Евгения Михайлова
Бегущая по огням
Глава 11
Настя дождалась, пока утром за мамой захлопнется входная дверь. Потом встала, долго мылась в ванной, не стала сушить волосы феном, прижала в нескольких местах ладонями, они послушно легли волнами. У Насти была счастливая внешность, как считала мама. Она могла подкраситься и выглядеть так естественно и свежо, как будто просто умылась родниковой водой. Лицо становилось таким выразительным, привлекательным, как будто с ним поработал дорогой стилист. Простые вещи отлично смотрелись на ее женственной, классически пропорциональной фигуре. Ножка была маленькой, а душа большой, как будто по Шварцу. Настя больно переживала любую чужую беду, даже случившуюся на другом конце света. С этого начинался ее несчастливый характер, опять же по определению мамы. Определения, термины – это мамина жизнь, ее наука. Настя тоже будет ученым. Но вряд ли таким замечательным, как мама. Она уже поняла, что не сможет спрятаться в науке от жизни. А жизнь ей с детства кажется осколками разбитого зеркала. Она не находит в ней гармонии. Как ни повернется – больно. Хорошим людям плохо. Настя все замечает, все несет в себе, ничего не может забыть. У мамы как-то получилось забыть отца, ей в этом, конечно, помог Павел. А Настя все помнит. Весь тот ужас, о котором мама даже говорить не хочет. Настя иногда с отцом встречается. Он – родная кровь. Она обязана переживать его несчастья, ведь она рождена, чтобы его продолжить. А он – такой, какой есть. Старый фильм по «Дуэли» Чехова называется «Плохой, хороший человек». Настя скачала его из Интернета из-за названия. Поразительный актер Олег Даль даже внешне похож на отца. И папа – тоже Олег. Только его жизнь гораздо страшнее, чем жизнь чеховского героя. Правда, ей кажется, что папа даже не понимает, как страшна его жизнь… Настя сжала руками виски. Может, что-то не так именно с ней? У нее красивая здоровая кожа, но любой взгляд, любую фразу, любое событие она воспринимает как удар по нервам, как будто кожи у нее нет совсем. Когда они с мамой убегали от папы, Настя решила, что никогда не выйдет замуж, что у нее никогда не будет несчастливого мужа и несчастливого ребенка. И до сих пор, ненасытно стремясь к знаниям, она никак не находит формулы счастья или хотя бы покоя.
Она надела черные тонкие брюки и легкий черный же кардиган. Темно-русые волосы уже высохли. Светло-карие глаза смотрят серьезно. У нее сегодня переэкзаменовка. Она не нашла в себе сил прийти в срок на экзамен, хотя в принципе была готова. Преподаватель дал ей последний шанс, он на днях уйдет в отпуск, то есть не пойти сегодня невозможно. Настя бросила в сумку тетрадку с конспектами, выпила на кухне стакан воды и вышла из квартиры.
– Кого я вижу! – услышала она за спиной, закрывая дверь, громкий голос соседа Никиты. – Никак не могу тебя подловить! Давай я тебя отвезу. Мне делать нечего.
Настя повернулась, посмотрела на высокого симпатичного парня и ответила:
– Спасибо. Не надо. У меня экзамен, мне нужно пройтись одной.
И сразу оказалась в его объятиях. Как обычно. Он бросается без предупреждения. Настя резко, с силой вырвалась, оттолкнула его к лифту, сама побежала к лестнице. Оглянулась:
– Никита, у тебя мозги есть? Почему ты бросаешься, как маньяк?
– А почему ты дерешься? – невозмутимо спросил Никита. – Я тебе противен?
– Я могла бы сказать просто «да», но объясню, чтобы мы к этому не возвращались. Ты – нормальный парень. Внешне. У тебя часто ночует твоя девушка. Наверное, ты ей нравишься. Может, ты нравишься кому-то еще. У тебя формально приятное лицо. Но я его не вижу! На мой вкус, у тебя нет лица, настолько ты мне неинтересен. Ты меня понял? Поскольку я в этом не уверена, куплю сегодня газовый баллончик.
– Больная, – растерянно пробормотал ей вслед покрасневший от обиды парень. – Формальное лицо, нет его, баллончик… Эй, – крикнул он, когда она уже слетела вниз. – Ты кого из себя строишь? Королева в Англии уже есть.
