Евгения Сафонова
Карнавал лжи
– А теперь…
– Джеми, я попросила тебя убраться, а не отрабатывать мыслеправление, – устало заметила Таша, замершая на пороге бывшего кабинета господина Гирена.
Мальчишка, вздрогнув, обернулся. Предметы зависли в воздухе – и миг спустя полетели вниз. Тряпка упала на застывшую щётку. Фиалки рухнули в таз, окатив Джеми волной грязной воды. Второй том «Энциклопедии судебных казусов» Таша, к счастью, успела подхватить до того, как тот коснулся пола.
– Ну вот, – уныло констатировал Джеми, созерцая облитый ковёр, – теперь и чары очищения пригодятся… И давно ты за мной шпионишь?
– Некоторое время. – Ташин взгляд сам собой скользнул по строкам книги, открывшейся в её руках. – Люблю смотреть, как ты колдуешь. Но не как ты балуешься.
«…зная, что брат настроил стражу против него, Князь заявил, что требует Суд-Поиск, и попросил жену свою стать Ищущей, что отыщет доказательства его невиновности»… Знакомая история. Отец Дармиори рассказывал её на уроках, когда они касались судебного права.
…от воспоминания о дне, когда Таша в последний раз видела отца Дармиори, у неё на миг спёрло дыхание.
День, в который тебя попытались сжечь заживо, просто так не забудешь. И вспоминать его, не задыхаясь, сможешь не скоро.
– Это не баловство, а жизненно необходимое умение! Мы с Найджем начинали его осваивать, но время идёт, и я должен сам…
– Охотно верю, – согласилась Таша, захлопнув энциклопедию задрожавшими руками. – Только не с грязеопасными…
Она осеклась. Рывком обернулась, но винтовая лестница, пронизывавшая всю башню, была пуста. И далёкий отзвук мужского смеха уже стих… смеха, который она не слышала с лета и хотела бы не слышать больше никогда.
Может, он и не звучал вовсе. Может, то была лишь игра воображения.
Или нет.
– …предметами, – пробормотала Таша.
– Что такое? – спросил Джеми недоумённо.
– Ничего. Померещилось. – Ощущая, как колотится сердце и подрагивают вмиг похолодевшие пальцы, она шагнула к открытой двери. – Заканчивай скорее. Ужин скоро будет готов.
Опять, подумала Таша, сбегая по каменным ступенькам обратно на кухню, скользя пальцами по шершавой тёмной стене. В который раз за эти полгода ей приходится гадать, кто теперь играет с ней: её собственный разум или враг, выжидающий нужный момент?
…ладно. Об этом можно подумать потом.
– Точно не нужно ничем помочь, госпожа Лиден? – нырнув в низкую каменную арку, в третий раз спросила Таша у старушки, суетившейся у очага.
– Ты лучше пиши, – ответила та, помешивая ароматное варево в котелке. – Дневники – это очень полезно. Вот захочешь когда-нибудь сложить песню о славных деяниях своей молодости, а у тебя всё записано! И вспоминать не надо.
Что ещё может сказать летописица и бывший менестрель…
Таша заползла в кресло-качалку, ждавшее в углу под пучками ароматных трав и связками сушёных яблок, которые висели на белёной стене. Устроившись под пушистым пледом, раскрыла тетрадь в твёрдой кожаной обложке с плотными жёлтыми страницами.
Она любила сидеть здесь и летом (в каменной башне звездочёта было прохладно даже в полуденный зной). Но кутаться в плед у очага, пока снаружи шелестит вьюга, а на кухне витают вкусные ароматы стряпни, – вот истинное наслаждение.
«Сегодня в основном читала поэмы Артан, если не считать того часа, когда мы играли в снежки, – записала Таша зачарованным пером, не нуждавшимся в чернилах, оставлявшим на бумаге чёрные, будто угольные строчки. – Джеми сейчас прибирается в библиотеке, то есть в бывшем кабинете господина Гирена. Вообще это должна была делать я, но он проиграл мне в карты целых три уборки и расплачивается.
