bannerbannerbanner
Без смягчающих обстоятельств

Евгения Михайлова
Без смягчающих обстоятельств

Полная версия

Все персонажи и события новелл вымышленные. Любые совпадения с реальными фактами случайны


© Михайлова Е., 2024

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2024

Добрый доктор

Коллеги и пациенты относились к нему не просто по-разному. Мнения и выводы были противоположными. В одном сходились абсолютно все, кто знал доктора Артема Веригина: этот человек не имеет отношения к устоявшимся стереотипам, догмам, представлениям и даже принятым большинством нормам морали. Из всех «за» и «против», восторгов и протестов, неприятия и пылкого поклонения вытекал один вывод: Веригин – необыкновенный человек. Это может значить, что он лучше многих. Это может значить, что он хуже всех по какому-то тайному набору качеств, о котором особо подозрительные люди могут только догадываться. Ясно лишь, что Артем не есть средний, обычный и, стало быть, понятный человек.

– А непонятный – это опасный, – изрекала заместитель главврача Антонина Ивановна в своей категоричной манере властного и не знающего сомнений командира.

Женщины за все время работы Артема в клинике – а это уже три года – так и не смогли оценить и сформулировать степень его привлекательности по устоявшимся критериям. И тут все было так и не так. По документам Веригину сорок два года. А выглядит он моложе, даже трудно сказать, на сколько лет. Все дело в лице. Оно иногда кажется вообще мальчишеским: правильный овал с аккуратными чертами и небольшими серыми глазами, которые смотрят на всех прямо и доверчиво. Чаще всего их взгляд бывает ласковым, утешающим, ободряющим, что далеко не все считают нормальным. И вдруг взгляд твердеет, холодеет, как скальпель, который уже проник под чью-то несчастную кожу перед тем, как его обладатель рассмотрит, что там такое есть внутри. А это уже почти страшно.

У Артема Веригина в больнице был особый, совершенно уникальный статус, который, конечно, определял его отношения с людьми. Он формально значился хирургом, но на самом деле являлся фактическим владельцем клиники, которая с его появлением из захудалой государственной в дальнем и бедном поселке Подмосковья перешла в разряд частной с одной особенностью: большинство пациентов лечились бесплатно. С таким предложением пришел в администрацию поселка Артем Веригин, сын известного академика Веригина, после смерти отца. Артем захотел стать единственным инвестором больницы. Все свое наследство он предложил вложить в развитие клиники, внедрение новых методик, приобретение современного оборудования. Он также взял на себя формальное решение вопроса на всех бюрократических уровнях. Имя отца открывало все двери: академика знали и уважали очень многие. От должности главврача Артем отказался, им остался прежний – молчаливый, всегда удрученный беспощадностью неразрешимых проблем, не очень здоровый Иван Петрович, который проработал здесь не меньше сорока лет.

Отношения Артема с коллегами внешне были замечательными; с ним трудно вступить в конфликт при всем желании и при любом характере. Он сам – неизменно добродушный, естественный, в меру разговорчивый, готовый выслушать и помочь. Но откровенную, видимую дистанцию, которая отделяла его от всех и каждого, он не пытался преодолевать. Когда его привлекали к обсуждению чужих личных проблем, он вникал с готовностью и интересом. Его мнение и советы были, возможно, не всегда полезными, но непременно познавательными, необычными, давали повод подумать. Но никто ничего не знал о личной жизни Веригина. Он был не то чтобы скрытным – просто умело, изобретательно и даже забавно уходил от любых разговоров о себе. Женщины в больнице сумели узнать только то, что он «сейчас не женат». Мужчины, даже Иван Петрович, постоянно обращались к Веригину за помощью, советами, и не только по профессиональными вопросам (у Артема же такие связи…). Говорить с ним было просто и приятно. Но ничего похожего на дружбу ни с кем у него так и не появилось. Вскоре все смирились с тем, что Артем – одиночка без надежд на перемены. У этого было и реальное, логическое объяснение: Веригин жил с наукой. В ней для него не было неизвестных мест и лишних знаний. В своей работе он не ограничивался хирургией. Веригин мог оказать своему пациенту любую помощь. Он замечал угрожающий инфаркт, ранние признаки заболевания легких, депрессию и даже мог вылечить больной зуб без помощи стоматолога. В его маленьком кабинете как-то помещались любые приборы и материалы. В клинике небольшой штат, и главврач с Артемом решили, что увеличивать его новыми специалистами не стоит. Они справляются.

