© Звездная Е., 2015
© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2015
Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.
– Адептка Риате, – чуть вибрирующий голос главы нашего учебного заведения заставлял содрогаться что-то глубоко внутри, впрочем, от его голоса сейчас и стекла дрожали, – я жажду услышать ваши объяснения!
Магистр темной магии, племянник императора, Первый меч империи, член ордена Бессмертных, сам великий лорд Риан Тьер нацелил на меня пристальный взгляд черных, как само Темное Искусство, глаз. И он вовсе не жаждал моих объяснений, он их попросту требовал.
Мысленно помянув Бездну, я попыталась хоть как-то оправдаться:
– Так… получилось… – Да, с оправданиями у меня всегда было туго.
Дверь распахнулась. Лорд-директор стремительно обернулся, обратив полный ярости взгляд на самоубийцу, который был не в курсе собственного стремления распрощаться с жизнью. Деревенский кузнец – здоровенный детина с широченными плечами, орками в предках и квадратной челюстью – взгляд разъяренного магистра выдержал с достоинством, а после пробасил:
– Уж простите, уважаемый преподаватель и господин директор, но негоже вам оставаться наедине с моей невестой.
Мастер Горт, насколько мне было известно из тетиных рассказов, гнул подковы руками и в одиночку ковал даже двуручные мечи, но что-то мне подсказывало, что сейчас погнут его самого.
– Твоя невеста?! – нехорошим тоном переспросил магистр.
И, повернувшись ко мне спиной, абсолютно и полностью переключился на несчастного – Горта.
– Моя! – Кузнец себя несчастным не чувствовал, он и на рвара с голыми руками ходил, как поведала мне все та же тетя Руи.
Лорд Тьер усмехнулся, а потом спокойно произнес:
– Я тебе дам один совет, мужик: больше никогда не смей даже смотреть в ее сторону.
«Мужик» растянул губы в кривой ухмылке, продемонстрировав отсутствие парочки зубов, размял плечи, закатал рукава и посоветовал:
– Ты это, лицо прикрывай, а то изуродую, к Бездне, харю твою столичную. – И бросился на лорда-директора.
Драться при мне Риан не стал. Молча схватил кузнеца за шиворот, молча поднял весь его немалый вес, так на вытянутой руке и вынес из моей скромной спаленки.
Потом на лестнице раздались его легкие, даже с такой ношей, шаги, крики собравшегося в нашей общей комнате народа, а там было человек сорок, после скрипнула входная дверь.
Звуки глухих ударов сквозь завывания метели слышны были плохо, хрипы кузнеца также, но, вот когда он начал молить о пощаде и Бездной клясться больше никогда не смотреть в мою сторону, это слышали явно все.
Не выдержав, подошла к окну и увидела, как кузнец Горт уползает с нашего двора на четвереньках, а магистр, снимая перчатки, возвращается в дом.
Я отпрянула от окна, едва раздался скрип пропускающей Тьера входной двери, и уже ждала, что он вновь ко мне поднимется, но тут раздался громовой рык, потрясший дом до основания:
– Дэя! Спустись сюда, будь любезна.
Нервно сглотнув, я… осталась стоять посреди комнаты. Ровно до повторного:
– Дэя!
Что я ему скажу? Вот что мне сказать? И как я произнесу это при всех? Что согласилась на этот фарс из жалости, а меня попросту использовали? Да если я расскажу все, как было, тогда кузнецу не только от Риана, но еще и от отца достанется… и тете Руи тоже. И все равно я же отказалась бы – завтра, не при всех, да кто ж знал, что магистр примчится не на пятый, а на третий день после моего приезда…
Вообще должна признать, что эта поездка сразу пошла не так, как следовало. Начать с того, что бабушки Доры, мамы моего отца, в Вилре не оказалось. Меня еще тогда насторожила фраза бабушкиной соседки, что госпожа Дора – уехала на семейный совет. Жаль, значения не придала. Потом случилось нечто еще более удивительное – дяди с семьей также не оказалось дома! Нет, ночевать на постоялом дворе не пришлось, нас с охранниками с радостью приютила дядина теща, очень милая руддака, которая и после смерти мужа оставалась верна традициям его родственников. Да, следовало призадуматься уже тогда, потому как в моей семье, кроме младших братика и сестрички, соответственно восьми и семи лет, все остальные были уже замужем, женаты или в состоянии приближающегося брака.
