Елизавета Соболянская
Мастер боли
Ей сказали, что Мастер выбирает только раз. И если она не выдержит, попросит прекратить или испугается и развернется у двери – больше она не войдет его обитель никогда. А вот если выдержит – получит нечто, что навсегда переменит ее судьбу. Агата согласилась. В назначенный час девушка в потертом черном плаще пришла в добротный дом с густым запущенным садом. Прошла от калитки до ступенек в подвал, дрожа под плащом.
В голове бились строчки из письма, которое растворилось, как только она прочитала его в третий раз. «Войти в первую комнату, оставить всю одежду. Волосы собрать наверх без применения железа». С этим были трудности – как же убрать волосы без шпилек? Но сообразительная Белла принесла гладкие деревянные палочки, похожими закалывали волосы актрисы Тайского театра. Еще шнурок – чтобы туго стянуть всю копну блестящих от полоскания в щелоке каштановых волос.
Нагота… пугала. Обхватив себя за плечи, Агата открыла следующую дверь. Здесь было очень тепло, почти жарко. В камине гудел огонь, а рядом с ним стояло очень странное кресло. Довольно низкое, широкое, с отверстием в сидении.
– Пришла? – хриплый голос донесся из полумрака. – Если не передумала, садись.
Сердце забилось в горле. Сделав несколько шагов по удивительно гладкому и теплому полу, девушка подошла ближе и села так, как ее учили дома – на краешек стула, выпрямив спину.
– Не так. Сядь до конца. Руки на подставки. Я еще могу передумать.
Дрожа так, словно вокруг бушевала метель Агата села развела руки, открывая грудь, и замерла. Из полумрака выступила темная фигура в просторном балахоне с капюшоном. Из широкого рукава выскользнула крепкая мужская рука с длинными пальцами и ухватила девушку за подбородок:
– Сама пришла?
– Сама!
– Думаешь это изменит что-то в твоей судьбе?
– Уверена! – последнее слово Арри выдохнула, стараясь не зажмурится до слез. Ей это нужно! И точка.
– Если вытерпишь до конца хотя бы одну руку, все получится, – неожиданно мягко сказал голос.
– А если две? – дрожащим голосом осведомилась девушка.
– Тогда ты сюда еще вернешься! – немного удивленно хмыкнул мастер боли и напомнил: – ты можешь передумать прямо сейчас. Последний рубеж.
– Нет!
В ответ мужчина молча затянул ремень, который прикрепил Агату к спинке странного кресла. Дальше все было так же спокойно и деловито – на плечи надели деревянные щитки, фиксирующие руки в определенном положении и заодно перекрывшие девушке обзор. Потом затянулись ремни чуть выше локтя, на запястье, на лодыжках и над коленями. Ей очень хотелось узнать – для чего нужна такая фиксация, но еще одним условием было молчание. Точнее, говорить можно было только отвечая на вопросы мастера боли, или с его разрешения.
Закончив, мужчина провел пальцем по коже между плечом и локтем, как резчик по камню, с которым придется работать. Потом загремел металл – мастер перебирал и готовил инструменты. Что-то зашипело, пахнуло травами, по левому плечу прошлась мокрая тряпка и кожу слегка защипало. Спирт? Какой-то настой? Агата не знала. Ей вдруг стало все равно. Если ничего не изменится, уже завтра она будет готова умереть. Отец разорен. Мать умирает от нервной горячки. Пятеро младших испуганными птичками сидят в ледяной гостиной, ожидая вестей или хотя бы горячего супа. Их дом пока полон картин, ковров и драгоценной мебели, пока. Завтра аукцион. Потом выплата долгов, изгнание из дома с теми немногими личными вещами, которые позволят забрать заимодавцы. Лучше смерть! Здесь хотя бы тепло…
Первое прикосновение острого металла она восприняла даже с какой-то страстью. С желанием умереть? Укол, укол, движение… Запах крови, шипение, волна боли, идущая издалека и снова сильный запах трав… Немного очнулась она тогда, когда ремни частично отстегнули, чтобы поменять положение левой руки. Внутренняя сторона с более нежной и тонкой кожей взорвалась болью и тут Агата поняла, что давно уже подвывает на одной ноте, закусив губу. По подбородку текут слюни и кровь, а кресло… в общем хорошо, что в нем есть отверстие с фарфоровой вазой. Мастер боли хорошо знает свое дело и материал!
Эта мысль была последней. Очнулась Агата от резкого запаха нюхательных солей.
– Очнулась? Встать можешь? – голос мужчины был таким же хриплым и равнодушным, хотя и более усталым.
Медленно подняв голову, девушка обнаружила себя на кушетке в том же подвале. Ей казалось, что тут тепло? Неправда! Ее колотило от холода, голова кружилась, и страшно было посмотреть на левую руку.
– Повязку менять каждый день, – голос вкручивался в голову, – вот мазь, накладывать щедро. Если не хватит, пришлешь служанку. Иди!
