Евгения Черноусова
Ведьмино колечко
– Спасибо, Кирюха в разводе!
– Стала бы я женщине нервы трепать! – ответила я и переключилась на производственные проблемы. – Шеф, что делать с завтрашней записью?
Тут уже все стали серьезными. Явиться с такой физиономией на прием к очередному кудеснику? Почему нет, но с какой легендой? Кирилл приказал думать и распустил нас по домам.
Назавтра я предложила свою версию. Продолжая тему безбрачия, я – неудачница как в личной жизни, так и в карьере. Теперь устроилась на телевидение на незначительную должность: кофе подать, публику собрать, реквизит раздобыть, автобус заказать. И обратил на меня внимание известный телеведущий, к тому же разведенный! Вне себя от счастья я уединяюсь с ним в кабинете, но тут врывается еще более известная телеведущая, да к тому же дочь большого начальника и начинает меня метелить! Вопрос: получится у меня что-нибудь в дальнейшем с этим телеведущим? Вот такая я дура…
Отсмеявшись, мальчики перешли к обсуждению. Начало годится, но вопрос о дальнейшем неуместен («Не настолько ты глупой выглядишь»).
– Ты ведь записывалась заранее, – сказал Кирилл. – Может быть, тогда ты собиралась приворот на меня попросить. А теперь-то уж чего?
– Тогда, может, я, раз визит оплачен, решила просто совета попросить, как жить дальше? Как судьбу переменить?
– С этим вряд ли что-нибудь интересное прозвучит. Ну да ладно, эти кони ничего более плодотворного не придумали.
Очередной кудесник оказался на вид никаким. Ни тебе мантии, ни свеч, ни черепа. Обычная комната, обычный мужик. Я присела на предложенный стул и без вдохновения начала:
– Понимаете…
– Не надо ничего говорить. Сосредоточьтесь на своей проблеме, и я постараюсь вам помочь.
На чем сосредоточиться? Какие у меня проблемы? Не о мужиках же думать. Вообще-то хотела я журналистикой заниматься, а занимаюсь ерундой. К чему мне телевидение? Ни длинных ног, ни выразительного голоса. Я писать люблю! И умею…
Никак не могла сосредоточиться на чем-нибудь одном. Думала о Ефреме и его внучке, о кольце, о котором не думала многие годы, а теперь почему-то было жалко. О бабушке, с которой нужно поговорить и помириться. О Людмиле, у которой наверняка обострение… нет, пожалуй, уже прошло. О Жорке, которому нелегко с его родителями.
А экстрасенс просто сидит и глядит на меня. Ни пассов, ни зажженных свеч, ни заклинаний. Потом говорит:
– Вас много чего волнует. Самое слабое ваше место – вы совсем не разбираетесь в людях. Да что там, вы себя не понимаете! Но кто-то еще до рождения поставил на вас такую защиту, что с вами ничего не должно случиться. Вас волнует отданная вами вещь. Вещь это сакральная, отдавать ее вы были не вправе. Имейте это в виду на будущее, когда она к вам вернется! Своё движение к вам она уже начала. Еще вы думаете о больных детях. Одному из них вы поможете, если уговорите родственников принять его в свою семью. Другому вы сейчас помочь не в силах. Но это не значит, что не найдется того, кто ему поможет. И вы пригодитесь. Еще вы думаете о работе. Вы занимаетесь не своим делом. И дело, о котором вы мечтаете, тоже не ваше. А дело всей вашей жизни скоро вас само найдет.
Когда я влезла в автобус, то первым делом спросила:
– Я что-нибудь ему рассказывала?
– Что?
– Я ему что-нибудь рассказывала?
– Ты что, сама не помнишь?
– Конечно, нет!
– Ну, давай запись послушаем.
Сняли с меня камеру, прокрутили запись. Всё то же самое.
– Кирилл, если смысл твоего репортажа – все экстрасенсы шарлатаны, эту запись лучше не включать, потому что он не шарлатан.
– Да что он особенного сказал?
– Прочитал мои мысли. Да, у меня еще одна мысль возникла!
И набрала Ефрема.
– Ефрем Владимирович, кольцо не пропало?
Пауза. Потом:
– Почему вы спрашиваете?
Тон враждебный.
– Значит, пропало. Я сейчас приеду.
Кирилл (сообразительный!) спросил:
– Кольцо – это сакральная вещь?