Последняя фраза показалась ему настолько удачной, что это его утешило. Настя что-то говорила про его девушку, про Ксанку… А вдруг она ревнует? Вот прикол, если так! Только надо придумать что-то похитрее, а то действительно баллончиком глаза зальет. Дура. Как все чересчур умные.
Настя выбежала из подъезда и налетела на другого соседа – Генку Назарова. Он часто возвращается домой утром. Вот он – почти неприятность. Рвотный порошок. Рубашка в цветочек, расстегнутая до середины волосатой груди, жирные волосы, стянутые сзади в крысиный хвост, масленые глаза… Он, конечно, радостно к ней прижался: этот никогда не поймет, что она теряет сознание от отвращения.
– Здравствуйте, – сдержанно сказала Настя и отшатнулась от Назарова, как будто ее ударило током.
– Торопимся? – придержал он ее за руку.
– Да. Очень. Руку отпусти, пожалуйста. Мне больно.
– Такая нежная? – Его бесформенный и дефективный рот растянулся в улыбке до ушей.
Настя молча выдернула руку и быстро пошла по двору. Фу, какая гадость. Ей и нормальных-то людей не хочется сейчас видеть. Ей больше всего хочется вернуться в квартиру, опустить жалюзи, закрыть глаза, спрятаться… Как всегда. Но экзамен нужно сдать. Она проходит мимо дома, в котором живет их общая с мамой учительница литературы Марина Евгеньевна. От подъезда к своей машине идет походкой ковбоя стройный красивый блондин – сын учительницы, Сережа. Настя была еще младшеклассницей, когда он, почти взрослый, ходил по школе с этим своим независимым и непринужденным видом, который все девочки, даже она, понимали одинаково: «Я для вас подарок! Ничего, мечтайте, я не против». И сейчас – он такой же, только возмужавший, наверняка обнаглевший окончательно. Настя слышала, что он – частный детектив. Что за профессия, прости господи. Шпионит, что ли, за кем-то, лезет в чужую жизнь, вынюхивает какие-то постыдные секреты. Он может что-то знать о Настином отце, их бедах, наверное, считает папу плохим человеком, которого надо преследовать…
– Доброе утро! – неожиданно повернулся к ней Сергей, уже открыв дверь машины. – Вы ведь из нашей школы, правда? Мне кажется, я вас видел, но, конечно, не такой взрослой девушкой.
– Здесь все из нашей школы, – ответила Настя. – Вы – Сережа Кольцов, сын Марины Евгеньевны. А я – Настя Краснова.
– Очень рад встрече. Вас подвезти?
– Нет, – быстро ответила Настя. – Мне удобнее на метро.
Она шла к метро и думала: ни в коем случае нельзя говорить маме об этой череде встреч с мужчинами-соседями. Никита – глупый, плоский. Геннадий – просто первобытное существо, которое по улицам современного города кто-то должен водить на поводке. Сергей Кольцов, может быть, опаснее их обоих, потому что здорово смотрится, культурно разговаривает, мать у него – всеми любимая учительница. Он наверняка легко втирается в доверие, чтобы украсть чужие тайны, чужую боль. Мама на все это сказала бы, что Насте надо походить к психотерапевту. Она – умный человек, известный ученый, но находится в плену бытового, чисто бабского заблуждения, будто у девушки есть возраст, когда она только и мечтает о том, как бы лишиться самой себя, оказаться во власти совершенно чужого человека, причем добровольно, только потому, что этот человек – мужчина.
– Все нормально, – сказал без восторга преподаватель физики Юрий Григорьевич. – Верное решение, правильный ответ. Для кого-то другого. У вас раньше были нетерпение и поиск ученого, вы всегда выходили за рамки того, что читалось на лекциях. Это ушло, Настя. Вы разочаровались в предмете, в науке в целом? У вас другие планы на жизнь?
– Нет, – ответила Настя. – Я, наверное, разочаровалась в себе. У меня не получается с помощью науки строить планы на жизнь. Может, я устала, перемудрила, но у меня вообще не получаются ни наука, ни жизнь. Наверное, я – не ученый, в отличие от Эйнштейна, к примеру, который сделал вывод: большой палец ноги всегда рано или поздно делает дырку в носке. И тут же принял решение – не носить носки. Безусловная логика и никаких условностей. У меня это не получается.