К слову, сегодня же я сообразила, что уже немало написала сюда про людей, которых считаю семьёй, но ни разу не пояснила, кто они. А вдруг эту тетрадь однажды будут читать мои потомки и ничегошеньки не поймут? Наверное, стоит расписать, кто сейчас меня окружает. Нас приютили в своём доме госпожа Лиден и господин Гирен: супруги Лормари, друзья Арона. Он звездочёт, а она летописица. И живём мы в самой настоящей звездочётной башне: семь этажей, на каждом по комнате, а на чердаке обсерватория…»
Услышав резкий звяк металла, Таша дёрнулась и вскинула голову, но хозяйка кухни и дома просто поправляла сковородки в шкафчике.
Госпожа Лиден Лормари с первого дня знакомства казалась Таше воплощением добрых бабушек из сказок: сухонькая, невысокая, чуть сгорбленная старушка с морщинистым лицом, источающим феноменальную доброжелательность. Из-под домашнего чепца выглядывали седые кудряшки, из-под потрёпанного платья – закрученные кверху мыски остроконечных туфель.
«Арон Кармайкл – наш с Лив, Джеми и Алексасом приёмный отец, – продолжила писать Таша, успокаивая вновь задрожавшие пальцы и сбившееся дыхание. – Супруги Лормари когда-то приютили его у себя, а потом он привёз сюда и нас. Арон – дэй, пастырь в деревне Фар-Лойл, где мы и живём. А ещё он Зрящий, амадэй – тот самый, Возлюбленный Богиней, – ему примерно одиннадцать веков, и он лучший чтец сознаний и целитель во всём Аллигране. Добр, мудр, справедлив, бесчисленное количество раз спасал меня от верной смерти. И я ни капельки не соврала.
Лив – моя сестрёнка и единственная кровная родня в нашем семействе. Ей девять, и она становится жуткой врединой: кроме Арона, с ней никто сладить не может. Сейчас она уже спит – устала расстреливать нас снежками.
Джеми и Алексас – братья, мои рыцари. Их настоящая фамилия – Сэмпер, и они состояли в «Тёмном венце», обществе заговорщиков против нынешнего короля. Мы с Ароном спасли их, когда Его Величество со своими рыцарями напал на штаб-квартиру Венца. Джеми – младший, ему семнадцать, и дай ему волю, он поселился бы в библиотеке. Если верить Арону (а я ему верю), из него вырастет очень сильный колдун. Алексас – старший, ему в первоцветнике[2] будет двадцать два. Превосходный фехтовальщик, прекрасно играет на корде. А ещё полтора года назад он умер и теперь делит одно тело с Джеми.
Разномастная у нас сложилась семейка. Если учесть, что я оборотень, то нормальные люди, то есть Лив и супруги Лормари, в ней скорее ненормальны…»
Поймав странную мысль, в который раз пришедшую в голову, Таша уставилась в тёмное окно, за которым кружился в ветреном танце снег.
…порой она почти забывала, что всего полгода назад у неё была другая жизнь. Другая семья. Забывала, что Арон ей не родной отец; что супруги Лормари только считают его «детишек» внуками, которых у них никогда не было. Что она – королева, законная наследница трона, на котором сидит узурпатор Шейлиреар Дарфулл, и последняя из свергнутого рода Бьорков.
Наверное, её сознанию куда удобнее оказалось привыкнуть к этому дому и этой жизни, чем постоянно возвращаться мыслями к могиле матери, заколдованной Лив, сражениям с оборотнями, виспами, эйрдалями, кеарами и амадэями.
Кошмары мучали её первый месяц. Только первый. Теперь остались лишь такие моменты, как сегодня. Испуг от резких звуков, вызывающий готовность вскакивать и бежать. Редкие ощущения, что кто-то следит за ней. Вечное ожидание чего-то страшного, поселившееся на задворках сознания – и заставлявшее бояться самого обычного звяканья кастрюль, в котором ей слышался звон сталкивающихся клинков.
Но сейчас она не в первый раз поймала себя на мысли, что в целом счастлива. Что игра – всё, через что её заставили пройти, игра живыми людьми ради извращённого удовольствия древнего существа – вполне могла быть только страшным сном. Что эта жизнь – тихая, размеренная, сказочная – будет длиться вечно.
…только вот игра не окончена. Нет. И когда порог этого дома перешагнёт Лиар – амадэй, Возлюбленный Богиней, кукловод, Палач, Воин, – лишь вопрос времени.
– Я закончил с уборкой и жутко устал, – уведомил их Джеми, влетая в кухню. – Я ухожу.