– Да. Мне нужно к этим… даже не знаю, как назвать…
– Мы с тобой!
– А поехали!
По дороге я рассказала ребятам легенду о кольце. Встретили нас хозяева агрессивно, поэтому я с порога сказала:
– Давайте посмотрим одну запись. Давай, Вася!
После просмотра Ефрем спросил:
– Это когда было?
– Минут сорок назад.
– И вы сразу ему поверили?
– Да.
– Ну да, кольцо пропало. Я нанял человека, он его разыскивает. Уже есть некоторые подвижки.
– Вы слышали, что сказал экстрасенс? Кольцо уже начало движение ко мне. Я его вам больше не отдам. Но когда получу его, верну ваши деньги.
– Вы не имеете права!
– Я не имела права продавать кольцо. А вот не возвратить то, что ко мне само придет, могу. А вы вспомните другие слова экстрасенса, и подумайте лучше о своих внуках.
– Что?
– Повторить?
– Давайте еще раз прокрутим запись…
Вася прокрутил.
– Как понимать «уговорите родственников принять его в свою семью»? Это он о нем… о внуке? Он же сказал, что не хочет нас видеть!
– Не знаю. А вы подумайте! Пошли, ребята!
– Подождите, пожалуйста! Скажите мне, кто он, этот экстрасенс! Я обращусь к нему за разъяснениями!
– Я скажу. Только не говорите, что я вела запись. Просто скажите, что порекомендовала его как специалиста.
– Чертовщина какая-то, – сказал Кирилл. – Получается, есть экстрасенсы, которые действительно экстрасенсы?
– Кроме того, что он мог узнать о моих проблемах заранее.
– Да, записывалась ты неделю назад. А легко было раскопать твои проблемы?
– Секретов у меня нет, но время надо…
– Ладно, не будем углубляться. Наташа, ты согласишься рассказать на камеру истории кольца, если оно найдется?
– А ты представляешь, что станет с моей жизнью, если я таким образом засвечусь на весь Питер?
– Ты же собираешься работать на телевидении?
– Уже нет.
– Я вовсе не стращаю тебя…
– Не в этом дело. Я сегодня твердо уяснила, что телевидение – это не мое. Этот дядя утверждает, что и журналистика. С этим я еще поспорю.
Вечером Тоня позвонила из Москвы, где учился в университете Кузя. Они ехали в Утятин, прихватив с собой Жорку, и решили на несколько дней завернуть в Питер. И как это Людмила его отпустила?
По приезде все выяснилось. Жорка просто поставил родителей перед фактом: уезжает отдыхать к бабушке, которую ни разу не видел, на все лето. А про меня они ничего не сказали, иначе была бы война. Родители думают, что они на несколько дней задержались в Москве.
Когда я готовила ужин для ушедших на экскурсию гостей, Любовь Михайловна, откликнувшись на звонок домофона, заглянула на кухню и сказала:
– Ну, держись, Наташка! Александра с внучкой поднимается.
– Дайте мне яду!
И началось! Она хочет в Светиной комнате остановиться, а там мальчики поселились. Им придется спать на надувном матрасе и раскладушке, а почему не на кровати и диване?
– У нас морской закон: кто первый встал, того и тапки.
Тут потребовала внимания Сашенька, и Александра отвлеклась на внучку. Потом, когда Сашенька занялась игрушками, ее бабка вновь взялась за меня:
– Что у тебя за вид? Бледная, не накрашенная! Ты не настолько стара, чтобы окончательно махнуть на себя рукой! А отеки какие!
– Разве можно упрекать за болезнь? – попыталась отвязаться от нее я.
– Чем это ты вдруг заболела? Будет прикидываться!
А дай-ка я ее проверю по методу Ефрема!
– Ты что, не знаешь? Лейкемия.
Пауза. Потом:
– Ты это серьезно?
– Кто же такими вещами шутит? А почему, ты думаешь, родственники ко мне понаехали? Они сдают кровь на совместимость.
– А мне ты почему ничего не сообщила?
– А ты что, согласна на трансплантацию? Мне нужна пересадка костного мозга и печени. Я тебе дам адрес клиники потом.
Длительная пауза.
– Я слишком стара. Пусть сдают те, кто помоложе.
– Пусть.
– Тетя Наташа, – вдруг Сашенька обхватила меня за талию. – Давай я кровь тебе сдам.
– Спасибо, солнышко, – растроганно сказала я. – Но несовершеннолетние не могут быть донорами.
