Ева Арк
Три лилии Бурбонов
Часть I
Елизавета
Глава 1
Мадам
Когда 22 ноября 1602 года во дворце Фонтенбло Мария Медичи, королева Франции, произвела на свет дочь, то горько разрыдалась. Во-первых, ей напророчили, что у неё будет подряд три сына, пока же за год до того она родила только одного. А, во-вторых, появление на свет второго принца упрочило бы её положение и выбило бы оружие из рук ненавистной Генриетты д’Антраг, очередной фаворитки её мужа, которая тоже была на сносях.
– Я хочу иметь только сыновей, а эту девчонку лучше всего было бы утопить! – якобы даже заявила Мария в сердцах.
Тогда король Генрих IV Бурбон попытался подбодрить жену шуткой, что дочь – это тоже неплохо:
– Если бы Вы не принадлежали к тому же полу, то никогда не стали бы королевой Франции!
И пообещал «сделать» ей других детей. Забегая вперёд, скажем, что обещание своё он выполнил: всего Мария Медичи родила трёх принцев и трёх принцесс.
Однако вернёмся к её старшей дочери, которую назвали Елизаветой. Это имя предложила крёстная девочки, инфанта Изабелла Клара Евгения, правительница Испанских Нидерландов. Дело в том, что так звали её мать, французскую принцессу из рода Валуа, правившего во Франции до Бурбонов. Обе эти ветви принадлежали к славной династии Капетингов, о чём свидетельствовал их общий герб: три золотых лилии на синем щите (хотя, кажется, у Валуа их было больше). Поэтому принцесс, с рождения носивших звание «дочерей Франции», часто сравнивали с этим изысканным цветком. Вдобавок, как старшая из сестёр, Елизавета получила титул «Мадам».
С детства отличаясь скромностью и застенчивостью, она не любила позировать художникам. Тем не менее, сохранилось несколько портретов юной Елизаветы кисти придворного художника Франса Пурбуса Младшего. Её ясные, карие глаза, отливающие бронзой каштановые волосы и руки с изящными, длинными пальцами свидетельствуют о том, что принцесса унаследовала красоту матери.
Отец же Елизаветы, «добрый король Анри», как называли его подданные, был только первым монархом из семьи Бурбонов, вступившим на французский трон после угасания королевского рода Валуа. Невысокий и сухопарый, он никогда не считался красавцем, и к старости не только поседел, но и лишился половины зубов, а оставшиеся были сильно испорчены. По обычаю своей родины (провинции Беарн) он употреблял в пищу много чеснока и лука.
– Путь от Пиренеев до Парижа, – пишет о нём Екатерина Глаголева в своей книге «Людовик ХIII», – оказался извилистым, тернистым и кровавым.
Король-воин мало заботился о своих нарядах, мог спать в одежде, часами ездить верхом и мылся крайне редко. Однако он обладал неотразимым обаянием и был лишён высокомерия. Генрих IV понимал простых людей, шутил и смеялся их шуткам, а также прислушивался к чужим советам и ценил искренность. Увы, в то же время он был человеком легкомысленным. После развода с бездетной Маргаритой Валуа (знаменитой королевой Марго), он по расчёту женился во второй раз на Марии Медичи, семье которой был должен более 1 000 000 золотых экю! Однако новый брак никак не повлиял на его привычки. За всю его жизнь у короля было 56 любовниц, не считая случайных связей. Самой любимой его пассией была Габриэль д’Эстре. После того, как её отравили, он встретил Генриетту д’Антраг, которую поселил неподалёку от апартаментов своей супруги (чтобы удобно было их навещать). Когда обе одновременно оказались «в положении», доблестный беарнец цинично приговаривал:
– У меня скоро родятся принц и его слуга…
Конечно, это приводило к постоянным скандалам в королевской семье и дало повод заметить флорентийскому послу:
– Воистину, видал ли кто-нибудь нечто более похожее на бордель, чем этот двор?