– Куда, сынок? – обстучав ложку о край котелка, уточнила госпожа Лиден.
– В себя, – буркнул Джеми, опускаясь на ближайший стул с толстыми дубовыми ножками и прикрывая глаза.
– Наконец-то, – сказал открывший их Алексас.
Таша подняла взгляд. Даже сотню раз видев, как братья перехватывают друг у друга власть над общим телом, она всё ещё не привыкла к тому, как внутреннее меняло внешнее.
Джеми казался тощим, длинным и нескладным. Алексас – поджарым, высоким и изящным. Шевелюра Джеми была взъерошенной, как воронье гнездо; Алексаса – живописно растрёпанной. Джеми двигался так, будто каждую секунду договаривался с собственным телом; Алексас – с грацией большого кота. Лицо Джеми было детским, с приросшим к нему потерянно-рассеянным выражением, и симпатичным, не более. Лицо Алексаса навеки врезалось в девичью память аристократичной красотой и чарующей улыбкой.
Единственным, что действительно менялось внешне, были глаза. Бледно-голубые с желтоватым ободком вокруг зрачка – у Джеми, синеватые с золотым – у Алексаса. Впрочем, у Арона глаза меняли цвет по настроению, так что и это можно было считать внутренним.
– Летопишешь? – спросил у неё Алексас, вскинув бровь.
…помнится, насмотревшись на него, Таша даже пыталась этому научиться – вскидывать одну бровь. Пригодилось бы, дабы выказывать лёгкое удивление, выражать насмешку или окрашивать слова едва заметным презрением.
Попытки остались безрезультатными.
– Пытаюсь.
– Почитать, конечно же, не дашь.
– Конечно же, – легко подтвердила Таша, захлопнув тетрадь.
– Так и думал. – Вальяжно вытянув ноги, Алексас закинул руки за голову. – Помощь не нужна, госпожа Лиден?
– Съесть поможешь. – Старушка зачерпнула на пробу немного мясной похлёбки. – Кажется, переперчила…
– Не-а, – возразила Таша, втянув носом воздух. – Пропорции что надо.
– Права, как всегда, – признала госпожа Лиден, отняв от губ длинную деревянную ложку. – Эх, чем больше узнаю об оборотнях, тем больше жалею, что не родилась в Ночь Середины Зимы. Или что мою маму в своё время не покусал кто-нибудь многоликий… А вот теперь, Алексас, помощь пригодится.
– Укус оборотня обеспечил бы ей только беготню по лекарям, – усмехнулась Таша. – А вот Ночь Середины Зимы…
Она вспомнила о собственной маме, о том, как летом едва не оказалась сожжена заживо, и перестала улыбаться.
Деликатный стук во входную дверь отвлёк её как нельзя вовремя.
– Кажется, Арон вернулся, – сказал Алексас, натянув толстые кухонные варежки и под наблюдением госпожи Лиден снимая котелок с огня.
Выпутавшись из пледа, Таша встала с кресла, проводившего её печальным скрипом, и, неслышно переступая по ковру ногами в шерстяных домашних сапожках, подошла к порогу.
– Ты как раз к ужину, – начала она, ещё отодвигая засов, и, распахнув дверь, осеклась.
Морозный воздух холодил кожу, а страх – сердце, пока Таша стояла на пороге, глядя на незваного гостя. Его одежды были тёмными, как вороново крыло; лицо – скрыто глубоким капюшоном отороченного мехом плаща; глаза пристально изучали её – Таша не видела его взгляда, но чувствовала.
Конец всем играм, а особенно – в обычную жизнь…
Мгновения, которые человек в чёрном молча смотрел на Ташу, тянулись бесконечно долго.
Потом он шагнул к ней.
– Прекрасно выглядите, Таша, – заметил знакомый голос. – Ещё лучше выглядели до того, как меня испугались.
Она в изумлении отступила на шаг:
– Леогран?
– Уже лучше, – одобрил юный герцог Броселианский. – Позволите войти?
Наконец сумев выдохнуть, Таша отошла в сторону.
Стряхнув снег с плаща, Леогран перешагнул порог башни звездочёта. Откинул капюшон: свет волшебной лампадки высветил медь длинных волос, прихваченных лентой в низкий хвост, яркую зелень глаз и ледяные метки, снежной белизной выделявшиеся на и без того бледном лице.
