Но женщина нашла управу на своих кавалеров в местных судах, где работала переводчиком и зналась со всеми судьями, адвокатами, юристами, секретарями. После долгих сложных заседаний, они словно большая семья отправлялись в местный бар попить пивка и спустить пары. Поэтому компетентные органы ей посоветовали жмотсво, скупердяйство, неблагородство со стороны бывших мужей, считавших каждую копейку на обеспечение дочерей, вывести на чистую воду строгих законов, следивших многоликим взором за всеми через налоговую.
И если с бывшими жадинами вопрос был улажен, сюрприз прилетел от очередного жениха по имени Антонио. К слову надо отметить, что под женихами называлось любое сожительство, не доводящее до венца. Жениться в Испании было очень дорогим удовольствием.
С Антонио Анна проженихалась, то есть просожительствовала 1 год и 5 месяцев и успела 2 раза расстаться с ним за этот срок. Сначала из-за интенсивного присутствия матери жениха Кармен в ее личной жизни. После долгих разговоров, скандалов, выяснений Антонио к своим сорока восьми годам решился-таки покинуть материнский дом, переехав к Анне в трехкомнатную квартиру. Вторая причина – скупердяйство. В тот раз Анна решила пойти навстречу испанскому менталитету, понимая, что является иммигранткой и не может просить от местных аборигенов того, чего бы обязательно попросила от Иванов, Леш, Владиков, Васей в своей стороне. Женщина сухо и практично решила не романтичный момент в отношениях с Антонио, не умевшего делать подарки, впредь прося приносить подарок деньгами.
Но милый решил наступить на старые грабли и принес в канун католического рождества, самый сакральный праздник для испанцев, подарок, а не конверт.
Анна с опаской потянулась к праздничной коробке одного из самых уважаемых местных брендов одежды. Логотип вселял надежду. Но зная своего суженого изнутри, на сердце все же ныли кошки. Кошки не обманули.
Внутри такой красивой упаковки лежал купальник из колкого мохера с начесом цвета подвядших осенних листьев. Странное существо, похожее на выпотрошенную кошку, как раз на ту, что ныла на сердце. Но это ладно. Размер сего одеяния (купальник к Рождеству? Куда его одеть? К праздничному обеду в дом Кармен матери Антонио?) оказался на 2 размера меньше Анны.
Брезгливо, двумя пальцами, женщина достала волосатое создание, в лучшем случае растягивающееся на фигуру своей младшей дочери и от его лица спросила Антонио, что это. Мужчина обомлел, только сейчас осознав всю тяжесть своего проступка. Но не только романтизма не хватало его сознанию, а также фантазии, поэтому он искренне признался как было дело. Они с мамой поехали в торговый центр, где шла рождественская распродажа. Очень хорошая распродажа! Его глаз («А может и не его», – подумала Анна) упал на столь уважаемую и дорогую марку одежды. Любящее сердце Антонио («А может и не Антонио», – опять подумалось Анне) подсказало, что сей подарок станет желанным для любимой.
– Ты бы хотел видеть меня в этом в новогоднюю ночь? – искренне спросила Анна, в душе надеясь на чудо, что милый выкинет благородный финт, покается, пригласит в любимый ресторанчик замазать глупость с волосатым подарком.
Но Антонио почесал нос, вдруг вспомнив, что у него имелась аллергия на животных с шерстью. Нежелательно было б оказаться с шерстяным купальником пусть и дорогой марки рядом. Только не хватало соплей и слез в этот замечательный праздник, который так любила его мама.
– Значит, это желание обоюдное. Мы тоже не хотим видеть тебя в этот Новый год, – вынесла вердикт Анна, отвечая за себя и волосатый подарок, с орловской рачительностью засовывая его в комод. Где-нибудь в хозяйстве эта мочалка да пригодится. А вот Антонио, к сожалению, в этом хозяйстве места больше не было.
***
– Расстаться в канун новогодних праздников… Надо быть полной идиоткой! – с горечью корила себя Анна, когда до Нового года оставалось пару дней. – Ладно это чертово рождество, но Новый год с кем теперь справлять?
