Евгений Ильичев
Ворожей Горин – Фолиант Силы
Глава 1
Все персонажи данной книги, равно как локации, названия организаций и события – вымышлены. Любые совпадения случайны. А если вам показалось, что где-то вы подобное уже видели, слышали, осязали или чувствовали иными органами чувств, то вам не показалось. Вы заворожены.
Часть 1 Фолиант Силы
Глава 1
Почти все пилоты – ребята суеверные. Не стал исключением и Сергей Васнецов. Правды ради, он и сам не помнил, когда именно начал верить во все эти дурацкие приметы. Все эти общепринятые знаки «свыше» и личные ритуалы вросли в его натуру не сразу. В эту чертовщину его затягивало постепенно.
С раннего детства маленький Сережа грезил небом. Мастерил воздушных змеев в детском саду, в школе ходил на кружок авиамоделирования, а после поступления в летку так и вовсе пропал с концами – небо стало для него вторым домом. После были армия, контракт с ВВС и пять лет добросовестной службы. В эпоху перемен, в так называемые «благословенные» девяностые, ему и его семье пришлось несладко. Армия разваливалась, самолеты гнили на земле, зачастую, прямо под открытым небом, жалование задерживали. Пришлось принимать волевое решение и уходить в гражданскую авиацию, где за следующие три года он успел налетать больше часов, чем за всю службу и учебку вместе взятые.
За все эти годы случалось всякое. Возможно, именно это «всякое» и заставило Сергея верить в разные приметы. Добрые и не очень. К примеру, сейчас Сергей сидел в кресле второго пилота и меланхолично разглядывал приютившегося на крыле новенького Гольфстрима-650 голубя.
– Плохая примета, – обронил фразу Сергей, особо ни к кому не обращаясь.
Первый пилот, Вячеслав Иванович Бортников, человек суровый во всех отношениях, тем не менее, потрудился ответить:
– Сейчас пройдутся деайсингом и смоет твою плохую примету к чертовой матери.
– И фоткаться зачем-то заставили… – также в пространство сказал Сергей. Затем он повернулся к первому пилоту и уже акцентировано спросил: – Зачем было фотографироваться на фоне самолета?
– Так пожелал заказчик, – флегматично ответил первый пилот, снимая форменную фуражку авиакомпании и натягивая на голову наушники. – Кто их, богатеев, знает, что у них на уме? Скорее всего, требования их службы безопасности. Не обращай внимания. А вот и пассажиры, кстати.
К самолету действительно подруливал дорогущий микроавтобус, из него, прячась за воротниками дорогих пиджаков и пальто, начали выходить люди. Четверо мужчин, одна женщина. Васнецов привстал и заглянул в левое смотровое окно через голову командира. Мужчин он увидел лишь со спины – те спешили подняться на борт. Ничем примечательным они не выделялись. А вот девушка… Молодая, еще, девушка их сопровождавшая, привлекла внимание Сергея. Васнецов не сразу понял, что с ней не так. Дело было не в том, что она была одета не по погоде – в Москве с утра стоял крепенький морозец и дул ледяной ветер. Простой брючный костюм и кипельно-белая рубашка со стоячим воротничком для такой погоды явно не подходили. Васнецова скорее смутило выражение ее лица. Болезненно-бледное, оно, казалось, не выражало никаких эмоций, кроме ненависти. Девушка проводила напряженным взглядом своих спутников, словно боясь, что те внезапно передумают и никуда не полетят, а после внезапно перевела свой взгляд на кабину пилотов. Сергей встретился с ней взглядами и был вынужден в спешном порядке вернуться на свое место.
Что-то в этом взгляде Васнецову не понравилось. Только, что? Бледность? Холод, нет даже не так – лед в глазах. В глазах… Точно, почему они были такими красными? Разве, бывают такие красные глаза? Кто она? Наркоманка? Проститутка? Чья-то дочь-мажорка, которую только вытащили из ночного клуба?
– Валя! – громко позвал бортпроводницу первый пилот. Странный вид молоденькой девушки капитана, похоже, никак не смутил. Опытный пилот привык не обращать внимания на пассажиров – кого он за карьеру не перевозил только. – Клиенты подъехали. Принимайте, рассаживайте, доложишь, как будете готовы.
– Хорошо, Вячеслав Иванович, – проворковала девушка и пошла в хвост самолета.
Через пять минут Валентина доложила о том, что все пассажиры на борту.
– Хорошо. Давайте там, как обычно, напитки, сервис, все дела. Готовимся к рулежке. Так, уточняем маршрут. Ты проверил NOTAM? – последняя фраза была адресована уже Сергею.
