Елена Звездная
Тайна проклятого герцога. Книга первая. Леди Ариэлла Уоторби
– Простите, леди, – женщина попыталась отнять руку, – простите, я… обычно ношу перчатки… понимаю, неприятное зрелище…
– Что же здесь неприятного? – Я подняла взгляд на нее. – Это только шрам.
Осторожно отпустила ее ладонь. Госпожа Винслоу нахмурилась, с сомнением посмотрела на мое побледневшее лицо и осторожно спросила:
– Вам плохо?
Смутилась уже я и едва слышно призналась:
– Вас очень жалко… очень.
Звук торопливых шагов и окрик господине Ирека:
– Леди Уоторби! Ваше поведение выходит за пределы дозволенного! Как вы смеете меня игнорировать?!
Даже не взглянув на него, я перевела взгляд навосхитительный в лучах утреннего солнца залив и, совершенно ни к кому не обращаясь, отчеканила:
– Леди не пристало реагировать на в высшей степени оскорбительный тон.
В небе протяжно кричали чайки, где-то там, далеко, послышался выстрел из пушки, а если закрыть глаза и прислушаться, можно было различить шум набегающих на берег волн…
– Леди Уоторби, немедленно поднимитесь наверх! – прокуренный голос господина Ирека прозвучал скрипуче и неприятно. – Иначе, клянусь, я использую розги!
Медленно повернувшись, смерила поверенного внимательным взглядом, затем вежливо проинформировала:
– Считайте это объявлением войны, господин Ирек.
На невыразительном лице промелькнуло искреннее удивление, после чего поверенный герцога резко выдохнул и прошипел:
– Ну, знаете ли! Вы… – под моим пристальным взглядом проглотил готовое сорваться оскорбление и скомандовал: – Ступайте в свои комнаты, леди Уоторби, леди вашего положения не пристало разгуливать без сопровождения! Не забывайте о своем статусе! Наверх!
Молча кивнула, улыбнулась растерянной женщине и, гордо расправив плечи, отправилась в свои покои. Разгневанный поверенный, тяжело дыша и ругаясь на ассаре, шел следом.
Подведя меня к двери, господин Ирек хмуро произнес:
– С завтрашнего дня вам будет предоставлена компаньонка…
– Вы хотели сказать «гувернантка», – не слишком вежливо перебила я.
Дернувшаяся щека и хриплое:
– Вы не настолько молоды, чтобы иметь гувернантку!
Я поправила кружева на пышной юбке, мило улыбнулась и заметила:
– Я не настолько стара, чтобы нуждаться в обществе компаньонки, господин Ирек.
Теперь у поверенного задергалась щека, и в галерее раздался рев:
– Марш в комнату, вздорная девчонка!
Вступать в дискуссию не имело смысла. Развернувшись, я вошла к себе и замерла, обнаружив новый элемент в интерьере – книжный шкаф! Причем книжный шкаф, забитый книгами. С некоторым сомнением оглянулась на господина Ирека и услышала от него:
– Это теперь все ваше.
Вновь окинув взглядом стеллажи с книгами, я не могла не заметить, что все книги имели характерную мягкую обложку и цвет переплета обычно применяемый для литературы, находящейся под жестким запретом в лицее Девы Эсмеры. И не потому, что матушка Эсенс, обучавшая нас словесности, являлась ханжой, а исключительно по причине негативного отношения к пустой литературе. «Желаете приобщиться к красивой истории любви – посетите театр, оцените шедевры мирового искусства, ведь мастерами двигала именно любовь, но не тратьте время на пустые книженции, недостойные даже упоминания!» – нередко говаривала она нам.
– Вульгарные непристойные эротические любовные романы, – кратко охарактеризовала я щедрый подарок господина поверенного. – Полагаю, вы оторвали эту поистине многотомную коллекцию от сердца? Благодарю, очень ценный дар.
Лицо и шея господина Ирека покрылись пятнами, задергались оба глаза.
– Леди Уоторби, я это не читаю! Это… это осталось в замке… от… Это теперь ваше!
Мило улыбнулась поверенному и невинно поинтересовалась:
– Наследство очередной безвременно почившей?
