память о нем же, всем досталась прелестная чечевичная родинка на талии. Наташа сняла заколку и качнула головой, расправляя легкую волну светлых волос, целый день пробывших в заточении. Накинула халатик-кимоно, которое сшила из двух шелковистых платков-батик, расписанных акварельно-прозрачными цветами и веерами, полюбовалась в зеркало – очень симпатичное получилось.
А ведь второй такой вовек уже не будет -
Чуть обернувшейся в вечернем зазеркалье,
С не идеальным носом и девчачьей грудью,
Ступнею, вечно узкой для любых сандалий…
Наташа выключила везде свет и заглянула к маме спросить – как ее давление? – и пожелать спокойной ночи. Из-под Олиной двери свет уже не пробивался, но непохоже, чтобы она спала так рано. В последнее время ходит очень грустная, неохотно сказала, что у них разладились отношения со Стасом, он вдруг стал избегать встреч с ней, ссылаясь на занятость учебой, но она чувствует, что врет. Что ж, надо человеку иногда и всплакнуть без посторонних глаз…
Наташа мимоходом погладила белого, изрядно зацелованного мишку Джонни, почему-то обосновавшегося не в дочкиной, а в ее комнате, отставила тикающие часы подальше в угол – ведь завтра выходной, и поплотнее задернула шторы от пронзительно-фиолетовой рекламы SPA-салона, имевшей обыкновение прокрадываться узкой светящейся полосой к ней на подушку. Блаженно нырнув под одеяло, вытянулась и накрыла глаза ладонями… Она старалась не забывать про вечерний "пальминг" хотя бы на пять минут – у всех корректоров рано начинаются проблемы со зрением. Теперь наступало только ее заветное время – ее и Саши, мечтаний о нем… Уже скоро он приедет, и она наяву обнимет его. А возле кровати ее тапочки с голубыми помпонами будут ласково прижиматься к его клетчатым шлепанцам, и даже их зубные щетки на полочке в ванной трогательно склонятся друг к другу.
Ей вспомнился летний вечер, когда после заката они сидели вдвоем, тихо о чем-то разговаривали, а из магнитофона глуховато-волнующий буйновский полушепот уговаривал в песне "Потанцуй со мной, я сегодня твой…" Вдруг Саша нежно привлек ее к себе на колени и трогательно поцеловал. Не дерзко – в губы, даже не в шею, а руку чуть ниже плеча… Это было так восхитительно, что на несколько мгновений перестав дышать, как на облаке, она воспарила в немыслимое счастье! А вместе с не испытанным прежде чувством, мелькнул вопрос – что предвещал этот первый поцелуй, такое начало их романа? Наташа вывела для себя маленькую теорию, что первый поцелуй довольно точно предсказывает будущие отношения, все дальнейшее развитие сюжета.
В Саше она ощутила благородную рыцарскую почтительность, преклонение перед своей Дамой сердца. И не ошиблась! Он до тончайших нюансов знал все, что ей нравится, даже лучше, чем она сама, и никогда не спешил, терпеливо и любовно поднимая ее к высшей точке ожидания, с которой она взмывала ввысь, и откуда они летели уже вместе, в окутывающей их и все застилающей на своем пути лавине неземного блаженства…
А как они в первый раз поцеловались с Лешей, помнила довольно смутно, кажется, по-детски неловко и немного дурашливо, как все у них. Зато незабвенный, обожаемый красавец так запечатлел судьбоносный момент, что у нее закружилась голова, остановилось дыхание, и земля уплыла из-под ног, почти как в сентиментальных романах, и томительная, призывная страсть натянутой струной запела внутри. Такое с ней было лишь раз в жизни. Правда, красавец очень быстро уплыл. Но ничего, пережили… Наташа повернулась на бок, обхватила рукой подушку и приготовилась засыпать, но в памяти предательски всплыли его последние слова: "Может, тебе еще повезет, хотя честно сказать, среди нашего брата…", и мысли невольно вернулись к Оле.
Какая судьба ждет ее девочку, что за лотерейный билет она вытащит в жизни? Увы, их семья не могла похвастаться счастливыми женскими судьбами. В основном надежды и потери.
Летним снегом мошкара вьется под фонарным светом.
Не случайность, не игра – поиск вечного ответа…
К солнцу, к радостной судьбе льнут полночные глупышки
В изнурительной борьбе…
К счастью, ночь длинна не слишком -
Те июньских три часа, для которых в мир родятся,
И слепя мечтой глаза, на обман сиянья мчатся…
Путь назначен был такой хрупким, плюшевым созданьям?
Или дерзкий спор с судьбой?
Вопреки насмешке – к тайне!
Опять некстати взгрустнулось. Наташины мысли возникали одна из другой, словно выдвигалась антенна у транзистора, ловя все новые непредсказуемо-наплывающие звуки… Ничего, уже совсем скоро он вернется. В своих фантазиях о Саше она не раз пыталась придумать для него профессию – убедительное, конкретное занятие, но все не подходило ему то по характеру, то по ситуации, и Наташа махнула рукой, остановившись на чем-то неопределенно-техническом, с вынужденными командировками. Просто уезжает надолго и приезжает – работа такая. А она его ждет, вспоминает и мечтает…
Правда, за полгода изгнания мужа, со снисходительной иронией к самой себе, Наташа сыграла в переглядушки с редактором из соседнего отдела, который давно уже делал ей глазами недвусмысленные авансы. Он был внешне симпатичен, но недостаточно знаком, и вообще служебный роман мог сулить больше проблем, чем радостей. И когда поклонник ринулся на всех парах к намеченной цели, ей пришлось сделать такое недоуменное и насмешливое лицо, что он оскорбленно умолк на полуслове. Хорошо, что им не надо напрямую соприкасаться по работе, а то ее шутка могла бы иметь неприятные последствия.