Генрих IV хотел, чтобы у его отпрысков было такое же детство, как у него самого – вдали от шумного Парижа, в сельской местности. И выбрал местом их проживания поместье Сен-Жермен-ан-Ле, где когда-то воспитывались последние Валуа, всего в двадцати километрах от Лувра. Именно там поселилась Елизавета со своим братом Людовиком, который был старше её всего на год. Позже к ним присоединились и их младшие братья и сёстры: Кристина, Николя, Гастон и Генриетта Мария. Интересно, что принцы в детстве были смуглыми, полными и не слишком умными, в мать, а принцессы – маленькими, хрупкими и сообразнительными, как отец.
Король обычно навещал своих детей по воскресеньям, когда бывал в Париже. Он разрешал им называть себя «папой» и с удовольствием возился с ними. Известен эпизод, когда испанский посол застал его за игрой в лошадки: Генрих IV ползал на четвереньках, катая на своей спине двух малышей. А в июне 1605 года, когда он был прикован к постели из-за приступа подагры, то попросил, чтобы к нему привезли Елизавету с братом. Особенно король любил своего наследника, названного в честь Людовика Святого, основателя дома Бурбонов, хотя и не упускал случая «поучить его розгами», если ребёнок проявлял излишнюю «самоуверенность».
В отличие от мужа, Мария Медичи терпеть не могла эти «воскресные» посещения Сен-Жермена. Возможно, потому, что ещё в 1604 году её муж принял удивительное решение: отныне его законные дети будут воспитываться вместе с его бастардами. Таким образом, в Сен-Жермен переселились ещё его трое детей от Габриэль д’Эстре: Сезар, Екатерина Генриетта и Александр Вандомы; двое от Генриетты д’Антраг: Гастон Анри и Габриэль Анжелика де Верней; и ещё один ребёнок от Жаклин де Бёй: Антуан де Море.
Однако вернёмся к супруге короля. Дочь Великого герцога Тосканы, Мария Медичи провела свою молодость во Флоренции и получила типичное итальянское образование: неплохо рисовала, любила танцы, театр, придворные развлечения, прекрасно разбиралась в драгоценных камнях, занималась ботаникой, химией и арифметикой. При этом была благочестива, но лишена сентиментальности и не испытывала любви к своим детям, кроме, пожалуй, младшего сына Гастона.
Мать королевским детям заменила их воспитательница Франсуаза де Лонгжу, которая вторым браком была замужем за Робертом де Арле, бароном де Монгла. Этот бывший товарищ Генриха по оружию принадлежал к семье, члены которой с пятнадцатого века из поколения в поколение служили королям Франции, и сменил своего старшего брата на посту первого королевского дворецкого. За внешним же добродушием и преданностью его жены скрывались мёртвая хватка и цепкий ум, благодаря чему она сколотила на своём посту немалое состояние.
Тем не менее, дети Генриха IV были очень привязаны к своей гувернантке и называли её «Маманга» («мамочка Монгла»). Если им случалось разлучаться со своей воспитательницей, они забрасывали её письмами. Сохранилось послание семилетней Елизаветы, в котором принцесса спрашивала Мамангу, когда ей позволят надеть её самое «красивое платье» и шляпку. А Людовик продолжал писать баронессе де Монгла и после того, как вышел из-под её опеки. Даже став взрослым, он во время осады города Монтобана не забыл черкнуть ей несколько строк:
– Мама, я надеюсь, что Вам понравятся эти две строчки… потому что они дают Вам уверенность в том, что Вы всегда будете пользоваться моей доброй милостью…
До самой своей смерти в 1633 году Маманга будет получать весточки от своих воспитанников, в том числе, из Испании, Италии и Англии.
Одна из целей воспитания королевских детей состояла в том, чтобы, став взрослыми, они сохранили между собой тёплые отношения. Им также настоятельно рекомендовалось писать друг другу, когда они находились в разлуке. Таким образом, сохранилось множество их писем.