Ох, как же Васнецову хотелось сейчас сбежать из кабины. Буквально все в нем требовало этого поступка. Он и сам не мог понять, что послужило тому причиной. Неужели он испугался какой-то птицы? Что за вздор – бояться этих глупых примет? Нет, если бы Сергей Васнецов имел привычку быть с самим собой честным, он бы признался, что испугался ее – этой девушки. Но, с другой стороны, мало кто на свете имеет смелость сознаваться в своих страхах. Особенно перед самим собой. Сергей считал себя в первую очередь профессионалом, а потому быстро подавил в себе тревогу и это странное, необъяснимое желание покинуть борт. Сделав пару глубоких вдохов и уняв расшалившиеся нервы, он спокойно ответил первому пилоту:
– Да, всё чисто. Единственное – на рулёжке Bravo ремонтные работы, можем получить задержку.
– Ладно, подключусь к Внуково Ground. – Включив связь, капитан судна вызвал диспетчера: – Внуково Ground, добрый день, November-Tango-2345. На стоянке 36B, готовимся к вылету. Прошу разрешения на руление по маршруту в Kilo-One через FL400.
Сергей натянул на голову наушники и услышал ответ земли:
– November-Tango-2345, Внуково Ground. Принято. Ваша информация по вылету: руление через Echo, затем удержание перед Bravo. Ожидайте дальнейших указаний. Полоса вылета 24.
– Принято, – спокойно ответил первый пилот. – Руление через Echo до удержания перед Bravo, полоса 24. November-Tango-2345.
Пока шла передача, Васнецов еще раз прислушался к своим внутренним ощущениям и, решив, что просто не выспался сегодня, тоже включился в работу. Работа – она всегда отвлекает от дурных мыслей.
– Автопилот настроен, FL400 на первом эшелоне, – доложил он командиру. – Все системы работают. Топливо проверил, у нас 2,800 кг запас.
Вошла бортпроводница.
– Мы готовы, командир.
– Отлично. Как пассажиры?
– Всё в порядке, размещены. Подали напитки, все довольны.
– Вот и чудненько, – буркнул капитан и вновь связался с землей. – Внуково Ground, November-Tango-2345, пассажиры на борту, готовы к рулению.
Земля ответила через минуту:
– November-Tango-2345, рулите через Echo на предварительный. Полоса 24.
Все, с этого самого момента и у командира, и у второго пилота началась настоящая работа. Дурных мыслей уже ни у кого в голове не оставалось. Работу нужно выполнить. Выполнить так, как они умеют. Последовала рутинная проверка систем, затем рулежка. Короткая остановка. Ожидание указаний диспетчера. И можно взлетать. Взвыли турбины, самолет резво разогнался и плавно оторвался от земли.
Набрали высоту. Взяли курс. Включили автопилот. Поблагодарили диспетчера. Все, можно немного расслабиться.
– Кого везем, в курсе? – зачем-то поинтересовался командир у Васнецова.
– Шишки какие-то? – предположил Сергей, вновь вспомнив странные глаза единственной пассажирки на борту.
– А почему так спешно вылет готовили?
– Понятия не имею. Меня вызвонили среди ночи. Сказали, срочная халтурка. Так, по графику я только через два дня лечу в Рим. А что?
Сергею показалось, что его предполетная нервозность передалась первому пилоту.
– Да так… – неопределенно пожал плечами Бортников, следя за набором эшелона. – Может, по кофейку?
– Не, меня с него рубит.
– А я бахну. – Командир нажал кнопку внутренней связи. – Валя, освободишься, подай чашечку кофе, да покрепче.
Ответа не последовало. Бортников выждал несколько секунд и повторил просьбу. Тишина.
– Странно, – пробубнил первый пилот. Посмотришь, где они там? – Командир кивнул на запертую дверь.
– Так, не положено, Вячеслав Иванович… – затянул Сергей.
– Да ладно тебе, мы частники. У нас налицо две ленивые бортпроводницы, а полет предстоит долгий. Позови обеих, хочу сразу все точки над «i» расставить. От этого имидж всей компании зависит. Если они так клиентов будут обслуживать, у нас с тобой скоро совсем работы не будет.
Васнецов еще секунду сомневался, но поймав на себе взгляд более опытного товарища, все же снял свои наушники и прошел к запертой двери кабины.
– Камеру глянь сперва, – все же посоветовал первый пилот. – Мало ли что…
Сергей активировал небольшой экран и замер.
– Эм. Не работает.
– В каком смысле?
– Сами взгляните.
