Евгения Ивановна Хамуляк
Молодой пенсионер на проводе
Но несмотря на такие выпады судьбы, могущие показаться фаталистичными, от которых многих бы хватила кондражка, Елена Васильевна не думала о самоубийстве или закате своей жизни.
Ей больше приходила другая мысль: она молила Бога, чтоб тот побыстрее исполнил сексуальные желания мужа, и губительная для сердца виагра разбила Павла в паралич. А она, добрая душа, пришла б к нему в больницу… Нет! В реанимацию! И благородно б осталась там сиделкой до конца дней этого сраного говна, толкая мужа-развалюху на инвалидной коляске и меняя ему подстилки.
Естественно, ни о какой любви или сексе и речи быть не могло. Но его, отца ее детей, бывшего лучшего друга, соратника, кормильца, бросить Елена не могла. Осталось только дождаться, когда бывший натрахается до отупления, и виагра треснет по его больной башке и мягкому месту.
– Только не убивай, – присовокупляла к молитве Елена Васильевна, молебно глядя на икону Спасителя.
– 4 -
К известной молительнице за оболганные души бывших старых жен Алине Базаровой, к которой бегала вся элита, кто отпустить грехи, кто их нагнать, Елена Васильевна все же собралась. Правда, сначала оторопела от магического прейскуранта. Выходило полгода жизни из накопленного бюджета молодой пенсионерки.
Но дело того стоило. Если эта молодая секретутка навела морок на ее старого козла, надо бы его снять. Пусть откроет глаза, сраное говно, и увидит, кто ему друг, а кто враг.
Пока ехала в метро, еще составляла вопросы, даже записала их в блокнотик.
Елена Васильевна помнила, что гадалкам нужно задавать вопросы, и Алла Богомолова про это говорила: мол, они у ангелов интересуются и ответы так точнее приходят.
Во-первых, уплотнения. Но тут Елена Васильевна была спокойна, подобрав провинциальную клинику в трех часах езды на машине – там вырезали в десять раз дешевле, чем в столице. Это ее вполне устраивало, а уж каких цветов простыни и сколько человек в палате – это неважно, можно потерпеть. Тем более, терпеть-то два дня.
Второй не менее важный вопрос – личная жизнь. Действительно, почему бы нет? Паше можно, а она что рыжая? Да, пенсионерка, но, во-первых, и в-главных, молодая, в самом соку, а во-вторых, рожать не надо – роженная, возить по миру не надо – возженная, бриллианты дарены, в ресторанах кормлена, почти вдова. Просто люби себе на здоровье и радуйся жизни.
Третий вопрос совсем насущный – где искать источник дохода? Но интуитивно Елена Васильевна догадывалась, что в ее случае второй и третий вопросы взаимосвязаны. Сначала нужно было опять отправиться на поиски принца, точнее, теперь уже короля-пенсионера, желательно вдовца, и источник дохода – королевство с садом-огородом-дачей, может быть, даже домиком у моря, автоматически приложились бы к наследству. По крайней мере, такая схема сложилась 40 лет назад и неплохо просуществовала все это время.
Прекратив работать портнихой лет 30 тому назад, Елена Васильевна за года супружества освоила множество профессий: секретарь, медсестра, повариха, любовница какая-никакая. Жаль, по этим специальностям сертификаты качества и дипломы не выдавали, а значит, теперь никто ее на работу не позовет и не оценит накопленную мудрость. А ведь она бы могла похвастаться своими фирменными салатами и секретами, как содержать огромный дом в чистоте, как красиво и стильно одеваться, как сохранить молодость и здоровье… Но с первых дней пенсии оказалось, что все это умеют делать малолетки, а старики никому не нужны.
– Даже другим сраным старикам, – вслух сказала Елена Васильевна, пересев с такси на электричку, когда увидела прейскурант таксистов за довоз в загородную резиденцию, где в своем особняке принимала именитая ведьма.
Говорили, что ей отстроили дом ее богатые клиенты, которым она чуть ли жизнь не спасла, вымолила счастье у небес.
– 5 -
Особняк был трехэтажный, но типовой, с китайской черепицей.
“Безвкусица”, – про себя подумала Елена Васильевна, отметив разукрашенные под мрамор колонны и ламинат под паркет. Неопытному взгляду роскошь в виде золоченых люстр и винтовых лестниц могла затмить взор, но только не жене прапорщика, разбогатевшего бизнесмена, отстроившего за жизнь четыре дома в стилях от“хибары” до “французской виллы”.
– А за это, – Елена Васильевна пока ожидала приема, отколупала почти отвалившуюся плитку и посыпавшиеся за ней клей с цементом, – строителям руки и заодно ноги надо оторвать от одной сраной задницы, из которой те растут.
Мат и ругань, странным образом, подпитывали боевой дух Елены Васильевны и стремление выбраться из омута и мрака.
– Безвкусица, – еще раз повторила женщина, когда вошла в комнату, с пола до потолка уставленную разнообразными иконами и свечами. Из-за пламени стояло нешуточное марево, и образ ведьмы, сидящей за столом, слегка рябил. Хотя розовый шелковый халат с пушистым мехом, у Елены Васильевны имелся подобный, а также ряд хирургических операций, нарочито выставленных напоказ на престарелом лице, были видны и в дыму и говорили только о том, что деньги в жизни этой женщины появились сравнительно недавно. Этот закон знал каждый, кто любил уколы красоты: чем раньше начал – тем больше сохранил, а раз не сохранил – отрежь.