– Как вы нашли нас? – спросила Таша недоверчиво.
– Отец Кармайкл сказал, где его искать, если нам понадобится помощь. – Леогран затворил за собой полукруглую дверь из старого исцарапанного дерева. – Не представите меня? Кажется, я не знаком с частью вашего прекрасного семейства.
– Да. Конечно. – Чуть успокоившись, Таша повела рукой в сторону хозяйки дома: – Госпожа Лиден, это Его Светлость Леогран Норман. Герцог, с лета правящий Броселианским округом. Леогран – госпожа Лиден Лормари. Она…
– Ташина бабушка, – улыбнулась старушка. – Безмерно рада знакомству, Ваша Светлость.
– К вашим услугам, госпожа Лормари. – Юный герцог учтиво поклонился. – Стало быть, отец Кармайкл – ваш сын?
– О таком сыне мечтает любая мать, – уклончиво ответила летописица. – Как вы познакомились?
– Отец Кармайкл летом выручил нашу семью из большой беды. Он изгнал досаждавшего нам призрака и эйрдаля, очаровавшего моего дядю. Убившего моих родителей. – Леогран сглотнул; только это выдало волнение и печаль, которые (Таша прекрасно понимала) охватили его при этих словах. – Если б не отец Кармайкл, думаю, мы все были бы уже мертвы.
– Добрые дела Арон делать любит, – подтвердила старушка. – Что же привело вас сюда?
Но внимание юноши уже переключилось на другой объект.
– Что ж, добрый вечер, Таша. – Леогран склонился над её рукой с поцелуем. – Рад, что вы мало изменились за те месяцы, что мы не виделись. Всё так же прекрасны.
– Вы тоже не изменились, – усмехнулся Алексас из-за Ташиной спины. – Всё так же поразительно неучтивы со мной.
– Приветствую, Джеми-энтаро. – Леогран поклонился в третий раз. – Я тоже скучал.
Слегка поморщившись от того, что его назвали чужим именем, Алексас вполне добродушно хмыкнул.
– Вы подоспели к ужину, Ваша Светлость. Прошу к столу, если не брезгуете. – Госпожа Лиден открыла буфет с тарелками так буднично, точно на её маленькую кухню каждый день захаживали сиятельные персоны. – Таша, помоги на стол накрыть. А ты… Джеми… позови Гирена и Лив.
…впрочем, учитывая, что на кухне госпожи Лиден каждый день трапезничали законная наследница свергнутого королевского рода и амадэй, правивший людьми шестьсот лет назад, ей ли было трепетать перед каким-то герцогом.
– Арона ждать не будем? – спросила Таша, уже не удивляясь догадливости названой бабушки.
– Пока дождёмся, остынет всё. Не волнуйся, должен скоро вернуться. Куда денется…
Леограна, нерешительно мявшегося у очага, разоблачили, отправив верхнюю одежду на вешалку, и усадили на почётное место по правую руку от хозяина дома. Сам хозяин явиться не соизволил: пока Таша и госпожа Лиден накрывали на стол, Алексас побежал позвать его к ужину, но вскоре вернулся и, бесшумно приземлившись после прыжка с последних пяти ступенек, сообщил, что господин Гирен занят неотложным наблюдением за странствующей звездой.
– Лив спит, – добавил он, устраиваясь за столом напротив Леограна. – Я решил её не будить.
– Потом поедят, – согласилась госпожа Лиден, разливая похлёбку и не скупясь накладывать в тарелки побольше мяса.
Помолившись, сели есть. Некоторое время на кухне царила тишина: госпожа Лиден свято придерживалась правила «пока я ем, как рыба, нем», о чём не забывала напоминать окружающим перед каждой трапезой.
– Так что же привело вас в наши края? – поинтересовался Алексас, когда тарелки опустели и старушка милостиво разрешила «детям» поболтать, пока она не вернётся из кладовой с клеверовым вареньем к чаю.
– Моя невеста, – протянув к огню руки, обвитые ледяными метками, проговорил Леогран с улыбкой, мелькнувшей в уголках его сухих губ. – Вы ведь не забыли, что в глазах света всё ещё помолвлены со мной, Таша?
– Такое не забывают, – тихо откликнулась девушка, нашаривая на верхней полке буфета травяной сбор.