Когда Тоня с мальчиками вернулась после прогулки, я рассказала ей о своей шутке.
– Наташка, ты совсем дура? – возмутилась она.
– А что она меня все пилит? Хоть отвяжется!
После ужина старшие устроились у телевизора, а мальчишки перетащили к себе компьютер и записывали фотографии на CD. Сериалы я не люблю, поэтому устроилась рядом с ними и рассказала о том, что наплела Александре. Мальчики посмеялись, а потом Жорка нахмурился и сказал:
– Ты, Наташа, если заболеешь, не скрывай. Я тебе хоть кровь, хоть печень. Ты же мне сестра.
– Ладно, братик, я теперь в надежде.
В дверь поскреблась Сашенька.
– Заходи, солнышко, – сказала я. – Вот, племянница наша общая тоже мне свою кровь обещала.
– Знаешь, тетя Наташа, давай лучше я печенку тебе отдам. А то мозги у меня глупые, дедушка сказал. Я учусь плохо.
У нее даже слезы на глазах выступили, когда мальчишки захохотали. Кузя, молодец, выскочил из-за стола и подкинул ее к потолку:
– Не обижайся, племяшечка! Это мы смеемся от радости, что ты у нас добрая такая!
В дверь просунулась Тоня: «Что ржете?» Мальчики наперебой стали рассказывать о предложении Сашеньки. Она умилилась и села рядом со мной:
– Давайте-ка я с вами посижу.
Как-то незаметно мы перешли к воспоминаниям, послали Сашеньку за альбомами и стали разглядывать фотографии.
– А это кто? – спросила Тоня.
– Не узнаешь? Это же я!
– Господи! Мне говорили, что ты растолстела, когда Людка забрала тебя в Москву, но я не знала, что до такой степени! Теперь я понимаю, как мы виноваты все перед тобой! То есть я, конечно, раньше поняла. Когда после продажи квартиры у нее жила.
– И сколько выдержала?
– Два месяца…
У Жорки даже уши покраснели. Он поспешно перебил нас:
– Наташа, а почему у тебя на групповых фотографиях везде вид сердитый?
– Потому что там присутствуют младшие тетушки Сима и Алла, – засмеялась Тоня. – А они, чуть чего, шлепали. Вот, посмотри, какая она довольная, когда с Валеркой.
Это нас Толик фотографировал. Я обхватила Валеркину ногу как дерево, прислонив голову к брючине. Действительно, вид довольный. Тоня стала вспоминать всякие истории, когда мальчишки таскали меня с собой: как Валерка играл в футбол, а мне постелил на траву свою куртку и строго-настрого запретил вставать, а я Валерку всегда слушалась, поэтому он вернулся домой, неся в руках отдельно меня, мокрые трусы и мокрую куртку. Как Митрохин проверял мой нос и чуть не попал в колонию. Как мальчишки решили переплыть озеро, а я, не задумываясь, поплыла за ними. Как один раз я разревелась, когда Валерка отводил меня в садик, он взял меня с собой в школу, и я просидела под партой Валерки два урока, и только на третьем, когда была контрольная, меня математичка Елена Игнатьевна обнаружила.
У Сашеньки глаза блестели:
– Влетело ему?
– Нет, она очень хорошая была. Она Наташку посадила за свой стол, только справочники подложила, чтобы ей удобнее было. Дала ручку и тетрадку, и она вместе со всеми делала контрольную.
– Взаправду?
– Да нет, конечно. Каляки-маляки рисовала. Такая довольная была! Мы маме ничего не сказали, но она потом все равно узнала от соседок. Вот тогда Валерке влетело.
Мы с Тоней вспоминали легенды Утятина, друзей и соседей, проделки и игры.
– А мне можно в Утятин поехать?
– Это ты у бабушки просись.
– Сейчас! – Сашенька убежала.
Вернулась очень быстро:
– Сказала, если вы меня возьмете с собой, то можно.
Мальчишки засмеялись. Я сказала:
– Зря ржете. Если Александра разрешила, значит, будет у вас попутчица.
– Надо быстрей операцию делать, – сказала Сашенька. – Давайте посчитаемся. Я печенку отрезаю, а кто мозги? Ты, Кузя?
– Я! – засмеялся Кузя. – А ты знаешь, что будет больно?
– Ладно, поплачу немножко. Я буду не громко.