Сергей сделал шаг в сторону. Бортников обернулся и воочию увидел черный экран монитора.
– Вот, зараза! – Выругался он. – Машине, всего год, а уже сыпется. Вот оно – хваленое западное качество, (непечатно)!
– И что делать?
– Что, что – разбираться. Не в ладошки же нам ссать, коль приспичит.
– Аргумент, – пожал плечами Васнецов и отпер дверь кабины.
Первое, что ощутил Васнецов – страх. Простой животный страх, практически на уровне животных инстинктов. Он появился одновременно с резким металлическим запахом, ударившим по обонятельным рецепторам мужчины. Странно, но Сергею этот запах показался знакомым. Это же… Да, это был тот самый запах из детства. Давно забытый, стертый из подсознания, но все же такой знакомый.
На секунду Сергея пронзил яркий флешбэк – он, семилетний мальчуган, стоит посреди скотобойни отчима. Суровый отчим пытался вырастить из пасынка настоящего мужчину и посчитал этот нежный возраст подходящим для того, чтобы показать будущему защитнику Отечества смерть. Именно тогда этот запах и врезался Сергею в память. Сейчас в салоне бизнес-джета пахло так же, как тогда – на скотобойне. Пахло кровью. Пахло смертью.
Картину дополняла замогильная тишина. Обычно пассажиры не засыпают через пять минут после взлета. Обычно, в салоне звучит музыка, слышны разговоры, смех, споры бизнесменов или политиков, звон бокалов, дугой посуды. Обычно по салону порхают вездесущие бортпроводницы. Сейчас же был слышен лишь мерный шум двигателей в хвосте да свист вентиляции.
Сергей еще не видел, что именно творится в салоне – перед ним была преграда в виде плотной двустворчатой шторы, отделявшей салон от головной части. Но, что-то подсказывало второму пилоту, что отодвинь он эту штору и с его миром случится нечто непоправимое.
– Ну что там? – послышался голос первого пилота из кабины. – Они что уснули там все?
Сергей сделал два шага к шторке. Он и сам не понимал, зачем делает это – все его инстинкты вопили, кричали благим матом, заставляя его вернуться в кабину, запереться там и запросить экстренную посадку на ближайшем аэродроме. Но что он скажет командиру? Что ответит диспетчеру, когда тот поинтересуется о причинах нештатной ситуации? Нет, он должен увидеть все своими глазами, должен понять, что происходит и только тогда…
Еще шаг и Васнецов оказался прямо перед шторой. Он осторожно отогнул одну из створок и отшатнулся. Сперва ему показалось, что слишком уж разбушевавшаяся фантазия сыграла с его разумом некую злую шутку. По какой-то неведомой Васнецову причине, он увидел весь салон в красном цвете. Этот цвет был практически везде. Словно, какой безумный художник-экспрессионист поливал первые попавшиеся ему предметы интерьера красной краской прямо из банки. Пол, потолок, иллюминаторы, широкие спинки кресел белой кожи – все было в красных подтеках. Кто и когда успел перекрасить салон? Это что, шутка такая? Странные бизнесмены решили так почудачить? О-о-о нет, шепнуло Васнецову подсознание правду. Это не краска. Это кровь. И она в салоне повсюду.
Словно в бреду, Васнецов отодвинул штору и медленно прошел в салон. На автомате он схватился за спинку ближайшего кресла, но тут же одернул руку – она попала во что-то горячее и липкое. Сергей с ужасом посмотрел на трясущиеся пальцы. Они были в крови. Он с ужасом перевел взгляд на кресло. В этот же миг самолет накренился, меняя курс, и, повинуясь силам гравитации, под ноги второму пилоту грузно свалилось обезглавленное тело. Синхронно первому телу, с двух кресел располагающихся в центре салона вывалилось еще два тела, завалив собой проход в хвостовую часть.
Странно, но вся эта картина не вызвала у пилота отторжения. Мозг, словно отказывался верить в реальность увиденного. Страх накрыл Васнецова лишь, когда самолет медленно выровнялся и накренился на другой борт. Очевидно, потребовалась корректировка курса на эшелоне. Нет, рухнувшие в проходе тела никуда не делись, а вот их головы от такого маневра, тремя неровными мячиками перекатились с лева направо, да так и замерли у правого борта. На Васнецова уставились чьи-то остекленевшие глаза, полные удивления. Казалось, оторванная, да-да, именно оторванная от тела голова покойника удивлялась такой реакции пилота.
