bannerbannerbanner
Скажи кукушка

Евгений Аркадьевич Нарута
Скажи кукушка

Полная версия

Михаил Матвеевич, не курит. Не желая лишний раз беспокоить подчиненных, обычно остается в вагоне и стоит у открытого окна прикрывшись занавеской.

– Залесов! – раздается на одной из остановок голос за окном.

Слегка отодвинув занавеску Михаил Матвеевич с интересом выглядывает. Алексей Залесов, стоит прямо под окном, а к нему быстрым шагом спешит крепкий рыжеволосый сержант. На груди у сержанта целая россыпь значков отличника, а один из них даже по прыжкам с парашютом, что совсем не типично для строительных войск. Осторожно опустив занавеску, полковник прислушивается к разговору.

– Ты, в каком вагоне?

– В этом.

– В штабном? – удивляется сержант.

– А ты в каком? – интересуется Алексей, сбивая тему.

– Я с авторотой еду, через два вагона отсюда.

Неожиданно раздается резкий свисток и разносится команда;

– По вагонам!

– Еще увидимся, – говорит сержант и уходит.

Алексей, поднявшись в вагон сталкивается, с полковником, стоящим у открытого окна. Пытается протиснуться мимо, но Михаил Матвеевич останавливает, и с интересом спрашивает:

– Кто такой этот сержант?

– Из учебки, с авторотой едет.

– Крепкий боец, – одобрительно кивает полковник.

– Его из ВДВ к нам перебросили.

– Вот как! – удивляется полковник, – Машину водит?

– Наверное.

– Как его фамилия?

– Григорьев, Валерий Григорьев.

– Григорьев, – повторяет полковник, и спрашивает, – Литературу изучаешь?

– Изучаю.

На столе у Алексея военные справочники по строительству фортификационных сооружений.

– Скоро пригодится, – говорит полковник и посторонившись пропускает.

Поезд набирает ход и ветер, врывающийся через открытые окна, развевает занавески. Опять тянется скучный пейзаж, и полковник отправляется в купе, которое занимает вместе с начальником штаба. Подполковник, сидя за столом решает кроссворд.

– Степан Трофимович, разыщите и принесите мне личное дело сержанта автороты Валерия Григорьева.

– Канцелярия в хвосте состава, но на ближайшей остановке найду и принесу, – оторвавшись от кроссворда обещает начальник штаба.

Личное дело сержанта Григорьева Валерия Васильевича не слишком объемно. Родился и вырос в Ленинграде. После того, как родители погибли в автомобильной катастрофе, как несовершеннолетний взят под опеку сестрой отца. Закончил радиотехнический техникум города Ростов, занимался в секции восточных единоборств, кандидат в мастера спорта по самбо. Призван на срочную службу в ВДВ. За время службы проявил себя исключительно с самой лучшей стороны: отличный стрелок, отличник рукопашного боя, имеет водительское удостоверение. Приказом по гарнизону переведен в учебную часть инженерных войск для подготовки к службе призывников. Неоднократно подавал рапорты о переводе обратно в воздушно- десантные войска, но все рапорты командование отклонены.

«Вот он то мне и нужен», – решает Михаил Матвеевич, ознакомившись с личным делом сержанта, а вслух, обращаясь к начальнику штаба говорит:

– На следующей станции вызовите Григорьева ко мне.

Очередная станция. Состав, дернувшись, и отгремев вагонными сцепками замирает. Через открытое окно полковник слышит зычный голос кого-то из младших офицеров.

– Григорьева в штабной.

Михаил Матвеевич выходит из купе и переходит в штабной вагон. Собственно, это обычный вагон-ресторан, являющийся по совместительству офицерской столовой. Здесь сейчас никого нет, и полковника это вполне устраивает. Едва полковник занимает место лицом ко входу, как в дверь стучат и на пороге появляется сержант.

– Разрешите? – в голосе сержанта не просьба, а скорее утверждение.

– Входите сержант, – кивает полковник.

Сержант, чеканя шаг, подходит к столу, вскидывает ладонь в воинском приветствии и четко докладывает;

– Товарищ полковник, сержант Григорьев по вашему приказанию прибыл.