Но почему-то тогда я об этом не подумала. Играла со Счастливчиком, учила списанные у Тесме заклятия противодействия, да и дорога значительно отвлекала. На повороте к Верегсу на нас напали оборотни. Не то чтобы напали, но боевым магам так показалось. В итоге пришлось орать из кареты, что это друзья. А вся суть в чем – оборотни населяли Верегские леса и зимой их не покидали, а любопытство – вещь суровая, вот обычно и тормозили почтовые экипажи, чтобы узнать, что и как в мире творится, а то что в зверином обличье – так в шкуре зимой теплее, чем даже в шубе. Но, увы, объяснить магам особенности местного взаимоотношения рас я не успела, в итоге они подпортили шкуры тем троим, что мирно пытались остановить нас на дороге. А оборотни своих не бросают, и половина стаи помчалась мстить. Маги приготовились дорого продать свои жизни, а я все старалась выбраться из кареты, чтобы объяснить ситуацию, однако у кого-то из бывших офицеров в запасе имелось заклинание «Клеть», и я оказалась в магической неоткрываемой клетке. Я кричала, я билась в дверь, я настаивала – но в условиях взрывающихся огненных снарядов и нарастающего воя стаи оборотней меня никто не слышал. Ровно до слов: «Сейчас как прокляну всех!»
Вот тогда карету остановили, меня выпустили, и самый старший из охраны лорд Орвес спросил:
– Ты что-то сказала?
То есть на меня еще и разозлились. Спас меня крик одного из оборотней:
– Так это же Дэя!
Маги сменили гнев на милость и осведомились:
– Так вы с ними знакомы, госпожа Риате?
Вот не зря я хотела ехать на почтовом экипаже, там возницы опытные, все уже знают и обычно даже обмениваются подарками с оборотнями. Пришлось долго объяснять магам, как сильно они не правы. Все закончилось прозаически – меня, настаивающую на продолжении путешествия, вновь заключили в карету и к заклинанию «Клеть» добавили еще и заклятие «Молчание», а после маги и оборотни всю ночь напролет делились новостями в стане оборотней, рассевшись вокруг костров. Обидно, что даже выспаться не удалось, – это они меня не слышали, а вот мне досталась вся гамма незабываемых впечатлений от пьяных хоровых песен, выводимых глотками магов и оборотней.
Ко всему прочему, когда мы, наконец, двинулись дальше, маги со мной не разговаривали принципиально. Они ехали в основном молча, мучительно перенося страшную болезнь под названием похмелье, и изредка ругали оборотней с их пойлом, против которого даже заклинания трезвости не срабатывали.
В общем, пять дней вместо семи, так как ехали мы быстро, закончились к всеобщему нашему облегчению. Меня подвезли к дому, еще издали заметно обновленному, открыли дверцу кареты, протянули руку в стальной перчатке, после чего помогли спуститься и отчитались:
– Объект Дэя Риате довезен до места назначения в целости и сохранности. За время путешествия объект по темным подворотням не бродил, в сомнительных компаниях не пил, в драках не участвовал, картин, способных вызвать негодование и повредить моральным устоям, не видел.
И тут я понимаю…
– Так вы меня поэтому в карете заперли, когда отправились напиваться с оборотнями? Чтобы я картин, способных вызвать негодование и повредить моральным устоям, не видела?!
Мне невозмутимо ответили:
– Мы условия контракта выполнили в строгом соответствии с требованиями возрожденного духа смерти. – И лица такие честные.