Еще одним неприятным для иностранца моментом на чужбине являлась разница в справлении праздников. Испанцы рождество традиционно справляли дома с семьей с весьма престранными обычаями, например, вместо шикарных салатов и закусок, к которым так привыкли русские и советские души, ели обычный суп с макаронами и фрикадельками, а на второе зажаривали молочного поросенка и давали разбить ему хребет самому малому из семьи. Покалеченный поросенок обычно всегда падал на пол из детских рук. Затем всем сборищем его ловили под столом и радостно поглощали, разрывая мясо на куски. Варварскую традицию Анна не разделяла, как ее не уговаривали, что пыльный поросенок, съеденный в рождество приносит удачу.
Женщина не могла забыть другую традицию, которая отбивала всякий аппетит. В Испании было не принято снимать уличную обувь, в ней так и ходили по дому везде до самой до спальни, скидывая лишь у постели.
Далее после обильного ужина с пола обменивались подарками с распродаж. Это в лучшем случае! Анну на всех праздниках как у бывших мужей, так и у новиос-женихов испанская родня традиционно обходила презентами. Видимо, приглашение на обед или ужин уже расценивалось как благословение для варварки. Со временем Анна тоже стала экономнее и платила сторицей. Если в начале старалась, покупала, паковала, приносила, радовалась, то после второго-третьего праздника, поняла, что любовь к подаркам однобока. Можно радоваться и без вложений в семью жениха.
А Новый год не справляли вовсе. То есть молодежь, конечно, убегала на дискотеки, упивалась до полного очумения. Взрослые же прилипали к телевизору с тарелочкой с 12 виноградинками, съедали их за минуту, разменивающую года, чокались шампанским и расходились спать.
Для Анны Новый год имел сакральное значение. Возможно это то единственное, что она любила из своей прошлой русской жизни. Новый год ассоциировался с миром. Родители, родня, соседи, друзья на время забывали про старые ссоры, становились дружными, веселыми, гостеприимными, как одна большая семья. Вкладывали душу не только в новогодний стол, но и в подарки, наряды, будто шел последний год перед апокалипсисом. И конечно, важно было с кем справишь и как справишь. Ибо отдуваться за неправильное справление приходилось последующие 365 дней до следующего шанса.
Анне светило справить Новый год либо одной, дочери, вошедшие в подростковый период предпочитали компанию друзей, либо с незнакомыми или нежеланными соседями.
– Лучшей одной, – поняла опечаленная женщина, решив с головой уйти в работу.
От грустных мыслей она спасала лучше всего. Под Новый год всегда происходили какие-то невероятные приключения русских за границей. А под русскими в Испании понимались все дикие «барбары»: русские, белорусы, украинцы, казахи, монголы, узбеки, армяне, грузины и так далее… Анну несколько раз вызывали даже в случаях, когда под судейство попадали нации, входившие еще в Российскую Империю: венгры, румыны, финны… так как найти официальных переводчиков со специальным разрешением для них не представлялось возможным. Анна от работы не отказывалась. Бывшие подданные Российской Империи тоже не жаловались. И даже если превосходно говорили сами на испанском, английском, официально им требовался переводчик их коренного языка. Для испанцев коренным диким для всех не испанцев являлся русский.
Анна представила, что возможно вообще проведет 31 декабря в суде. Ведь в Испании Новый год являлся обычным днем в календаре, давали лишь выходной на 1 января, а дальше – трабаха, трабаха и еще раз тарбаха, как говорил дедушка Ленин. То есть труд.
Справить Новый год в трабахе, или трабахандо, значит, провести целый год в беготне по судам, переводя бывшим соотечественникам их провинности.
– Буду копить на новую машину, – прагматично прикинула женщина, но в душе продолжали ныть волосатые мохеровые кошки.