Двери господин Ирек закрыл сам! Да еще и на ключ. Меня фактически заперли наедине с разрушающей мозг, искажающей восприятие, отравляющей вкус литературой. И нет даже сомнений, для чего это было сделано. Как говаривала матушка Иоланта: «Начитавшиеся романов девицы ищут любовь в каждом взглянувшем на них мужчине». Господин Ирек решил заставить меня полюбить герцога?! Напрасно, я читать подобное не буду! Более того, я стану тем самым «образцом добродетели», которое непременно пожелают вернуть родителям.
* * *
Когда в замке провернулся ключ, а следом послышался стук и громкое «Леди Уоторби, герцог приглашает вас отобедать», я как раз завершала с новым образом. Поправив прическу, я еще раз осмотрела себя в зеркале и лишь после этого соизволила ответить:
– Одну минуту, господин Ирек.
На мне было светло-фиолетовое платье под цвет глаз. Пышной нижней юбки под него не имелось, так что я использовала розовую, панталончики с кружевами так же розового цвета и темно-фиолетовые туфельки. Но главным штрихом образа являлись два высоких хвостика, удерживаемые внушительными розовыми бантами – у меня в детстве кукла с такой прической была.
С улыбкой я и направилась к двери, а едва распахнула… нет, определенно господина поверенного скоро удар хватит.
– Леди Ариэлла!
– Да, господин Ирек? – смиренно поинтересовалась я.
– Леди Уоторби!!!
– Я вас внимательно слушаю, господин Ирек, – вежливо напомнила я.
– Леди Ариэлла Уоторби! – захрипел он.
– Нет, вам определенно стоит вернуть себе вашу бесценную коллекцию романов, с ними вы значительно уравновешеннее, господин Ирек, – с самой милой улыбкой сказала я и поинтересовалась: – Вы, кажется, упоминали обед?
И, прикрыв двери, я направилась в конец галереи, откуда, помнится, мы спускались на террасу, где проходил завтрак.
– В другую сторону, – очень тихо сказал поверенный. – Леди Уоторби, вам следует переодеться!
Повернувшись, я, заложив руки за спину, лениво направилась в указанную сторону, не менее ленивым тоном сообщив:
– Господин Ирек, вам следует уяснить, что войны просто так не объявляются.
Я миновала всю галерею, разглядывая морские пейзажи сквозь огромные окна, когда поверенный соизволил меня догнать, обогнать и, вновь употребляя выражения из ассара, устремиться вперед, указывая дорогу.
Насколько я поняла, терраса, где проходил завтрак, в данный момент была на солнечной стороне, и там сейчас стало жарковато. И ничуть не удивилась тому, что обед был накрыт в небольшом саду с пальмами, журчащим водопадом и тенистой беседкой, в которой, стоя и сложив руки на груди, нас уже ожидал герцог оттон Грэйд.
Мне сразу понравилось, как изменилась его поза, едва мы с господином Иреком вышли из-за розовых кустов и ступили на выложенную камнем дорожку, прямо ведущую к беседке. Его светлость напрягся, затем подался вперед, словно желал рассмотреть лучше мой наряд, а после, забыв об этикете, устало опустился на стул и закрыл лицо руками. Именно благодаря этому я позволила себе довольную и даже счастливую улыбку, которую почти сразу заменила бесконечно милым и невинным выражением – именно с такими лицами мы являлись к папеньке после каждой разрушительной выходки, на него всегда действовало.
Сгорбившийся господин Ирек и невинная я, подойдя к беседке, были вынуждены поменяться местами – леди полагалось пропустить вперед. А также леди полагалось встретить, и оттон Грэйд был вынужден подняться, поклониться и сказать что-либо приятное, комплимент моей внешности, к примеру.
Он и сказал:
– Вы… странно выглядите, леди Ариэлла.
Невинно похлопав ресничками, я заметила:
– Вы тоже… не голый.
Герцог мрачно посмотрел на поверенного, тот сник окончательно. Мне же пришлось постоять минуту, прежде чем лорд вспомнил об этикете.
– Прошу вас, леди Ариэлла, – спохватился он.
Сопроводил меня до места, помог сесть, придвинул стул. Осторожно, искренне веря, что я не замечу, коснулся моего правого хвоста…
– Вам бант не пойдет, – заметила я, расстилая на коленях салфетку, – и волосы у вас короткие.