Пошатываясь, Агата поднялась, и поняла, что ее кто-то обтер душистым уксусом, и накрыл простыней. До двери добралась на остатках онемения, а взглянув на свое платье разрыдалась. Умереть не получилось. Придется жить. Жить с чем-то новым и непонятным.
Привычки не подвели. Оделась Агата быстро. Поправила волосы, накинула плащ, вышла на воздух и удивилась темному небу и летящему снегу. Ей казалось, в том подвале прошла целая жизнь, а оказывается всего лишь несколько часов? Еще не рассвело!
Белла переминалась у калитки. Увидев хозяйку, метнулась к ней, схватила за левую руку, вызвав крик и стон.
– Ой, госпожа, простите меня! Тут так страшно было! Вы передумали же, да? Пойдемте скорее домой! Батюшка вам жениха найдет и все уладится!
Не уладилось. Аукцион прошел на следующий день. Дом и все имущество распродали. Мать умерла через неделю, вызвав своей смертью волну слез, в которой явно таилось облегчение. К удивлению, Агаты денег от продажи имущества хватило на покрытие всех долгов. И даже кое-что осталось. Немного, но могло хватить на маленький дом в провинции, и тихую жизнь, если отец найдет работу, а младшие пойдут учится в муниципальные школы. Девушка предполагала, что все так и будет, и снова ошиблась.
Скудные пожитки, на которые не позарились покупатели свалили на телегу, и отвезли их в крохотную квартирку доходного дома на окраинах. Отец сумел смирить свою гордыню и устроился младшим секретарем в казначейство. Дети пошли в школу. Агата и Белла вели немудренное хозяйство. Это трудно было назвать спасением, но это была жизнь. И почему-то девушке казалось, что в этих переменах немалую роль сыграли ноющие рисунки на ее белой коже.
Через несколько недель, когда ранки поджили, хрупкая корочка осыпалась и узор засиял каждой линией и точкой, Агата получила розовенький надушенный конверт. Внутри лежала черная карточка с замысловатой круглой печатью. На обороте было написано время и адрес. Ниже три слова:
– Только если хочешь.
Девушка прислушалась к себе и поняла – хочет! Она вновь закуталась в старый истончившийся плащ, позвала служанку и поздним вечером, когда все уснули выскользнула за дверь.
Подвал был тем же самым. Карточка на столе – ровно такая же, но к требованиям снять одежду и подобрать волосы добавилось еще одно – надеть маску, закрывающую лицо от волос до губ. Выполнив все и затянув ленточки маски, Агата вошла в помещение, в котором прежде стояло кресло и замерла.
Вместо кресла в центре комнаты возвышался подиум! На нем, распятый за руки и ноги лежал молодой мужчина. Судя по его белой коже и великолепному сложению – аристократ. На незнакомце была только маска, практически полностью закрывающая лицо, и тонкая вязь татуировки на правом плече. Мастер стоял рядом и его тяжелый взгляд Агата ощутила всем телом.
– Мне нужна нижняя часть спины, – прохрипел мастер боли. – Но живая, подвижная.
Девушка хлопнула ресницами, не понимая.
– Идешь сюда, и ласкаешь этого красавца губами, пока я работаю, тогда все получится!
Агата залилась краской. Она даже посмотреть в сторону обнаженного мужчины боялась, так, бросала косые взгляды из-под ресниц и все.
– Или уходишь.
Голос мастера придавил к полу, и Агата сдалась. Она уже здесь. Голая, открытая яркому свету светильников и взглядам мужчин. Тот, который лежал, растянутый черными веревками удивленно приподнял голову, но ничего не сказал, очевидно правило говорить только в ответ на вопросы мастера боли работала и для него.
Девушка медленно подошла к лежащему парню, покрутилась, не зная, как устроится между его раздвинутых ног и ощутила встречную волну паники. Похоже тому, связанному тоже было страшно! Это успокоило Агату и голос за спиной:
– Вставай на четвереньки! – почти не напугал.
Она и сама уже поняла, что придется склониться над мужским телом и как раз пыталась представить, как лучше это сделать. На четвереньки? Значит так. Сложнее было заставить себя коснуться губами твердого, но нежного ствола, который покачивался перед глазами. Было стыдно, зябко, ноги и руки тряслись и подкашивались. Однако, когда в воздухе запахло спиртом и травами, а нижнюю часть спины кольнула игла, девушку охватило знакомое безразличие. Может мастер как-то воздействовал на нее, может боль отвлекала от всего остального настолько, что мир судился до ритмичного посасывания и острых уколов иглы.
Все закончилось одновременно – аристократ, давно уже дергающийся в путах, как рыба в сети дернулся особенно сильно, и брызнул прямо в рот Агаты горячую пряную струю. Девушка поперхнулась, уклонилась и ощутила, как игла царапает кожу, словно ставя последний штрих. Угадала.