– Давайте чай пить, – решив, что шутка затянулась, сказала я. – Жора, ставь чайник, Кузя и Саша, несите посуду и торт.
Ребята побежали на кухню, а Тоня растроганно сказала:
– Какая лапочка!
Зашла Александра:
– А где все?
– Чай готовят.
– Сейчас Сашка или чайник опрокинет, или посуду перебьет.
– Да ладно, мальчишки присмотрят.
С грохотом распахнулась дверь. Кузя с Сашей на закорках нес в руках торт.
– Саша, прекрати!
– Еще прокачусь на лошадке – и всё!
Мой глупый розыгрыш имел неожиданное продолжение. Назавтра, вернувшись домой после очередного неудачного собеседования, я обнаружила на кухне зареванную Инку и растерянную Любовь Михайловну:
– Ну, что еще случилось?
Оказалось, Инка встретилась с Александрой и ее внучкой, и общительная Сашенька поделилась с ней своими планами отрезать для тети Наташи свою печенку. И Инка прибежала ко мне с предложением своего донорства, дескать, группа крови у нас одинаковая – вторая, и Инка абсолютно здорова, только что комиссию проходила. Я рухнула на табурет. Потом поглядела на соседку и кинулась капать ее любимый корвалол:
– Любовь Михайловна, это шутка!
– Наташа, ты ничего от меня не скрываешь?
Я села рядом с ней и честно призналась, что мне надоели поучения и критика Александры. Что вспомнила Ефрема и решила проверить родительницу на вшивость.
– А говорила, что я наивная и от плохих людей хорошее ожидаю! Что ты ожидала от Александры?
– Что она заткнется.
Инка, не вытирая глаз, истерически расхохоталась.
– Зато от Инки только вы ожидали хорошего. И дождались. Иди, Инна, умойся, да будем обедать.
Александра, которая собиралась в Тамбов, чтобы отвезти туда Сашеньку к бабушке по отцу, с удовольствием отдала ее Тоне и вернулась домой. Перед отъездом в Утятин девочка приуныла и призналась мне, что немного боится новой бабушки, про которую слышала, что она очень сердитая. Я сказала, что бабушка, которая ей прабабушка, – самая главная бабушка в нашей родне. Она строгая, и Саша еще увидит, как она заставит Кузю и Жору по струнке ходить, и как тетя Тоня будет слушаться. Но за себя Сашенька может не опасаться. Она первая правнучка и пока единственная, поэтому, если не очень шкодить, то бабушка ее сразу полюбит и будет любить больше всех.
– А тебя она любит?
– Я у нее первая внучка, и она меня любила больше всех. А теперь у нее будет первая правнучка. Так что не волнуйся, у тебя будут самые счастливые в жизни каникулы. Там еще живет много родственников и ребятишек по соседству. Скучно не будет!
– А почему ты с нами не едешь?
– Я сейчас деньги зарабатываю. Но на день рождения бабушки приеду обязательно.
По приезде мне позвонила Тоня. Она рассказала, что бабушка встретила их грозно, ведь Тоня много лет не появлялась в родительском доме. Но Сашенька, не обращая внимания на всеобщую скованность, повисла у нее на шее, и сказала: «Здравствуй, главная бабушка, я твоя первая правнучка Саша. Тебя мне как звать – бабушка или прабабушка?» Усмехнувшись, бабушка спросила: «А ты как думаешь?» «Я вообще никак не думаю, у меня мозги глупые, дедушка сказал. А тетя Наташа сказала, что к генерал-майору неприлично обращаться майор». Тут бабушка рассмеялась и сказала: «Правильно тетя Наташа сказала. А вот дедушка твой неправ, мозги у тебя нормальные». И по отношению к Тоне сменила гнев на милость. «Ой, Наташа, как хорошо, что мы ее с собой взяли! Алла говорит, что мама твоего имени ни разу не произносила, а тут даже слова твои одобрила».
Иногда позванивал Ефрем и спрашивал, не объявилось ли кольцо. Меня он уже изрядно раздражал. У него внучка в опасности и внук его ненавидит, а он в грошовую цацку вцепился. Но однажды явился лично. Простые правила вежливости заставили меня пригласить его в комнату. Тяжело опустившись на диван, он сказал:
– Вчера прооперировали.
– А кто донор?
– Умерший. С аварии.
– Вы же говорили, что в ее состоянии врачи не рекомендовали.
– Жизненные показания.
– И как?