Герцог мгновенно одернул руку, прошел, сел на свое место. И только сейчас я заметила, что столовых приборов всего два… Резко обернувшись, увидела, что господин Ирек нас уже покинул…
– Что-то не так? – поинтересовался герцог.
Разгладила салфетку на коленях, взглянула на тарелку… вновь разгладила салфетку и, мило улыбаясь, ответила… глядя на колени:
– Нет-нет, что вы.
Почему-то вдруг стало весьма неуютно и даже как-то тревожно находиться в беседке наедине с герцогом. И в саду совершенно никого не было. И на серых стенах замка… И…
– Ариэлла, – широкая ладонь герцога вдруг накрыла мои, расправляющие салфетку руки, причем момент был подобран так, что накрыла обе, остановив нервное движение, – я хотел извиниться…
Большой палец осторожно погладил мое запястье. Резко отдернула руки, салфетка свалилась с колен на каменный пол, я же, вскинув голову, попыталась вежливо улыбнуться, но едва не вскрикнула, не ожидая, что герцог окажется настолько близко. Очень близко! Настолько, что я отчетливо разглядела странный шрам, молнией перечеркнувший правую сторону лица, от внешнего уголка глаза до середины щеки. И жесткую даже на вид щетину, и три морщинки на лбу, и встревоженный взгляд.
– Ариэлла, вы побледнели. С вами все хорошо? – поинтересовался лорд оттон Грэйд.
– Нет! – воскликнула я, пытаясь, отодвинуться настолько, насколько позволял стул. – Мне плохо! Очень.
– Что? – Черная бровь изумленно приподнялась, но герцог и не подумал отодвинуться, напротив – подался вперед. – Вызвать врача?
– Священника! – воскликнула я, отодвигаясь еще немного и чувствуя спинку стула.
– Священника? – в полном изумлении вопросил оттон Грэйд. – Зачем вам священник, Ариэлла?!
И он придвинулся ближе. Я отпрянула и, несомненно, свалилась бы, но предугадавший неминуемые события герцог каким-то неимоверным образом подхватил меня на руки в тот момент, когда стул начал падать.
Стул с грохотом приземлился на каменный пол беседки. Я же, зажмурившись и почти не дыша, замерла в руках вскочившего герцога. Патовость ситуации придали внезапно появившиеся слуги!
– Мой лорд…
– Леди…
– Вызвать врача?
Встревоженные голоса, казалось, раздавались отовсюду. И это придало мне сил, все так же не открывая глаз, тихо попросить:
– Лорд оттон Грэйд, будьте так любезны поставить меня на ноги.
Мою просьбу исполнили с некоторым промедлением, но все же вскоре я стояла на твердой земле и только тогда решилась открыть глаза. Взгляд уперся в пуговицы на рубашке герцога, который и не подумал отойти.
– А врач… – начала какая-то женщина.
Я оглянулась – прислуги в форменной одежде цветов рода оттон Грэйд имелось достаточно, чтобы обслуживать целое поместье. Нашла взглядом говорившую, женщину преклонных лет, и решительно приказала:
– Священника пригласите, будьте так любезны.
Женщина вздрогнула, посмотрела на герцога, и почти сразу прозвучал его хмурый вопрос:
– Зачем вам священник, Ариэлла?!
– Мне?! – Я отошла на шаг, вскинула голову, посмотрела на будущего супруга и совершенно серьезно объяснила: – Он нужен вам, лорд оттон Грэйд! В первую очередь, чтобы исповедоваться в совершенном грехопадении, а разгуливать голым – грех. – Маг побледнел. – А во вторую, только священнослужитель, как покровитель всех верующих, донесет до вас святую истину – к леди по имени имеют право обращаться лишь близкие родственники, лорд Грэйд, вы же к данной категории еще не относитесь! И уж простите, я настаиваю на соблюдении всех правил приличия и до нашего бракосочетания отказываюсь находиться с вами наедине!
На какое-то мгновение мне показалось, что герцог меня ударит. Его глаза яростно сузились, губы были сжаты с такой силой, что побелели, и вся поза выдавала крайнее напряжение. Но только мгновение, уже через секунду оттон Грэйд выпрямился и произнес одно короткое слово:
– Акэлш.