Тогда-то я поняла, кого благодарить за самую ужасную в моей жизни поездку. И после такой дороги мне хотелось только прийти домой, посидеть с мамой и папой за обеденным столом, рассказать, что у меня случилось… И чтобы в тишине, и чтобы слышно было, как потрескивают дрова в камине, и чтобы Царапка ласково мурчала у меня на коленях, и…
Дверь распахнулась еще до того, как маги, соизволившие донести мои чемоданы, подошли к дому. В следующее мгновение меня оглушило приветственными криками, топотом многочисленных ног, радостными восклицаниями, и вся наша немалая родня вывалилась встречать старшую дочь, то есть меня. В дом я была унесена потоком отчего-то крайне довольных родственников и с трудом удержала улыбку, увидев, сколько их понаехало. Нет, я своих родственников люблю, но… это Приграничье, и в каждой семье восемь – десять детей, а как результат, стоит только собраться всем детям со своими детьми и супругами, одного стола уже не хватает, а здесь имелась вся папина родня и частично мамина… Наш большой дом оказался переполнен до основания! Но даже не это самое страшное.
– Дэя, умничка наша, как же я рада видеть тебя! – Тетя Руи, жена старшего папиного брата, нынешняя глава всего рода, ответственная за все брачные дела, радостно направилась ко мне, раскинув очень толстые руки.
Я, конечно, родственников люблю, но вот конкретно при виде тети Руи мне захотелось развернуться и уехать или хотя бы куда-то сбежать. Но самое неприятное – тетя фактически оттолкнула маму, намереваясь обнять меня первая. И раньше я бы молча подчинилась, как и всегда, но… что-то изменил лорд-директор в сознании всех адептов Академии Проклятий.
– Темных вам, тетя Руи, – громко возвестила я и, ловко выставив на ее пути тетю Мили, подбежала к маме.
Мамочка, стройная, чуть усталая, но очень счастливая, крепко обняла меня и прошептала нашу семейную фразу:
– Ты дома.
Она всегда это говорила, просто – «Ты дома», и в этом было так много всего: и радости от того, что я приехала, и тоски обо мне, и грусти, что скоро вновь уеду. Впрочем, на этот раз мама прошептала и еще кое-что:
– Папа не согласился.
Когда она отстранилась, обнимая мое лицо такими родными ладонями, я уже начала догадываться, на что не согласился папа… Впрочем, тетка настаивала на выдаче меня замуж с моих четырнадцати, а уж теперь-то…
Помяни тетушку…
– Ну, раз все всех рады видеть, – сарказм явно ко мне относился, – женщины отправляются готовить столы, мужчины прочь! Сегодня женский день!
Продолжаю смотреть на маму, та явно подавила недовольство и пытается улыбнуться, но не выходит. А все дело в тете… И вот раньше я бы промолчала, а сейчас даже не собиралась:
– Тетя Руи, – разворот в сторону главы семьи Риате, – по какому поводу праздник?
В нашем роду все в основном светловолосые и сероглазые, тетя в толпе родственников отличается черной с проседью копной волос, черными глазами, каким-то злым лицом и властным выражением на оном. А еще габаритами – она по ширине с дядей может соперничать, тот охотник, как и отец, так что косая сажень в плечах.
– А у нас, Дэечка, радость, – сквозь зубы ответила тетушка, – старую деву, позор рода, замуж отдавать будем.
Шум в толпе моих родичей стих в мгновение. Да, я старая дева, и это факт. Мои младшие сестры уже замужем, у всех дети есть, а мне двадцать, брачный возраст четыре года как миновал, так что старая дева и позор рода. И можно было бы честно сказать, что я уже помолвлена и замуж собираюсь, но… одно дело – сообщить это маме и папе и совсем другое – тете Руи, не хватало, чтобы она по всему Приграничью начала трезвонить, что является родственницей самого лорда Тьера.
Опускаю голову, встречаюсь взглядом с золотыми глазищами Счастливчика, вспоминаю, что мне сегодня желательно еще найти нашу кошку и узнать, в чем секрет ее долгожительства, и успокаиваюсь.
– Да, тетя Руи, – я вскинула подбородок, встретилась с колючим тетиным взором, – я старая дева. Мне это нравится. И еще – замуж я не могу выйти до окончания академии, так что… придется вам смириться с тем фактом, что в семье Риате все же существует одна старая дева!
Тетя искренне убеждена, что ее задача как главы рода – выдать всех девушек замуж. Лично я вообще сожалею, что бабушка Дора передала ей полномочия после смерти дедушки. Наверное, бабушка тоже об этом жалела, да сделанного назад не воротишь, теперь все страдают. И если к дяде претензий не было, то тетя… Папа на маме вообще без ее благословения женился, за что был отлучен от всех семейных собраний до рождения третьего ребенка. Ну да это дело прошлое, а проблема в том, что папа своих родственников любит, и мне не хотелось, чтобы у него из-за меня были неприятности.