Это было в чем-то завораживающее зрелище. По узкому коридору с низким потолком торопливо проходят, пробегают врачи и сестры. И вдруг появляется очень высокая фигура человека, над медицинской маской которого по-детски ласково и смущенно сияют серые глаза. Он сутулится, жмется к стене, чтобы стать меньше и никого не задеть. Он никогда не спешит. Он всем приветливо кивает, но никого не выделяет и не задерживает. И все видят поверх его хирургического халата прозрачный плащ одиночества, которое не беда, а, наоборот, комфорт.

Зрелище-то, конечно, теплое и приятное. Оно становится еще более милым, если проследовать за доктором в палаты во время обхода пациентов. У Веригина необычная, странная и трогательная манера общаться с больными. Он разговаривает со страдающими взрослыми людьми как нежная мамка или нянька. «Так не больно? Ничего, сейчас пройдет. Это плохой доктор сделал маленький укольчик. Вздохните глубоко и свободно, смотрите на этот экран: там всегда море и всегда разное. Ну вот. Какая умница» – так тихо бормочет Артем и грузному угрюмому мужчине, и нервной даме, и робкой старушке. А с детьми иногда затевает серьезную философскую беседу на равных.

Но то, что для постороннего наблюдателя остается за кадром, далеко от идиллии.

– Ох, он такой… – почти всхлипнула от восторга юная санитарка Аллочка. – Я просто балдею от него. Все больные от него тащатся.

– Как же надоел этот цирк. Это вечное комедиантство, по сути, издевательство над больными людьми, которых он заставляет верить в сказки, – морщится Антонина Ивановна. – Он выходит из палаты, а они начинают ждать, что через пять минут смогут вылететь из больницы и порхать, как бабочки на лугу. А потом понимают, что ничего не прошло, стало только хуже, и тогда ноют, клянчат или воруют антидепрессанты.

– Это неправда, – сурово замечает кардиолог Валерий. – Веригин никогда не приукрашивает положение больного, не скрывает ни тяжести лечения, ни рисков. У него просто мягкая манера подавать самые жесткие вещи. Кому это мешает? Вы просто сплетницы.

– Ой-ой-ой, – насмешливо произносит Марина, хирург-стажер. – А судьи кто? Валере просто удобно, что Веригин берется за его инфаркты, когда ему самому надо бежать на три свидания сразу. Что касается мягкости и жесткости, то тут я согласна. Артем – тот человек, который спокойно вынесет больному смертный приговор, погладит лобик и мягко придушит его своими ласковыми руками.

– Ты свихнулась? – изумленно спросил у нее Валерий.

– Я же фигурально, – немного испуганно объяснила Марина. – Но он на самом деле похож на маньяка из триллера.

– Я такой бред редко смотрю, – заявила Антонина Ивановна. – Но по тому, что видела, – да, похож.

– Да вы сами все больные маньячки! – выпалила Аллочка и выбежала из ординаторской с горящими щеками и дрожащими губами.

…В тот день Марина быстро вышла из операционной, на ходу срывая маску и открывая красное воспаленное лицо. Ее глаза плавились от гнева и ненависти. Операция началась десять минут назад. Марина влетела в ординаторскую, и все, кто был в ней и поблизости, услышали ее высокий голос, почти крик:

– Да что он себе позволяет, этот самовлюбленный хам! Он корчит тут из себя императора. Рабовладельца! Я несколько дней готовилась к этой операции, когда он выбрал меня ассистентом. Читала историю, все проверяла, рассчитывала. Там сложный перелом шейки бедра уже после операции в другой больнице. То есть больной оперировали такой перелом, накосячили, она опять упала и все на фиг сломала, теперь кошмар. Такой тяжелый случай, и еще других болезней целый букет…

– Да что случилось, Марина? – не выдержала терапевт Светлана. – Почему ты здесь? О том, что это сложный случай, все в курсе.