Она не любила об этом вспоминать. Помолвка помогла Леограну получить его заслуженный титул, но мало приятного в том, чтобы стать фальшивой невестой герцога – и злейшим врагом невесты несостоявшейся.
Ещё неприятнее обнаружить, что из тебя может получиться враг куда более жестокий, чем ты думала.
– Мне казалось, мы закончили этот фарс, – заметил Алексас.
– Мне тоже. Однако вмешались неожиданные обстоятельства. В конце концов, святой отец не зря сказал нам обращаться за помощью, если она понадобится.
– Что за обстоятельства?
– Ежегодный Княжий бал в Ночь Середины Зимы. – В голосе Леограна прорезалось предвкушение, и Таша вдруг поняла: с такими же интонациями Лив говорит, что у неё есть для сестры подарок. – Большое событие. На балах собирается вся знать провинции… и, конечно, подмечает, как обстоят дела у каждой великосветской семьи.
– И теперь Таша обязана ехать с вами, дабы никто не узнал, что ваша помолвка – фикция?
– При таком раскладе мы бы не осмелились беспокоить вашу сестру. В конце концов, моя невеста могла приболеть, и до бала в Ночь Середины Лета ей не пришлось бы появляться при дворе. А там, надеюсь, мы с дядей уже нашли бы девушку, которая согласится однажды действительно стать герцогиней Броселианской… Но в этом году настал черёд Равнинной провинции принимать у себя Королевский бал. То есть грядущий Княжий бал почтит своим присутствием сам Шейлиреар Первый в сопровождении своего двора, что превращает бал в Королевский. Князь и герцоги Равнинной должны будут накануне праздника явиться к Его Величеству на частную аудиенцию…
– …дабы он лично перекинулся словечком с теми, кто под его началом управляет королевством. Ещё одно нововведение Его Величества. – Алексас презрительно усмехнулся. – Тоже мне, игра с подданными в дружбу и заботу.
Леогран устремил на него недоумённый взгляд весенних глаз, распахнувшихся шире обычного.
– Всё ещё не понимаю, как всё это связано со мной, – возясь с заварочным чайником, сказала Таша, невзначай отдавив «братцу» ногу. Норманам, ещё шестнадцать лет назад избравшим сторону правящего короля, определённо лучше было не знать о бунтарских взглядах её рыцарей.
– Тем, что вы – последняя из рода Морли.
…её руки сами собой замерли с глиняной крышкой в руках.
Она была не только последней из рода Морли. Но о другом роде, чьей наследницей она являлась, Норманам тоже лучше было не знать.
– Это заинтересовало кого-то? Больше, чем мы надеялись – и вы обещали?
Тон Алексаса остался бесстрастным, но Таша достаточно хорошо изучила своих рыцарей, чтобы понимать: мысленно он уже готов хватать шпагу и кидаться в бой, шинкуя врагов своей королевы на мелкие кусочки.
– Нет, – ответил Леогран с широкой улыбкой. – Просто на днях с подачи своих советников Его Величество решил провести амнистию для всех опальных родов.
Таша медленно вскинула голову, вдруг потяжелевшую вдвое – словно кто-то намочил гриву золотистых кудрей, которые она на время ужина собрала белой лентой в непокорный пышный хвост.
– Амнистию?..
– Всех родов, впавших в опалу из-за неподчинения Шейлиреару, – повторил Леогран. – «Держать зло на людей, преданных своему королю, преступно. Такая преданность заслуживает уважения». Цитата дословная.
Сквозь туман, заволокший слух, Таша различила, как крышка, выскользнув из пальцев, тихо звякнула о потёртую столешницу.
– И почему же нам об этом ничего не известно? – спросил Алексас сквозь тот же туман, глушивший голоса, будто герцог и её рыцарь сидели в другой комнате. Юноша говорил спокойно, и лишь в его лице Таша угадывала напряжение – как у кота, заметившего мышь, но старательно притворяющегося беззаботным.
– Пока это известно только правящим верхам и не просочилось в новостные листки. Его Величество не хочет разглашать эту весть до приёма, где он торжественно представит общественности всех несчастных изгнанников… всех, кто уцелел… теперь восстановленных в своих правах. Кто-то из наших гостей успел поведать об объявившейся Морли князю Равнинной, после чего слух дошёл и до королевских ушей. Так что Его Величество изъявил желание лично познакомиться с выжившей наследницей Морли и, насколько я понимаю, передать ей во владение её собственность, когда-то им отобранную.