Опустив руку, сержант стоя по стойке смирно замирает в ожидании. Михаил Матвеевич, прищурившись придирчиво осматривает сержанта. Форма ушитая вручную сидит безупречно, берцы начищены до блеска, взгляд синих глаз прямой, уверенный, немного насмешливый, на груди россыпь значков отличника.

Сержант не смущается и не отводит глаз. По его взгляду полковник легко определяет характер – прямолинеен, смел, решителен, никогда не соврет и не испугается. С таким парнем нет смысла вести длинные закулисные разговоры.

– Вольно сержант! – командует полковник, и не делая паузы спрашивает, – Пойдешь ко мне водителем? – заданный вопрос звучит не как вопрос, а скорее как приказ.

На лице сержанта мелькает разочарование, и он нерешительно переступает с ноги на ногу.

– Может лучше в ВДВ отправите, товарищ полковник?

Михаил Матвеевич, встает, и повернувшись к сержанту спиной проходит между столиков, затем развернувшись приближается вплотную, и заложив руки за спину говорит:

– Сержант, работать нам предстоит на открытой и простреливаемой местности, а целью номер один для боевиков являются высшие офицеры и их водители. На лице сержанта мелькает неловкость, – он хочет что-то спросить, и полковник это угадывает, – Спрашивайте сержант.

– Вам, про меня Залесов рассказал?

Полковник, отрицательно качает головой.

– Залесов мне о вас ничего не рассказывал и ни о чем не просил. Я случайно увидел вас из окна вагона, когда вы с ним разговаривали, обратив внимание на ваши значки. Залесов талантливый архитектор и строитель. Если вы, сержант не побоитесь пересесть с бетономешалки на штабную машину, то выездов на передовую вам не избежать, – ловко забрасывает крючок полковник, как бы ненароком усомнившись в смелости сержанта.Нехитрая наживка проглочена. В глазах сержанта мелькает огонек безбашенности, и он по слогам чеканит:

– Не побоюсь товарищ полковник.

– Отлично, тогда вместе с вещами перебирайтесь в штабной вагон, в купе к Залесову – будете служить вместе. Да, и вот еще что, – полковник немного мнется и мягко просит, – снимите ваши значки сержант – не стоит привлекать внимание снайперов.

– Есть! – отвечает сержант, и спрашивает, – разрешите идти?

– Идите.

Лихо, вскинув к козырьку руку, крутанувшись на месте, сержант, чеканя шаг выходит.

– Оформите сержанта Григорьева моим водителем, – распоряжается Михаил Матвеевич, возвратившись в купе.

Часть вторая.

Спустя два дня, в уже начинающих сгущаться сумерках, воинский эшелон лязгнув сцепками вагонов замер прямо в поле, порядком раскисшем от накрапывающего с утра дождя. Грязь, липнущая к подошвам, делает обувь свинцово тяжелой, техника буксует. В сопровождении кружащегося в небе вертолета прикрытия, колонна, натужно ревя моторами и испуская сизый дым, добирается до расположения дивизии.

Невообразимое множество палаток, обнесенных по периметру траншеями, ощетинилось пулеметами блок постов и стволами врытой в землю бронетехники. Стрекочут моторы электрогенераторов, желтыми огнями светятся маленькие пластиковые окошки палаток. Между палатками, сушится развешенное белье, деловито снуют солдаты, в центре городка ревет моторами вертолетная площадка.

Подразделению Михаила Матвеевича выделяют площадку на скалистой возвышенности, и солдаты, с трудом вбивая клинья палаточных опор в каменистый грунт часто высекают искры. Зато будет сухо, – думает Михаил Матвеевич, осматривая окружающую местность.

Военный городок, раскинулся среди зеленой долины, обрамленной склонами гор, вершины которых из-за отблесков далекого заката кажутся размыто голубыми. Черная нить дороги прорезая зелень тянется к стоящему в нескольких километрах темному городу, небо над которым время от времени прорезают огненные следы трассеров. Бойцы заканчивают установку палаток глубокой ночью.