– Да нипочему! – взвизгнула Марина. – В том-то и дело! Мы только начали, больной ввели наркоз, я поправляла фиксацию. Анестезия еще не окончательно подействовала, пациентка заорала. Она вообще немного психопатка… А Веригин, даже не повернувшись ко мне, говорит: «Марина Николаевна, покиньте, пожалуйста, операционную. Я справлюсь сам». Главное, так издевательски: «пожалуйста». Я начинаю объяснять, он – ноль внимания. Только еще раз сказал: «Выйдите сейчас же. Вы меня задерживаете, пациентка реагирует, тревожится». Я начала извиняться, а он вдруг поворачивается и говорит тихо, но так, что мороз по коже: «Убирайся. Быстро».

– Да-а-а-а, – задумчиво протянула Светлана. – Круто.

В ординаторской уже были все, кто свободен или мимо проходил. Но тему больше никто не поддержал. Марина тоже замолчала и напряженно фиксировала выражения лиц сослуживцев. Она все замечала, она все запомнит. И тех, кто старательно отвернулся, спрятал взгляд. И тех, в чьих глазах мелькнуло сочувствие. И, главное – тех, кто не прятал свое сомнение, неодобрение и даже осуждение: все это относилось к ней. Его они не судили!

– Да ладно, – презрительно произнесла Марина. – С вами все ясно. Вы товар, он – купец. Он ласково улыбнется всем за то, что вы тряпки, о которые он в любой момент может вытереть обувь.

…Валентина с трудом подняла тяжелые веки. Ее окружает и покачивает на своих волнах туман. Она напрягает зрение, чтобы рассмотреть, где оказалась. Маленькая комната, бежевые стены, лампа в белом плафоне на потолке, за квадратным окном с белой занавеской серо-розовый воздух: то ли начало сумерек, то ли рассвет.

 

– Проснулась? – слышит Валентина мягкий мужской голос и поворачивает голову на звук.

Человек в голубой шапочке хирурга, который склонился над ней, показался великаном. Он опустил маску под подбородок, улыбнулся и продолжил:

– Умница. Просто героиня. Мы сделали операцию, даже не скажу, сколько часов боролись. Еще поболит, конечно. И не скоро пройдет. Но самая тяжелая боль, твоя большая мука, – это ушло, будем надеяться, совсем. Валентина, вы чувствуете, что этого врага больше нет? Это я, ваш доктор Веригин, говорю.

– Да, – непослушными губами проговорила Валя. – Ее нет. Такой, как была, нет. Хотя и плоховато немного.

– Конечно, плоховато. Но теперь все зависит от нас с тобой. У меня есть подробный план лечения и восстановления. Я его распечатал, он висит над тобой на стенке, потом почитаешь. Все врачи и сестры готовы с ним работать. Мы пойдем тихонько вперед и потащим нашу бедную, изломанную и собранную ножку. Я заменил вдрызг разбитый сустав и поставил еще три маленьких импланта. Но подробности потом. Сейчас придет сестричка, даст лекарства, сделает уколы, останется на ночь. Утром надо начинать питаться. А пока спокойной ночи, Валя.

Последняя фраза подействовала на Валентину почти мгновенно, как успокоительное или гипноз. Ей даже захотелось зевнуть и потянуться, но не получилось ни то, ни другое. Какой-то странный и удивительный доктор.

Артем вошел в свой кабинет, когда ему позвонила Татьяна Борисова, главный бухгалтер:

– Артем Сергеевич, мы не решили насчет Валентины Гриневой – она у нас платно или нет?

