bannerbannerbanner
Спасите наши души

Евгения Михайлова
Спасите наши души

Полная версия

Глава 4

Звонок раздался именно тогда, когда Алиса качнулась на первой, долгожданной волне сна.

– Ирма? Что случилось? Конечно, спала. Точнее, собралась…

– Извини, Алисочка, но ты не представляешь, что произошло. Ужас-ужас. Наташку ТИМ убили!

– То есть как? Откуда ты знаешь?

– Мне сообщила Нинка. Ну, Сиеста в смысле. Ей недавно позвонил то ли мент, то ли следователь, не знаю. В общем, она была последней, кто ночью этой ТИМ звонил. Спрашивали, типа – зачем? На допрос вызвали. Ты представляешь? Ты что, мне не веришь? Позвони Нинке.

– Верю, разумеется. Я просто осознать не могу.

– А я могу? Надо узнавать. Я поеду…

– Ты что? Куда?

– Ну, я не знаю. К ТИМ домой, в милицию. Ну, узнать же надо. Меня просто разорвать может.

– Ирма, ты не торопись. Раз начали звонки проверять, тебя точно вызовут. Тогда все и узнаешь. Мой тебе совет. Успокойся. Никому больше ничего не говори. Жди. Информация сама придет.

– Ты что! Я буду на телефонах сидеть. Я должна на форум выйти. Ой, не дай бог комп опять заглючил. Я первая про ТИМ расскажу.

* * *

Сергей Кольцов, следователь отдела по расследованию убийств, внимательно смотрел на сидящего перед ним парня. Интересное имечко – Рим. Лет двадцать пять, высокий, широкие плечи, правильное лицо, темные хмурые глаза, волна черных волос над широким лбом. Внешность явно имела значение для покойной при выборе прислуги.

– Как давно вы работаете у Натальи Сидоровой?

– Полтора года.

– Она сама вас нанимала?

– Да. Меня ей рекомендовали.

Рим отвечал односложно, по делу, ясно, что он человек, который лишнего не скажет. То есть постарается не сказать.

– Сейчас наши сотрудники осматривают дом. Может, вам известно, где покойная хранила ценности: деньги, украшения? Где сейфы, тайники?

– Насчет сейфов не знаю. Украшения – в шкатулке большой под зеркалом. Деньги – в тайнике. Картина над кроватью. Открывается просто выключателем на стене.

– Она вам показала, где хранит деньги и драгоценности?

– Она от меня ничего не скрывала.

– Особые отношения?

– Не знаю.

– Но отношения?

– Да.

– У нее были приятели, которые ее содержали. Вы как: в очереди, до, после?

– Всегда.

– Понятно. Вы любили ее?

– Нет.

– А что?

– Платила хорошо.

– Цинично. Молодая, привлекательная женщина. Действительно – никаких чувств?

– Я не буду отвечать.

– Но привлекательная?

– Да.

– Сколько денег было в тайнике, какие украшения в шкатулке, знаете?

– Не знаю, сколько денег. Какие-то украшения видел.

Толя Стрельников, сотрудник отдела по расследованию убийств, серьезный, четкий человек, а по виду толстый увалень с добродушным лицом, он сам работал на этот имидж, вошел в комнату, лениво облокотился о барную стойку и негромко сказал:

– Сергей Александрович, ребята уже с ног сбились, шаря по скромному жилищу одинокой девушки. Мы имеем два сейфа, бюро с большим количеством отделений, запертых на ключ, эксклюзивную шкатулку с немалым количеством драгоценностей, произведения искусства – подлинники.

– Мы имеем еще тайник над кроватью. Картина. Открывается выключателем на стенке. Рим сказал. Работник Сидоровой, – добавил Кольцов.

– Рад познакомиться, – учтиво склонил голову Толя. – Спасибо за помощь следствию. Я вижу, разговор у вас плодотворный. Тогда я коротко. Входящих звонков – немереное количество. Проверил только один, неотвеченный вызов, предположительно уже после убийства. Знакомая – данные записал – звонит в четыре утра якобы для того, чтобы попросить денег на некий приют, но при этом не знает фамилии покойной. Кличкой какой-то ее называет. Тим, что ли. Ник, видимо. Она мне что-то говорила про некий форум. Я пока не вникал. Личность человека, который провел здесь эту ночь, как, впрочем, и многие другие, установлена с помощью охранников. Сережа, можно задать вопрос работнику? Скажите, пожалуйста, у покойной есть родственники? Они здесь бывали?