Наиболее близкие отношения у Елизаветы сложились с Людовиком. Принцесса терпеливо выслушивала все жалобы брата и, как могла, утешала его. Очень рано у них вошло в привычку дарить рубашки друг другу. Поэтому дофина очень беспокоило то, что его сестра должна будет выйти замуж. Так, его личный врач Эроар в своём дневнике рассказывает, что в апреле 1605 года, когда во Франции заговорили о возможном браке старшей дочери короля с принцем Уэльским или испанским инфантом, Людовик заплакал:
– Я не хочу, чтобы сестра уезжала!
Елизавету крестили 14 ноября 1606 года в Овальном дворе замка Фонтенбло вместе со старшим братом и сестрой Кристиной. Крёстным отцом принцессы должен был стать король Англии Яков I Стюарт, но он не смог прислать своего представителя на церемонию из-за разногласий с папой римским. А крёстную мать Елизаветы на церемонии крещения представляла Диана Ангулемская, внебрачная дочь короля Франции Генриха II Валуа.
Как и её сёстры и братья, Елизавета владела основными навыками чтения, письма и арифметики. Благодаря Эроару известно, что принцесса начала учиться письму в четыре года, и очень хорошо справлялась с этой задачей. Успехи сестры расстраивали Людовика, которому эти упражнения давались с трудом и он завидовал тому, что она «учится быстрее и лучше, чем он». В отличие от матери, полностью лишённой воображения, Елизавета интересовалась литературой, особенно стихами. И почерк у неё, как видно из писем, был более ровным и разборчивым, чем у её младших сестёр. Дочери короля получили также религиозное образование, умели вышивать и рисовать, любили музыку и танцы, но не играли на музыкальных инструментах. К услугам Елизаветы и Людовика был скрипач Антуан Бойло, который обучал их танцам и организовал «бал сестёр короля» в 1609 году. Неизвестно, преподавали ли принцессам латынь, но иностранные языки они точно не изучали. Зато дочери Генриха IV рано научились ездить верхом и принимали участие в охоте. Особенно увлекалась конными прогулками Елизавета.
Также девочки учились вести домашнее хозяйство и осваивали придворные манеры, соответствующие их рангу. В первую очередь их старались подготовить к роли жены и матери королей. С этой целью они участвовали во всех публичных торжествах королевской семьи и придворных церемониях.
Так, в августе 1608 года Эроар записал в своём дневнике:
– В семь часов утра прибывает сеньор Винченцо де Гонзага, третий сын герцога Мантуанского, чтобы увидеть его (Людовика), Мадам (Елизавета) прерывает игру, чтобы поговорить с господином Винченцо.
Принцессы также должны уметь поддерживать связи с иностранными послами и другими государями Европы посредством переписки. Ещё их учат покорности: решения короля и общее благо превыше всего. А также готовят к отъезду в другую страну, где дочь Франции должна очаровать своего мужа и быть украшением его двора.
В 1608 году обезумевшая от ревности Генриетта д’Антраг составила заговор против своего царственного любовника, в котором приняли участие также её отец и брат. Хотя Генрих IV простил свою фаворитку, она не унялась и предприняла ещё одну попытку, заручившись обещанием короля Испании возвести на престол её внебрачного сына. За что получила от Генриха окончательную отставку. Тем не менее, Генриетта не смирилась и поклялась отомстить королю.
Как раз в это время отец забрал семилетнего Людовика из Сен-Жермена, чтобы приучить его к роли будущего правителя. Таким образом, дофин перешёл под опеку гувернёра де Сувре, будущего маршала, и поселился во дворце Лувр. Однако не прошло и года, как 14 мая 1610 года Генрих IV был заколот кинжалом на улице Парижа религиозным фанатиком Франсуа Равальяком. О том, кто вложил ему в руки кинжал: Генриетта д’Антраг, король Испании или другие заинтересованные особы, историки спорят до сих пор. Не исключено также, что Генрих погиб в результате сговора всех вышеперечисленных лиц. Мария Медичи тоже до конца жизни не смогла избавиться от молвы, что сама организовала убийство своего мужа.