Южное наречие гвельского – это я поняла сразу, хуже другое – я его не учила. Наша группа была поделена по интересам, и я в качестве третьего языка выбрала ланас, северный диалект. Никогда об этом не жалела… до этого дня.
И не успела я в полной мере вкусить горький плод запоздалого раскаяния, как мы вновь остались совершенно одни – я, упавший стул и исполненный холодной ярости последний представитель династии оттон Грэйд. Именно он и произнес:
– Леди Уоторби, я приношу свои извинения за утренний инцидент.
Он шагнул к стулу, поднял его, расположил близ стола и жестом предложил мне сесть. Демонстративно сложила руки на груди.
– Леди Уоторби, – судя по всему, выдержкой герцог не отличался, – я приму к сведению ваши требования, однако сейчас давайте просто приступим к трапезе.
Продолжаю молча стоять.
Резко выдохнув, герцог сжал спинку стула так, что тот затрещал, и отчаянно сдерживаясь, вопросил:
– Что еще не так?
Странный вопрос. Он не выполнил ни единого моего требования, он полностью проигнорировал все сказанное, вернувшись к тому, с чего начали, и не желая идти даже на малейшие уступки! Как минимум за столом мог бы присутствовать лакей, все не так страшно.
– Леди Уоторби, сядьте, – мрачно приказал оттон Грэйд.
– Я вас боюсь, – слова вырвались сами.
На секунду вновь показалось, что он кого-то убьет, но нет, сдерживаясь из последних сил, оттон Грэйд произнес:
– Могу я узнать, чем был вызван ваш безотчетный ужас?!
Пожав плечами, я поправила складки на юбке, скромно опустила взгляд и, любуясь кончиками фиолетовых туфель, мило ответила:
– Несовместимостью статуса вашей супруги, собственно, с жизнью.
В следующее мгновение молчаливый участник происходящих событий с треском скончался. Испуганно перевела взгляд с бывшего тяжелого дубового стула, а ныне обломков, на герцога Грэйда, эти самые обломки с ругательством швырнувшего на пол. Лорд закрыл глаза, постоял немного, видимо, пытаясь вернуть самообладание, и, извинившись, покинул беседку.
Однако радовалась я зря – вернулся он почти мгновенно, неся другой стул. Именно на него мне и было предложено сесть, причем жестом. И отказаться представлялось сродни самоубийству.
Подойдя, осторожно присела, лорд придвинул стул и занял свое место. В абсолютном молчании мне передали салфетку, и едва я расстелила ее на коленях, герцог задал нетривиальный вопрос:
– Вина?
– Леди не пьют, – холодно отрезала я.
Герцог молча наполнил свой бокал доверху. Залпом осушил до дна. Снова налил. Заметил мой взгляд и пить передумал.
– Салат? – был задан очередной вопрос.
Демонстративно огляделась, недвусмысленно намекая, что прислуживать за столом полагается совсем не герцогу. И услышала ледяное:
– В моем доме не прислуживают тем, кто способен обслужить себя самостоятельно! Салат?
Неожиданно поймала себя на мысли, что мне нравится правило, установленное герцогом. Это гораздо проще, приятнее и быстрее, нежели ожидание действий со стороны лакея. Однако лорду Грэйду следовало бы понять, что его собственное правило налагало на меня определенные… да что там налагало, открывало новые горизонты.
– Благодарю, – вежливо ответила я, но едва его светлость потянулся к блюду, добавила: – Однако я способна обслужить себя самостоятельно.
И поднявшись, совершенно спокойно набрала и салат, и паштет, и отварные овощи, избегая разве что странных красных гадов под не менее непонятным мне соусом из фруктов. Обслуживать себя было не впервой – в лицее придерживались строгих правил, так что даже стирка мне была вполне по силам, – а потому, наполнив блюдо, я вновь села на место и приступила к обеду.
Некоторое время герцог молча смотрел на то, как я ем. Затем, наполнив собственное блюдо, также приступил к трапезе. Через несколько минут я встала, наполнила свой бокал водой, вновь присела на стул. Герцог, проследив взглядом за моими действиями, налил себе вина. Несомненно, было бы благоразумнее промолчать, но:
– А матушка Иоланта всегда говорила, что мужчинам в возрасте алкоголь вреден.