– Пока неизвестно. Как приживется… Вы извините, Наташа, я к вам прямо из клиники. Ночь мы там сидели… просто так, к ней не пускают. И чувствую, что заснуть все равно не смогу. Мне выговориться надо.
Человек был явно в неадеквате. Умница Любовь Михайловна притащила большой бокал горячего чая и булочку. Он, обжигаясь, прихлебывал чай так, что на глазах слезы выступали. Чтобы отвлечь его, я спросила:
– Вы мне не рассказали, как ваша встреча с экстрасенсом.
– А я к нему только вчера попал. И разочарован. Он очень не хотел со мной разговаривать, а когда согласился, ничего внятного не сказал.
– А все-таки?
– Ну, тоже говорил, что вещь для меня опасная и должна законному хозяину вернуться. И что надо не завещания предков исполнять, а о потомках заботиться. И потомков спросить.
– Золотые слова!
– А вот фигушки…
Видя, что он засыпает, я все-таки попросила:
– А нельзя ли поточнее? Что дословно он сказал?
Уже с закрытыми глазами Ефрем вытащил из брючного кармана диктофон:
– Все предусмотрено. Я, как вы, записывал…
И отключился. Я бросила ему подушку и опустила его голову на нее, накрыла пледом и вышла из комнаты.
На кухне оказались и дядя Паша, и Любовь Михайловна, и даже Маруся.
– Давайте послушаем и обменяемся мнениями.
После прослушивания мнения разделились.
– Намекает, что сын кольцо спер, – вздохнула Маруся.
– Не, Марусь, не должно, – сказал дядя Паша. – Видел я его. Мужик противный, но отца уважает.
– Не сын, а потомство, – возразила Любовь Михайловна. – Там же еще внук обиженный есть.
– Не, Михална, он к ним не вхож.
– Нанял кого-нибудь.
– Он об этой цацке не знал.
А я, кажется, поняла, как кольцо исчезло из дома. Но говорить соседям об этом не стала. Вдруг ошибаюсь?
– Наташа, а ты к девочке пойдешь?
– Зачем?
– А вот он говорит… прокрути, Пашка, до середины.
– Сейчас… тоже аллигатор, не мог технику получше купить! Вот… нет, раньше. Ага!
«…вы бы лучше попросили хозяйку кольца к ребенку прийти. Вдруг поможет?»
– Ладно, схожу.
Все получилось случайно. Кирилл послал меня проконсультироваться в клинике по поводу одной очень скандальной врачебной ошибки. Такие интервью, даже не интервью, а реплики по поводу, без участия в кадре и за кадром интервьюера, мне частенько приходилось записывать. Обговорив с доктором все моменты, я попросила высказать свое мнение на фоне операционной или какого-нибудь умного диагностического оборудования, а то для публики высказывания за письменным столом будут восприниматься как мнения кабинетных ученых, а не практиков. Мэтр ухмыльнулся, но повел нас в операционный блок и в коридоре на фоне приоткрытой в операционную двери отбарабанил на камеру свои аргументы. Когда мы возвращались, то столкнулись с Ефремом и его женой.
– Как вы тут? – растерянно спросил он.
– По работе. А что, ваша внучка тут? Можно ее навестить?
– Э…
– Знаете, я вспомнила слова экстрасенса, что хозяйке кольца нужно к девочке прийти. Раз уж я здесь, почему бы не зайти? Ну, что?
– Ну, не знаю…
– Что за экстрасенс? – заинтересовался доктор.
Ефрем назвал. Доктор сказал:
– Знаю его. Один раз на моих глазах мужика с того света вытащил. Силища! Если приведете, возражать не буду.
– Да нет, он мне сказал, чтобы Наташа пришла.
– Пойдемте.
Мы пошли к палате. Вася спросил:
– А мне куда?
– Пускают, так иди. Приглядывайся, может, что снимешь, – сказала я.
Девочка лежала в большой послеоперационной палате одна. Бледненькая, вся в датчиках и проводах.
– Нас только на несколько минут впускают, – сказала жена Ефрема, присаживаясь на кровать внучки.
Вдруг аппаратура запищала. Врач крикнул: «Отойти всем!» и кинулся к ребенку. Вбежало еще несколько человек. Видно, дело было серьезное.
– Кажется, всё, – сказал молодой человек с бородкой.