***
Анну вызвали в суд на 10:00 утра 30 декабря по случаю избиения Ковалевой Эсветланы ее мужем Ковалевым Никитой. Отчеств в Испании не водилось. Перед слушанием адвокат потерпевшей предупреждал Эсветлану о последствиях: от 6 месяцев до года злодей с браслетом на ноге, то есть ее муж, не сможет приближаться к своей жертве, то есть к ней. Более того, супругов, а также их детей, отныне ждали ежемесячные посещения психологов и разных социальных служб, готовых поселиться у русских, лишь бы спасти их друг от друга. Ковалевы эту информацию пропустили мимо ушей, ибо попали в испанский суд первый раз. Анна переводила им первый раз, ранее их не встречала.
Это не было ее делом, поэтому она просто сделала свою работу и прикусила язык, с горечью вспомнив случай трехлетней давности, когда вмешалась-таки в семейный конфликт, зная русскую психологию, где милые ругаются, только тешутся.
Некие Смирновы поругались, подрались, при чем в синяках в суд прибыли оба, но наказали только мужа штрафом, шестимесячным браслетом на ноге и 500 метрами дистанции от жены.
Суд прошел, страсти улеглись, штраф был заплачен из общего семейного бюджета. Любимые помыкались, соскучились друг по дружке и вновь съехались, хотя их предупреждали, что наказание будет очень суровым. И как назло, в последние дни тех 6 месяцев, которые суд постановил суженым охладиться в дистанции, они, сидя в своем семейном авто попали под обычную проверку документов на дороге.
Поразительное невезение! Большинство жителей Испании могли поклясться, что проходили проверку на документы возможно 1-2 раза в 5 лет, а Анна вспомнила, что ее вообще ни разу за эти двадцать пять лет не останавливали на дорогах.
Какое же было удивление у полиции, заглянувших в документы, а потом и в свою базу, что отъявленный злодей сидит в полметре от своей жертвы да еще с таким довольным видом. Это попахивало премией для полиции, а Смирнову 3 годами лишения свободы.
В тот же день Анна переводила официальные обращения супруги Смирновой к суду, желающей забрать заявление, желающей забыть прошлое, но суд был не преклонен. Даже не помогли «барные» связи Анны. Судья только пожимал плечами. Закон есть закон. Надо было думать раньше.
***
С видимым упреком на лице судья, старый добрый Жорди Санчес, полвека отсидевший в кожаном кресле в черной мантии предоставил слово Никите Ковалеву, по какому собственно поводу ему так захотелось изукрасить лицо жены.
– Уважаемые господа, – пафосно начал тучный Никита, поглядывая на Анну, синхронно и бесстрастно переводившую речь будущего презьонера, то есть осужденного.
Законы в стране были очень строгими в части избиения жен. Анна присутствовала на заседаниях, где давали срок даже без предъявления слов свидетелей, только по горючим соленым рекам из глаз жен, по-станиславски, без пауз рыдающим в мокрые ладоши.
«Это Европа, детка», – в эти минуты про себя говаривала Анна, читая список недвижимости, который должен будет отойти жертве после вынесения вердикта о виновности мучителя. Женское коварство не знало рас и наций.
– Я долго терпел, уважаемые господа. У меня ангельское терпение. Оно досталось мне от матери. Но… ему есть пределы. Каждый мужчина меня поймет. Ведь моя жена переспала… – он перевел дух и даже пустил слезу. – Со всеми лысыми мужиками нашего города! Валера садовник, Карлос архитектор, Виктор хистор, Валерьян продавец с рынка. Я могу перечислять до вечера. Со всеми лысыми Бисбаля! – хрипло вскричал Никита, вознеся глаза к потолку, уповая на справедливость небес после этой жаркой речи.
– Это не правда, – сухими губами ответил Жорди Санчес вместо небес, холодными руками касаясь абсолютно лысой головы, на которой выступили капли пота.
Первым засмеявшимся был прокурор Хавьер Домингес, веселый шутник, его обожали за оптимизм и ироничные шуточки. Он кашлянул, подавился смехом и своей слюной, ему стали хлопать по спине, но это не помогло. После передышки смех все равно пробился. Подхватила истерику гвардия, охранявшая покой суда. За ними уже заголосили зрители в зале, адвокаты, секретари и, наконец, не выдержала Анна.