– Отлично, – рассмеялся Юрий Григорьевич и поставил в зачетке «5».
Глава 12
Нина Ивановна быстро подошла к подъезду, в котором жили Кольцовы, перевела дыхание и набрала на домофоне номер квартиры, который помнила с тех пор, когда Алла ходила в школу. Марина Евгеньевна считала, что с родителями нужно беседовать в неформальной обстановке, за чашкой чая. К ней можно было прийти всегда. Нина Ивановна бывала здесь пару раз. По одному поводу. После какого-то проступка Аллы или того, что матери таковым показалось, Нина Ивановна потребовала от школьного врача, чтобы дочку направили к психиатру. Она хотела поставить ее на учет. Врач сообщила об этом Марине Евгеньевне, та о сути конфликта спросила у Аллы, но девочка просто зашлась от рыданий. И тогда учительница пригласила Нину Ивановну к себе. Они обе никогда не повышали голос. И тогда тоже улыбались друг другу, беседовали вежливо. Но первый разговор оборвался резко.
– Алла – совершенно здорова, – сказала Марина Евгеньевна. – Зачем вам это все понадобилось?
– Она должна чего-то бояться, – спокойно ответила Нина Ивановна.
– Зачем???
– Затем, чтобы не выходить за грань дозволенного, – уже металлическим голосом произнесла Нина Ивановна.
– Алла – отличница. У нее нет замечаний. Какая грань дозволенного? Она что – ворует, пьет, употребляет наркотики?
– Вот, чтобы даже мысли ни о чем подобном в голове у нее не возникло, – отчеканила Нина Ивановна.
Учительница посмотрела в ее светлые оловянные глаза и подумала, что здесь все наоборот. Психически нездоровая мать ломает здорового ребенка. И впервые в жизни сказала очень жестко:
– Вы ошибаетесь, считая дочь своей личной вещью. Она человек. Вам придется отказаться от своей безумной идеи. Я буду с вами бороться. Школа будет с вами бороться. Вы работаете бухгалтером в серьезной организации. Я потребую, чтобы именно вас послали на психиатрическое освидетельствование. Мы изложим наши опасения. И к нам прислушаются не потому, что кого-то беспокоит судьба вашей дочери. Их заинтересует ваше поведение потому, что вам доверяют работу с крупными суммами.
– Но…
– Давайте обе успокоимся, – снизила тон Марина Евгеньевна. – Прошу вас подумать, потом вернемся к этому разговору.
Через несколько дней Нина Ивановна пришла второй раз.
– Я согласна сейчас этого не делать, – сказала она, не глядя Марине Евгеньевне в глаза. – Пока Алла ведет себя сносно… Вы не будете обращаться ко мне на работу?
– Я не собиралась, – мягко ответила Марина Евгеньевна. – Была уверена, что вы погорячились и поймете, что это неверное решение, оно может испортить Алле жизнь.
– Да, – холодно сказала Нина Ивановна.
Больше Марине Евгеньевне поговорить с ней не удавалось. Она пыталась это сделать в школе после родительских собраний, но в ответ звучали или не совсем искренние восторги в адрес дочери, или упрямое, скрытое недовольство, временами похожее на ненависть.
И вот она пришла опять. Позвонила с утра, предупредила. Марина Евгеньевна открыла дверь, пригласила ее в гостиную, поставила на стол чашки с чаем, вазу с пирожными.
– У меня Сережа сейчас живет, – улыбнулась она. – Поэтому всегда есть сладкое, как и положено, когда в доме ребенок. Я и сама ем с ним пирожные, мороженое. Он говорит: «Мама, мозги без сладкого – как тигры без мяса».
– Спасибо, – холодно сказала Нина Ивановна. – У меня диабет. Я пришла с вами посоветоваться, Марина Евгеньевна. Помните, когда Алла училась в школе, вы меня убеждали, что с ней все в порядке. Я тогда согласилась. Но сейчас я в этом сомневаюсь. Она привела в дом беспризорного ребенка, заявила, что это чуть ли не самый близкий ей человек. А теперь вообще обвиняет меня в том, что девчонка пропала! Она мне угрожает!
– Чем?