Рим ответил, не поднимая головы:

– У Наташи есть мать и сестра. Они не в Москве. Я никогда их не видел.

– Понятно. – Толя подошел к Сергею с мобильным телефоном в руках. – Наверняка это переписка любящих сестер. Вот входящая эсэмэс: «Слушай, ты! В третий раз пишу: мать в больнице. У меня нет денег перевести ее в отдельную палату. У меня нет денег на лекарства. У тебя они есть. Вот только совести нет. Я жду два дня. Потом буду что-то предпринимать. Хоть через суд. Я предупредила». Ответ покойной: «Ты обратись сразу в ООН. Ты когда-нибудь что-то получала от меня с помощью угроз? Дура. Вот потому и нет денег».

– Бери телефон, – устало сказал Сергей, – делай распечатку. Ноут тоже возьми. Будем разбираться в этих сладких отношениях. В том числе и с виртуальными персонажами. О! Вот и Александр Васильевич. Рим, вы пока свободны. Разумеется, просьба не покидать особняк. Когда приходят кухарка и горничная?

– К десяти, – буркнул Рим.

– Они тоже пусть будут доступны. Мы с ними свяжемся. Толя, завершай осмотр, а я поговорю с экспертом. Потом посмотрим, что за тайник.

Сергей и эксперт Александр Васильевич вышли на террасу, дружно закурили.

– Давно я не встречал такого дремучего преступления, – произнес эксперт.

– В смысле?

– Горло перерезали опасной бритвой, скорее всего. У кого сейчас есть подобный экспонат, даже не придумаю.

– Маньяк-ветеран?

– Могу лишь сказать, что с большой силой рубанули. Но необязательно физически сильный человек. В общем, такое впечатление, что со страшной ненавистью. Она умерла почти мгновенно, а убийца не мог остановиться…

– Черт. Охрана, сигнализация, прислуга, любовник. Кто-то из них, что ли?

– Копай, Сережа. Я в тебя верю.

…Сергей щелкнул выключателем, и большая картина над кроватью отъехала в сторону. В освещенной нише уютно лежали высокие стопки купюр.

– Толя, давай пересчитывай эти бумажки. Я пас. Я пока почитаю телефонную переписку с основной наследницей.

Каждый занимался своим делом сосредоточенно.

– У меня в принципе все, – удовлетворенно заявил наконец Анатолий. – Сущие копейки: шестьсот тридцать три тысячи качественных американских рублей. О чем пишут любящие сестры?

– О мертвых или хорошо… – задумчиво ответил Сергей. – Что касается живых, то они нищие, похоже, в самом грубом смысле слова. Были…

– Так. Я не понял, мы эти карманные расходы изымаем, или как?

– Да нет. С какой стати? Тайник, он и есть тайник. О нем могла только сестра знать. Да любимый работник. Давай клади все на место. Вызовем сестру, объясним.

Они нашли Рима, Сергей показал на бумажке сумму, которая хранилась в тайнике.

– Приедет новая хозяйка, покажи ей, где, как, что. Договорились?

– Да, – буркнул Рим.

Глава 5

Стелла, непричесанная и неумытая, сидела у компьютера и разглядывала фото на мониторе через большую лупу. Потом встала, походила по комнате, решительно набрала номер.

– Борис Абрамович, здравствуйте, вы меня узнаете?

– А почему я должен вас узнавать? Вы что, не можете назваться?

– Могу, Борис Абрамович. Я Стелла. Помните, вы у меня покупали колечко старинное? Сапфир, жемчуг…

– А. И чей-то вензель. Помню. Что-нибудь еще хотите предложить?

– Да нет. Просто меня попросили кому-нибудь показать фото одного гарнитура. Вроде тоже старинный. Надеюсь, потом захотят продать. Интересно, можно по фотографии сказать: это точно настоящие украшения или подделка? В смысле: есть такие профессионалы, которые могут…

– Я не знаю, есть ли такие профессионалы. Вы хотите показать мне фото? Надо так и говорить.