– Собственность?
– Весьма многочисленную притом. Земли, имения… Морли были княжеским родом, в конце концов. Таша, с вами всё в порядке?..
Таша стояла, обеими ладонями опираясь на спинку стула, чтобы не упасть.
…нет, Леогран не был тем, за кого Таша в испуге его приняла; тем, кто сломал её счастливую жизнь минувшим летом. Но он принёс весть, ломающую даже то подобие счастья, которое теперь было ей отмерено.
С другой стороны…
– Что… чего от меня потребуют, чтобы подтвердить моё родство с Морли?
Когда она заговорила, голос её хрипел, как струны корды под неумелыми пальцами.
– Полагаю, вас допросят чтецы сознаний и, вероятно, используют правдометр, – охотно ответил Леогран. – Правда, вы говорили, что не помните своих родителей, так что…
– Родовой перстень Морли. Этого будет достаточно?
Каким бы изумлённым в этот момент ни выглядел Леогран, выражение его лица блекло в сравнении с устремлённым на неё взглядом Алексаса.
Слово «безумие» читалось в этом взгляде так отчётливо, что почти вырисовывалось в воздухе.
– Возможно, – выговорил Леогран. – Насколько я знаю, подобные перстни зачаровывают так, чтобы надеть их мог только законный наследник.
– Таша, – тихо произнёс Алексас, – ты не можешь просто…
– Нет. Не могу. – Она стиснула в пальцах хлопок светлой юбки. – Так что это будет непросто.
– Боюсь, весьма непросто, – прозвучало за их спинами – и, услышав знакомый голос, Таша наконец повернулась к тому, кого на самом деле ждала этим вечером.
Арон.
Шагнув к нему, она привычно прижалась губами к холодной, гладкой, пахнущей морозом щеке. Погладив её по волосам, Арон скинул плащ, под которым скрывалась обычная чёрная фортэнья – никаких тулупов или шуб. Зрящий даже перчаток не носил: ему не было нужды защищаться от холода.
– Я не слышала, как ты вошёл, – сказала Таша, пока амадэй вешал плащ на крючок у двери.
– С чёрного хода. Кто-то забыл расчистить дорожки вокруг дома, так что пробраться к основному оказалось трудно. – Скользнув взглядом по Алексасу, который даже не соизволил принять пристыженный вид, Арон посмотрел на Леограна и чуть склонил голову. – Добрый вечер, Ваша Светлость.
– Добрый, святой отец, – учтиво ответил юный герцог. – Как много вы слышали?
– Почти всё. – Арон устало опустился на стул рядом с гостем. – Зачем тебе это, Таша?
Она ответила не сразу. Вначале изучила взглядом названого отца: глаза серые, словно выцветшие, пара морщин на совсем не старом лице прорезалась глубже.
Потом уловила знакомый сладковато-дымный запах – и вспомнила, что за стенами их маленького уютного мирка в каждом доме жгли над постелями умирающих цветы эндилы.
Тиф напал на Фар-Лойл неделю назад. Первыми заболели дети. Деревенский староста сперва предположил, что виной тому отравленные колодцы – кто-то взялся травить воду в деревнях по всей Долине, в последнее время в новостных листках то и дело об этом писали. Однако Арон быстро выяснил правду. Болезнь не щадила никого; обитателей башни звездочёта посадили под домашний арест, и наружу выходил только амадэй, которому не грозила ни одна зараза.
Впрочем, сказать «выходил» было бы несколько неверно. Арон возвращался лишь затем, чтобы поесть да поспать. Целыми днями он обходил деревню, переходя из дома в дом: исцелял тех, кого ещё можно исцелить, а тех, кого нельзя, – пытался вернуть оттуда, откуда возврата нет.
Иногда получалось.
Иногда нет.
«Ты любого можешь вернуть с того света?» – однажды спросила Таша.
«Теоретически, – последовал ответ. – Немаловажно, сколько прошло времени с момента смерти. Есть ли у человека причины возвращаться. И, как ты помнишь, у всего есть цена».