Принцессы Елизавета, Кристина и Генриетта Мария занимали ведущее место на похоронах сначала своего отца, а затем – и своего брата Николя, умершего в четыре года. Девочки также принимали в своих покоях иностранных послов и важных особ, которые приходили засвидетельствовать им своё соболезнование. Современники описывали Елизавету того времени как очаровательную девочку, подчёркивая её вдумчивость и доброту – качества, которые она сохранит до конца своих дней.
Новым королём Франции стал восьмилетний Людовик ХIII. Теперь забота о братьях и сёстрах легла на его плечи.
– Маленький папочка! – так дети стали называть старшего брата.
Людовик регулярно получал новости из Сен-Жермена от курьера, которого посылал к Маманге. Вместе с письмами он отправлял и подарки, сделанные им собственноручно: например, компот из Фонтенбло или варенье из Орлеана. За младшими присматривала и Елизавета, как она это делала и раньше во время отсутствия Маманги. Например, когда Мария Медичи рожала Генриетту Марию и вызвала к себе воспитательницу своих детей, принцесса писала последней:
– Мама, я очень беспокоюсь за королеву, мою матушку, пожалуйста, присылайте мне новости, я каждый день молюсь Богу за неё вечером и утром, чтобы она выздоровела… К счастью, я хорошо управляю своими братьями и сестрой, пока Вас нет, и заверяю Вас, что всё идёт очень хорошо…
Не знавшая, что такое любовь матери, доброжелательная Елизавета всегда будет стремиться завоевать расположение окружающих. А её брат пожелает остаться в истории «Целомудренным» и «Справедливым» в пику распутной и неразборчивой в средствах флорентийке. Если в раннем детстве воспитание Людовика было направлено на то, чтобы подготовить его к наследованию престола, то, став регентшей при своём несовершеннолетнем сыне, Мария Медичи всячески пыталась отдалить передачу ему власти. В борьбе с оппозицией принцев крови она опиралась на своих фаворитов. По слухам, сначала вдова сделала своим любовником герцога д’Эпернона.
– Герцог, – писал королевский чиновник Пьер д’Этуаль в своих мемуарах, – полностью подчинил себе королеву, заставляя её делать всё, что ему захочется.
Его сменил земляк королевы-матери Кончино Кончини, который был женат на Леоноре Галигаи, молочной сестре и любимице Марии Медичи.
– После смерти короля он обладал одним из самых крупных состояний в Париже, – утверждает французский писатель Ги Бретон в своей книге «Женщины и короли».
Естественно, Кончини и королева-мать не желали рисковать своими доходами и властью из-за войны с Испанией, к которой готовился перед смертью Генрих IV, поэтому политика Франции резко изменилась.
В качестве разменной монеты здесь выступали королевские дети, чуть ли не с самого рождения занявшие значительное место на брачном рынке Европы. Об этом пишет исследователь Элоди Конти в своей работе «Европейская принцесса от объекта дипломатического обмена до обладательницы власти: политические пути трёх дочерей Генриха IV и Марии Медичи»:
– Цель здесь состоит в том, чтобы с помощью браков его (короля) шестерых детей обеспечить максимальное количество союзов, которые позволят Франции оставаться ведущей европейской державой.
Так, например, дофин появился на свет с разницей в пять дней с инфантой Анной Австрийской, старшей дочерью короля Испании. Что позволило французской писательнице Симоне Бертьер заявить:
– Идея их свадьбы витает в воздухе над их колыбелью.