Мэтр ругнулся на коллегу, выпрямился, посмотрел на нас и сказал:
– Наташа, подойдите, быстро! Возьмите девочку за плечи, вот так, пальцы в подключичные впадины. Думайте, что у вас одно сердце на двоих. И слушайте!
– Григорий Семенович… – возмутился бородатый.
– Цыц! – гаркнул мэтр.
Я держала девочку. Все молчали. Было страшно. Вдруг аппаратура запищала.
– Умница! Не отпускай…
И начал командовать коллегами. Кто-то надевал ей маску, кто-то колол что-то в трубки капельницы, а он периодически орал мне: «Не отпускай!».
Мне казалось, что у меня сердце работает с трудом, дышать тяжело. Как будто у нас с девочкой одна на двоих сердечно-сосудистая система. Но я не очень задумывалась об этом, я просто очень хотела, чтобы она жила. Вдруг стало легко.
– Кажется, она выправилась, – сказала я.
– Да, отпускай, но далеко не отходи.
Я отпустила. Аппаратура замигала и запищала.
– Держи, милая!
Я снова схватила девочку за плечики.
– Придется потерпеть полчасика, – сказал мне доктор. И коллегам. – Датчики оттуда.
Ко мне подкатили большой железный ящик и наклеили датчики.
– Видите? Абсолютная синхронность! Ее сердце гоняет за двоих!
– Так не бывает! – возразил борода.
– Ну, считай, что все тебе приснилось. Эх, заснять бы это! Эй, ты что это делаешь?!
Я не могла повернуться, но догадалась, что это относится к Васе, потому что он ответил:
– А что такого? Вы меня сами впустили.
– Нахал! Возьми в кадр оба аппарата.
– Делаю.
Девочка открыла глаза и спросила:
– Ты что меня так сильно держишь?
– Чтобы не убежала.
– Я не убегу. А дядя что делает?
– Он тебя в кино снимает.
– А можно посмотреть?
– Конечно, можно. Вася, дай ребенку камеру.
– Ты что, она тяжелая.
– Не жмотничай, дай в глазок посмотреть.
– Ой, тетя, там муха на потолке!
– Безобразие, развели, понимаешь, антисанитарию! Теперь давай я буду тебя одной рукой держать, а ты скажешь, что будет.
– Вот здесь… воздух… не выходит…
– Да, придется пока двумя руками держать.
– Вы меня лечите, да?
– Да. Доктор, ей говорить можно?
– Ничего, пусть говорит.
– Как тебя зовут?
– Ирочка.
– А скажи-ка мне, Ирочка, куда ты колечко дедушкино унесла?
– Оно волшебное.
– И что?
– У нас баба Галя злая очень. Я ей отнесла. Вовка сказал, она наденет и станет принцессой.
– Стала?
– Не знаю…
– А ты ей в руки отдала?
– На коврик положила.
– Понятно. А теперь глазки закрой и спи. Во сне все болезни проходят.
Невыносимо болели плечи, затекли ноги. Но сердце, кажется, справлялось. Как действует кровообращение, по часовой или против? Я почему-то решила, что руки надо отпускать не одновременно. Так, попробую слева оставить… подняла голову и, глядя на аппаратуру, в которой ничего не понимала, разжала правую руку. Одна кривая дернулась, но потом все восстановилось. А теперь левую. Опять кривая дернулась, но потом восстановилась. И рисунок сместился. Кривая изменилась, как гармонь, свернувшая меха.
– У вас вообще обычно нормальный ритм сердца? – спросил доктор.
– Брадикардия. А нельзя мне где-нибудь поспать?
– Вот сюда ложитесь.
– Имейте в виду, меня невозможно разбудить, – пробормотала я, засыпая. – Давление будет очень низкое. Не надо меня колоть, я сама проснусь, только очень нескоро.
Когда я проснулась, в палате горел свет. Ого, уже ночь! Я села на кровати. Зашевелилась Ирочка:
– Тетя, ты зачем так долго спала? Тут все ходят, слушают тебя, слушают…
– А ты чего не спишь? Ночь же!
– И день спи, и ночь спи… надоело!
– Ну ладно, не спи, только не двигайся. Мало ли, вдруг швы разойдутся.
Открылась дверь, заглянула медсестра:
– Обе проснулись? Пять часов утра, спите!
– Нет уж, – сказала я. – Мне непременно прогуляться нужно.
Оказалось, это была не та ночь. Это была уже следующая ночь. Я проспала больше полутора суток!