Это было очень смешно. Даже Жорди Санчес, пришедший в себя и осознавший что натворил, на миг потерял присутствие духа и стал смеяться до слез, хлопая редкими ресницами. Было не смешно только героям всей этой то ли комедии, то ли драмы. По лицу Никиты гуляли зелено-лиловые переливы злости и обиды.
Суд решил сделать вынужденную паузу. Анна после того, как отдышалась от смеха, все-таки подошла к соотечественникам и по-дружески рассказала им грустную историю четы Смирновых.
Супруги поняли намек переводчицы и совещались около получаса. В конце концов победили разум и ипотека на квартиру, которую надо было выплачивать да или да Ковалеву Никите, так как его жена числилась в домохозяйках и свободных художницах.
После окончания слушания все разбрелись кто по домам, кто на обед.
Анна отправилась в знакомый бар, куда уже стягивались работники суда, судача естественно о последнем «кудрявом» деле. Все смеялись и подхихикивали. Анна как могла, тоже пыталась поддержать веселье, но на душе продолжали ныть кудрявые кошки. Когда ей позвонили из районной полиции и пригласили прибыть как официального переводчика для дела о попытки изнасилования.
За окном светило солнце, какое обычно светило в Орле где-нибудь в середине июня.
– Вот такое вот дерьмовое лето, детка, – допила бокал белого вина Анна, глядя на совсем не новогодние пальмы, не новогодние чайки, не новогодний асфальт и веселые елки в витринах.
Хорошо, что есть работа, разбирательства, чужие проблемы, нервы, движуха. Они должны были разбавить навалившуюся предновогоднюю хандру.
Лучезарно улыбнувшись коллегам, переводчица отбыла на новое задание.
***
–
В семь утра тридцать минут в Лас Фелиус в общественном туалете мужчина славянской внешности напал на англичанку, – быстро шепнул Хоаким Анне на ухо. – А бабуле сто лет в обед. Видать маньяк. Не иначе. Бабуля-то та еще красотка.
У Анны побежали мурашки по коже. Вот уже двадцать пять лет она не живет в России, а до сих пор испытывает чувство вины за своих бывших соотечественников.
Анна выругалась матом вслух, это было привилегией иностранцев выражать себя открыто, не таясь в присутствии тех, кто не понимал ни слова. И с этим настроением вошла в зал, где сидел среднего роста мужчина с грубоватыми чертами лица, коими обычно обладают люди тяжелого труда. В воздухе отчетливо и неприятно висел смрад от спиртного.
–
Я.. я..я, – заикался маньяк Витя, пытаясь на ломаном испанском объяснить, что не виновен.
–
Расскажите, что произошло, я переведу ваши слова, – уселась на предоставленный ей стул Анна, сосредоточившись на клиенте.
–
Я не хотел насиловать, – схватился за рубаху Витя, обращая мутные глаза к переводчице. – То есть я вообще не хотел ничего. Я не насильник!
–
Расскажите с самого начала, – попросил следователь.
–
А что рассказывать? Я и так вижу, что вы верите этой старухе. Что она наплела? – не унимался Витя, у которого на глаза навернулись слезы.
–
Миссис Мани утверждает, что в 7:30 утра вы ворвались в кабинку женского общественного туалета с целью овладеть ею сексуально, – читал полицейский с протокола, записанного час назад со слов жертвы уже в другой аудитории, где переводил английский на испанский другой переводчик. – Она сидела на унитазе обнаженная. Вы ударили ее, повалили на пол, желали воспользоваться ее беззащитностью, но не успели. Так как в туалет ворвались ее компаньонки по путешествию, – полицейский перечислял имена, но в этот момент насильнику стало плохо. Судя по всему не в первый раз, потому что охранник тут же подхватил офисное ведро и поднес к зеленого цвета лицу злодея, которого нехорошо вытошнило.