Уже делающий глоток герцог поперхнулся, отставил бокал и принялся молча есть. Ел он быстро, с какой-то ожесточенной злостью, и мясо резал яростными четкими движениями. А после отложил свою тарелку с остатками мясного соуса, взял другую, насыпал себе красных морских гадов, полил их каким-то полупрозрачным желтоватым странным соусом, схватил зеленый фрукт с блюда, разрезал, полил все еще и этим соком. Вытер руки, исключительно чтобы этими же руками и приступить к разламыванию членистоногих.
– Так, кажется, я уже сыта, – потрясенно пробормотала, начисто лишившись аппетита от этого зрелища.
Лорд оттон Грэйд перевел недоуменный взгляд с меня на свое блюдо и задал вопрос:
– Вы никогда не пробовали креветок?
Я не ответила, складывая вилку и нож на правой стороне блюда, что означало конец трапезы. Однако герцога мой недвусмысленный намек не впечатлил, и он, разломав несчастное, брызнувшее соком животное на части, извлек белое мясо, обмакнул его в скопившийся на дне блюда соус, затем полил соком зеленого фрукта и, держа все это в пальцах, протянул мне, со словами:
– Попробуйте, уверен, вам понравится.
Окончательно шокированная, я посмотрела на белое мясо морского гада, пальцы герцога, с чистыми, коротко остриженными ногтями, руку, и в конце концов на самого лорда Грэйда, который все так же протягивал мне явно блюдо местной кухни с искренней уверенностью, что я буду есть это столь вопиюще неприличным образом!
– Ну же, леди Уоторби, – поторопил он.
Молча переложила салфетку с колен на стол, так же молча встала и, окинув удивленного моим поступком герцога, заметила тоном, применяемым нашими наставницами:
– Вам следует последить за своими манерами, лорд оттон Грэйд.
Выражение его лица вновь стало каменным. Я же, выйдя из-за стола, изобразила реверанс и добавила:
– И, раз уж нет десерта, прошу меня извинить, я вас оставлю.
Гордо распрямив спину и сложив руки за спиной, как примерная воспитанница, я покинула беседку. Меня хватило на шесть шагов, после чего одно очень нехорошее и неистребимое во мне чувство заставило остановиться. «Креветки». Я вдруг вспомнила, что это блюдо часто подают в императорском дворце как одно из вкуснейших морских лакомств. Нет, выглядело все ужасно, но само название я уже слышала и сейчас…
– Леди Уоторби? – прозвучал голос несомненно заметившего мою остановку герцога.
«Ариэлла, любопытство тебя погубит».
– Ладно, – крутанувшись на каблуках, я развернулась к столу, – так уж и быть, я это попробую. Но не с ваших рук.
На лице герцога не отразилось никаких эмоций, разве что глаза как-то странно блеснули. После чего последний представитель военной династии оттон Грэйд демонстративно поднес все ту же креветку к губам, съел и сообщил мне:
– Нет.
И усмехнулся.
– В каком смысле «нет»? – поинтересовалась я, возвращаясь к столу.
Лорд демонстративно взял следующего гада отвратительного вида, открутил ему голову, разломал тело, извлек мясо, повторил все манипуляции с соусом и соком зеленого фрукта и спокойно ответил:
– Или я вас кормлю, или не приобщитесь к изыскам южной приморской кухни.
И внимательно посмотрел на меня, даже не потрудившись скрыть провокационную ухмылку. Несколько секунд я не могла поверить в столь вопиющий шантаж, а после… Он первый начал! Мне просто достаточно было вспомнить, что я одна, далеко от дома, в ужасающем положении, и мои глаза распахнулись чуть шире, подбородок дрогнул, глаза медленно наполнились слезами…
Улыбка мгновенно исчезла с лица герцога.
Стремительно развернувшись, я сжала руки в кулаки и, демонстративно пытаясь сдержаться, выдохнула:
– Прошу меня извинить, лорд оттон Грэйд, всего доброго.