– Нет, конечно. Она жертва медицины, ее в первый раз не оперировали, а пытали и калечили. Надо уточнить, кто именно. И если считать, во сколько обошлась нам операция с имплантацией, – это баснословная сумма. Откуда у нее такие деньги?

– Вообще-то есть откуда. Вы долго работали, я многое нашла. Гринева не простой человек. Можно зайти?

– Конечно. Давай.

– А вы пока наберите в поиске: Валентина Гринева, дочь актрисы Гриневой и писателя-фантаста Вольского.

– Да ты что! В нашей домашней библиотеке полно книг Вольского. Мой отец очень любил его фантастику. Я с Валентиной говорил до операции, она даже не намекнула. Скромный и, как мне показалось, довольно бедный человек.

Когда Татьяна вошла к Веригину, тот увлеченно читал публикации в Интернете, рассматривал фото. Поднял голову, улыбнулся.

– Ну, ты молодец. Сыщик. Я зачитался. Но об этом потом поговорим, уже ночь. Давай решим вопрос и пойдем домой. Конечно, бесплатно. Дочь такого человека в такой беде… Беды не выбирают.

– Артем, тут не все так просто. Эту Гриневу привезли из полупустой, заброшенной деревни, там только старые дома. А по документам у нее большая элитная квартира на Кутузовском проспекте. И главное: я с помощью налоговой получаю информацию о счетах. Так вот, Гринева, как единственная наследница авторских прав отца, регулярно получает очень приличные деньги. Трудно понять, как она оказалась в деревне… Но платить точно может.

– Странная история, – задумчиво произнес Артем. – Я, как врач, с уверенностью могу сказать: внешность и состояние организма Гриневой говорят о том, что это очень нуждающийся человек. Ей сорок семь лет, а выглядит она как заброшенная старуха. Никакого ухода, откровенно скудное питание, тяжелые нагрузки и множество болячек, которые никогда не лечили. Это кроме причины операции.

– Бывают такие экономные люди, – пожала плечами Татьяна. – В степени крайней скупости. Может, и квартиру свою дорогущую сдает. Это сейчас большие деньги. Что уже не наш вопрос.

– Да нет, вряд ли. Тут что-то не то… Я как раз заметил, что люди, которые управляют немалыми средствами, чаще всего понимают свою ответственность перед ними. Им нужны силы, они берегут свое здоровье, даже при наличии чрезмерной скромности. В общем, надо изучить ситуацию. Оставляем вопрос открытым, Таня. Пока не оформляем с ней никаких договоров. Она у нас надолго.

Через месяц Валя проснулась в той же палате, посмотрела в окно, за которым уже вовсю разгоралось лето. Потянулась с удовольствием, как в детстве, осмотрелась. Здесь уже все привычное и даже уютное для нее. С ней тут так все носятся, как нигде и никогда в жизни. Кроме лечения и вкусного питания – постоянные осмотры, гимнастика, прогулки по саду. Даже санитарка Аллочка помогает ей осваивать ходунки, костыли, палки. Валя уже потихоньку старается ходить по палате без всех приспособлений. Но доктор Артем постоянно призывает ее к осторожности. Его замечания удивляют Валентину своей выразительностью и оригинальностью.

– Мы ведь с тобой сразу поняли, что самая тяжелая боль ушла, – говорит он своим убаюкивающим голосом. – Что так плохо, как было, уже не может быть. Но облегчение боли – это не только хорошо. Это еще и потеря бдительности. Это уснувший сторож всего. Работу боли должны выполнять мозг и инстинкт самосохранения. Я понимаю, как хочется просто встать, пойти куда-то и забыть о том, что это бывает тяжело или совсем невозможно. Но такой результат, такая свобода стоят того, чтобы не торопиться, не рисковать всем, чего мы добились. Сейчас стабильность важнее всего. Спешить некуда. Или есть?

– Вообще-то есть, – улыбнулась Валя. – У меня дома две больные кошки и пара немолодых собак. Я оставила немного денег соседу, который их кормит и выгуливает. Он неплохой человек, но может выпить. Я, конечно, переживаю.