–
Надо оказать ему медицинскую помощь. Видимо, это нервное, – совещались служащие. – Заодно ему проведут экспертизу на вменяемость.
Анна же ясным взором видела не маньяка, а обычно дурака, переживающего тяжелейшее похмелье. И отойдя в сторонку со следователем посоветовала принести для начала злодею таблетки, снимающие последствия сильной попойки. Решили попробовать.
Уже через час Виктор Золотухин уже не зеленого, но приятно фисташкового цвета сидел и с покаянным видом рассказывал свою версию утреннего происшествия, где все началось со вчерашнего дня. У его товарища Ахмеда, с которым Виктор трудился на стройке разнорабочим, состоялся день рождения. Они отмечали юбилей крепкими напитками и закусками с ближайшего супермаркета с самого утра до позднего вечера, так как был выходной.
Сегодня с утра Виктор должен был пойти на работу, но так и не дошел по причине алкогольного отравления, которое настигло его в самой острой форме в 7:30 как раз у общественного туалета.
–
Да не хотел я ее насиловать, – хватался за жилистую шею Виктор, опять становясь зеленым. – Вы ее видели? Ей же сто лет в обед… какое там сексуальное влечение.
–
Ну а зачем же вы к ней ворвались? – дознавались полицейские.
–
Да я кабинки перепутал! Картинки подростки изрисовали, пойди пойми, где мальчик, где девочка. Вот я сунулся в первую попавшуюся.. А там она… – Виктор схватился за голову, опять представив себе эту унизительную картину, как он извергает на несчастную старуху из Англии, рассевшуюся с газеткой на унитазе, весь праздничный стол с закусками напитками. И теперь ему за это светит не менее десяточки в тюрьме.
Следователи переглянулись и решили не вызывать выше стоящие органы для разъяснения «клозетного дела», как его прозвали между собой сотрудники с тоской глядя на подозреваемого. Чем меньше огласки, тем сохраннее значки, погоны и честь. Иначе мог разгореться такой скандал, где на всю жизнь участок Лес Фелиус получил бы клеймо «клозета». Уже виделся этот цирк в суде, где неудовлетворенная сексуальной жизнью старушка из Англии с разыгравшейся фантазией тащит в преисподню весь участок Лес Фелиус. А уж репортеры обеспечат полное сексуальное удовлетворение всем, кто будет проходить по этому делу.
– Виктор, ну как же вы так? – с досадой разводила руками Анна, видя, как весь состав собирается в другую аудиторию для переговоров с жертвой, теперь понятно, мечтавшей об изнасиловании.
– Клянусь, брошу пить! Это божий знак под Новый год начать новую жизнь. Если выйду из тюрьмы, женюсь, – синими губами молил Витя Анну, будто бы она была представительницей всевышнего на этой бренной земле.
– Эх, Витя, Витя, – мрачно поцокола на соотечественника переводчица.
Уже через полчаса после «душевных» разговоров следователей с представительницей Великой Британии заявление ею было отозвано. Миссис Мани предложили провести судебную экспертизу, ей надо было бы показать максимально подробно как именно насильник пытался овладеть ею, нарушив телесные и моральные границы ее женственности.
– И помните, миссис Мани, наши законы строги. Этого человека ждет очень суровое наказание, если он действительно покусился на вашу женскую честь. Но может быть, вы просто испугались и вам померещилось…?
Миссис Мани покраснела и стала ровно того цвета, что и ее трусы, розовые в пятнышку. Они лежали в специальном пакете с пометкой «вещдок» на столе, за которым хмуро сидела группа криминалистов, готовая ко всем тяжким экспертизам.
Миссис Мани сдалась, и как верующая протестантка переложила ответственность за справедливость на плечи Всевышнего, прося лишь вернуть ее трусы, которые дороги ее сердцу.
Весь состав вздохнул с облегчением и, отпустив на все четыре стороны недотепу-насильника и фантазерку-бабусю, завалился в ближайший бар отметить это не состоявшееся дело, которое могло стоить всем очень дорого.