Вернувшись домой на рассвете, я, к удивлению, не обнаружила дома Любови Михайловны. Дядя Паша сказал, что она пошла… в церковь!
– Это надо обдумать… чудно… но мозги не работают, есть хочу!
– Колбасу будешь? А еще Маруська мне щей наварила.
– Ставь щи! И колбасу тащи.
Отвалившись от тарелки, я сказала:
– Самое главное для меня все-таки не ее внезапно проявившаяся религиозность, а твое семейное положение. Дядя Паша, мы с тобой 16 лет соседи. Но Марусю я люблю не меньше. У вас что, по второму кругу семейная жизнь начинается? Ты понимаешь, чем это ей грозит?
– Понимаю, Наташенька. Бабка твоя меня всё на непостоянство ругала. Я не знаю, что у нас. Когда она ушла, я рад был, а теперь я без нее скучаю. У нас нет ничего, ты не думай. У нее же есть кто-то?
Глядел он тревожно. Ага, а вот не скажу!
– Если вы никто друг другу, значит, ни к чему нам это обсуждать. Если что-то есть, наверное, это стабильнее, чем с тобой.
У дяди Паши губы дрогнули обиженно:
– Спасибо, Наташенька. Я думал, мы с тобой не чужие…
– Дядя Паша, – я обняла его. – У тебя душевные терзания, а у нее ни кола, ни двора. Знаешь, где она живет? На дачном участке в гараже. Мужик, у которого она в доме убирается, пустил. И это большая удача! Сойдетесь вы еще на полгода, а потом ей куда?
– Старый я уже, Наташенька. Ты знаешь, что я пенсию оформляю?
– Господи, это же десятого. И ты молчишь? А как же юбилейное застолье?
За разговором мы не услышали, как зашли Любовь Михайловна с Марусей.
– Мы ей молебен во здравие, а она с Пашкой обнимается и выпить собирается! – зашумела с порога соседка.
– Любовь Михайловна, ему десятого шестьдесят будет! А он молчал!
– Я вас в ресторан приглашу… коллегам в подсобке поляну накрою, там женщины все оформят, а вас, самых близких, в ресторан. Коля-электрик, Степанида из девятой квартиры и нас четверо.
– Ерунду ты, Пашка, говоришь. Кому удобно будет в твоем ресторане? Нам со Стешкой, старухам, или Коле-электрику? Да из нас в рестораны только Наташа ходит, и не скажу, что часто.
– А что делать? Дома будет не торжественно.
– Давайте пикник устроим, – сказала Маруся. – Устроимся на природе, будем шашлыки жарить.
– А вдруг дождь?
– Тогда в лес не пойдем, а сядем во дворе, где я квартирую, под навесом.
– Принято!
Когда я шла на студию, меня провожали такими взглядами, что я поняла: Вася запись не таил.
– Все, Кирилл, я рассчитываюсь. Подписывай заявление.
– Не кипятись, Наташа. Что произошло?
– На меня глядят как на слониху в бассейне. Вася свое кино, наверное, уже не по разу всем показал. Давай-давай, подписывай!
Я огорчилась, что стала мишенью для взглядов, а вот потеря работы не огорчила меня совсем. Это было даже более не мое, чем работа пиарщиком. И все равно через неделю будет юбилей, к которому нужно готовиться, а потом уезжать на другой юбилей – бабушкин.
Пришел Ефрем, долго благодарил за внучку.
– Да бросьте, – сказала я. – мы с вами оба не понимаем, что там было.
– Я ведь ходил к экстрасенсу еще раз. Он сказал мне, что у нас родственная связь, поэтому вы смогли Ирочке помочь. Теперь я верю, что кольцо надо вам вернуть. Я уже расспросил соседку. Представляете, она решила, что это подклад!
– Что?
– Подклад – это когда, оставляя свои вещи на улице, ведьмы переносят свои болезни на других людей. Считается, что, взяв вещь, человек берет с собой и болезни, оставленные с нею. Она поступила по ритуалу: взяла кольцо платком, отнесла к контейнерам и бросила в костер.
– Боже!
– У нас таджик дворником, я с ним поговорил и узнал, что кольцо нашел один местный алкаш и продал за две бутылки соседке. Соседка с досадой сказала, что потеряла кольцо.
– Может, врет?
– Да нет, я ей обещал большие деньги. Она помнит, что надела его. Отчистила от копоти помадой и надела. А через некоторое время спохватилась – нет кольца! Где потеряла, не знает. Могла и дома, и на работе, и по дороге.