Таша не могла не помнить: она до сих пор тосковала по кошачьей личине, которая стала платой за её собственное возвращение.
«А чем платишь ты?»
«За каждый проход за грань я отдаю часть своей жизни».
«Но ты ведь бессмертный».
«При проходе за грань я старею. Если б не это, я бы не старился вовсе. Когда я стал амадэем, мне было восемнадцать, и больше пятисот лет я выглядел юнцом. И стареть стал, лишь когда расстался с Лиаром. – Он усмехнулся отвращению в её глазах. – Когда два амадэя вместе, они нейтрализуют побочные эффекты своих способностей. Стоит же им отдалиться друг от друга, как они начинают расплачиваться за это».
«Кристаль Чудотворная была изобретательной женщиной, как я посмотрю».
«Не представляешь, до чего изобретательной».
– Ты знаешь зачем, – сказала Таша, наконец собравшись с мыслями для ответа. – Это продолжение игры. Мне бросают вызов. Я не могу его не принять, и это лишь одна из причин.
– А если я запрещу тебе?
Стало так тихо, что Таша могла расслышать шуршание снежинок за окном.
Расправив плечи, она вскинула подбородок.
– Надо поговорить наедине, – бросила девушка свысока.
Арон невозмутимо поднялся на ноги.
– Вы не против, если мы ненадолго оставим вас, Ваша Светлость? – сказал он Леограну, переводившему непонимающий взгляд с Таши на амадэя. – Алексас пока нальёт вам чаю.
– С удовольствием предоставлю вам с дочерью возможность обсудить всё без посторонних, – учтиво откликнулся юноша, хотя по глазам его Таша видела: он с куда большим удовольствием попросил бы прояснить, почему его невеста и её родственники воспринимают столь радостное известие как приглашение на казнь.
Таша побежала вверх по лестнице – целеустремлённо, словно охотящаяся кошка, оставляя мрачного Алексаса за спиной.
Ему она тоже объяснит. Потом.
Конечно, Арон не бежал. Он никогда не бегал. Но когда Таша толкнула дверь своей комнаты и обернулась, амадэй стоял прямо перед ней.
– Зачем тебе это? – повторил он.
– Ты знаешь сам, – сказала она, отворачиваясь и подходя к окну.
– Да, но хотелось бы услышать это от тебя. Осознанно высказанным. – Арон шёл следом за ней; она никогда не слышала его шагов, но шелест его одежд уже стал ей родным. – Ты ведь понимаешь, что будет, если они узнают, кто ты на самом деле. Что ты не просто последняя из рода Морли.
Таша оперлась ладонями на подоконник, пока в окно снежным ветром бессильно билась зима. Одинокая лампадка, по вечерам всегда горящая у кровати, окутывала тенями полукруглую комнату.
– Я хочу встретиться с Лиаром. Лицом к лицу. К его истинному лицу, – произнесла Таша. – И я хочу попросить короля о защите.
Арон промолчал, но Таша макушкой чувствовала его выжидающий взгляд.
– Я много думала эти месяцы… обо всём, что произошло. Обо всём, что я знаю. И ты наверняка слышал эти мысли, но раз ты просишь меня сказать… – Таша скрестила руки на груди. – Я думала, что это очень странно: что такой могущественный колдун, как Шейлиреар, да ещё с поддержкой Мастеров Адамантской Школы, за шестнадцать лет не нашёл нас. Он знал мамино имя. Мамину внешность. Не уверена, что чудом спасшаяся принцесса могла надёжно спрятаться в деревеньке, не столь отдалённой от столицы. Ещё меньше я уверена в том, что лучшее место для пряток для чудом спасшейся принцессы – в семье сидроделов, поставлявших сидр к королевскому двору.
– Лучшее место для пряток, как известно, – то, что у всех на виду.
– Может быть. Но почему-то я подумала, что на самом деле мы с Лив живы потому, что король не хочет нашей смерти. А если я не попытаюсь заявить свои права, и не захочет.
Она действительно много думала об этом. Теперь, когда она стала немного взрослее и мудрее, некоторые вещи виделись в другом свете.
То яблоко в карамели, которым её одарили на ярмарке в Нордвуде, и разговор с королём, представившимся ей Шейли и спросившим, что она думает о Бьорках, – тоже.