–
Анна, где будешь справлять Новый год? – спросил старший следователь, угощая переводчицу свежим пенистым пивом.
–
Там же, где и вы, – иронично ответила Анна.
Час назад ей позвонили и на утро пригласили в другой участок. Новое разбирательство по случаю изнасилования ее соотечественником одной местной жительницы.
–
У меня просто слов нет! Какой-то сексуальный Новый год!– вскрикнула переводчица в ответ. – Но … он ее хотя бы правда изнасиловал? – на всякий случай поинтересовалась Анна.
–
Да, сексуальный контакт состоялся. Есть пробы.
–
***
Анна плохо спала всю ночь, ее терзали сомнения. Хотелось что-то поменять в своей жизни: то ли характер, то ли принципы, то ли обстановку в квартире, где еще хранились вещи Антонио. Хотелось его простить, но тут же прибить, удушив волосатым чудовищем.
Потом хотелось срочно найти новых друзей, близких по духу, которые ненавидят ходить по дому в уличной обуви и есть с пола. Хотелось заиметь интересное хобби, а не только пропадать на любимой работе. Хотелось любви, но обязательно искренней, настоящей и единственной. Но всего этого было невозможно исполнить в уходящем году, которому остался лишь один день. 31 декабря.
***
Анна прибыла в назначенный час в участок, где готовились брать показания у потерпевшей и обвиняемого.
Вчера в 20:30 в местечке Бельйок в районе пляжа, на приморской тропинке, о которой знают немногие, мужчина славянской внешности, далее идентифицированного по паспорту как Алексей Железнов 44 лет от роду изнасиловал местную жительницу Лоли Гонсалес 42 лет от роду.
Лоли тренер по пилатесу и йоге из местного дома культуры прогуливалась по пляжу у скал Кан Кабайос Бельйок, когда навстречу ей вышел Алексей. Тропинка была настолько узенькой, что разойтись обоим не представлялось возможности. Поэтому свидетелей происшествия не было. Но имелись вещественные доказательства, биоматериал, которые сразу же после изнасилования Лола отнесла в ближайший полицейский участок.
Собственно насильника поймали часом позже, так как он не покинул место преступления. Пока Лоли бегала за полицией, преступник сидел на пляже и лицезрел поздний закат, находясь в весьма в философском настроении.
С поличным его отвели в полицию.
Насильник, к слову, вел себя спокойно. То же самое можно было сказать и о жертве.
– Говорите, я буду переводить, – сказала Анна, с опаской глядя на Алексея, вполне симпатичного мужчину, сидевшего тихо и даже смиренно.
– Я работаю недалеко от этой тропы. Ухаживаю за садом в большом доме. Часто прогуливаюсь здесь после работы. Иногда купаюсь, – рассказывал Алексей. – Вчера тоже вышел пройтись и встретил на тропе эту женщину, – Алексей замялся. Полицейские напряглись. – Она посмотрела на меня. Я поглядел на нее. Мне показалось, что она… что я. В общем, мы понравились друг другу. Это взаимно. Дальше она стала раздеваться. Я тоже разделся. Она легла на пол. Лег я. Что я могу сказать? Местные женщины часто предлагают мне секс. Я думал, что этот тот самый случай … – Алексей замер. Полицейские переглянулись. Один из них вышел в другую аудиторию, где проводились дознания с жертвой. – Я думал она как все испанские женщины. Они сильно не церемонятся, как что – сразу к главному, – Алексей посмотрел на Анну. У Анны защемило в сердце. В народе ходили анекдоты на этот счет, мол, испанки в отношениях как обезьяны в джунглях, еще не успели отпустить одну лиану, уже ухватились за другую.
Через время вернулся полицейский, который сообщил, что сейчас состоится очная ставка. Оба и потерпевшая и обвиняемый должны будут пошагово рассказать свою версию происшествия.