– Так надо и говорю.

– Показывайте.

– Можно вам скинуть на почту?

– Да, диктую адрес. Потом позвоните, я посмотрю. Думаю, ничего определенного не скажу.

– Ой, спасибо. Ловите.

Стелла отправила снимок. Потом пошарила по Интернету в поисках интересных объявлений. Кое-что скопировала. Зевнула. Однако надо и на работу собираться. Когда она встала перед зеркалом, одетая, в макияже, с блестящими гладкими волосами, это был просто другой человек. Бесцветное, вялое лицо вдруг сделалось выразительным, никакая в принципе фигура, затянутая там, где надо, открытая, где можно, скрытая, где нужно, – стала практически безупречной. Стелла с удовольствием смотрела на свое отражение. Она выглядела именно так, как должна выглядеть эффектная секретарша большого банка. Собственно, там она и работала. Она уже собралась выходить, когда позвонил телефон.

– Серафима Ивановна?

– Ну, да, я. Это кто?

– Вас беспокоит следователь отдела по расследованию убийств Кольцов. Вы не могли бы к нам подъехать сегодня или в другой день?

– Куда?! Зачем?

– Убита ваша знакомая. Наталья Сидорова. Мы нашли ваш номер в ее телефонной книге.

– Я не поняла. Кто убит? А, Наташка… Я забыла ее фамилию. То есть как? Когда? Кто ее убил?

– Мы об этом поговорим, когда вы приедете. Запишите, пожалуйста, адрес. Позвоните, когда будете точно знать время визита.

Стелла рухнула на диван, положила рядом с собой бумажку с адресом и долго сидела, неподвижно глядя перед собой. «Блин», – наконец выдохнула она и вытерла ладонью пот со лба.

* * *

Настя плакала. Ее лицо уже опухло от слез, мокрыми были рукава серой застиранной кофты-самовяза. Она сжимала в отчаянии руки, сухие, обветренные, с короткими обломанными ногтями. На нее, не моргая, смотрели две собаки: лопоухая Джуня, бракованная восточноевропейская овчарка, и черно-бурый пушистик Чарлик. Насте было стыдно перед ними за свою истерику. Она оправдывалась:

– Понимаете, эта Наташа… Такая хорошая девушка. Она приехала однажды, привезла деньги, когда тебе, Джуня, нужно было делать операцию. Ты тогда еще мне не принадлежала. Не надо, девочка, не вспоминай. Я просто плачу от того, что ей было больно. Такая добрая, красивая девушка. Как же так? Я не могу понять. Не могу пережить. Не могу успокоиться.

 

Настя набрала номер дрожащими пальцами.

– Алиса, ты знаешь, да? Какая беда. Мне сказал следователь, они меня пригласили для дачи показаний. Не знаю, какие показания. Но кто мог убить, как ты думаешь, Лис?

– Настя, как я могу что-то предположить? Я ее даже не знала. Перебрасывались словами на форуме, и все. А ты с ней встречалась?

– Да. В том-то и дело. Знаешь, она такая… Сильная, эффектная, здоровая… Живая она, понимаешь. Ирма сказала: ей перерезали горло… Я из-за этого просто дышать не могу.

– Ирма-то откуда знает? Наверное, завела себе собеседников в милиции или прокуратуре. Слушай, Настя, ты эту информацию из головы срочно выброси. Ты слишком впечатлительная. Не факт, что все так, как Ирма сказала.

– Но ей было больно! Понимаешь! И ничего нельзя поделать!

– Послушай, Настюха, приезжай ко мне. Попьем чаю, поговорим, ну, я не знаю, телевизор, что ли, посмотрим. У меня фильмы хорошие есть.

– Спасибо, Лис. Я бы приехала, конечно. Я просто мечтаю к тебе приехать. Только я сейчас своих ребят оставить никак не могу. Я их так растревожила, испугала своим воем. Знаешь, как они на меня смотрят. Ты не беспокойся. Я соберусь, мы с ними пойдем погуляем. Потом позвоню тебе, ладно? Я не знаю, что мне говорить там, куда меня вызывают.

– Ну, отвечай на вопросы, и все. Много ты им все равно не можешь рассказать.