Михаил Матвеевич, откидывает брезентовый полог своей и входит. При свете помигивающей лампочки осматривает убогое убранство, и устало падает на жалобно скрипнувшую железную солдатскую кровать. Закрыв глаза видит свой недостроенный загородный дом под Петербургом. От этого становится тошно. Отогнав видение, проваливается в черную дыру тревожного сна.

Духота, вспышки света, лязг гусениц, хочется убежать, но ноги словно ватные и не слушаются, кто-то настойчиво тянет за рукав повторяя:

– Михаил Матвеевич, Михаил Матвеевич.

Полковник поворачивается на голос, и открыв глаза обнаруживает, что лежит на продавленной солдатской койке.

– Михаил Матвеевич, вам пакет, – говорит начальник штаба.

Из оконце пробиваются яркие солнечные лучи, снаружи грохочет бронетехника, сильно пахнет выхлопными газами – они висят в воздухе вместе с пылью, и отчетливо видны в полосе света проникающей из-за не до конца затянутого входного полога. Вытянув руку, полковник смотрит на часы – семь тридцать. Садится на край кровати и еще не проснувшись до конца, пытается натянуть обувь, но тут замечает, что сапоги на нем – выходит, что спал в одежде. Встав, подходит к умывальнику, быстро и с наслажденьем умывается, растирается грубым полотенцем, затем поворачивается к нач. штаба:

– Зовите посыльного.

Степан Трофимович, высунувшись из палатки приглашает:

– Войдите.

В палатку входит невысокий, сильно загорелый прапорщик, и протягивает большой конверт.

– Распишитесь вот здесь, – положив на стол блокнот, тычет пальцем в нужную строку. Убрав блокнот в планшет, сообщает, – В десять часов в штабе командира дивизии общее совещание, – и спрашивает, – разрешите идти?

– Идите.

Вскрыв выкидным ножом коричневый пакет, полковник знакомится с содержимым – картой города. Все ключевые перекрестки и участки дорог обозначены жирными красными точками – их много. В сопроводиловке приказ о немедленном оборудовании в данных местах блок постов. Поморщившись, спрашивает у нач. штаба:

– Вы завтракали Степан Трофимович?

– Еще нет.

– Тогда пойдемте.

Они выходят из палатки и поворачивают за угол. Залесов и Григорьев, отрабатывают приемы рукопашного боя. Залесов замысловато кувыркнувшись в воздухе с глухим стуком падает на землю, а Григорьев, склонившись над ним имитирует завершающий удар. Заметив, полковника, оба бодро вскакивают и вытягиваются. Вяло махнув рукой, Михаил Матвеевич бросает:

 

– Продолжайте.

На совещании выясняется, что кроме строительства блокпостов необходимо строить казармы, восстанавливать больницу, школу, дворец культуры, штаб и еще много чего. Объекты как на территории дивизии, так и в городе. Про себя полковник думает, что это надолго, – не на один, и даже не на два года, а вслух обратившись к командиру дивизии говорит:

– С имеющимися у меня людскими и производственными ресурсами справиться с поставленными задачами в обозримо короткие сроки не представляется возможным.

В ответе командующего сквозит раздражение:

– Можете привлекать местных жителей. Приступайте к выполнению задач немедленно. Для безопасности передвижений вам выделяется батальон внутренних войск. Все ясно?

– Так точно!

– Начните со штаба.

Штаб расположен в полуразрушенной пятиэтажке, знакомой полковнику еще по девяносто пятому. Пока с тралов разгружают строительную технику Михаил Матвеевич осматривает здание. Мелькает солнечный блик и тут же исчезает – возможно снайпер. До гор далеко и пуля вряд ли долетит, но на всякий случай полковник переходит за полуразрушенную стену, тянет за рукав Григорьева.

– Не светитесь сержант на открытом пространстве.

***

Солнечный блик со стороны гор падает на лицо сержанта, отчего тот сразу все понимает, но не пугается, а перейдя за полуразрушенную стену с любопытством смотрит в сторону гор.