– Все сказала? – елейным голосом вопросила тетушка.
– Да, тетя Руи, – покорно согласилась я.
– Так вот запомни, Дэюшка, – начались нравоучения, – то, что ты умеешь читать, да еще и учишься где-то там, в никому не нужном учебном заведении, не отменяет того факта, что ты Риате! И пока я жива…
И тут я не сдержалась:
– Академия Проклятий, тетя! Я учусь в Академии Проклятий! И кстати, у меня есть собственное дело: контора частного сыска «ДэЮре», которую я открыла вместе со своим партнером…
– Дроу Юрао Найтесом, – пропела тетя.
Я чуть котенка не выронила.
– Дэюшка, – массив тетки подплыл ко мне, наклонился к моему уху и прошипел: – Про твои похождения в Ардаме я знаю. И про то, что подавальщицей четыре года с пьянчужками по углам зажималась. И если ты мне сейчас заартачишься, я ни тебе, ни мамке, ни сестрам твоим житья не дам – всех опозорю.
Тетушка выпрямилась, с высоты своего роста насмешливо поглядывая на меня. Я же стояла, смотрела на нее и думала – проклятие острого поноса или не менее жестокое проклятие икоты на сутки?! Одно плохо – тогда с троллями в Мертвом городе я жизни наши защищала, следовательно, и проклятие могла использовать, а если здесь произнесу, получу отчисление из академии. И даже лорд Тьер мне не поможет. И все равно спускать это дело ей с рук я не собиралась, правда и скандалить при всех не хотелось.
– Хорошо, тетя, – с трудом выговорила. – Могу я с дороги отдохнуть?
– Конечно, милая, – мне мерзко улыбнулись, – иди.
Я развернулась и вышла на двор. Холодный ветер порывом ударил в лицо, снежинки завьюжили, упав с крыши, а потом на руках зашипел Счастливчик. Начал выгибаться и в итоге соскользнул на снег, смешно провалившись по самую мордочку. Я хотела поднять его, но котенок проявив свое нетипичное происхождение – уполз по снегу. И почти сразу в мои руки, пытающиеся ухватить котенка, ткнулся нос Царапки. Наша большая, дородная такая кошка ласково замурлыкала, приветствуя меня.
– И тебе кошмарных, – присев на корточки, я почесала за мохнатым ушком и задумчиво пробормотала: – Интересно, ты действительно возрожденный дух или просто кошка…
Царапка, мурлыча, подобралась ближе, поднялась на лапы, топчась на моем платье, как это умеют делать только кошки, ткнулась мордочкой в мой нос, а затем уставилась на меня блестящими в отсветах дома глазищами и как скажет:
– А ты как думаешь?
Я так и села прямо в сугроб! Сижу, во все глаза смотрю на нашу старую, снова беременную кошку и поверить не могу! А Царапка мягко обошла, потершись о мою руку, и мурлыкнула:
– Прростыть хочешь? Вставай, Дэя, нечего на снегу сидеть.
Наверное, заговори со мной кошка раньше – убежала бы со всех ног, оглашая окрестности дикими криками, а сейчас:
– Темных вам, – пробормотала я, глядя на пушистую красавицу.
– И тебе, Дэюшка, – мурлыча, ответила кошка, обходя меня по кругу, – а теперь поднимайся из снега, а то поцарапаю.
Встала.
– Возрожденный дух, – прошептала я непослушными от мороза губами.
Кошка мягко оттолкнулась от земли и прыг-нула ко мне на руки. Поймала я ее по привычке как-то.
– Скажи Эрисе, что идешь к бабушке, – приказала Царапка, тычась носом мне в шею. Она всегда так делала, но раньше меня это не пугало, а вот сейчас… – Не бойся меня, Дэюшка. И к бабушке идем, нервы успокоишь, сама успокоишься да меня выслушаешь.
Я обняла кошку, прижимая покрепче, подошла к двери, крикнула:
– Мамочка, я к бабушке сбегаю.