– Да, конечно. Спасибо тебе.

Алиса отложила телефон, страдальчески морщась. «Настя. Совершенно обнаженные нервы, открытая, беззащитная душа. Так все воспринимать. Чужой ей человек, по сути. Конечно, страшно. Конечно, жалко… Кто мог… За что… Почему именно ее… Меня, видимо, не позовут. Я, к счастью, никогда не звонила Наташе ТИМ».

Как водится, телефон зазвонил именно на этом месте.

– Алиса Георгиевна? Вас беспокоит следователь Кольцов…

Алиса выслушала следователя до конца, потом спросила:

– Прошу прощения, а почему вы меня вызываете? Я не была лично знакома с убитой.

– Ну, вы же ее знали. По этому вашему форуму. Если честно, телефон дала мне ваша знакомая – Ирма Георгадзе. Она сказала, что вы очень умная, можете нам что-то интересное рассказать.

– Господи боже мой, такого я даже от нее не ожидала. Вы поймите, она большая фантазерка, эта Ирма. Я ничего не знаю. И самое главное она забыла вам сказать. Я не могу приехать… Дело в том, что я не хожу.

– Прошу прощения. А к вам нельзя заглянуть? Ирма описала нам сложное виртуальное переплетение большого количества людей. Нам очень нужна помощь человека, адекватно все это воспринимающего.

– Конечно. Пожалуйста. Если я вас интересую как теоретик…

Глава 6

Геннадий уже несколько часов сидел один за столом в своей необъятной гостиной. Большая бутылка коньяка почти опустела. Он был абсолютно трезв. Он пил для того, чтобы остановить безумную пляску обрывочных мыслей, унять смятение, нащупать какую-то логическую связь и, стало быть, увидеть выход. Что произошло в его жизни… Погибла женщина, с которой его связывали сложные отношения. Во-первых… Вот именно: а что во-первых? Насколько он привязан к Наташе, испытывает ли сейчас боль, скорбь, чувство потери? Или это страх, что при расследовании убийства кто-то слишком любопытный сунет нос в его дела? Или жуткая досада из-за того, что он не успел вовремя подстраховаться… Елки-палки, пожалуй, это оно. Геннадий тяжело встал и достал с полки вторую бутылку.

Когда они познакомились, Наташа жила на содержании довольно известного политика и большого аферюги в бизнесе. Дом, в котором она жила, принадлежал как раз ему. Ее квартира на Чистых Прудах – тоже. Он выплачивал ей ежемесячно нехилую сумму, делал серьезные подарки – оригиналы картин, иконы, старинные украшения, антикварную мебель, но все оформлял как собственные вещи, переданные ей на хранение. Какие интересные документы она подписывала… При этом, конечно, ни в чем себя не ограничивала. Но в любой момент могла стать той неуклюжей девахой из-под Саратова, какой приехала в Москву. Поскольку даже деньги лежали на счетах, которыми она пользовалась по доверенностям.

В общем, из случайных любовников они превратились в соучастников. Понадобилась большая работа, привлечение серьезных людей, масса информации… Был великий риск, шантаж с размахом, короче, пан или пропал. Геннадий помнил ночь, когда он заливал водку в Наташины синие от страха губы и его руки тряслись. Особняк окружил ОМОН, и в любой момент мог начаться штурм. Их бы просто пристрелили при сопротивлении, захватчиков чужой собственности. Но все сработало вовремя. Геннадий не зря платил сумасшедшие деньги настоящим профи. Где-то раздался нужный звонок, кому-то курьер доставил пакет с копиями любопытных документов, жена политика открыла видео на своем компьютере, его дети за границей, выйдя из школы, сели в машину, за рулем которой сидел не их водитель. Получилось. Наташа стала владелицей всего, что ей не принадлежало. Жена политика пыталась покончить с собой. Геннадий тогда был беднее своей любовницы. Он все деньги вкладывал в бизнес. Потом просто не сообразил вовремя остановиться. По привычке приобретал в Наташину собственность участки, недвижимость, переводил крупные суммы на ее счета. Купил ей два московских бутика, правда, управляющим директором назначил свою давнюю знакомую. Ирку Менделееву. Как теперь с ними быть? У Наташи есть родственники. Наследники по закону. Надо же так лопухнуться! Ему казалось, что он обеспечивает свое будущее. Бизнес мог лопнуть, от жены нужно уходить, а тут есть закаленный в боях товарищ, обязанный ему всем… Просто некогда было как-то закрепить их союз.