– Тем, что не будет отдавать мне все деньги. Что она сильнее меня физически. Что это у меня не все в порядке с головой… То есть случилось то, чего я всегда боялась: она выходит за рамки дозволенного. Что я могу предпринять?
– Во-первых, позаботиться о ребенке, попавшем в беду, – это не значит выйти за рамки дозволенного. Как вы можете так говорить! Во-вторых, почему взрослая женщина должна отдавать вам все заработанные деньги? Я этого не понимаю. Вам нужно просто решить, сколько она будет выделять на хозяйство. Но самое главное, Нина Ивановна, почему Алла подозревает вас в том, что девочка пропала? Ей что-то известно, или вы говорили о том, что собираетесь предпринимать?
– Вы все вывернули наизнанку, все переврали, чтобы меня оскорбить, – лицо Нины Ивановны исказила гримаса ярости. – Что вы себе позволяете! Я пришла узнать, что мне делать по закону! Вы мне тогда помешали! Вы должны…
– Успокойтесь, пожалуйста. Одну минуточку. – Марина Евгеньевна подошла к аптечке, накапала тридцать капель валокордина в рюмку. – Выпейте, я прошу. Вам действительно вредно волноваться. Вы же говорите, у вас – диабет…
– У меня вдобавок сердечная недостаточность, гастрит, колит, почки… И это еще ерунда. И все на нервной почве. – Нина Ивановна глотнула капли, лекарство подействовало мгновенно, как на любого зависимого от препаратов человека. Она порозовела, обмякла.
– Я предлагаю прекратить разговор на травмирующие вас темы. Знаете, перед вашим приходом я смотрела забавное видео о том, как кошка, родившая котят, вскармливает еще и осиротевших ежат. Умилительная и уморительная картина. Смотрите, – Марина Евгеньевна взяла пульт и включила видео на мониторе. – Великая вещь – материнство, – прокомментировала она и с удивлением взглянула на Нину Ивановну. У той в глазах появились слезы.
– Да, – сказала она. – Это так трогательно. Мы, матери, можем это понять… Вы знаете, моя дочь привязалась к беспризорному ребенку. Она так за него переживает, ну, за эту девочку, пытается узнать, куда она делась… У нее же нет своих детей, вот и…
Марина Евгеньевна повернулась и посмотрела на стоявшего на пороге комнаты Сергея. Похоже, он видел почти всю сцену. Она от волнения не услышала, что он вернулся, и в растерянности развела руками. Сергей в ответ пожал плечами. Потом сделал выразительный жест: выпроводи ее.
– Вот Сереженька пришел, – сказала Марина Евгеньевна гостье. – Мне кажется, будет лучше, если он вас сейчас проводит домой. Вам нужно отдохнуть.
– Да, – сказала Нина Ивановна. – Я пойду. Не надо меня провожать. – Она встала и прошла мимо Сергея, который с ней поздоровался, окинув его подозрительным взглядом.
– Ох, – сказала сыну Марина Евгеньевна. – Натерпелась я с ней. Сначала она была в бешенстве, ну, ты, я так понимаю, все видел и слышал. Потом ее бросило в другую крайность. Причем со слезами на глазах.
– Чокнутая, – заключил Сергей. – Или прикидывается. Я считаю, что те, кто прикидывается, и есть самые чокнутые.
– А как ты считаешь, она могла что-то предпринять против ребенка?
– Она способна на что угодно. Неужели непонятно? Бедная Алка.
– Ты что-то узнал?
– Нашли голову убитой женщины. Это не мать Оли.
– Все, что ты говоришь, – ужас-ужас. Я не знаю, насколько это плохо. Значит, кто-то другой кем-то убит. А мама Оли… Как ты думаешь, она жива?
– Вообще-то надежды очень мало. Когда исчезают внезапно обычные бедные люди, их вряд ли обнаружат когда-нибудь в Швейцарии или в Ницце. Скорее всего, в земле или на свалке. Извини, мама. Просто ты должна быть в теме, раз уж так все пошло… Да, я встретил сегодня девушку, которую видел, когда она была совсем сопливой, в нашей школе. Она сказала, что ее зовут Настя Краснова. Ты такую помнишь?