И ушла, не дожидаясь ответа.
Выйдя за околицу, пошла по дороге, утопая по колено в свежевыпавшем снегу, и не удержалась:
– А папа где?
– Так встречает тебя на Заставе, – сообщила Царапка, – они ж не знали, что ты с охраной приедешь, а не почтовым дилижансом, вот с мужиками и отправились. Не переживай, за ними уж поехали.
Я невольно улыбнулась и подумала, какой у меня замечательный отец все же. И мама, и сестры с братьями, но уж никак не тетя Руи!
– Ты изменилась, Дэюшка, – вновь заговорила кошка, – глаз больше не опускаешь, голосом говоришь не тихо, как трава шуршит, а уверенно, да и спину ровно держишь.
– Так ты тяжелая! – возмутилась я.
– А то, – кошка фыркнула, обдав мое лицо облачком теплого пара, – беременность изображать – дело трудное.
И тут я понимаю, что не было у нас котят каждый год! Не было! И не улетал в лес никто и… Остановившись, возмущенно посмотрела на кошку. Между прочим, я всегда переживала, в лес потом бегала, и звала их, и молочко им носила, и…
– Не стой, Дэюшка, поспешай давай, времени-то нам много не дадут, а в доме не наговоришься, там ушей сейчас, что умертвий по весне… неупокоенных.
«Поспешать» было сложно, но я все же заторопилась. До конца улицы взмокла в итоге, и к бабушке ввалилась без стука, открыв щеколду на калитке.
Дверь в избу распахнулась сразу же, и, перекрывая вой метели, раздался бабушкин чуть хриплый голос:
– Дэюшка, ты?
Вот откуда она всегда знает, что это я пришла?
– Я, бабушка! – Царапка улетела в сугроб, я не хотела с ней так, просто мимо узкой тропинки промахнулась. – Темных ночей, бабуль!
И с разбегу обняла сухонькую старушку, у которой, несмотря на возраст, объятия были сильными и крепкими.
– Дэюшка, кровиночка моя, – пробормотала бабушка, – уж как добралась, доехала?
– Хорошо, бабушка, все хорошо, я дома.
И почти успокоилась, на миг поверив, что все по-прежнему, а тут из сугроба:
– Косорукая ты, Дэйка! Или злая? Ты злая или косорукая?
Вздрогнула, никак не ожидая, что Царапка заговорит при бабушке!
– Уймись, Цара, девочка промахнулась, а ты и рада в сугробе поваляться, уж я то видела, что хвостом в полете махнула.
Я от бабушки отпрянула, смотрю удивленно, а кошка пышный хвост трубой – и мимо нас в дом проследовала.
– И ты заходи, – бабушка за плечи обняла и к двери подтолкнула, – нечего на морозе – стоять.
Я зашла, в сенях разулась, по теплому деревянному полу в светлицу вошла. У бабушки дом очень старый, не знаю, сколько ему лет, но таких домов во всем Загребе не найдешь – всего три комнаты, да в один этаж, и печь здесь не дом греет, а стену. Очень старый дом, но пахло в нем всегда травами и чаем травяным, а уж когда бабушка пекла булочки, мы через всю деревню запах чувствовали и к ней бежали.
– Не стой, садись, – бабушка к столу подтолкнула, – и раздевайся, тепло у меня.
Пока пальто, шапку и шарф снимала, бабушка налила нам чаю, а Царапке в блюдечко сметаны набрала и теперь сидела и просто смотрела на меня.
– Ты изменилась, – вдруг сказала она, – взгляд другой, осанка и даже улыбка. А еще в глазах твоих любовь светится, Дэя. Любишь ты кого-то больше жизни, да гордости, да желаний своих. Скажешь мне имя счастливчика?
Тут я шарф выронила и, бледнея, испуганно воскликнула:
– Счастливчик!
Бабушка удивленно посмотрела, а Царапка на стол запрыгнула, сметану лизнула и недовольно так:
– Что с ним сделается? Поохотится в лесу, да и к тебе утром вернется, смерть то ему уже не грозит.
Тут бабушка не выдержала:
– Опять духа привела! – и смотрит на меня так… гневно.
– Что значит «опять»? – переспросила я, присаживаясь на скамью.