– По какому поводу пьянка в одиночку? – Геннадий вздрогнул, услышав за спиной голос жены, но не повернулся к ней. – Что ж ты меня не пригласил на свои поминки?

– Что? Ты о чем, Вера? – Он почти испуганно посмотрел в бледное, напряженное лицо жены.

– О том, что бл…ь твою кто-то прикончил. А меня, между прочим, вызывают для дачи показаний. Может, посоветуешь, что мне им показать?

– Я не понимаю… То есть как тебя вызывают? Я не знал. Почему…

– Ах, ты не понимаешь! Так я тебе объясню. Ты ж как был дубиной безграмотной, так им и остался. Из-за того, что ты мразь и подонок, я теперь – главная подозреваемая. Соображаешь? Эту суку наконец пришили, а мотив есть у меня! Мой муж не только с ней спал, он меня обворовывал, собирался меня нищей оставить.

Вера трясущимися руками плеснула себе коньяку в стакан, выпила залпом и швырнула его в огромную зеркальную витрину. Что-то окончательно разбилось в ней самой, когда зазвенело осыпавшееся стекло. Она упала на колени и стала колотить кулаками пол. Геннадий с ужасом слушал ее вой: «Я уже не знаю, может, это я убила. Я столько раз делала это в мыслях… Я одного хочу, чтобы эта тварь оказалась жива, а я бы убила ее еще раз… Ненавижу тебя…»

* * *

Второй час подряд некастрированный кот издавал утробные звуки, раздирая когтями диванную подушку, соседи без устали стучали шваброй в стену, а Ирма Георгадзе с пылающими от волнения щеками била по клавиатуре компьютера.

«Прощай, дорогая Наташа ТИМ, и прости меня за все. Только я виновата в том, что так рано и трагически оборвалась твоя молодая жизнь. Ты была всем хороша и всеми любима. Ты в одном была виновата перед нелюдями, ворвавшимися ночью в твой тихий дом. В том, что не побоялась стать моей подругой. Что помогала вместе со мной обездоленным детям, нищим и больным старикам, бездомным животным. Не простили тебе этого ненавистники всего живого. Жалкие трусы, которым я оказалась не по зубам. Ничего, моя девочка, им это с рук не сойдет. Они заплатят своей грязной кровью…»

Ирма резко повернулась к коту: «Ты можешь заткнуться на минуту? Нашел время. Ну-ка замолчи». Она схватила плед с кресла и накрыла им воющий, взъерошенный комок. Вопли превратились в глухое, недоуменное урчание. Что позволило Ирме услышать телефонный звонок.

– Да, Стелла. Да, дорогая. Я как? Я в трансе, шоке. Пишу вот сейчас прощание в тему Наташи. Да, нет слов. Просто нет слов.

– Ты права, Ирмуля. Я тоже места себе не нахожу. Захотела сейчас как-то отвлечься, настроение поднять, если это возможно, конечно. Читаю о свадьбе твоей дочери. Как же здорово ты пишешь! Такое чувство, что я сама там была, вот просто вижу все это. И фотки классные.

– Спасибо, девочка. Да, знаешь, хорошо, когда есть с кем поделиться и горем, и радостью. Кстати, как тебе ее платье? Мы заказывали его у одного дизайнера в Мадриде. У него еще узкий, элитный круг заказчиков. Принцесса Монако, Моника Белуччи…

– Да, я, конечно, поняла, что это не магазин. И украшения стильные. Слушай, ты писала, что подарила дочери ваш фамильный гарнитур, ну, который тебе достался по наследству от фрейлины не помню кого. Она его носит?