В Европе надеялись, что этот брак сможет примирить Бурбонов с испанскими и австрийскими Габсбургами, и, таким образом, объединит весь христианский мир. Но Генрих IV прохладно отнёсся к этой идее. Вместо этого он решил заключить союз с Англией и в 1604 году начал вести переговоры о браке Елизаветы с принцем Уэльским. Тем не менее, английский король Яков I Стюарт мечтал женить своего наследника на испанской инфанте. Тогда Бурбон предложил руку Елизаветы герцогу Савойскому для его старшего сына. В течение нескольких столетий Савойя, зажатая между Францией и Испанией, была вынуждена лавировать, чтобы сохранить самостоятельность. Генрих IV дал инструкции своему послу составить брачный контракт своей старшей дочери с принцем Савойским, желая «сейчас же договориться об этом с указанным герцогом, не принимая во внимание юный возраст Мадам…» Хотя он вовсе не хотел, чтобы Елизавета немедленно вышла замуж и уехала в Савойю:
– …Мадам ещё слишком молодая и хрупкая… потому речь идёт о том… что их величества желают вырастить её и обучить сами, наслаждаясь её присутствием, пока она не достигнет возраста, подходящего для вступления в брак.
Король обещал дать ей приданое «подобное тому, которое покойный… Генрих II дал своей старшей дочери мадам Елизавете, когда она вышла замуж за покойного короля Испании», и попросил герцога Савойского предоставить принцессе ежегодное содержание, «соразмерное качествам упомянутой дамы и приданому, которое ей будет дано».
Однако гибель Генриха IV нарушила эти матримониальные планы. Придя к власти, Мария Медичи взяла курс на сближение с Испанией и решила всё-таки женить своего старшего сына на Анне Австрийской. При этом она не отказалась от союза с Савойей и 25 июня 1610 года подписала брачный контракт Елизаветы с принцем Виктором Амадеем. Но это не понравилось испанскому королю, который предложил регентше проект двойного брака: своего наследника принца Астурийского с Елизаветой Бурбон и Людовика ХIII с инфантой. В случае же отказа Филипп III Габсбург пригрозил флорентийке сорвать брак своей дочери с её сыном. Под давлением Испании Мария Медичи была вынуждена согласиться. В ответ возмущённый герцог Савойский попытался атаковать Женеву, союзницу Франции. Но ответные действия французских войск заставили его заключить мир с регентшей.
Предварительные статьи брачных контрактов Людовика ХIII и Елизаветы согласовали послы Вильруа и дон Иньиго де Кальдерон в Фонтенбло 30 апреля 1611 года. Одновременно был заключён оборонительный союз Франции с Испанией сроком на десять лет. 26 января 1612 года о двойном браке было объявлено в Королевском совете, а спустя три месяца, 25 марта – по всему королевству.
После череды банкетов в Лувре, Фонтенбло и Сен-Жермене помолвку царственных детей отпраздновали в начале апреля три дня «каруселями» (нечто среднее между рыцарскими турнирами и театрализованными представлениями) на Королевской площади в Париже. Герцог де Пастрана, испанский посол, приветствовал в Лувре десятилетнюю Елизавету как супругу наследника Испании, который был младше её на три года, в то время как герцог де Майен был отправлен ко двору в Мадрид, чтобы встретиться с инфантой, ровесницей Людовика ХIII.
На встрече с послом Елизавета была одета по испанской моде в атласный наряд цвета гвоздики, украшенный бриллиантовым крестом и жемчугом, который ей подарила её крестная мать, инфанта Изабелла Клара Евгения.
– Было замечено, – писал современник – что, подойдя поприветствовать Мадам, он (Пастрана) разговаривал с ней преклонив колено (как это принято у испанцев при приветствии своих королей и королев).
В ответ старшая дочь Генриха IV сказала ему:
– Господин посол, я благодарю короля, Вашего повелителя, за оказанную мне честь и милость, и с радостью принимаю от монсеньора принца заверения в его привязанности ко мне. Я надеюсь, что окажусь достойной, как подобает, и того, и другого.