И бросилась прочь из беседки. Как-то даже не сразу осознав, что притворные слезы стали самыми что ни на есть настоящими, а потому, когда на выходе из сада меня настиг окрик «Ариэлла», я практически взбежала вверх по лестнице, меньше всего желая видеть сейчас хоть кого-то, и в особенности, герцога Грэйда.
В галерее, едва не столкнувшись с господином Иреком, я вбежала в комнату, закрыла дверь, задвинула засов, прислонилась спиной к двери и только тогда поняла, что оказалась в той самой комнате, где провела вчерашнюю ночь. Почему именно здесь? Возможно, потому что она была дальше всего от спальни герцога?!
– Ариэлла! – крик последнего представителя династии оттон Грэйд раздался в галерее.
Затем послышались шаги пронесшегося мимо этой двери герцога, а следом раздраженное и немного сконфуженное:
– Ариэлла, послушайте я…
– Она там, – очень некстати вставил поверенный.
Я задержала дыхание. Через минуту герцог стоял уже за нужной дверью.
– Ариэлла, разрешите войти.
Молча стою, все так же прислонившись спиной к двери.
– Леди Уоторби, знаете, слезы были совершенно излишни!
Все так же молча вытерла влажные дорожки со щек.
– И я практически не совершил ничего предосудительного!
Ключевое слово «практически».
– Я понимаю, что вам сложно, – продолжал оттон Грэйд. – Должен признать, и мне не просто!
Истинно мужская позиция – эгоизм называется.
– Леди Уоторби, просто вернитесь за стол!
Даже отвечать не собираюсь.
И тут послышалось сказанное на ассаре:
– Это на приказной тон не реагирует, – поделился горьким опытом господин Ирек.
– Не смей называть мою невесту «это»! – на том же языке прорычал герцог.
О, Пресвятой!
– Но, мой герцог, она…
– Избавь меня от своего присутствия, Ирек! Немедленно!
Звук шагов уходящего поверенного был приглушен ковром. Когда они утихли, оттон Грэйд устало попросил:
– Леди Уоторби, пожалуйста, откройте дверь.
Без приказного тона. Я повернулась, отодвинула засов, приоткрыла дверь, чуть-чуть, так чтобы была видна узкая щель, и смотрела я исключительно в пол.
– Я просил открыть, а не приоткрыть, – заметил герцог.
Молча закрыла дверь и задвинула засов.
С той стороны раздалось взбешенное:
– Потрясающе! Леди Уоторби, пожалуй, в деле переговоров с корсарами вам цены не было бы!
С некоторым удивлением я поинтересовалась:
– Почему?
– У вас потрясающее умение идти на уступки. Редкое очень, и я даже больше скажу – впервые с таким сталкиваюсь!
Я помолчала, разглядывая рисунок на двери, и тихо спросила:
– Вы сейчас издеваетесь?
– Нет, – опроверг мое предположение герцог, – это был сарказм. Леди Уоторби, откройте дверь!
Сложив руки на груди, я спокойно ответила:
– Нет, лорд оттон Грэйд.
Тишина, затем хриплое:
– Вы сейчас издеваетесь?
– Считайте это тонкой иронией, – посоветовала я.
Некоторое время герцог не произносил ничего, затем все же задал, видимо, не дающий ему покоя вопрос:
– Вас этому в лицее Девы Эсмеры обучали, леди Уоторби?
– Чему «этому», лорд оттон Грэйд?
В галерее прозвучало ругательство. Тихое, на ассаре, но очень прочувствованное. А затем герцог соизволил высказать свое мнение о моей персоне в столь завуалированной форме как:
– Леди Уоторби, мне любопытно, вы не мечтали посвятить свою жизнь служению Пресвятому?
Вопрос несколько оскорбительный для леди моего положения.
– Задумалась об этом в момент передачи вам брачного договора, лорд оттон Грэйд, – вежливо ответила я.
Еще одно ругательство, а после сдержанно, вежливо и весьма холодным тоном:
– У вас другие покои, леди Уоторби. Всего доброго.
И последний представитель династии оттон Грэйд покинул галерею, не настаивая более на моем обществе.
Еще немного переждав, я вышла и, никого не обнаружив, вернулась к себе. С единственной целью – отоспаться после полубесонной ночи, потому как больше заняться мне было положительно нечем.