Собственно, Елене Васильевне было плевать на саму ведьму, которая молилась над свечами, прежде чем приступить к ритуалу для очередной клиентки.
– А что ты ко мне пришла? – хрипловатым голосом, не поздоровавшись, спросила Алина, и Елена Васильевна опешила, не успев достать листок с вопросами. – Ты скоро умрешь, а сама про женихов думаешь. Тебе о душе подумать пора, – бросила ведьма и равнодушно перевела взгляд на образ Крестителя, а потом вовсе закрыла глаза и стала беззвучно молиться.
Елена Васильевна почувствовала, как в жилах остановилась кровь.
– Иди, больше мне нечего тебе сказать, – махнула рукой на дверь ведьма и принялась целовать икону, просить ее о спасении то ли себя, то ли Елены Васильевны.
Голос, манеры, обстановка действовали гипнотически и, словно послушная кукла, Елена Васильевна вышла из кабинета. Ее тут же поймал молодой секретарь и кассир конторы, чтоб принять оплату, равную полугодовому бюджету в жизни молодой пенсионерки.
Она не могла прийти в себя даже тогда, когда одиноко уселась на лавку ждать электричку. И только приближающийся поезд разбудил ее сознание.
– Тварь! Мразь! Сволочь! Падла! – кричала бессильно Елена, прикидывая в голове безумные планы поджога загородной резиденции, ножевого убийства ведьмы или удушения собственными руками. Мешали только всплывающие образы высокого забора, лая доберманов и серьезных мужичков, охраняющих дом от незваных гостей.
Елена Васильевна пропустила свою электричку, готовая вернуться и выслеживать до последнего свою обидчицу, словно озлобленная до отчаяния киллерша из бульварных книг, которыми иной раз баловалась женщина в поездках.
– Да, буду сидеть в кустах, пока не посинею, но найду эту стерву и вырву ей глаза, – шипела, словно разъяренная гадюка, Елена Васильевна, практически дойдя до дома, но увидев воочию забор, кусты, закат солнца, полное отсутствие экипировки, воды и еды, она тем же упорным шагом вернулась назад к станции, в душе проклиная весь женский род, включая Аллу Богомолову, надоумившую ее обратиться за помощью к отъявленным мошенникам и бандитам.
Зато озлобленность подстегнула сознание не мешкать с операцией. И пока было не поздно, Елена Васильевна перезвонила в клинику и договорилась на завтрашний день.
– Сука, – вслух сказала Елена Васильевна, вспоминая неприятное лицо с надутыми губами, размазанными по слишком гладкой напудренной коже, которой достался прожиточный минимум на шесть месяцев молодого пенсионера.
Елена Васильевна ехала в электричке в другой город, экономя на бензине. Выходило шесть часов тряски с плохо пахнущими коллегами по пенсии вместо трех в эргономичном сиденье в белой коже в сопровождении любимой музыки. Но выбирать не приходилось – калькулятор прожиточного минимума работал на убывание.
"Померла б! Но теперь только назло тебе не помру!" – показала мысленный кулак магической стерве разъяренная пенсионерка.
Из-за излишних разговоров с самой собой на нее оглянулись попутчики. Взглядом, способным остановить табун диких мустангов, Елена Васильевна вмиг отогнала чужое любопытство. Старуха через место нехорошо цыкнула, но Елене Васильевне было все равно.
Грандиозные планы занимали «светлую» голову, которую еще почти не коснулась седина. Темно-каштановый цвет волос был почти свой, она лишь слегка раз в полгода тонировала волосы, уложенные в большой красивый пучок, который, если распустить, достигал почти колен.
– 6 -
Сразу две груди были поражены. Но к счастью, как потом дознались в лаборатории, незлокачественными уплотнениями. Хирург перед анестезией похвалил работу своего пластического коллеги, сказав, что импланты как раз кстати, так как удаляемые кальцинированные образования достаточно крупных размеров – была бы деформация груди. И вообще отметил отличную форму Елены Васильевны, которая совсем не походила на пенсионерку, если только самую молодую и сексуальную из них.
Елена Васильевна с достоинством перенесла операцию, возвращение в сознание, одинокое ожидание в палате интенсивной терапии и не плакала ровно до того момента, пока ее не перевели в сизую комнату с шестью бабками, у которых на лицах отображались печаль, отчаяние и желание подумать о небесах.
Плакала ночью, тихо, но больно, явственно чувствуя пустоты в женском месте, вскормившем двух сыновей, уже месяц не выходивших на связь, не знавших, как она сейчас нуждается в сыновьих поддержке и внимании. Но больше плакала не из-за них или Паши – было невыносимо видеть себя в этих условиях. Неужели серые простыни с выглаженными до черствости дырами являются теперь постоянным элементом ее образа жизни. И эти люди вокруг, тоже сирые и убогие, единственные ее попутчики? Глаза и тело отказывались привыкать к этим картинкам. Разум протестовал.
Главное, за что? Что такого она сделала или не сделала, чтоб докатиться до этой точки? Была примерной женой, матерью, хозяйкой. Ухаживала за родителями, пока не схоронила их. Да, была и есть истеричка. Ну какая есть! Такой полюбил ее Паша, по молодости называя капризной девчонкой, которую интеллигентные родители воспитали в тепличных условиях, в отличие от него, деревенского неуча, который и добился-то всего, в том числе ее, своим бычьим упорством.