– Ты шутишь? Я что, кого-то из своих учеников забывала? А Настя живет в соседнем доме, в том же, что и Аллочка. Там же – Тамара Назарова с братом. И мама Насти училась у меня, когда ты был сопливым, по твоему же определению. Лида тогда была Иванова. Краснова она по мужу. Как тебе показалась Настенька? Я очень давно ее не вижу. Лиду встретила, она говорила о каких-то Настиных проблемах.
– Как показалась? – задумчиво переспросил Сергей. – Вот так.
Он высоко поднял голову и посмотрел на мать взглядом надменным и страдающим, отталкивающим и умоляющим о помощи.
– Ничего себе! – всплеснула руками Марина Евгеньевна. – Почему я не отдала тебя во ВГИК? Почему ты не играешь на сцене МХАТа? Ты же – артист! Я узнала этот взгляд. Так смотрела Лида, мать Насти, когда ее обижали, когда у нее были неприятности. Как «Неизвестная» Крамского. Значит, у девочки действительно проблемы. Настя красивая?
– Однозначно, – авторитетно заявил Сергей.
Глава 13
Алла сидела на рабочем месте у компьютера. В номере стоял ее материал, пришли замечания дежурного редактора, она вносила правку, но через каждые пять минут смотрела на свой телефон. Почему Сергей не звонит? Когда он наконец что-то узнает? Время уходит. Может, он и хороший сыщик, но сейчас у него отпуск. Он сам сказал, что или валяется на диване, или ест. Вообще-то никому не известно, напрягается ли он бесплатно. Алла даже подумала: может, как-то намекнуть ему, что она заплатит… Одно дело – Марина Евгеньевна, которая всю жизнь тратила учительскую зарплату на подарки ученикам – кому-то дорогие книги, кому-то нужные вещи, – и совсем другое дело современный частный детектив.
– Лариса, – позвала она заведующую, которая сидела за своим компьютером. – Ты не знаешь, сколько стоят услуги частных детективов?
– Ты чего? – от изумления длинное лицо Ларисы в обрамлении красивых пепельных волос стало еще длиннее. – Это тебе за каким чертом понадобилось? Они все жулики!
– Потом расскажу. Надо кое-что узнать. И они не все жулики, должна заметить. У моей очень хорошей и порядочной учительницы сын – частный детектив. Он отличный парень. Мы в одной школе учились.
– И этот отличный парень, эта сволочь, пытается тебя развести на деньги? Я в шоке.
– Да нет! Ну, какая ты. Он мне помогает, а мне неудобно. Я хотела бы как-то возместить. Это же его рабочее время! Думала, ты в курсе, ты же всегда все знаешь…
– Нет. С этими жуликами иметь дела не приходилось. И даже не слышала. Если они берут, как адвокаты, то ты столько не зарабатываешь. Мою родственницу один «отличный парень», он же распиаренный адвокат, чуть по миру с голым задом не пустил. Она еще какую-то его помощницу-таджичку типа содержала. Потом выяснилось, что он палец о палец не ударил, дело загубил. Мне пришлось к нашему влиятельному автору в ноги падать, чтобы выручил. Так что…
– Понятно, – упавшим голосом сказала Алла. – Дорого.
В это время зазвонил телефон.
– Да, Сережа. Я на работе. Жду твоего звонка. Что-то есть?
– Что-то есть. Бабушкин муж живет в ста километрах от Москвы.
– И что? Ты им звонил?
– Да. Эта Мария Николаевна – не очень приветливая дама. В общем, Алла, она сказала, что Оли у них нет. Но я собираюсь съездить, поговорить. Нужно очертить круг знакомых родителей Оли, что-то узнавать о самой девочке. Она тоже с кем-то общалась, может, еще родственники есть… Короче, нужны ниточки.
– Как это ужасно, – губы Аллы дрожали. – Ты меня возьмешь?
– Да, если хочешь. Ты на работе?
– Я сейчас отпрошусь, если нужно.
– Скажи адрес, я буду через час.
