Родители, которые поначалу поддерживали дочь в стремлении найти свое истинное чувство и создать на его основе крепкую ячейку общества, стали бить тревогу. И каждую неделю приглашали в дом всевозможных незнакомцев возраста Софочки для понятных целей.
– Софочка, дорогая, мне уже намекали разные товарищи, что твое поведение недопустимо. Излишняя гордость – это изъян для коммуниста, человека с высоким пониманием смысла жизни, где каждый друг другу родственная душа, – слезно говорила мама.
– Дочечка, может, найдется какой-то человек, который станет тебе пусть не любовью, как в русской классике, но добрым другом и товарищем? – увещевал отец, попеременно краснея и бледнея, не зная, как поточнее выразить мысль насчет половых отношений. – Тебя никто не заставляет, красавица ты наша. Просто все мы хотим тебе счастья. А счастье, запомни, – это великий труд. Оно не падает с небес. Его приходится взращивать, удобрять и поливать, словно цветок. И в трудах, в удобрении, в служении другому ты обретаешь истинное счастье.
Подобные разговоры добавили невыносимости проживания теперь и дома, где девушка могла перевести дух.
– Значит, так, – упершись руками в круглый со всех сторон живот, говорила Римма Геннадьевна. – Слушай сюда, Скво. Я понимаю твои упаднические настроения, никому в жизни я б не посоветовала оказаться на твоем месте, хотя полгорода и мечтает об этом. Но надо что-то делать! Советский человек не падает духом перед лицом трудностей. И как говорит моя апкайка Алия, главное, что все живы-здоровы и титьки на месте. С титьками, как у тебя, мужа найти легко. Понимаю, понимаю, – она поглаживала животик, где росла еще одна скво, – любовь и все такое. Но в твоем случае уже не до барства, Восьмеркина! Останешься старой девой, проживешь жизнь бестолково. А еще Чехов говорил, что жизнь имеет смысл во имя других. Или не Чехов? – скривилась Римма Геннадьевна, завидев скривленное лицо мужа и отчаяние на лице лучшей подруги.
– Скво, правда, – соглашался Славик, обнимая жену. – С твоей стороны это не по-комсомольски оставаться одинокой. Просто осчастливь какого-нибудь товарища по-дружески, раз не по любви. Ведь не по любви же мир с империализмом наладили, но крепко и навсегда! И ты создай крепкие отношения. Это долг коммуниста. Или коммунистки.
Доводы приводились сомнительные, но упорству друзей выдать замуж подругу могли позавидовать империалисты, раз в сто лет уперто нападавшие на славянские народы, сплоченные братством и любовью.
– Какие предложения? – сурово отвечала Софа, понимая, что, во-первых, не отвертеться от этих настоящих друзей-товарищей, во-вторых, они были правы. Раз не получается встретить принца, от взгляда которого сердце впало бы в аритмию, значит, придется жить без аритмии и без сердца. Действительно, столько чудесных браков было создано только лишь на товарищеской взаимопомощи. Вспоминался великий пример Надежды Крупской, неизменной помощницы и лучшего друга товарища Ленина.
– Итак, надо брать быка из своего стана за рога. Ну чтоб любовь, пусть и дружеская, крепилась на общих интересах.
– Верно! – вторил Славик. – Предлагается выбрать троих кандидатов более-менее подходящих тебе по физическим данным и постараться за кратчайший срок добраться до их сути, чтоб понять: возгорается ли там искра товарищеского приятия или нет.
– У вас ровно одна неделя. У меня куплен билет на Байкал на тринадцатое. В один конец, – сурово соглашалась Соня, уже видя, как садится в поезд и уезжает надолго, если не навсегда.
– Скво, не гони, – решительно ударила по столу блокнотом и ручкой Римма Геннадьевна, твердо решившая в душе остановить подругу от глупого побега, когда здесь, в родном городе, ее ждали большие будущее и счастье. – На кону не хухры-мухры, а твое счастье. И наше тоже, заметь! Ибо ты входишь в пакет нашего общего коллективного счастья.
– В чем план? – Софа подложила руки под недовольное лицо, согласная на эксперимент раз за него взялась лучшая студентка курса Римма Геннадьевна Пирогова.
– Пиши трех холостых кандидатов, чтоб каждый из разных сфер: архитектура, байдарки.., куда ты еще ходишь? Чем увлекаешься?
– Я секретарь ВЛКСМ нашего округа.
– Там тоже поищем. Пиши три имени, которые, как ты думаешь, подходили б тебе в мужья. Рост, физическая подготовка, воспитание, рекомендации коллектива – в общем все, что тебя привлекает в мужчинах, – закончила Римма Геннадьевна и сдержалась, чтоб не покраснеть. На кону стояла судьба лучшей подруги и замечательного человека: надо было подойти к вопросу замужества серьезно, будто требовалось построить целый город. И фундамент должен быть заложен основательно, чтоб ни одна вошь не пролезла ни через душу, ни через постель.
– Вы с ума сошли! – наконец, не выдержала Соня и хотела уйти. – Слышали б вас в комсомоле! Позор! Еще спросите, какой цвет глаз мне больше всего нравится у мужчин!
– В комсомоле тебя заставят выйти замуж за тот цвет глаз, который остался в народном резерве! Мы же тебя увещеваем пойти на этот шаг добровольно, – преградил путь Славик своим пироговским упитанным телом, закрывая все щели в дверном проеме, чтобы ни одна мышь не прошмыгнула, даже если б захотела.
– Я уже вижу разбор полетов по поводу моего сватовства и строгий выговор… – бубнила Восьмеркина, записывая фамилии товарищей в столбик. – А еще вижу эти лица, когда я их приглашу на свиданку-гулянку.
– На свиданку ходят морально-разложившиеся империалисты. Ты пойдешь на свидание, организованное твоими партийными товарищами, чтоб другие два товарища обрели счастье.
– Почему два? Три товарища, – пальцем указал на столбик Славик.
– Два! Два! Слава! Два товарища чтоб обрели счастье, а два – выпали в осадок.
– Мхм, – мычала Соня, видя перепалку влюбленных. – Шесть товарищей под трибуналом вижу.
– Скво, все будет хорошо, – успокаивал Славик, справившись с математикой любви. – Не надо уезжать. Где родился, там и пригодился, помнишь?
Восьмеркина сложила листок вдвое и молча передала его друзьям.
– Я свободна?
– Мы оповестим тебя о датах и времени встречи с будущими кавалерами.