– Ну, что ты. Это же целое состояние. Я, конечно, его ей подарила. Так, как мне подарила его моя мама в свое время. А маме – моя бабушка. Он останется у меня, пока у нее не родится дочь. Понимаешь? Именно дочь. Так у нас повелось в роду. Если первым родится мальчик, украшения у меня полежат. Пока не родится дочь. Потом я передам ей. А моя дочь – своей дочери…

– А та своей, если дочь родится… Я въехала, Ирма. Только вдруг у твоей дочери пойдут пацаны строем. А? Придется им строгать, пока дочка получится? Шучу, конечно, но что-то у вас тут недосмотр в планах.

– Ой, рассмешила. Ты очень остроумная. Просто обожаю твой юмор. Когда ко мне опять в гости выберешься? У меня для тебя… Ну, не буду рассказывать. Скорее приедешь.

– Ну, все. Зарядила ты меня. Теперь спать не буду. Ну, какая же ты… Жди. Приеду, как только вырвусь, да еще с тортом. Ты какой любишь?

– Ой, я люблю очень сладкий, жирный и вредный.

– Заказ принят. Бум-це. Пока-пока.

Стелла разъединилась и с сосредоточенным видом набрала другой номер.

– Борис Абрамович? Узнали меня на этот раз? Стелла. Я вам фотку посылала…

– Что я хочу сказать. Это могут быть настоящие украшения. Не дам стопроцентной гарантии, но… Понимаете, дело не в том, что похоже, все хорошие подделки похожи. Я просто чувствую… мне трудно вам объяснить…

– Я понимаю, – задумчиво произнесла Стелла. – Все говорят, что вы гений.

Глава 7

Это была непростая девушка. Она, конечно, похожа на сотни других, легко и беззвучно скользящих мимо с такими же непроницаемыми, невыразительными лицами, и каждое лицо – непонятная, недоступная, возможно, опасная тайна. Азия.

Сергей посмотрел ей прямо в глаза. Она не отвела их, не смутилась, не растерялась. Просто его взгляд наткнулся как будто на стекло аквариума, за которым темная вода.

– Как вас зовут?

– Сандра.

– А по паспорту?

– Фатима.

– Фатима Рустамова. Вы сказали дежурному, что у вас нет паспорта. Где он?

– Он у хозяйки.

– Где именно?

– Был в бюро у окна в кабинете.

– Как давно вы работаете горничной у Сидоровой?

– Восемь месяцев.

– У вас были деловые или дружеские отношения?

– Я служанка.

– Так. Сидорова вам нравилась как человек?

– Я не знаю.

– Ну, все-таки. Она была доброй женщиной или злой, грубой? Она тактично себя вела по отношению к прислуге или нет? Какое-то мнение у вас должно быть.

– Хозяйка была отвратительной, грязной женщиной.

– О как! Вы аргументируете свои слова?

– Вы сами знаете, как она зарабатывала свои деньги.

– Прошу прощения, вы ей не завидовали случайно?

– Ей любая женщина позавидовала бы, но не каждая бы так смогла.

– Как «так»?

– По-скотски.

– Понятно. Вы с кем-то дружите в доме?

– Нет.

– А вне дома?

– Тоже нет.

– В котором часу вы уходите вечером с работы?

– В девять.

– Где живете?

– Снимаю квартиру в соседнем поселке.

– Когда вы уходили в тот вечер, ничего необычного не заметили?

– Нет, все было как всегда. Сначала приехала хозяйка, потом ее друг – Геннадий. Я встретилась с ним в холле.

– Он вам нравится?

– Он… обычный человек.

– Знаете, мне просто любопытно. Вы очень интересная девушка. Кто, например, вам может показаться необычным человеком? Ну, есть такие?

– Вы все равно узнаете… Мне нравится Рим. Мы встречаемся.

* * *

Ирма посмотрела на свое отражение в зеркале, на слезу, заблестевшую под правым глазом, порывисто вернулась к компьютеру и села дописывать свой пост.

«Они заплатят своей грязной кровью за те горькие минуты, которые переживаем мы, оставшись без светлой подруги, за слезы сирот, которым Наташа больше не подарит своей любви, за муки беззащитных стариков и животных. Мы помним о тебе, моя девочка, и потому не забудем о твоих убийцах. О наших убийцах. Светлая тебе память».

 

Ирма рыдала уже в голос, вытирала слезы тыльной стороной ладони и сморкалась в большой клетчатый платок. Она отправила сообщение, обновила страницу и стала ждать реакции.