– Тебе разве не странно наблюдать меня тут, на полу, Васнецов? Отдельно от тела? Сережа, да что ты за человек-то такой? Может, все же наберешься храбрости и выяснишь, что тут произошло? – вопрошала усатая голова покойника.
Теоретически, Васнецов должен был вернуться в кабину, запереться и доложить об увиденном командиру борта. Но он не сделал этого. Он оцепенел. Стоял на ватных ногах и тупо смотрел на всю эту странную картину в салоне. И неясно, сколько бы времени он так стоял, если бы не этот странный звук в голове. Он доносился до сознания Сергея, словно из-под воды, медленно но верно вытаскивая его на поверхность бытия. Через секунду звук принял более отчетливый характер. До него доносился чей-то голос. Женский голос.
Васнецов еще раз обвел салон взглядом, пытаясь локализовать источник звука, и понял, что доносится он из туалетной комнаты в голове самолета.
«Как же здорово, что не из хвоста», – подумал Сергей. Туда ему почему-то не хотелось идти. Что-то ему подсказывало, что именно там он обнаружит… А что, собственно, он обнаружит в хвосте? Того, кто все это сделал? Кто вообще был способен на «ТАКОЕ»?
Ладно, этот вопрос Васнецов решил отложить на «сладенькое». Сейчас нужно разобраться с бормотанием, доносившимся из туалетной кабинки. Сергей вернулся за шторку. Голос тут звучал четче.
– Серега! – вновь послышался голос первого пилота. – Ты куда пропал? Что с клиентами?
Отвечать Васнецову не хотелось. Вообще ничего не хотелось. Он уже разбирал отдельные слова из бормотания, что доносилось из-за прикрытой двери туалетной комнаты. Это была молитва. Одним резким движением он открыл дверь и обнаружил двух пропавших бортпроводниц. Слава богу, живы. Девушки сидели на полу тесной кабинки друг напротив друга, поджав ноги. Галина, была без сознания. Хотя, нет, глаза ее были открыты, вернее сказать, неестественно широко распахнуты, но смотрела она в одну точку. Ее пустой взгляд был направлен куда-то сквозь Валентины. Вторая бортпроводница, никак не отреагировав на появление Сергея в проходе, находилась почти в том же состоянии, с одной лишь разницей. Нервно сжимая руки подруги, она истово молилась.
– Господи, Иисусе Христе, сыне Божий, помилуй меня, грешную… – твердила она монотонным голосом, не умолкая ни на секунду. – Господи, Иисусе Христе, сыне Божий… – очевидное шоковое состояние девушки, в этой незамысловатой молитве, зацикленной до автоматизма, послужило ее психике неким защитным механизмом.
Васнецов медленно присел на корточки и постарался привести девушек в чувство. Но те и не думали обращать на него внимания. Сергей, как мог, привлекал к себе внимание девушек: брызгал водой в лица, тряс их за плечи, даже дал легкую пощечину Валентине. Но все было тщетно. Для девушек в этой тесной кабинке Васнецова не существовало. Тут находились только они и их страх. Животный, на уровне помешательства, страх. Валентина даже на пощечину не отреагировала, упорно повторяя одни и те же слова молитвы. Ее голова лишь слегка дернулась от легкого удара, словно Сергей бил не живого человека, а куклу, у которой зависла звуковая плата. Она даже молитву свою не прервала. Она сейчас была не здесь.
Так ничего и не добившись от бортпроводниц, Сергей решил вернуться в кабину и доложить о ситуации первому пилоту. Он поднялся, сделал шаг назад и аккуратно прикрыл дверь туалетной комнаты. На всякий случай запер ее. Не ровен час, девушки придут в себя и начнут истерить. Бегай потом по залитому кровью салону, успокаивай их… Пусть, лучше тут побудут.
– Командир, тут творится, что-то стран… – свою фразу Васнецов завершить не успел. Слова попросту застряли у него в горле. Начав говорить еще у санузла, он сделал всего пару шагов до кабины и уставился на стеклянный взгляд первого пилота. Тот по-прежнему сидел за штурвалом. Его руки висели вдоль туловища. А голова была развернута на сто восемьдесят градусов. Замершим своим взглядом он смотрел на вошедшего Васнецова. Сейчас первый пилот больше походил на удивленную сову из тех передач по Нешенал Географикс, что крутят по кабельному ТВ. С одной лишь оговоркой – для сов такое поведение было нормой, а вот живой человек так крутить головой не мог.