– Но ты с ним на связи?

– Конечно. Звоню Васе по пять раз в день. Когда ему надоедает, он отключает телефон.

– Надо было мне сразу об этом рассказать. Мы бы вступили с Васей в контакт. Но теперь уже скоро сама поедешь домой. Валентина, ты не против, если я тебя отвезу?

– Боже, как я могу быть против! Но мне просто неудобно… Лучше я вызову такси, чтобы не отнимать у вас время.

– Мы же с тобой вроде договорились: быть на «ты». Такой непростой путь вместе прошли. Но дело даже не в этом. Все не находил повода сказать: мой папа – академик Веригин – очень любил произведения твоего отца. У нас дома полно книг Вольского. Мне тоже они нравятся. Наших отцов больше нет, а мы встретились. Это никогда не бывает случайностью. Не знаю, как тебе, но мне было бы очень интересно пообщаться с тобой не на медицинские темы. Что-то узнать о твоей семье, подробнее о тебе, о твоей жизни. Я, вдобавок ко всему, еще чувствую вину за то, что ты так пострадала от медицины. Хотелось бы контролировать твое восстановление.

– Как интересно, – восторженно и в то же время немного испуганно произнесла Валентина. – Конечно! Я очень рада!

Артем внимательно посмотрел ей в глаза. Она явно не была очень рада. Именно это интересно. Такой клинический случай.

…День выписки Валентины Артем освободил от операций. Зашел к ней в палату, молча следил за ее сборами, за тем, как она прощается с персоналом. К ней очень хорошо все относились. Валя – благодарный, искренний человек. Ее обнимали на прощание, говорили теплые слова и пожелания. Артем серьезно, без улыбки смотрел на ее раскрасневшееся лицо, мокрые голубые глаза. Да, она потрясена до слез. Такое впечатление, что для нее обычное, доброжелательное отношение посторонних людей – событие. Или даже не только посторонних.

Артем остановил машину у подъезда обшарпанного трехэтажного дома во дворе, заросшем бурьяном.

– Боже мой, – восхитилась Валя, – сколько зеленой травы! Вот моим хвостикам радость.

Из подъезда вышел небритый и мрачноватый человек, который оказался Васей.

«Какой классический тип, – улыбнулся про себя Артем. – Старается быть недоступным и устрашающим для всех, как дикобраз, а глаза выдают доброту. И все видят только никому особо не нужного выпивоху, который больше всего боится, что на этот раз не перепадет».

Вася открыл перед ними дверь квартиры на первом этаже и буркнул:

– Принимай, Валюха, свое хозяйство. Извиняюсь, прибрать я тут не успел. Но с песами уже погулял и жрать всем давал.

Артем остался на площадке с Васей, пока Валя обнимала собак и кошек.

– Держи, старик, за помощь и заботу, – протянул он Васе пятитысячную купюру. – Я лечащий врач Валентины, Артем. Моя просьба – продолжай пока все делать как делал. Буду вас навещать. Валентине какое-то время нельзя выходить с собаками, нужно полежать. Мы поняли друг друга?

– Да неужели! Я бы и сам догадался… Ты давай, заходи. Может, посидим когда-то вместе.

– А то, – ободряюще произнес Артем. – Как-нибудь обязательно. Я все захвачу.

Он понял, что приобрел преданного друга.

Что сказать о квартире, в которой он оказался… Одна комната, крошечная кухня, ванная- закуток. Но дело даже не в размере и качестве. Это было совершенно необжитое помещение, его и жилым не назовешь. Валентина со своими звериками тут чужая и неуместная. Артем практически не видел вещей, которые выдавали бы принадлежность хозяйке. Никаких книг, ни одной фотографии. Ни любимой настольной лампы, ни ноутбука, ни даже письменного стола. А ведь он читал в Интернете, что она пишет детские сказки и рассказы и они издаются.