Пошли ответы. «Ирма, лучше не скажешь. Пусть земля ей будет пухом». «Ирма, я плачу». «И я». Ирма прижала платок к глазам. Когда она их открыла, ей стало дурно. Это просто невозможно. Что написал этот придурок! «Я уже два дня читаю о том, что вы плачете. Но неужели нельзя написать нормально: за что ее грохнули и кто?»

– Нет, ты представляешь, – Ирма вскочила и обратилась к отдыхающему от самого себя коту. – Что в голове у этого мерзавца, Гомера. Какая наглость – Гомером он себя назвал, сволочь тупая.

Ирма бросилась к телефону.

– Стелла, ты читала, что в теме Наташи написал Гомер?

– Ой, ты что, я никогда его не читаю. Это же такой п…бол.

– Да, точное определение. Но ты представляешь, по такому поводу, в такой теме!.. Это значит, у него нет ничего святого.

– Ирмуль, не будь ребенком. Ну, что святое ты пришла искать на наш форум? Мы там просто срач разводим, потом его сами разгребаем и во время этого действа друг друга имеем.

– Это как? Я пытаюсь себе представить то, что ты сказала.

– Не парься. Отвлекись. Я через пару часов, наверное, буду мимо тебя проезжать. Загляну, ты не против?

– Спрашиваешь?

* * *

Валя Сидорова горячими сухими глазами смотрела прямо перед собой в голую стену. Наташку убили. День и ночь в ее тяжелой, больной голове бьются эти слова. Вот была два дня назад Наташка, родная сестра, здоровая, сильная, наглая. И вдруг – ее нет. Просто нет. Кричи, пиши, звони. Все последние годы Валя только и делала, что кричала, писала, звонила. В ней все запеклось от обиды, несправедливости. Она не ждала уже, что Наташка приедет, как приезжают все сестры. Она тупо требовала от нее денег на мать. Иногда Наташка присылала. Чаще раздражалась, хамила, просто издевалась. Она никогда не была понятным, простым, хорошим человеком. Какая-то дурная смесь определяла ее чувства и поступки. Смесь… Чистая мамина кровь и кровь того типа, который, к счастью, не захотел стать отчимом Валентины. Наташку он любил. Приезжал к ней. Вот его приезды, наверное, и сломали детские мозги. Он обращался с Наткой так, что было понятно: мать и Валю он просто за людей не считает. Наташка решила, что родилась королевой. Подстилкой дорогой она, оказывается, родилась, а не королевой. Валя сейчас сознательно будила в себе гнев, обиду, чтобы не разнылось сердце от потери. Ей раскисать нельзя.

– Валя, дочка, – позвала мать из соседней комнаты.

– Чего тебе, мама?

– Иди сюда. Достань мне альбом.

Валя молча вошла, взяла с полки старый, дешевый альбом с фотографиями, молча положила матери на кровать. Молча вышла из комнаты. Нет, она в этом участвовать не будет. Она не станет вспоминать розовую пухлую девочку с широко расставленными круглыми глазами. С коротким носом в веснушках, светлой челкой…

– Валя, Валя, иди же ко мне, я не могу!

Это был не крик, а хриплый вопль. Валя влетела в комнату, руки трясутся, сердце вон… Мать, скрутившись в комок, дрожала и хватала губами воздух. В руке сжимала выцветший снимок. Девочка с широко расставленными глазами, коротким носом в веснушках, со светлой челкой.

– Отдайте мне моего ребенка. Где моя деточка, девочка золотая. Моя сладкая, моя теплая, родная ласточка. Моя единственная…

Единственная. Валя стояла, окаменев. Страшное одиночество сжало ее сердце. Она всегда, в любую минуту, за мать готова была жизнь отдать. А той нужна только Наташка… «Мама не сможет это пережить», – вдруг совершенно отчетливо подумала Валя. Рванулась к ней, крепко сжала ее плечи, стала целовать мокрые щеки.

– Мама, мамочка моя. Эта маленькая девочка осталась с нами. Той Наташи нет, а эта к нам вернулась…

Валя долго баюкала мать, как маленького ребенка, пока та не уснула, обессилев от слез.

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17 
Рейтинг@Mail.ru