– Твоё прибытие ко двору как наследницы рода Морли вполне можно счесть первым шагом на пути к чему-то большему. Не считаешь?
– Я знаю, как обезопасить всех нас. И ты об этом знаешь. – Таша прижалась лбом к ледяному стеклу. – Я не могу больше прятаться, Арон. Прятаться и ждать неизбежного. Жить в вечном страхе. Ты сделал всё, чтобы я чувствовала себя героиней законченной сказки – со счастливым концом, и я благодарна тебе за это. Королева в башне, красивая тихая деревенька, любящая семья… – Она постучала пальцами по подоконнику. – Только вот сказка не окончена. А королева в башне не отдыхает от приключений – скорее пленена. И дожидаться, пока её придут освобождать, как неизбежно бывает в сказках, ей явно не стоит.
…к хорошему быстро привыкаешь, но проблема в том, что стоит к нему привыкнуть, как ты начинаешь… нет, не хотеть большего. Не в её случае. Просто понимать, что вечно так продолжаться не может. Это осознание сворачивается скользким клубком где-то в груди, оковывая сердце льдом; оно не даёт уснуть иными ночами, тревожа, бередя, на грани сна и яви нашёптывая «когда-нибудь, когда-нибудь – и, может быть, очень скоро»…
Потом ты встаёшь утром и живёшь дальше, и под солнечным светом, делами, заботами, смехом близких тает лёд, распускается клубок, стихает шёпот. Ты живёшь, не задумываясь о том, о чём задумываться не хочется, отмахиваясь от этого, – и «в целом счастлива»; но потом снова приходит ночь, и снова приходят мысли, которые ты так старательно откладывала на потом. И ночь от ночи эти потом становятся всё холоднее, сворачиваются всё туже, шепчут всё громче…
…и если ты понимаешь, что твоя «счастливая жизнь» хрупка, как карточный домик, что кто-то лишь выжидает момента, чтобы разрушить её прикосновением безжалостной руки, – счастье не может быть счастьем.
– Что же тогда делать королеве? – спросил Арон негромко.
– Выйти из башни. Или сбежать, если не отпустят. Самой бросить вызов тому, с кем рано или поздно всё равно придётся встретиться.
– Мы это уже проходили. Летом. Ничем хорошим это не кончилось.
– Ты обещал мне, Арон. Летом. Обещал, что это передышка перед решающей встречей. Леогран сказал, король решил это с подачи своих советников. Ручаюсь, что один из этих советников – Лиар. Он ждёт меня при дворе. Он сделал так, чтобы я прибыла туда. Чтобы стала ещё на шаг ближе к трону. Но я оберну это против него. – Губ её коснулась отстранённая улыбка. – Деньги, связи, покровительство Его Величества, обратившего на меня внимание… думаю, это может многое.
– Против амадэя? – Арон шагнул вперёд, встав рядом с ней; в глазах его отражалась ночная мгла. – Ты готова на всё, чтобы закончить игру? – не дожидаясь ответа, спросил он.
Таша кивнула.
– Даже, как я вижу, просить о защите убийцу твоей семьи.
– Он король. И один из самых могущественных магов среди людей. Если кто-то и может победить амадэя, это он и Мастера, подчиняющиеся ему.
– И, если я не отпущу тебя, ты сбежишь.
– Сбегу. – Она говорила ровно, без эмоций. – Я поеду, Арон. Хочешь ты того или нет.
– Я не смогу поехать с тобой. Я нужен здесь.
– Я знаю.
– Ловушка для тебя уже расставлена.
– Со мной будут Джеми и Алексас.
– Против амадэя? – повторил он. – Что они смогут сделать?
– Ничего, – легко согласилась Таша. – Вся надежда на то, что Лиар не успеет предпринять решительных шагов до того, как у меня появятся средства защиты. А я полагаю, что не успеет.
Коснувшись её макушки, Арон легонько погладил пушистые светлые кудри.
– Я забыл, что ты не ребёнок. У тебя отобрали детство в тот день, когда ты вступила в игру. – В голосе амадэя скользнула печаль. – Тебе хочется быть ребёнком, и у тебя даже неплохо получается, но в нужный момент ты сбрасываешь детскую личину так же легко, как оборачиваешься в птицу. – Он бережно заправил ей за ухо непослушный золотой локон. – Жаль, что я об этом забыл…