* * *
Я проснулась на закате от странного ощущения чьего-то присутствия. В первые мгновения появилось непреодолимое желание засунуть руку под подушку и спрятать очередную не особо дозволительную книгу, а после пришло понимание – я не в лицее. И тихие неслышные шаги не принадлежат ни одной из сестер-воспитательниц. Но поступила я так, как привыкла – расслабилась, контролируя каждый вздох, следила за тем, чтобы не дрогнули веки, и слушала каждый шорох, пытаясь определить, откуда доносится.
Звук удаляющихся шагов, шелест ткани, скрип дерева… скрежет, непонятный, странный, и все стихло. Я лежала еще некоторое время, затем осторожно открыла глаза – никого. Села, осмотрелась – в спальне я была совершенно одна. Осторожно встала с постели, подошла к окну, на мгновение замерла, любуясь заходящим солнцем, словно окунающимся в морские просторы, затем повернулась и едва сдержала вскрик. Цветок мальвы! Цветок, который сажают на могиле безвременно ушедших, цветок скорби и боли. А еще для всех, кто искренне верит в суеверия – символ смерти! Причем, по существующему с давних пор поверью, если обнаруживший цветок расскажет о нем, смерть приходит быстрее. Еще одно поверье гласило – что прикасаться к растению нельзя по тем же самым причинам!
Меня самым наглейшим образом пытались запугать.
Вновь повернувшись к окну, я подумала, что с гораздо большим удовольствием постояла бы и посмотрела на то, как огромное солнце медленно погружается в воду, но…
– О, Пресвятой! – мой перепуганный вопль должен был прозвучать достаточно правдоподобно. – Только не это!
И я выбежала из спальни, пытаясь изобразить судорожные рыдания. В уборной я некоторое время брызгала водой в зеркало, затем в идеальнейшем порядке раскладывала баночки с кремом и мылами, а после, совершенно нехотя, взбила мыльную пену и умылась, не полностью прикрывая глаза. Веки запекло, слезы хлынули по щекам, глянув на себя в зеркало, я убедилась, что выгляжу испуганной и заплаканной.
Всхлипывая и вытирая слезы, я вернулась в спальню, посмотрела на столик – цветка уже не было!
Мне пришлось вспомнить все неудачи в жизни, бал, на котором я так и не появилась, и ужас перед своей новой жизнью, чтобы разрыдаться максимально достоверно, потому что я совершенно точно знала – за мной следят. А демонстрировать, что их игра не возымела действия, было бы глупо.
* * *
Стук в двери и голос господина Ирека были спасительным светом в беспросветном получасовом представлении с рыданиями в голос. Я вспомнила все, что могла вспомнить, я оплакала даже гибель своей первой куклы, я рыдала над первым наказанием папеньки, лишившего меня сладостей на год за порчу имущества его влиятельного друга, я даже вспомнила единственный низший балл, полученный на домоводстве. Я так еще ни разу не рыдала в своей жизни, а потому была искренне благодарна поверенному за появление.
– Леди Уоторби, – вновь позвал господин Ирек.
– Да-да, сейчас иду.
Накинув халат, я вышла в гостиную, миновав ее, открыла двери.
– Леди Уо… – начал поверенный и осекся.
Всхлипнув, опустила взгляд.
– Леди, ужин и… только не банты. И… Я жду вас, – добавил господин Ирек и сам закрыл двери.
Пожав плечами, я решила, что раз не банты, то не банты. Про бантики поверенный не упоминал.
Мой наряд к ужину состоял из короткого, почти по колено, белого платья, из-под которого ворохом голубых кружев топорщились нижние юбки. Полосатые бело-голубые чулочки, голубые туфельки, в тон к ним голубая лента, обручем придерживающая волосы. А вот в волосах очень, очень и очень много крохотных голубых бантиков, мне их мама на двенадцатилетние подарила, но все пятьдесят штучек я впервые использовала.
Открыв дверь, я, скромно потупившись, вышла в галерею.
– Ну все! – взревел господин Ирек. – Знаете что, леди, это уже переходит все границы!
Естественно, леди на брань не реагируют, промолчала и я. А поверенный продолжал:
– Вы – исчадие преисподней, леди! И знаете что: одно дело издевательства надо мной, но измываться над герцогом я вам не позволю, слышите?!