В зал вошла подтянутая загорелая женщина со спокойным сосредоточенным лицом. С первого взгляда было видно, что Лоли занимается своим физическим и духовным развитием. По местным меркам ее можно было бы назвать красавицей.
– Лошадиной красавицей, – про себя отметила Анна.
Первому слово дали обвиняемому. Он в точности повторил свое повествование, но стал мрачным, глядя на Лоли, которая старалась не смотреть на злодея.
Наконец заговорила йогиня, ее слова Анна переводила синхронно, хотя Алексей предупредил, что за полгода жизни в Испании сносно понимает аборигенов. Но закон обязывал донести дословно весь ход расследования, что бы потом не было претензий или заблуждений.
– Я прогуливалась вдоль скал, когда увидела этого мужчину, – начала спокойно Лоли. Потом она сделала глубокий вдох и выдох. – Он шел мне навстречу и … и смотрел так, что я поняла, мне не уйти отсюда… – полицейские замерли. Алексей и Анна перестали дышать. – Не уйти целой.
– Как он посмотрел на вас? – спросил следователь. – Опишите его взгляд.
– Да так же как он смотрит сейчас, – проговорила изнасилованная.
Все обернулись на Алексея, который вжал голову в плечи и побледнел. Анна тоже пристально посмотрела на насильника, но не совсем поняла смысл слов жертвы. Не допоняли и полицейские, которые вынуждены были уточнить про ощущения.
– Он смотрел так, что я поняла, что он хочет овладеть мною. И так как я взрослая девочка, – Лоли опять сделала свои дыхательные упражнения, – мне не хотелось, что б на теле остались синяки или ссадины, чтобы мое дорогое белье пострадало, – женщина назвала марку белья того волосатого чудовища, то есть мохерового купальника, что подарил Антонио Анне на рождество. Переводчице тоже захотелось сделать дыхательные упражнения, а еще выругаться матом. – Это дорогое белье, – заметила жертва, – поэтому я решила, зачем играть комедию или биться в истерике, когда можно разойтись как взрослые все понимающие люди. Поэтому я сама сняла белье, платье, легла на песок, чтобы причинить как можно меньше вреда себе в этой крайне неприятной ситуации.
Выругался матом ведущий следователь. Все переглянулись.
– Сколько продолжался половой акт? – задал последний вопрос полицейский.
– Около сорока пяти минут. Я засекала, – деловито ответила Лоли. Все опять переглянулись, а потом с нескрываемым восхищением уставились на бледного Алексея, особенно два секретаря бальзаковского возраста, стенографирующих расследование.
Анна почесала нос, чтоб не расхохотаться и не присвистнуть.
Вся группа как команде поднялась со своих мест. Сапоги и полицейские подошвы так заскрежетали об пол, и в этом скрежете потонули смешки и хохот.
Подозреваемого и жертву развели по разным залам, собрав адвокатов с обеих сторон для серьезного разговора.
– Вы давно в суде работаете? – спросил Алексей Анну, чтоб как то разбавить молчаливую паузу. – Думаете мне много дадут?
Анна улыбнулась.
– А вы откуда? – вопросом на вопрос ответила переводчица.
– Из Тулы, – ответил он.
– Да вы что! А я с Орла, – почему-то обрадовалась Анна.
– Уехал за новой жизнью. Думал, может здесь найду себя. Да вот не судьба, видать, – он посмотрел на свои трудовые руки.
– Почему не везет? Вон женщины на вас как кидаются, – Анна все-таки захохотала. – Сами штабелями укладываются.
Алексею было не смешно, он так и не поднял головы.
– Ладно, не обижайтесь. Судя по всему не ждет вас испанская каторга. Думаю, что дела не будет. Никакой судья не возьмется судить, когда сама жертва сняла с себя трусы и легла в ожидании сорокапятиминутного секса. Может быть, лучшего в ее жизни, – сказала Анна, пытаясь вспомнить свой лучший секс за последние года.
Через два часа Алексея с подпиской о невыезде выпустили на божий свет. Правда день уже клонился к ночи. К новогодней ночи. Анна вызвалась подвести несостоявшегося насильника до дома.