Артем помог Вале переодеться в ситцевый халат, проводил в ванную. Он, кажется, вообще в первый раз видел такой санузел. Замазанные зеленой масляной краской стены, ржавая ванна, на краю такой же раковины зубная щетка и паста в граненом стакане и кусок мыла без мыльницы.

Валентина сказала, что она справится. Артем вошел в кухню. Маленький допотопный холодильник, квадратный пластмассовый стол, рядом с ним пять мисок, одна, большая, с водой. У стены, рядом с дверью на балкон, – четыре небольших тюфячка. Их обладатели смотрели на него с ожиданием и опаской. Может, покормит, может, наоборот – сделает что-то плохое. Две кошки и две собаки были худыми, состояние шерсти выдавало возраст, но они явно не были жертвами жестокого обращения. Они просто утомлены долгой разлукой с той, которая их очень любит. А теперь, когда она вернулась, готовы вынести все.

Содержание холодильника стало очередным свидетельством того, что в жизни Валентины есть любовь. Из человеческих продуктов там оказались две пачки гречки, три пакета картошки и засохший батон. А внизу стояли пакеты с очень хорошим и дорогим сухим кормом для животных. Один был Артему знаком. Когда была жива мать, он доставал такой для ее кота с мочекаменной болезнью. Этот корм всегда был дефицитом, знали о нем только продвинутые, образованные владельцы.

Почему все это в холодильнике? Ну, кроме того, что Валентина хотела, чтобы все лучше сохранилось во время ее отсутствия. Просто в кухне нет ни одного шкафчика, только полка, на которой стоят несколько тарелок и чашек. На плите кастрюля и сковорода.

Да, такое стоило предвидеть. Так называемая «квартира» Валентины была забита неодушевленными свидетелями большой беды.

Валя выбралась из ванной утомленной до изнеможения. Артем подхватил ее у двери, когда она пошатнулась, и донес до дивана с потрепанной тряпичной обивкой. Помог улечься, накрыл тонким пледом.

– Делаем так, – убаюкивающим голосом проговорил он. – Ты глотаешь эту таблетку, я делаю маленький укольчик, и ты поспишь минут сорок. Я за это время выйду на разведку данного населенного пункта. Уверен, что найду место, где готовят и продают еду. Куплю что-то по своему вкусу. Поедим вместе с меховым стадом. Мы с ними точно проголодались.

Валя только благодарно вздохнула и закрыла глаза.

Вечером Артем позвонил в клинику и сказал, что приедет уже завтра утром. Сейчас отправляется домой, в свою московскую квартиру. Всю дорогу, остаток вечера и как минимум полночи он напряженно, в режиме компьютерной программы решал одну задачу: «Что это было?» Где начало уравнения, какие составляющие, каким может или должен быть результат.

Из разговора с Валентиной, которая очень старалась обходить главные вопросы, он сумел многое узнать и понять. Но нынешняя ситуация, в которой находилась женщина, казалась такой странной, лишенной объяснений, что вывод один: надо искать самому. Это ведь его принцип существования: ничего не оставлять без научного обоснования. Никаких открытых вопросов. И при этом ничего личного, только объективность.

Артем прежде всего выделил суть. Где может быть начало, точка отсчета? С этого места можно выстроить условие задачи. После смерти родителей Валентина осталась единственной собственницей пятикомнатной квартиры на Кутузовском и наследницей авторских прав отца, регулярно получающей проценты с продаж его книг, которые по-прежнему издаются. А когда все были живы и вместе… Родители существовали в напряженном поле хронического конфликта. То и дело оказывались на грани развода. Каждый из них был полностью погружен в свое дело и вытекающие из него проблемы. Дочерью родители формально занимались, но им было не до терзаний и сомнений подростка, ранимого, неуверенного в себе и застенчивого до степени недуга. Дома с Валей почти не разговаривали. И она с благодарностью и восторгом воспринимала любой знак внимания со стороны сверстников. В их элитной школе это были почти всегда самоуверенные, избалованные отпрыски влиятельных людей. Они и втянули ее в какую-то неприятную историю, потом подставили как инициатора. Родители сурово заявили, что вытаскивать ее не собираются, надо отвечать за свои поступки. И Валю по суду отправили в интернат для трудных подростков. Там она узнала все: и побои, и голод, и, главное, постоянные моральные истязания. После интерната вернулась домой на короткое время, пока не устроилась на работу нянечкой в ясли. Потом сняла себе комнату в квартире парализованной женщины, бесплатно, за уход.