Белые облака, бросая скользящую тень, медленно плывут над городом и заросшей густой травой зеленой долиной. Скинув на холодные камни бурку, достав из футляра бинокль, Абу подув на линзы протирает их, и удобно расположившись, подносит окуляры к глазам. Картинка тотчас обретает конкретные очертания и даже некоторое движение. Скользнув безразличным взглядом по городу, его темным, местами обгорелым крышам, Абу переводит бинокль на долину, затем на военный городок, с его выстроившимися ровными рядами палатками, издали сильно смахивающими на заплатки и озабоченно снующими между ними военными.

Внимание Абу привлекает облако желтой пыли; колонна строительной техники длинной гусеницей сползает с небольшой каменистой возвышенности, извивается между палаток, пересекает пустынный плац, а затем останавливается у полуразрушенной кирпичной пятиэтажки, над которой развивается российский триколор. Из головной машины вылезает невысокий кругленький офицер. Сфокусировав оптику, Абу удается рассмотреть знаки различия и шеврон на рукаве офицера. С удивлением присвистнув поворачивается к расположившемуся рядом брату.

– Ахмат, ты только посмотри какого жирного барашка к нам занесло.

Ахмат, занятый полировкой ножа, неохотно отвлекается, прячет зеркально сверкающий клинок в резные ножны и берет протянутый бинокль. Приподнявшись на локте, хмуро всматривается в указанном направлении.

– Строители, что с них возьмешь, – равнодушно отвечает он, возвращая бинокль.

– Вау, Ахмат, ты никогда не служил в армии, поэтому не представляешь, что это за сокровище, – забирая бинокль, раздраженно говорит Абу.

Военные расцепив троса начинают спускать с тралов бульдозеры и экскаваторы.

– У них даже цементный завод есть, – удивляется Абу, – если возьмем полковника, то до конца дней отдыхать будем.

Абу Мусаев, старший из пяти братьев. Когда-то имел судимость за нанесение побоев. Отцу с большим трудом удалось замять уголовное дело, уплатив немалые деньги прокурору и семье пострадавшего. Случилось все из-за девушки, ответившей Абу отказом и отдавшей предпочтение молодому русскому учителю, присланному на отработку в сельскую местность после окончания института.

Вспыльчивый и злопамятный Абу, затаив злобу, недолго искал повод для мести. Близорукий молодой человек, случайно нарушил этикет горцев – перешел дорогу еле ковылявшему в отдалении дряхлому старцу. Абу, забиравший в это время из школы младшую сестренку, заметив такое святотатство, со словами: грязная собака, – обрушил на тщедушного юношу такой град чудовищных ударов, что тот оказался в больнице, где спустя несколько дней скончался. Русский врач указал в заключении причину смерти, а родственники молодого человека, настояли на возбуждении уголовного дела. Состоялся суд. Деньги, уплаченные отцом, помогли делу. Назначив условный срок, Абу, отправили служить в стройбат.

Вечереет и оранжевое солнце скрывается за набежавшими тучами. От порывистого ветра становится прохладно.

– Пошли домой, – говорит Абу, убирая бинокль в футляр и вставая на ноги.

Ахмат прячет клинок и тоже поднимается.

Подгоняя резкими криками отару овец, братья, огибая расщелины спускаются в селение, расположенное на небольшом горном плато.

Несколько древних башен, сложенных из серого, сильно обросшего мхом камня, на высоте второго этажа стены прорезают узкие, сильно похожие на бойницы окна, в которые не пролезет и ребенок. На первых этажах башен, за дубовыми воротами, овчарни. В окнах одной из башен, стоящей между единственной дорогой ведущей в аул и краем глубокого ущелья, мерцает красноватый свет. Загнав овец в овчарни, братья поднимаются наверх.

Седовласый старец с окладистой бородой, протянув руки к полыхающему в очаге огню, греет скрюченные артритом пальцы. Повернувшись на скрип отворяемой двери, и бросив на вошедших быстрый взгляд, старик отворачивается. Абу, приблизившись застывает. Не оборачиваясь старец спрашивает:

– Что хотел сказать?

– Отец, военные строители приехали, а главный среди них полковник.