* * *
…Поселок, в котором жил Станислав Васильевич Коровин, гражданский муж Олиной бабки, оказался довольно пафосным. Владельцы каждого более нового дома явно пытались в чем-то переплюнуть тех, кто строился до них. Большой трехэтажный дом Коровина был обнесен высоким ажурным металлическим забором, – то ли сталь, то ли покрашен в стальной цвет. Этим поместье выгодно отличалось от других: особняк и сад просматривались с улицы. Сергей поставил машину между двумя домами, вышел, дал руку Алле и с интересом уставился на соседний бетонный забор – выше дома: он был украшен наклеенными огромными керамическими, экзотической раскраски цветами. Его интерес заметили. Ворота в заборе разъехались, и в проеме возник хозяин бетонной клумбы. Он был в клетчатых трусах и в пиджаке от дорогого костюма, надетом на голый торс. Лицо от уха до уха сравнялось с шириной плеч. Небольшие глаза выглядели бедно на фоне разгула гигантизма.
– Че надо? – не разжимая губ, поинтересовался сосед.
– Хотел узнать: это где-то продается или авторский проект. Чисто по делу. Дверь у гаража не закрывается, приходится булыжниками подпирать. Цветами было бы креативнее. Но по выражению вашего лица чувствую, вы телефончик автора не дадите. В кармане-то что, чувак? Травмат или уже с боевыми? Ручонку опусти, пока не поздно. У меня по «макарову» в каждом заднем кармане джинсов. И удостоверение Генеральной прокуратуры по ходу. Что показать сначала?
– Пошел на… – буркнул владелец участка изуродованной его дурным вкусом земли и скрылся за своим забором.
– Какой жуткий тип, – нервно сказала Алла. – И я очень тебе признательна, что ты не устроил стрельбу. Мне показалось, ты заскучал без любимого дела. Не вникаю в подробности. Мы ведь совсем по другому поводу приехали.
– Не стоит благодарности, – небрежно ответил Кольцов. – Я никогда не устраиваю стрельбу. Я ее просто иногда предупреждаю. Нервы у народа ни к черту, с мозгами бывает просто беда. Говорят, в осадки что-то добавляют. Шутка.
– Счастливый у тебя характер, Сережа, – серьезно сказала Алла. – У меня вот зубы стучат от страха. Боюсь что-то узнать, боюсь ничего не узнать…
– Не бойся, – так же серьезно ответил Сергей. – Не знать – страшнее, чем знать. Вот, нас уже увидели, пошли.
Небольшая калитка аркой в серебристом заборе открылась, и в проеме появился крупный полноватый мужчина в спортивном костюме, в очках с тонированными стеклами. Это, конечно, не разбогатевший тип из соседнего дома, с которым они только что столь плодотворно пообщались. Этот – вполне себе барственный, холеный персонаж, который поработал над своим образом великосветского помещика. Да и внешность подходящая. Волнистые каштановые волосы, седые виски, аккуратные усы и бородка.
– Добрый день, Станислав Васильевич, – просиял голливудской улыбкой Сергей. – Мы в точности уложились в указанное вами время. Дорога отличная. Успели тут, на месте, даже познакомиться с вашим соседом. Выскочил из-под этих глиняных цветов. Впечатляют – он и цветы.
– Приветствую вас. Проходите. На Сеню не стоит обращать внимания. Он его не стоит, прошу прощения за тавтологию. Сергей Александрович, представьте, пожалуйста, вашу прелестную спутницу.
– Алла, – протянула ему руку она. Хозяин легко коснулся ее губами. – Пройдемте на террасу, жена вас ждет там, а я, пожалуй, отлучусь по делам. Просто я практически не знаком с ситуацией, как не знаком ни с дочерью Марии, ни с ее внуками. Только помешаю вам своим присутствием, к тому же у меня неотложные дела.
Он довел их до ступенек, ведущих на террасу, где стояла крупная дама с профессионально уложенными волосами цвета «светлый естественный русый», в простом синем сарафане с розовой отделкой из тонкого сатина, – Алла видела в одном бутике такой сарафан и надела очки, чтобы убедиться, что не ошиблась в количестве нулей. Выражение лица у нее было: «Да вы кто такие?!» Коровин сказал: «Маша, это к тебе, я вас оставляю».
– Проходите, – низким голосом произнесла хозяйка.
Они поднялись на просторную, сверкающую чистотой террасу, Сергей сказал:
– Мария Николаевна, добрый день, разрешите представиться…
– Вы уже представлялись, – прервала его хозяйка. – Сыщик. Сергей Кольцов. А эта деви… девушка опекала мою внучку Олю, которую вы ищете. Вы можете сесть – в кресла или на диван. Только от того, что вы сюда приехали, я не смогу вам сказать больше, чем по телефону. Я не знаю, где моя дочь и ее муж. Я понятия не имею, где Оля.