 

Дома после ее возвращения всем стало некомфортно вместе. Они были чужими друг другу: Вале казалось, а может, и не казалось, что родители обходят ее с брезгливостью. К ее решению – жить отдельно – они отнеслись с облегчением. Она поступила на заочное отделение пединститута. Бессонными ночами, когда хозяйке было особенно плохо, начала писать смешные и веселые детские сказки. Так Валя спасалась.

В квартиру родителей Валентина вернулась, когда умер отец. Мать была уже очень больна, вскоре Валя похоронила и ее. Она, конечно, горевала, но ее жизнь сама, без ее участия, вдруг начала стремительно меняться. На нее вышли издательства, которые публиковали книги отца, оформили договоры. Потом начали печатать и ее сказки, правда, вышло только два сборника.

Валя погружалась в состояние неземного блаженства, осознавая, что это ее дом, ее убежище. Стены со стеллажами книг до потолка, фотографии многих поколений родственников, домашние снимки известных актеров и актрис – коллег мамы, красивая мебель, дорогие, уникальные статуэтки, которые так любили родители. У Вали появились животные, которых ей запрещали иметь в детстве. Но главное и самое невероятное состояло в том, что Валя вдруг оказалась популярной и востребованной. Даже незнакомые люди, глядя на нее, говорили друг другу: «Это та самая, дочка Вольского», «Дочка артистки Гриневой, даже немного похожа». А собаки – лохматый метис Грэм и бракованная такса Ника – вывели Валю на собачьи площадки, откуда за ними потянулись нити настоящей дружбы собак и собачников.

Искренность, неизменная доброжелательность Вали, ее постоянная готовность всем помогать, выслушивать, за всех переживать не просто привлекали к ней огромное количество новых знакомых, но и в короткие сроки сделали многих из них близкими и необходимыми друзьями. Когда Валя рассказывала Артему о чудесной перемене в своей судьбе, он смотрел на нее с добрым участием, в котором Валя, конечно, не заметила ноток сомнения. А думал он о том, что она, конечно, первая в списке людей, с которыми хочется дружить. Но почему неглупый и опытный человек ни разу не задумался: где они все были до сих пор? Все эти уникально добрые и преданные друзья? До момента, когда она стала богатой наследницей знаменитых людей. До тех пор, когда освободилась от чужой воли и стала свободной во всем. В самых невероятных решениях… Валентина ведь при жизни родителей снимала комнату не просто в том же районе, но через несколько домов. Она заходила домой, бывала в этих же магазинах… и оставалась невидимкой для всех.

Дверь в квартиру Вали практически не закрывалась, телефон не умолкал. Ей было жалко даже тратить часы на сон, потому что на собачьих площадках кто-то есть круглосуточно и ей так все рады… В ее жизни, конечно, появлялись и огорчения, большие и маленькие проблемы, горести потерь. Но фон осмысленного, яркого, открытого существования оставался прежним на протяжении многих лет. До того самого момента…

Так Артем и вышел к началу уравнения. В светлой и полной особых смыслов полосе существования Валентины появилась особая подруга Лиля. И началась история, в которой больше восклицательных знаков, чем вопросительных. Артему даже трудно поверить в то, что все так просто. В деталях надо разбираться, конечно, без Валентины.

Конура, в которой сейчас живет Валя, принадлежит Лиле. Сама Лиля раньше снимала в подъезде дома Валентины закуток под лестницей, который когда-то служил дворницкой. Теперь живет в квартире Валентины Гриневой-Вольской. Все московские друзья пропали, никто даже не звонит, кроме Лили.