Вновь реагирую абсолютным молчанием.
– Вы… вы просто…
– Что здесь происходит? – голос лорда Грэйда вынудил господина Ирека мгновенно закрыть рот.
Я же продолжала молча стоять, опустив голову и стараясь быть безучастной к происходящему.
Звук приглушенных шагов, и герцог, подойдя к нам, повторил вопрос:
– Что случилось?
Я молчала, поверенный, как ни странно, тоже. В следующее мгновение случилось странное – сильные пальцы последнего представителя военной династии оттон Грэйд неожиданно сжали мой подбородок и вынудили запрокинуть голову. Это оказалось так неожиданно, что я не сдержала вскрик, попыталась отступить, но удержавший герцог продолжал внимательно разглядывать мое лицо.
– Вы плакали, – вынес вердикт оттон Грэйд.
Я не дышала, в каком-то священном ужасе глядя на его светлость. А он продолжал меня удерживать, сильно, властно и… удерживать!
– Лорд оттон Грэйд! – вновь предприняла попытку вырваться.
– Да-да, я помню, мне требуется священник, – он как-то печально усмехнулся, – но речь не обо мне. Вы плакали. Причина?
– Отпустите меня! – сама не ожидала, что это прозвучит почти истерическим криком.
Темные глаза герцога словно стали еще темнее. Значит, не только леди не реагируют на повышенный тон. И мне вдруг стало по-настоящему страшно – я принадлежала этому мужчине, целиком и полностью. Его замок, его люди вокруг, его желание здесь единственный закон. С утра это обстоятельство было подзабыто, но в сумерках наши страхи оживают, мой ужас продолжал меня удерживать, даже не осознавая, насколько пугает меня.
– Пожалуйста, – тихо попросила я, испуганно глядя на лорда Грэйда.
Герцог медленно коснулся моей щеки. Я вздрогнула всем телом. Отпустил мгновенно. Отшатнувшись на два шага, резко отвернулась к окну, сжимая кулаки до боли, до розовых полумесяцев от врезавшихся в кожу ногтей.
– Леди Уоторби, – начал герцог.
– Лорд оттон Грэйд, для меня и так мало приятного в данной ситуации, и демонстрация вашего физического превосходства была совершенно излишней.
Я обернулась и взглянула в каменное лицо своего страха. Герцога вполне справедливый упрек взбесил, и мне напомнили:
– Леди Уоторби, начнем с того, что я мог и не отпускать!
– Да, – согласилась я, – и вы с нескрываемым наслаждением мне это продемонстрировали.
Лорд оттон Грэйд с холодной яростью смотрел на меня. Молча отступила еще на шаг к окну. Резко выдохнув, герцог тряхнул головой, пробормотал что-то непонятное, затем, сложив руки на груди, с трудом сдерживая раздражение, задал неожиданный вопрос:
– Сколько лет вы провели в лицее Девы Эсмеры?!
Тон не предполагал даже возможность молчания с моей стороны, пришлось ответить.
– Семь лет, лорд оттон Грэйд.
– Семь лет… – задумчиво повторил он. – С десяти?
Это уже напоминало допрос.
– Мне едва исполнилось девять, когда святой отец Фамио принес письмо матери-настоятельницы моему папеньке, в тот же день я покинула поместье.
– Вот как…
Герцог щелкнул пальцами, свет в галерее стал ярче, и теперь было отчетливо видно, что на его белой рубашке имелся странный рисунок из серебристых переплетенных рун. Собственно камзолом лорд не озаботился.
– Простите мне мое любопытство, – как-то ядовито это прозвучало, да и взгляд, коим окинул меня оттон Грэйд, был далек от доброго, – а вы… покидали стены монасты… лицея на каникулах?
Я с трудом подавила улыбку, мгновенно догадавшись, на что намекал герцог, но не подыграть ему в этом было бы глупо.
– Никогда! – с жаром ответила мгновенно скривившемуся лорду. – Мир, оскверненный грехом, никогда не привлекал меня, и все каникулы я проводила в святых стенах, истово молясь о спасении душ, погрязших во лжи и разврате!