– А я, по-твоему, из лесу сама приковыляла? – Царапка фыркнула. – Ты меня принесла, мелкая была, годка три всего, а мимо котенка не прошла. Ух и ругалась Эриса, мать твоя, но Орон поддержал, говорит: «Прокормим, зато у Дэюшки сердце доброе, пожалела котенка». Возродиться не каждый дух может, силы много уходит, а если маг за тобой следует, да изматывает, тут уж прыгнешь и в котенка новорожденного, лишь бы слабый был, чтобы его дух изгнать, место в теле занять. Но и опасностей много – темный по следам идет, а темные они от своего не отступаются, да и выжить надо: перерождение – сложный процесс, тело, в которое вселишься, гибнет зачастую. И тут уж забота требуется, а еще больше тепло чужой души, той, что теплом поделится. За мной два мага шли, Дэя, да магистр. Силы во мне много было, но напрыгаешься из тела в тело – и как свеча на ветру гаснешь… Тот котенок стал моим последним шансом, а сразу после перерождения бежать пришлось, да так, что лапы в кровь, а маги на ящерах, и маяк их вел точно… Мне повезло дважды, Дэя, твой отец взял дочку за зимними ягодами, да у тебя было доброе сердце. Ты меня спасла, детскими ручками подняла с трудом, и под шубейку спрятала. Теплом ты поделилась со мной, и маги след потеряли. А как домой принесла и увидела Эриса одежду и шубейку, кровью испачканные, потребовала выбросить меня, а ты не дала. Второй раз теплом со мной поделилась, душевным теплом. И я выжила.
Царапка ближе подошла, улеглась на столе, мордочку мне на ладони положила и продолжила:
– Думала я окрепнуть, сил набраться и уйти из вашего дома, но… – кошка на миг глаза зажмурила, как умеют только кошки, – ты росла, добрая и умненькая такая, жаль тебя стало.
– И что? – внезапно какая-то подозрительность проснулась во мне.
Царапка в глаза посмотрела, не мигая и взгляд не отводя, произнесла:
– Если бы я ничего не сделала, судьба твоя в Загребе бы и сложилась. Кем бы стала, Дэя? В четырнадцать заневестилась, в пятнадцать посватана, в шестнадцать жена. Не по тебе судьба такая!
И мне вдруг совсем нехорошо стало. Глядя на Царапку, я едва слышно выдохнула вопросительное:
– Загрызень?!
Царапка глаза прищурила и как зашипит:
– Ты меня за кого принимаешь? Я тогда всю шкуру чуть не стерла, отца твоего за порог не пуская! Сама ты меня наверх унесла! Да и не поддается загрызень магии, иначе отвела бы его от Орона, как всегда делала, зря, что ли, он самый удачливый охотник в округе?
– Прости… – попросила с нескрываемым облегчением.
Потому что не знаю, как бы я смогла на Царапку смотреть, если бы того загрызня привела к нашей деревне она.
– То-то же, – буркнула кошка, – а вот к лорду земли вашему я тебя направила.
Едва не выронив чашку, которую только взяла в руки, я потрясенно спросила:
– Зачем?
– А я, Дэюшка, не лекарь, помочь Орону не смогла бы, да время истекало, а погибни твой отец…
Знаю, что дальше было бы – мы бы к тете с дядей переехали. И жили бы в их доме, на правах приживалок. И тогда да, в моей жизни ничего бы не было: ни академии, ни магистра Тьера, ни совместного дела с Юрао… И выходит, что вся ситуация с лордом Градаком стала для меня благосло-вением Бездны, а ведь тогда я думала иначе, тогда мне казалось, что моей жизни пришел конец…
И тут в разговор вмешалась бабушка:
– Долго молчать будешь, Дэя? Кто он, расскажи нам, будь мила.
Осторожно стянула перчатку с левой руки, черный бриллиант ярко сверкнул в свете горящих свечей, и я почему-то начала улыбаться.
– Да-а-а, – протянула Царапка, – это мы крупную рыбку подцепили!
Быстро натянула перчатку обратно. Почему-то сказанное кошкой вмиг напомнило, что лорду Риану Тьеру я вовсе не пара. Кто он и кто я…
– Прости, – Царапка руку лапой накрыла, – не хотела обидеть. Так как звать его?