Старик молча кивает. В старые времена, за леями (чечен. пленники) с двумя братьями они ездили в Россию. Присматривали одиноких пьющих мужчин, щедро поили их водкой, предлагали хороший заработок, а заманив в селенье, отбирали паспорта и бросали в зиндан. За похлебку и стакан водки леи выполняли всю тяжелую работу по дому. Когда же пленники старели или заболевали, то их просто сбрасывали в ущелье.

Давно это было, давно не стало и братьев. Первым закончил свой земной путь младший и совсем еще молодой Ахмат, не успевший даже жениться и оставить после себя потомства. Коварно подкравшись сзади, лей ударил Ахмата острым камнем в затылок. Ахмат упал, притворившись мертвым, а когда, пленник, склонился над ним, то сумел воткнуть клинок в сердце нечестивца. Со старшим братом Сулимом они нашли обоих на плато. Ахмат был еще жив, но спустя три дня, Аллах призвал его к себе. Имя младшего брата, Расул дал своему второму сыну, родившемуся вскоре после этого.

Старший же брат Сулим, погиб, от пуль дагестанцев переплывая Терек. О богатом дагестанском бизнесмене, собиравшемся приехать из Москвы на свадьбу к родственнику, они с Сулимом узнали, от дяди жениха, продавая ему овец для свадебного стола. Подарив молодого барашка, братья получили приглашение на свадьбу. Затерявшись среди гостей, выяснили, что для ночлега, почетному гостю, выделен отдельный домик.

Дождавшись, когда в доме все уснут, Сулим, прокрался к дагестанцу, приставил к горлу нож, вывел на улицу и повел к машине. Случайно проснувшийся подросток, увидев это пронзительно закричал. От крика проснулся сперва весь дом, а потом и все селение. Их преследовали. Пришлось, бросив машину и пленника, под обстрелом взбешенных дагестанцев спасаться вплавь. На берег вышел он один. Ледяные воды Терека унесли тело Сулима.

Тейп Мусаевых издревле промышляет стаг-варроу (чечен. похищение людей). В зиндане, прорубленном под главной башней, некогда содержался даже царский генерал, золотые эполеты которого сохранились и передаются из поколения в поколение.

Много лет прошло с тех пор, когда богатые торговые караваны пересекали долину, раскинувшуюся у подножия гор, а зинданы Мусаевых были полны пленников. Башни и соединяющие их тайные переходы, прорубленные в скалах руками леев, под неумолимым течением времени и оползней, постепенно разрушаются. Края ущелья, размываются горной речушкой, стекающей по ее стенам, и все ближе подступают к главной башне. Третий год пустует и зиндан. Младшая дочь готовит сыр, сыновья и внуки выпасают овец. А все из-за того случая с англичанами. Старик, оторвавшись от воспоминаний, поворачивается и не сдержавшись напоминает сыну.

– Помнишь англичан?

Абу нахмурившись молчит, тишину нарушает лишь потрескивание дров в очаге, отец задумчиво смотрит на пляшущие языки пламени.

– Мы потеряли тогда твоего брата Сулима.

История, случившаяся в 1998, была затеей Абу.

– Отец, полковник сам за себя заплатит.

– Откуда ты знаешь? – старик недовольно вскидывает густые брови. В его глубоко утопленных темных глазах сверкает отблеск багрового пламени.

– Я служил в строительных войсках и работал на строительстве дома старшего офицера – очень богатый человек.

– Мы же не сможем отпустить его за деньгами.

– У него наверняка есть родственники, которые заплатят.

Старик поднимается, тяжело опираясь о стол, и хмурится: одно дело заманить в зиндан одинокого русского пьяницу, которого никто не станет искать, а совсем другое дело похитить полковника. Что за глупая затея! Старик, прихрамывая ковыляет по башне, доходит до темного окна, поворачивается и встречается взглядом с сыном, упорно ждущим ответа. Абу упрям, и просто так от задуманного не отступит. Раздраженно потеребив бороду, отец, тяжело вздохнув говорит:

– В город не суйся. Пусть Амин съездит и все узнает.