При подписании брачного контракта 25 августа 1612 года во дворце Лувр в Париже Елизавета снова надела испанское платье. После чего продолжала одеваться в подобном стиле до самой свадьбы, дабы подчеркнуть свой новый статус. Предполагалось, что двойные браки принцессы и её брата окончательно положат конец политическому и территориальному соперничеству Франции и Испании. Поэтому на подписании этих брачных контрактов присутствовали нунций папы римского и посол Великого герцога Тосканского (кузена Марии Медичи), способствовавших этому союзу. Было решено, что Елизавета, как и инфанта, получит в приданое 500 000 золотых экю. В качестве же ежегодного содержания ей предоставят доходы с нескольких испанских городов на выбор в размере 166 666 экю и ещё выделят 50 000 экю на драгоценности. Кроме того, Филипп III пообещал «позаботиться о содержании её двора, как если бы речь шла о его собственной сестре, дочери или супруге…»
С этого времени Елизавета, в отличие от своих сестёр, больше не участвовала в «ярмарке невест».
Глава 2
Принцесса Астурийская
Несмотря на подписание брачного контракта, Елизавета оставалась во Франции ещё более трёх лет по ряду причин. Во-первых, она не достигла брачного возраста, который тогда определялся для принцесс в двенадцать лет, а для принцев – в тринадцать. Кроме того, проведение двух свадебных церемоний одновременно было беспрецедентным делом. Поэтому Мария Медичи и Филипп III решили обратиться к опыту подобных торжеств 1559 года, когда французская принцесса Елизавета Валуа выходила замуж за испанского короля Филиппа II, а её тётка Маргарита Валуа – за герцога Савойского, союзника Испании.
Сначала двойное венчание царственных детей назначили на сентябрь 1613 года. При дворе в честь этого был устроен балет «Метеоры», в котором Елизавета сыграла роль Ирис, вестницы богов. Но пока обдумывали организацию поездки двух дворов, инфанта Анна Австрийская подхватила оспу. Решив сначала дождаться её выздоровления, свадьбы перенесли на июнь 1614 года. А тут как раз во Франции сложилась неблагоприятная политическая ситуация: принцы крови во главе с Конде выступили против Марии Медичи. В частности, они были недовольны предстоящими «испанскими» браками:
– Королева-мать должна была сначала посоветоваться с нами, прежде чем заключать их!
– Эти браки слишком поспешные, учитывая возраст принцев и принцесс!
– К тому же, достигнув совершеннолетия, король может изменить свою волю!
Конечно, дело было не в браках, а в том, что родственников короля не допускали к власти. Однако их противодействие было настолько сильным, что регентше пришлось согласиться на отсрочку свадеб до совершеннолетия Людовика ХIII, которое произошло 28 сентября 1614 года. А в январе 1615 года она отправила канцлера Николя Брюлара, маркиза де Силлери, в Испанию, чтобы определить маршрут, по которому будут следовать две принцессы. В марте Силлери покинул Испанию, договорившись с герцогом Лермой, первым министром Филиппа III, о дате 25 июля. Но отъезд Елизаветы снова отложили из-за разногласий Марии Медичи с парламентом. В конечном итоге, Людовик ХIII с матерью выехал из Парижа только 17 августа. А на следующий день настала очередь Елизаветы.
Согласно традиции, принцесса должна была покинуть Париж с большой помпой в сопровождении богатых торговцев и членов городского совета. Итак, целая процессия направилась из ратуши во дворец, чтобы проводить её до местечка Бург-ла-Рен. К ним присоединились три отряда городских лучников и их капитаны, десять сержантов, королевский прокурор, нотариус, мэр, губернатор Парижа, управляющий городским предместьем, парижские советники, квартальные, двенадцать горожан от каждого района, мастера цехов каменщиков и плотников, и артиллерия. По их прибытии в Лувр старшина купеческой гильдии произнёс речь в честь Елизаветы, ещё раз напомнив ей о миссии, возложенной на неё в связи с предстоящим браком:
– …в предвидении, что прекрасная французская лилия, присоединённая к короне Испании… возродит славу великого Генриха, Вашего отца, и увековечит величие нашего короля, Вашего брата, и наполнит благословением королеву, Вашу мать, мы утешаемся надеждой, если не уверены в том, что эта двойная связь двух самых могущественных королевств… обеспечит и сохранит всеобщий мир.