Бабушка спрашивать не стала, ладонь мою к себе потянула, перчатку сняла и в кольцо вгляделась.
– Никак маг, – прошептала она, – сильный да родовитый. Уж не императорских ли кровей?
И взгляд такой встревоженный на меня бро-сила.
Увиливать я не стала, сказала как есть:
– Племянник императора, лорд Риан Тьер…
Царапка свалилась со стола. Бабуля так и застыла, даже рот от удивления открылся, зато потом понеслось:
– Да ты что, Дэюшка! Сам племянник императора! Да как же это?!
Пожав плечами, я промолчала, потом осторожно руку у бабушки забрала, но перчатку натягивать не стала – осторожно прикоснулась к камню, такому же черному и мерцающему, как и глаза магистра. В очередной раз поняла, что скучаю… Удивительно, да, но очень скучаю.
– Да не молчи ты! – Царапка вылезла из-под стола, прыгнула на скамью, оттуда обратно на свое коронное место. – Где встретились?
И вот тогда, несмотря на имеющийся и не беспричинный стыд, честно призналась:
– А я его… прокляла…
Царапка повторно свалилась на пол. Оттуда, из-под скамьи, донеслось:
– Я пока тут посижу. Безопаснее оно как-то… Дальше-то что?
Ответить я не успела. Дверь распахнулась, впуская ледяной порыв ветра и поднятый начинающейся метелью снег, и вошел отец. С радостным криком «папа» я бросилась к нему, с лету попала в крепкие объятия.
– А я на Заставе ждал, – отец стиснул так сильно, что дышать стало тяжело. – Дэюшка, солнышко мое, соскучился до смерти.
Тут бабушка пробурчала:
– Орон, задушишь девочку, объятия то у тебя медвежьи, – это она так, для порядка, а сама еще чашку достала, чай налила да папе к чаю набрала меду – он любит. – За стол садись, небось с обеда голодный, с такой-то прорвой народу.
– Голодный, мама, – покорно согласился отец, он вообще бабушку, свою тещу, любит и уважает.
– А чего раньше не зашел?!
Бабуля тут же встала, поспешила к печи и вскоре поставила на стол, подвинув чашку и булочки, миску с мясной похлебкой, рядом на блюдце положила ломоть хлеба. Посмотрев на это дело, я жалобно сказала:
– Тоже хочу. Я, правда, на постоялом дворе обедала, но от твоей похлебки не откажусь.
Мне тут же наполнили тарелку, я меньше отца ем, с этим не поспоришь.
Скинув кожух, шапку и теплую безрукавку, отец сел за стол, начал быстро есть, явно торопясь меня обо всем расспросить сразу после трапезы, и тут бабуля спросила:
– Орон, а что, Руи никак не угомонить?
Отец есть перестал, тяжело вздохнул и нехотя ответил:
– Я с ней разберусь. Сам. Единственное – хороший мужик Радган. Хороший, хозяйственный, смелый и благородный, а без благословения главы рода Дэя дом родительский покинуть не может. Потому и терплю… – папа ко мне повернулся. – Ты с женихами познакомишься, посмотришь, коли люб кто будет, так тому и быть, а если нет… разгоню всю эту…
Ругаться при нас с бабушкой отец не стал, но места пауз явно мысленно были заполнены отборными выражениями. И тут я на бабулю смотрю, она на меня, она же и сказала:
– Орон, опоздали вы со сватовством-то, ты на Дэюшку погляди – глаза сияют, щечки розовеют, а сердечко уже ей не принадлежит…
Вот после этого у папы аппетит пропал напрочь. Он от себя даже миску с недоеденной похлебкой отодвинул, затем ко мне всем телом развернулся и тихо произнес:
– Просто скажи мне, что это не какой-нибудь лорд!
«Лорд» – это у папы после всего случившегося слово ругательное. Я и постаралась мягко обойти происхождение лорда-директора, туманно заявив:
– Это маг. Один из лучших… – И под пристальным взором папы добавила: – В Ардаме.