***

Приготовив заливку, Солико наблюдает за готовым закипеть молоком. Едва белая пенка начинает подниматься по стенкам чана, как добавив заливку, девушка сбивает температуру, и молочная пена тотчас оседает. Вооружившись кочергой, девушка выгребает из-под чана тлеющие угли, затем взяв шумовку начинает энергично перемешивать молоко, на глазах превращающееся в быстро густеющую сырную массу.

– Отец зовет, – раздается за спиной.

Солико оборачивается; перед ней четырнадцатилетняя Баянат – дочь Абу.

– Следи, чтобы комьев не осталось, – строго говорит Солико, отдавая девочке шумовку.

Нельзя заставлять ждать отца. Сполоснув руки, Солико спешит к главной башне. Овчарня в основании башни пуста, ворота распахнуты. Амин наполняет водой поилку для овец. Лицо ее скорбно, глаза потухшие, от кончиков губ уже начали расползаться ранние морщины. После смерти мужа, глубокое горе поселилось в сердце молодой женщины.

– Подожди, – обернувшись к Солико говорит Амин, – меня тоже зовут, вместе пойдем.

В башне сумрачно. Солнечный свет, скудно пробивающийся через узкие окна, падает на красный ковер, устилающий растрескавшийся пол, но совсем не отражается на закопченных каменных стенах и высоком потолке. Отец, стоит лицом к окну. Услышав шаги, оборачивается. Его колючий взгляд, остановившись на Солико смягчается.

– Твоя красота, дочь моя, сияет как солнце и с каждым днем все ярче, – лицо старика прорезает тень улыбки.

– Спасибо отец, – Солико склоняет голову.

– Скажи, Солико, а много сыра скопилось в наших кладовых?

– Много, больше чем на год хватит.

– Амин, а как с мукой и сахаром?

– На исходе.

Хмыкнув отец подходит ближе.

– Зачем нам столько продуктов? Поезжайте в город, – продайте часть на рынке. На вырученные деньги купите все необходимое. Поживите несколько дней, поговорите с людьми.

Голос у отца скрипучий, вид усталый и задумчивый, лицо бледное с желтизной, и Солико с тревогой думает: спал ли отец этой ночью? Еще Солико думает, что это, наверное, не все и, не главное, и угадывает. После небольшой паузы отец говорит:

– В город приехали военные строители. Посмотрите, чем они занимаются, где остановились. С вами поедет Арсен.

Девушки согласно кивают.

Арсену – необыкновенно подвижному и крепкому двенадцатилетнему подростку, новость о том, что предстоит поездка в город нравится, нравится она и Солико, лишь Амин кажется равнодушной. Солико выбирает лучшее платье, тщательно расчесывает и укладывает длинные блестящие волосы, достает туфли на высоком каблуке, наносит на шею капельку душистых французских духов, подаренных отцом на день рождения, кружится перед большим овальным зеркалом и остается довольна собой – на лице ее сияет улыбка. Из-за войны, почти год не спускалась она в долину, не встречалась с подругами, не слышала песен, не пела и не танцевала на праздниках.

В порядком помятый УАЗ-буханку зеленого цвета, братья грузят головки сыра, козье молоко и масло. У Амин водительские права, и она садится за руль. Нахальный Арсен, устраивается рядом с ней, Солико приходится ехать в фургоне. Мужчина, даже если ему всего двенадцать главенствует среди чеченских женщин.

Водит Амин неважно, но ехать недалеко и сильного беспокойства это не вызывает.

 

Маленький автомобиль, с трудом протиснувшись в узкий проезд между отвесной скалой и главной башней, подпрыгивая на неровностях, начинает медленно спускаться в долину. Зарядивший дождь крупными каплями громко стучит по крыше, заливает лобовое стекло. Амин, судорожно вцепившись в руль бесконечно притормаживает, не давая машине сильно разгоняться. По петляв по узкому серпантину, усыпанному мелкими камнями, спускаются в долину, и дорога выпрямляется. Амин с облегчением вздыхает и прибавляет старенькому автомобилю ходу. Дождь стихает, и из-за туч появляется солнце.