– Где будете справлять? – спросила переводчица.
– Я живу в подвале большого дома, где работаю. Там все оборудовано. Есть и телевизор, и холодильник. Только вот елки нет, – зачем-то рассказал Алексей.
Анна вдруг вспомнила, что и в ее доме нет елки. Ведь подарки дети получили еще на рождество, такова была традиция в Испании. В Новый год только ели виноградинки и загадывали желания. Поэтому дети еще пару часов назад поздравили мать по телефону и отправились по подругам.
– У меня тоже нет елки. Хотите заедем в супермаркет, я уверена, они еще открыты и купим елки? – предложила Анна.
– Было б здорово, – благодарно отозвался счастливый Алексей. – Как-то это странно без елки и снега. Правда?
– Странно, – согласилась Анна, пристально глядя на этого необычного садовника, который сорок минут доставлял удовольствие какой-то лошади, возможно впервые получившей такой шикарный подарок на Новый год, как сорокаминутный секс с нормальным русским мужиком, который подумал, что ей понравился.
Удивительно, но Анне самой захотелось забыть про свой зарок не скрещиваться тычинками и пестиками с сородичами и кинуться благородному сексуальному садовнику в объятия.
Они доехали до супермаркета, который пестрил новогодними елками, на которых висели ценники «70% распродажа». Кому нужна новогодняя красавица в последний день уходящего года?
– Анна! С Новым годом! – радостно закричал мужчина в дубленке, которых не носили в Испании. – Вы за елкой? И мы тоже! В последний момент решили приехать сюда справлять Новый год. А елки-то и нет.
– Здравствуйте, Алибек! С Новым годом! – радостно ответила Анна, подставляясь для поцелуев и объятий.
Полгода назад она познакомилась с четой из Казахстана и сорвала им сделку на покупку одного дома. Дело было так.
Ее порекомендовали как профессионального переводчика. Цена за час ее услуг кусалась, но семья из Казахстана собиралась приобрести дом с такими нулями в окончании, способными оплатить услуги сотни, если не тысячи переводчиков.
В нужный час Анна прибыла в агентство недвижимости, где уже сидели ее казахские клиенты, которым во всю впихивали все самые элитные объекты в округе. Каково было удивление переводчицы, узнавшей всех 6 сотрудников, проходивших по разным судебным тяжбам, естественно с ее переводом.
– Этот продавал дома по несколько раз. Этот воровал паркет в магазине, где раньше работал. Этот не платил налоги. Эти проворовались в отеле. Эта отжала дом у мужа. Насчет испанских хозяев ничего сказать не могу, я им не переводила, но судите сами… 1 мошенник на 1 квадратный метр площади, – перечисляла Анна грехи своих бывших подопечных клиентам из Казахстана, отозвав их в сторонку на минутку.
– Спасибо, – поблагодарили казахи агентов, – нам надо еще чуть-чуть подумать.
Ребята все-таки исполнили свою мечту и купили шикарный дом в Испании. Анна посоветовала проверенного агента, через которого сама приобрела последнюю квартиру. Тот быстро подобрал ребятам вариант на их бюджет и цели. Сделка прошла легко и успешно без судебных переводов.
– А где Аиша? – спросила Анна.
– Она и еще двадцать гостей стругают салаты и готовят дом к празднику… – рассказывал радостный Алибек. – А вы где будете справлять Новый год? – вдруг спросил он.
– Не знаю… – честно ответила Анна. – Наверное, дома.
– А поедемте с нами? – обратился Алибек к Алексею, будто тот, как и полагается мужчине, принимает окончательное решение. – Анна, берите с собой мужа! – он подхватил и садовника, и переводчицу под руки, не забыв прихватить елку и целый пакет мишуры и новогодних игрушек. – Останетесь на ночь, у нас есть отдельная спальня. Будем гулять, пить, вкусно кушать. Пойдем в сауну! У вас есть купальник, Анна? Короче, друзья, справим как следует! По-нашенски! А?