Елизавета начала своё путешествие в Бордо, где должно было состояться её бракосочетание, в богатых носилках из малинового бархата, расшитых золотом, за которыми следовало десять карет, в том числе, две из них с её придворными кавалерами и ещё восемь со знатными дамами. Впереди следовали купеческий старшина, члены городского совета и лучники. Тем же вечером она присоединилась к матери и брату. Из-за опасной политической ситуации Марию Медичи и её детей сопровождали 1200 всадников и 3000 гвардейцев с аркебузами. Однако, прибыв в Пуатье 4 сентября, Елизавета неожиданно заболела оспой. В отличие от Людовика, регентша не слишком расстроилась:
– Если Мадам умрёт, женой принца Астурийского станет моя средняя дочь!
Тем не менее, Елизавета быстро выздоровела, и 28 сентября королевский кортеж покинул город.
Наконец, 7 октября они добрались до Бордо, а 17 октября в галерее архиепископского дворца посол короля Испании встретился с Людовиком ХIII и Марией Медичи, чтобы, согласно брачному контракту, официально попросить руки Елизаветы для принца Астурийского. Король и его мать торжественно дали согласие, после чего было объявлено о помолвке принцессы. Церемония же бракосочетания состоялась на следующий день в церкви Святого Андрея и была проведена кардиналом де Сурди. При этом, как свидетельствует её портной, на Елизавете снова был наряд по французской моде:
– Мадам одета в облегающий корсаж и рукава из малинового бархата со вставками из горностая… Ее пурпурно-малиновое бархатное платье усыпано золотыми лилиями. Её туфли с моими украшениями. Её мантия в королевском стиле из пурпурно-малинового бархата, с подкладкой и оторочкой из крапчатого горностая, с четырёхрядной полосой из золотых лилий по всему периметру. А на голове… золотая корона, которая не была украшена камнями, чтобы избежать тяжести. Её шлейф, длина которого составляла семь туазов, несли принцесса де Конти, герцогиня де Гиз, а также мадемуазель де Вандом, одетые в платья из серебряного полотна с цветами и украшениями.
Подвенечный наряд принцессы должен был напомнить ей, что если даже она выйдет замуж за иностранного правителя, то всё равно останется дочерью Франции. Елизавета сама хорошо объяснила это портному, пришедшему попрощаться с ней: «она поблагодарила его в очень ласковых выражениях и сказала ему, что забирает из Франции только тело и всё ещё оставляет там свой разум из-за тех великих обязательств, которые у неё там были, и что она никогда их не забудет».
Роль жениха Елизаветы по доверенности Филиппа Астурийского взял на себя герцог де Гиз. А по другую сторону границы в Бургосе вместо Людовика ХIII герцог Лерма обвенчался с Анной Австрийской. После заключения двух браков осталось только произвести обмен принцессами.
Предполагалось, что король с матерью и Елизавета должны прибыть к назначенному месту по отдельности. Приближался час разлуки, которого очень боялись брат и сестра. Мария Медичи простилась с дочерью 18 октября, по выражению очевидца, «быстро, опасаясь слёз». Официальное же прощание принцессы Астурийской с принцами и дворянами состоялось в зале её резиденции 20 октября. А на следующий день перед тем, как покинуть Бордо, она навеки простилась с любимым братом. Людовик специально пришёл в апартаменты сестры, где, по словам очевидцев, провёл ночь, вместе с Елизаветой проплакав до утра. На замечание одного из придворных, что великий король не должен давать волю чувствам, он резко ответил:
– Я не могу не оплакивать столь добрую сестру!
Людовик сопровождал Елизавету на протяжении нескольких миль после её выезда из города. Одни из герольдов оставил рассказ об их душераздирающем прощании:
– …слёзы, рыдания, вздохи и крики, перемешанные с поцелуями так, что они не могли оторваться друг от друга…
Присутствующие во время этой сцены придворные не решались их разъединить, пока дон Диего де Карденас, посол Испании, нетерпеливо не воскликнул:
– Ну же, довольно, принцесса Испании!
Весь в слезах вернувшись в свою резиденцию, Людовик ХIII пролежал в кровати до двух часов пополудни, не в силах унять свою печаль. У него разболелась голова. А Елизавета продолжила своё путешествие. Опасаясь нападения со стороны мятежных принцев, король отдал приказ, чтобы его сестру сопровождали гвардейский полк (2500 человек), 400 швейцарцев, 1500 человек личной охраны, «четыре пушки и два полевых орудия». Возглавлял этот отряд герцог де Гиз. По дороге к нему присоединился граф де Граммон с тысячей человек и сотней лошадей, а затем барон де Кастельно де Шалосс с «восьмьюдесятью хорошо вооружёнными дворянами».
31 октября Елизавета со своим значительным эскортом прибыла в приграничный город Байонну. А через несколько дней она уехала оттуда, чтобы отправиться на Фазаний остров на реке Бидассоа, где должен был состояться обмен. Принцесса остановилась в Сен-Жан-Люз в ожидании назначенной даты 9 ноября. Фазаний остров был выбран потому, что располагался на границе между Францией и Испанией, на практически равном расстоянии от Сен-Жан-де-Люз (около 9 км) и Фуэнтеррабии (около 7 км). Когда-то здесь французский король Франциск I Валуа, захваченный в плен испанцами в битве при Павии, был обменян на своих двух сыновей, которые отправились вместо него в качестве заложников в Мадрид.
Каждая из сторон установила на острове свой павильон, а также общий, гораздо больший, предназначенный для церемонии обмена и расположенный на равном расстоянии от первых двух. Ещё обе стороны предоставили для принцесс и их сопровождающих роскошные барки. За четверть часа до прибытия Елизаветы и Анны два статс-секретаря, посланные Филиппом III и Людовиком XIII (Аростега от Испании и Пьер Брюлар от Франции), встретились в центральном павильоне. Они зачитали вслух доверенности, выданные герцогам Гизу и Лерме, и брачные контракты, а затем составили акты «выдачи и взаимного получения указанных принцесс».
Между тем на противоположных берегах реки Елизавета и Анна одновременно сели на свои барки: испанка – с герцогом Узедой, а француженка – с герцогом де Гизом. За ними следовали представители высшей знати обеих королевств, а также придворные дамы. Одновременно достигнув центрального павильона, испанцы пошли поприветствовать принцессу Астурийскую, а французы – свою королеву. Во время этой встречи Елизавета с четверть часа беседовала со своей четырнадцатилетней невесткой, которую затем герцог де Гиз передал герцогу Узеде и наоборот. Наконец, оба кортежа отправились в обратный путь и принцессы также одновременно ступили на землю своих новых королевств.
После обмена Елизавета была доставлена на носилках в испанское местечко Фуэнтеррабию, а потом отправилась в город Бургос, где 22 ноября, в день своего рождения, встретилась с Филиппом III и своим десятилетним супругом. Очевидцы рассказывали, что бледный маленький инфант с песочного цвета волосами и алой выпяченной нижней губой безмолвно взирал в восхищении на хорошенькую ясноглазую девочку во французском платье, которой суждено было стать спутницей его жизни. На следующий же день Бургос во всём своём великолепии приветствовал будущую королеву, которая проехала на своей белой лошади в серебряном дамском седле через весь город к кафедральному собору.
– Изабелла Желанная! – раздавались со всех сторон восторженные крики.
Таким образом, народ Испании, как и королевская семья, хорошо принял Елизавету.