Въезд в город перекрыт стоящим поперек дороги автокраном, снимающим с платформы тягача бетонные плиты и блоки. Пассажиры автобуса, ежатся под прицелом пулемета, торчащего из амбразуры блок поста. Амин, остановив машину за автобусом, глушит мотор. Арсен, тотчас выскочив, со всех ног мчится к натужно гудящему крану.

– Кыш отсюда пацан! – кричит молодой солдат, а обратившись к девушкам просит, – девушки, уберите мальчика.

Легко сказать – уберите. Парень, вероятно, впервые на Кавказе и не очень разбирается в местных обычаях. Взгляд синих глаз солдата неожиданно останавливается на Солико и юношеское лицо его, усыпанное смешными веснушками, освещает теплая улыбка.

– Девушка, уберите разбойника, пока его плитой не придавило, – просит солдат.

Какой крепкий, оценив ладно сбитую фигуру думает Солико и смущается своих мыслей. Парень, сделав короткий шаг, неуловимым движением руки хватает Арсена за поясной ремень. Оторвав от земли, несет беспомощно барахтающегося строптивца. Подойдя к Солико ставит мальчишку на ноги.

– Девушка, а вас как зовут?

Солико в ответ молчит, прикрыв глаза длинными ресницами, зато отвечает Арсен:

– Солико ее зовут, а если хочешь общаться, то сперва у меня разрешения спроси.

Солико делается пунцовой и отворачивается, а солдат обратившись к мальчишке удивляется:

– Смотри какой грозный.

Затем, неожиданно чистым, очень красивым и сильным голосом парень поет:

«Сердце мне томила тоска.

Сердцу без любви нелегко.

Где же ты моя Сулико?

Сердцу без любви нелегко». (грузинская. нар. песня)

Разговоры окружающих стихают, все замирают в ожидании продолжения песни, но солдат прекратив петь небрежно треплет вихры Арсена, склоняется и доверительно просит:

– Не обижай сестренку пацан.

– Сам пацан! – злобно бросает подросток.

– Будешь обижать – уши надеру, – обещает солдат.

– Мой отец тебе тогда голову отрежет!

Сообразив, что ляпнул лишнего, Арсен в страхе убегает и прячется за автобус, а озадаченный парень обернувшись к Солико встречается с ней взглядом, чувствует тонкий, едва уловимый аромат духов. Солико читает в его синих глазах нечто большее, чем интерес и смутившись отводит свои. От группы военных слышится крик:

– Григорьев, Валерка, хватит песни петь, поехали!

– Да свидание девушки! – прощается парень и спешит к машине.

Открыв водительскую дверцу, парень оборачивается и, прежде чем, сесть за руль долгим взглядом смотрит на Солико. Сзади в машину втискивается невысокий кругленький офицер с тремя большими звездами на зеленых погонах, переднее пассажирское место занимает высокий солдат с толстой папкой бумаг. Стоящий на обочине БТР, взревев мотором резко дергает с места, за ним пристраивается другая техника. Колонна, оставив после себя облако дыма и желтой пыли освобождает дорогу.

Проверив у пассажиров документы, автобус пропускают. Теперь их очередь.

– Всем выйти из машины. Что везете, куда? – строго интересуется автоматчик.

Амин протягивает документы, выходит из машины и открывает заднюю дверь.

– Ездили к дедушке за гостинцами, вот возвращаемся.

Солдат замирает, рассматривая сыр, масло и молоко, разложенное в фургоне.

– Торговать будете? Разрешение есть?

– Только себе и еще вам, – с этими словами, Амин протягивает солдату заранее приготовленную головку сыра и пододвигает банку с молоком.

– Александров, ко мне! – кричит военный.

Подбегает солдат.

– Забери это, – автоматчик кивает на молоко и сыр.

Перекинув за спину автомат, Александров подхватывает подарки и удаляется.

– Проезжайте, – разрешает военный, возвращая документы.

Многоэтажные дома на центральной улице и вокруг главной площади сильно разрушены. Иногда слышны далекие выстрелы, но на них никто не обращает внимания. Чем дальше от центра, тем меньше разрушений. На балконах сушится белье, прохожие, спеша по делам беспечно смеются.