Папу информация не впечатлила, он насупился, вглядываясь в меня серыми, как лед на реке, глазами, и продолжил допрос:
– А он… о твоих чувствах знает? – И так как я тут же покраснела, пояснил: – Дэюшка, ты у меня сокровище, но мало кто из мужчин способен это разглядеть. И если тебя не оценили, ты мне только скажи, я этого мага…
– Он сделал мне предложение! – выпалила я, прежде чем отец развил тему убиения лорда Тьера.
У папы на лице такое недоуменное выражение появилось, а потом он грустно спросил:
– А ты?..
– Я… согласилась. – Ну да, знаю, без разрешения родни, и в частности, тети Руи права я не имела, но… – Я люблю его, а он меня… кажется.
– Кажется? – отец невесело усмехнулся и протянул: – Да-а, повезло кому-то. Мужик хоть достойный?
– Достойнее не бывает, – протянула бабуля.
Но папа моего ответа ждал, я и ответила:
– Он добрый очень, хотя с виду не скажешь, но, если помощь нужна, он не пройдет мимо.
Отец кивнул, произнес:
– Да, достойный человек.
– И он очень благородный и заботливый.
– Тоже хорошо, – родитель сурово ждал продолжения.
– И, – я невольно улыбнулась, – он ответственный очень. Если ему поручат дело, он его выполняет на совесть.
Некоторое время в бабушкиной избушке только свечки потрескивали, да в печи огонь гудел, значит, мороз ночью усилится, а потом папа сказал:
– Вот начни ты говорить, что он сильный маг или красивый на лицо, я был бы против, Дэя. Но ты в человеке главное увидела – добро в его сердце да ответственность за свою силу, значит, мужик достойный. Когда знакомить будешь?
Папа, одним словом.
– Через пять дней он должен приехать, пока занят очень, – призналась я.
– Угу, – отец задумчиво кивнул, – магов и карету он нанял?
– Он.
– Ответственный мужик, – уважительно произнес отец, – тебя намного старше?
Никогда не задумывалась о возрасте лорда Тьера, но точно знаю, что:
– Старше… – призналась я.
– Богат? – ну и вопросики у папочки.
– Д-д-д-а… – Кажется, и про лорда придется сказать.
– Ну, – отец притянул обратно миску с похлебкой, – главное, что не лорд. Вот был бы лорд, Дэя, я бы его и на порог не пустил, а так, видимо, мужик хороший.
Мы с бабушкой переглянулись.
Бабуля осторожно и сказала:
– Орон, не все ж лорды плохи-то, и среди них достойные люди встречаются…
– Нет! – отец даже ложку на стол бросил. – Нечего дочери охотника делать за лордом! Может, сам лорд и достойный человек, да ни семья, ни родные, ни общество не примут никогда девушку из простой семьи работяг. Так что за лорда бы никогда не отдал. А если маг да человек достойный, отчего не согласиться.
Он вернулся к похлебке, я натянула перчатку на руку, но молчать не стала:
– Папа… он лорд… – на отца не смотрела, но почувствовала, как он мгновенно напрягся, и все равно сказала: – Ты, конечно, прав – мне тяжело будет жить с тем, чье положение столь высоко, только… Риан никогда не даст меня в обиду никому, даже императору.
И выговорив все это, я уставилась в свою тарелку с похлебкой, ожидая слов отца. Хоть каких-то слов. Папа помолчал, а затем хрипло начал рассказывать:
– Лорд Градак не только с нами так поступил, Дэя. В Загребе не афишировалось, но, когда лорд-директор из твоей академии этим делом занялся, вскрылось девять… Девять подобных договоров, Дэя!
Я дышать перестала.
А папа продолжал:
– То, что вашу академию перевели в военные, и вся эта кутерьма с честью адептов государственного учреждения – благословение Бездны, Дэя. Уж не знаю, как ваш лорд-директор узнал о долговом рабстве, но за что зауважал мужика – лорд Тьер не только твое дело отстоял. Когда вскрылось, что поверенный чиновник Градака уже заключал подобные договоры, ваш лорд Тьер… он же все дела поднял. Он взял офицеров Дневной стражи, сейф был открыт, документы опечатаны. – Отец сжал кулаки. – Девять девчонок, Дэя, в лапах этой мрази побывали! Ты могла стать десятой!