– Да, мы присядем, – невозмутимо сказал Сергей. – Садись, Алла. Я задам вам несколько вопросов, вы очень поможете нам, ответив на них.
– Задавайте.
– Когда вы в последний раз видели Олю?
– Точно не скажу… Где-то месяцев пять назад. Тогда меня вызвала служба опеки по поводу интерната и квартиры…
– Вы, как я понимаю, отказались от опеки над маленькими внуками, дали разрешение на то, чтобы их отправили в интернат до возвращения родителей.
– Да. И согласилась с тем, что Оля будет жить в моей квартире. Ну, я никого не разубеждала в том, что и сама буду там жить. Соседи, ее учительница меня просили, так сказать, не отправлять ее в детский дом, клялись, что берут на себя ответственность за нее. Доотвечались…
– Они виноваты? – выдохнула Алла. – Здесь… Дети когда-нибудь бывали здесь, в этом роскошном доме?
– Эй, спокойно! Я согласилась, чтобы вы приехали, но морали мне читать не надо. Я сама кому хочешь мораль прочитаю. Мне не нужен выводок моей дочери. У меня своя жизнь. У вас все?
– Алла, – сказал Сергей, – извини, но мне хотелось бы прояснить то, зачем мы приехали. Получить информацию. Мария Николаевна, это не все. Кто биологический отец Оли? Он нигде не значится.
– Не значится. Потому что мерзавец. Некто Голиков Петр. Бездельник и ходок. Не местный, как и все любовники моей дочери. Когда она забеременела, он хотел расписаться – прописаться.
– Вы не дали согласия?
– Нет.
– И где он сейчас?
– Понятия не имею. Смешно даже. Откуда, по-вашему, я могу это знать?
– Из какого города он приехал?
– То ли из Тамбова, то ли из Владимира, точно не помню.
– Вы сказали о любовниках своей дочери во множественном числе. Дети от разных отцов?
– Два – это тоже множественное число. Оля от Петьки, остальные – от Марчука.
– Анатолий Марчук понравился вам больше, поэтому вы дали согласие на брак и его регистрацию в своей квартире?
– Мне он вообще по барабану. Просто к тому времени, как он появился, мой первый муж умер, я устроила свою жизнь, переехала сюда. Полина осталась в квартире. Они там стали плодиться, как кролики. Конечно, я дала согласие. Для того чтобы он содержал свою семью.
– Они бедно жили, – тихо сказала Алла.
– Это что, моя проблема? Или Марчука, который приехал за московской квартирой? Он в какой-то степени ее получил. Она достаточно дорогая, к вашему сведению. Все. Больше у меня времени нет.
Хозяйка встала. Сергей и Алла тоже.
– Мария Николаевна, – настойчиво спросил Сергей, – у вас нет никаких предположений, куда могла поехать Оля? Может, кто-то ее взял к себе? Другие родственники.
– Других родственников у нас нет. У Марчука… Понятия не имею. Но когда они пропали, вроде Тирасполь запрашивали. Там его родители.
– Я знаю. Полина и Анатолий к ним не приезжали. По поводу Оли я им звонил. Они вообще думали, что дети с вами…
– Мне не сильно интересно, что они думали. Я их знать не знаю.
– Спасибо. Мы прощаемся, – сказал Сергей. – Заранее прошу прощения за то, что могу еще вас побеспокоить. Ребенка и родителей нужно искать.
Мария Николаевна промолчала. Алла тоже без звука прошла мимо нее. Когда они вышли со двора и сели в машину, Алла посмотрела на Сергея горячим гневным взглядом.
– Какая мразь!
– Это слишком категорично, – прокомментировал Сергей. – Я бы сказал, она была не до конца откровенной. Она, конечно, что-то скрывает. Это может быть конфликт с дочерью или с зятем, например. Возможны и другие варианты.
– Она могла куда-то завезти Олю, чтобы освободить свою квартиру! Эта дрянь говорила, что она у нее дорогая!
– Не знаю, могла или не могла, но подозреваемой она является без сомнения. Здесь она на птичьих правах. Если Коровин завтра захочет жениться на другой, ей придется куда-то вернуться.
– Так, может, он уже хочет?
– Не исключено.