Их панельный трехэтажный дом абсолютно цел, правда дверь и замок в квартиру сломаны. В квартире выбито одно из окон. Вещи вытащены из шкафов и беспорядочно разбросаны по полу, почти вся посуда перебита, зато есть свет и даже вода. Взяв веник, Солико сгребает осколки стекла в кучу. Входная дверь открывается и входит соседка.

– Солдаты приходили, и не один раз – сообщает она, – все перерыли проклятые разбойники.

Эту четырехкомнатную квартиру, со всем убранством, – одеждой и даже фотографиями бывших жильцов, – неизвестно каким образом раздобыли братья. Солико не хочет об этом даже думать, но невольно вспоминает свой первый визит сюда.

Залитый засохшей кровью пол и стены. Кровь, просочившаяся в щели между паркетными досками, почернела и не отмывается. Веселенькие голубые обои на одной из стен, безнадежно испорчены бурыми пятнами, и Солико их яростно срывает. Шкаф с двумя отверстиями от пуль, братья передвигают, закрывая стену, лишившуюся обоев. От резкого толчка, дверца шкафа открывается, и оттуда вываливаются фотографии вперемешку с детскими игрушками и рисунками. Солико начинает их собирать, и взгляд ее падает на самую большую из фотографии. На снимке два русских мальчика и девочка с воздушными шариками, стоят крепко обнявшись и улыбаются. Ахмат, сдвигая шкаф, недовольно ворчит на Абу:

– Зачем стрелять, если нож есть?

После небольшой перестановки, отверстий больше не видно, – теперь дырявой стороной шкаф стоит к стене с оторванными обоями. Вещи прежних жильцов братья грузят в машину, вывозят на пустырь, и облив бензином поджигают. В квартире остается только мебель. Вся семья получает городскую прописку, но жить продолжает в горах. Из невольных воспоминаний, Солико выводит Амин, которая, обращаясь к соседке говорит:

– Надо дверь починить и окно заделать.

– Рустам все сделает.

Рустам – одноногий инвалид, – местный столяр, вскоре появляется с чемоданчиком инструментов, и быстро приводит дверь в порядок.

– Со стеклами в городе плохо, – жалуется Рустам, войдя в комнату с разбитым окном, и предлагает, – могу разобрать один из шкафов и щитами заколотить окно. Какой разобрать?

Солико не думая тыкает пальцем в тот, что стоит у стены и удаляется на кухню готовить обед. Спустя некоторое время, Рустам появляется на кухне и присаживается за стол. Амин накладывает ему полную тарелку щедро заправленного бараниной плова, устраивается напротив и интересуется:

– Где можно стекла достать?

– У военных строителей, – отвечает с набитым ртом Рустам.

Амин кивает, а Солико вдруг вспоминает веснушчатого парня, еще вспоминает, что отец просил узнать, где живут строители и спрашивает:

– Где, живут строители?

– Некоторые за городом – в расположении дивизии, а некоторые здесь – на территории авторемонтного завода, – тарелка перед Рустамом пустеет на глазах, видно, что он очень голоден. Солико кивнув, добавляет мяса и риса, наливает стакан молока.

Рустам доев, встает и прощается. Захватив полученные за работу сыр и молоко, скрипя самодельным деревянным протезом уходит. Солико, из кухни переходит в комнату и в ужасе вздрагивает. Отверстия в мебельном щите, которым Рустам заколотил окно, светятся солнечным светом словно два глаза. Хлопнув дверью, Солико выходит из комнаты, и ищет чем заткнуть отверстия. Находит старую газету, рвет ее в клочья и скомкав затыкает дыры. Глаза больше не светятся, но по-прежнему видны, – теперь, в тусклом свете, падающем из коридора, они выпуклые и серые – словно закатившиеся бельма покойника. В щелях светлого паркета чернеет кровь, оголилась ободранная стена. Девушке жутко, ее трясет, и она выходит из спальни. Амин видит какая Солико бледная и с тревогой спрашивает:

– Что случилось?

– Ничего, а где Арсен?

– Во дворе – с мальчишками дерется, – равнодушно отвечает Амин.

Рейтинг@Mail.ru