– На работе не могли украсть?
– Кто знает… но искать там бессмысленно. Она на мясном производстве работает, небольшом, за городом. У фермера. Там и откорм, и забой, и линия полуфабрикатов.
Я прыснула, представив, как хрюшка съедает колечко… или надевает его на хвостик. Если кольцо ко мне само не придет, я его никогда не найду. Ладно, бог с ним.
Наступило десятое. С утра мы поздравили дядю Пашу. С коллегами он отметил это дело еще позавчера, а сегодня микроавтобус ЖЭКа, пригнанный электриком Колей, должен был доставить нас в дачный поселок, где жила Маруся.
Как здесь было здорово! Несмотря на заброшенное строительство, участок был ухожен Марусиными руками. В палисаднике цветы, перед домом травяной газон, за домом огородик. По газону вела к крытой беседке выложенная плиткой дорожка.
– Вот что, Маруся, ни в какой лес я не пойду, – сказала тетя Стеша, приятельница Любови Михайловны и вдова дяди Пашиного друга. – Такая тут благодать! Накрываем в беседке.
Пока мы готовили стол, подъехали еще Андрей с владельцем нашего первого этажа, Инна с Севой и Альгисом, потом Ефрем с женой. В общем за столом оказалась чертова дюжина. И каждый привозил продукты.
– Куда такую страсть? – возмущалась Любовь Михайловна.
– Ничего, на свежем воздухе много едят, – утешала ее Степанида. – Да и выпивки много, без закуски придется драку заказывать.
Ефрем привез колбаски для жарки: «Ох, не знал я, что будет шашлык!»
– Вот с них и начнем, – решила Степанида и послала Колю к мангалу.
Я бы предпочла шашлык из курятины, но с массами не поспоришь. Все ели, кусая колбаски, наколотые на вилку, а я решила прежде отрезать кусочек. Резанула по колбаске кухонным ножом, и у него отломилась рукоятка.
– Что за черт? – вскочил обрызганный жиром Сева. – Там какая-то железка.
Взял у меня из рук вилку и, действуя своей и моей, разобрал колбаску на кусочки. На тарелке лежало траурное кольцо.
– Небось, колбаски с того самого комбината? – спросила я Ефрема.
– Да почем я знаю! – отмахнулся он. – Главное, теперь я уверен, что это судьба! И не вздумайте возвращать мне деньги, обижусь! Не хотите их принимать – пусть лежат. Случится что – поможете кому-нибудь.
Через пару дней, когда я собиралась в Утятин, Любовь Михайловна мне сказала:
– Кольцо возьмешь с собой. На цепочку Екатерины Семеновны длинную, которую починила, наденешь, и будешь на шее носить.
– Потеряю.
– Не такая это вещь, чтобы теряться. А вот помочь оно в чем-то может, недаром в тебе хозяйку признало.
Я махнула рукой. Действительно, старухе может быть неуютно рядом с этой сакральной вещью, да еще в отсутствие хозяйки.
Поезд в Уремовск пришел с небольшим опозданием, и я поняла, что попадаю в «окно» между автобусными рейсами. И махнула на «перекресток», площадь на окраине областного центра, где проезжали все автомобили в сторону Утятина. Сойдя с городского автобуса, я остановилась, чтобы купить мороженое, Рядом притормозил микроавтобус. Водитель спросил, как доехать до Утятина.
– А вы возьмите меня с собой, и я не дам вам заблудиться, – весело сказала я.
– Садитесь. Только у нас тут надгробие. Не напрягает?
– Нет.
Я устроилась на заднем сидении, и мы за час доехали до поворота на Утятин.
– А в Утятине вам куда?
Трое мужчин оказались иногородними, которые выполняли поручение матери одного из них установить памятник на могиле ее сестры. Поэтому они собирались сразу выполнить работу и, не заезжая в город, вернуться домой.
– А место знаете?
– Вот, мама план нарисовала.
Я посмотрела на бумажку и сказала:
– Это рядом с мемориальным. Сейчас будет поворот направо, надо ехать через новое кладбище, а то ворота старого открывают только для похоронных процессий.
– Как же вы?
– Нормально. Зайду на дедушкину могилу и выйду в калитку.
Я пересела вперед и указывала водителю дорогу. Когда мы выехали к мемориальному и остановились у искомого захоронения, водитель сказал:
