Он открыл глаза и посмотрел на маму. Она сидела, задумчиво глядя перед собой.
Он наклонился к ней, испытав сильную боль в бедрах и едва держась на маленьких протезах. Она поняла на него глаза и привычным движением придержала за предплечье.
– Малыш, что случилось?
– Я люблю тебя, мама.
И хорошее настроение вернулось. Он увидел ту улыбку и тот блеск в глазах, который был раньше. Почему он не говорил этих слов так долго? Потому что ему было больно, ему было плохо. Он не думал о том, как больно и плохо ей. Он не представлял, что каждую клеточку его тела она чувствует в сто раз сильнее, чем он сам.
У мамы вновь глаза заблестели от слёз. Но это были хорошие слёзы. Как и настроение.
– Я тоже тебя люблю, Счастье моё. Больше жизни.
Он смотрел на неё сверху вниз и понимал, что теперь всё будет по-другому. Что эта встреча в вагоне метро изменила его настрой на будущее. А главное восстановила ту связь с мамой, о которой он совсем забыл.
Он посмотрел на место, где сидела девочка, но её уже не было. Только его взгляд зацепился за предмет под сиденьем.
– Мам. Подними, пожалуйста, там под сиденьем.
Мама подняла предмет и протянула ему. Он взял из её рук маленький детский фонарик.
– Нам пора выходить?
– Да, – спохватилась мама, и они двинулись в сторону двери.
Проходя мимо обладательницы скрипучего голоса, которая ворчала себе под нос: «Сиськи коров. Да что он понимает?», мальчик достал из кармана конфету и протянул ей.
Когда старушка взяла её, он не удержался и приподнял штанину так, что стал виден металл протеза.
– Я очень надеюсь, что проходя десять километров до школы Вы не испытывали такой боли, как я, – улыбнулся он.
Конечно, он увидел ту смесь жалости и стыда, которая промелькнула на лице старушки, но на этот раз ему не стало противно. Ему стало жалко её: она ведь «ругается в очереди», значит несчастна.
Он догнал маму и взял её за руку. Взял не потому, что не мог идти сам. Взял, потому что хотел держать её за руку. Он хотел быть с ней и с хорошим настроением. В другой руке он крепко сжимал маленький детский фонарик.