– И в чем же был смысл переезда? – спокойно уточнил Артем.

– Так свежий воздух! Тишина и покой, – с натужным воодушевлением объяснила Валя.

Артем подошел к окну, с усилием открыл допотопную форточку, потянул носом этот волшебный целительный воздух. В нем явственно ощущались нотки гари и пыли с какого-то предприятия неподалеку, а также плотный запах свалки, которая видна даже из окна.

– Ну да, конечно. Воздух, – произнес Артем. – Как я не сообразил?

Тупая получается задача, сделал Артем вывод к рассвету. Такого сейчас сколько угодно. И все же есть интересный нюанс: это не развод по телефону за пять минут методом шокового воздействия. Это годы. Валя живет в этой конуре больше двух лет. «Подруга» Лиля столько же обитает в пятикомнатной квартире Вольских. Валентина крайне стеснена в средствах. Все как в самой банальной афере. При этом жертва не лохушка, как говорится. Она умный, образованный человек, у нее множество нормальных знакомых, а это связи. Ее уважают и как дочь известных людей. У нее есть немалые деньги… Или были? Возможно, Лиля распоряжается ее деньгами по доверенности, поскольку Валя из своей дыры практически невыездная, компьютера нет, а телефон без Интернета. Скорее всего, «единственная подруга» оттеснила остальных, отбила у них охоту созерцать происходящее.

Утром Артем зашел в кабинет главного бухгалтера:

– Татьяна, ты меня впечатлила тогда поиском информации о Валентине Гриневой. Не поможешь еще? Это для приятеля, который сейчас за границей.

– Рассказывай, чтобы я сообразила, что нужно. Обожаю эти истории о людях, которые с большим успехом ищут приключений на все свои места. Давай сразу угадаю: квартира уплыла в сторону мошенников или озабоченных воровством чиновников?

– Да вроде пока ничего не уплыло, но что-то подозрительное происходит. Хотелось бы разобраться, пока не поздно. Есть у тебя кто-то подходящий?

– Конечно. Приличные помощники и эксперты в налоговой, есть спецы в отделе МВД по экономическим преступлениям… Смотря какая цель. Есть вообще крутейший частный детектив, который может расследовать преступление по заданию налоговой службы, а может сделать то же самое по заказу против нее.

– Полиция отпадает сразу, – сказал Артем. – Нам не нужны облавы с топорами наперевес. «Эксперты в налоговой» – звучит как-то противно. Тут наверняка нужны заявления пострадавшего и прочая хрень для всеобщего обозрения. Нам такое не надо. А частный детектив – самое то. Можешь на него выйти?

– Постараюсь. Тут нужно, чтобы за нас его попросил тот, кто с ним постоянно работает. Я таких знаю. Если получится, позвоню.

– Спасибо, дорогая.

– Да не за что пока… Артем, можно вопрос? Я же все равно узнаю, как ты понимаешь. Это не для друга за границей, а по поводу нашей Гриневой, у которой не жизнь, а не пойми что? Я права?

– Как всегда, – улыбнулся Артем. – Но если замечу, что кто-то еще в курсе… кто-то из нашей компании любознательных и задорных охотников за человеческими внутренностями, – нашей дружбе конец. Я не шучу.

– Черт, надо же такое брякнуть! Что с тобой не так, Артем? Все настроение упало. Я в клинике знаю обо всех практически все. Но мое знание никогда не было предметом сплетен.

– Извини, – спокойно сказал Артем. – Я просто озвучил опасение. Так я жду.

Частный детектив позвонил Веригину через пару часов.

– Сергей Кольцов, – представился он. – Какого рода работа?

– Только информация, – ответил Артем. – Решения и действия – это мое дело, и оно останется моим секретом.

– Нормальное такое заявление. Нормальное только для большого оригинала, каким вы, несомненно, являетесь. Наслышан, конечно. Куда подъехать за наводками? По телефону ничего не обсуждаю.

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12 
Рейтинг@Mail.ru