Странно, но Васнецову эта картина показалась забавной. Он издал глупый смешок и на автомате отшатнулся назад. Нет, крутилось в его голове, такого просто быть не может. Все, что тут творится, это лишь плод его воображения. Нет, даже не так – скорее всего во время набора высоты случилась какая-то нештатная ситуация. Борт сейчас разгерметизирован, воспользоваться кислородными масками никто не успел. Ничего из того, что уже увидел Сергей, на самом деле не было. Салон не залит кровью, головы пассажиров не катаются по полу, стюардесс в туалете нет, они тоже сидят на своих местах без сознания. Борт летит заданным курсом на автопилоте. А все они спят. Просто спят. Все дело в гипоксии. Иного объяснения просто и быть не могло.
Убедив себя в собственной версии происходящего, Васнецов сделал еще шаг назад, но тут же наткнулся на какую-то помеху. Испугавшись, он резко обернулся и столкнулся взглядом с каким-то мужчиной.
«Ну, слава богу, – пронеслась мысль в голове, – хоть, кто-то живой».
Мысль сменилась ужасом сразу после того, как Сергей опустил взгляд с вымученного лица мужчины, который тщетно хватал ртом воздух, на его живот. Откуда-то из-под его реберной дуги торчала окровавленная рука.
– Что за…
Сергей опять перевел взгляд на лицо пострадавшего, но на этот раз увидел сразу два взгляда. Из-за плеча грузного мужчины на Сергея смотрели те самые, горящие красным, глаза девушки. Ее бледное лицо не выражало никаких эмоций. Она просто смотрела на Сергея, выглядывая из-за плеча своей жертвы. Да-да, именно жертвы. Это ее рука торчала из живота мужчины. Она надела его на себя, словно куклу и, несмотря на разницу в габаритах (мужчина был раза в два крупнее ее самой), легко управлялась с его тушей.
– Вы не будете против, если мы тут постоим немного? – Словно между делом, поинтересовалась девушка.
– З-зачем? – выдавил из себя бессмысленный вопрос Сергей.
– Хочу, чтобы мой знакомый был в первых рядах, когда все случится, – улыбнулась девушка, обнажив белоснежную клыкастую улыбку.
– Что случится?
– Вернись за штурвал, – ледяным тоном приказала девушка.
Противиться ее голосу Васнецов не мог. Полностью осознавая, что сейчас произойдет, он развернулся и уселся в кресло второго пилота.
– Бери управление.
Васнецов отключил автопилот и взял штурвал в свои руки.
– Ты знаешь, что делать, – тем же ледяным тоном произнесла жуткая девушка.
Васнецов кивнул, словно в трансе, и отклонил штурвал от себя. Самолет тут же клюнул носом. Приборы показывали интенсивный набор скорости. Стрелка альтиметра, бешено завертелась, символизируя своеобразный обратный отсчет.
Васнецову не было страшно. Васнецову не хотелось что-либо менять. Он четко зал, что погибнет через минуту. И четко знал, что хочет этого. Последнее, что он услышал в своей жизни, это истеричный визг приборов, сигнализирующий об опасности столкновения с землей и не менее истеричный крик того грузного мужчины. В отличие от Сергея, этот человек полностью осознавал, что именно происходит. Последних слов девушки, Сергей слышать не мог – их расслышал только тот, ради кого она все и затеяла. И на этот раз в ее голосе звучали не лед и металл – ее голос был полон ненависти и торжества:
– Вот так они погибли, сука!
Глава 2
Сапог вызвал к себе на ковер внезапно. Вилкина уже заканчивала разгребать свои «авгиевы конюшни» битком набитые делами, протоколами допросов подозреваемых, опросами свидетелей и прочей текучкой, из которой, собственно, и состояла работа следователя.
Не успела Катерина вернуться на службу после вынужденного «простоя», связанного с ее пребыванием в госпитале, как на нее навесили все, что только можно было навесить на рядового следака. После провального для Вилкиной дела о маньяке, оставлявшем клейма на своих жертвах, ее карьера откатилась в самое начало. Ее понизили до помощника следователя, что сулило Катерине еще несколько лет рутины и прозябания на дне карьерной лестницы. Еще вчера, перспективная и амбициозная, капитан Вилкина рассчитывала на повышение и перевод в Следственный Комитет РФ. А уже сегодня такое фиаско… Расчет руководства был простым – повторно этот «путь война» ни один человек в здравом уме и светлой памяти пройти не захочет. Однако, в случае Катерины Вилкиной, руководство просчиталось. Девушка приняла наказание безропотно, поскольку понимала правила игры.
Вливаться в работу с нуля было непросто. Поначалу Катерине приходилось даже ночевать в отделе. И это если не брать в расчет стандартные три суточных дежурства в месяц. Вилкина понимала, что все эти мучения – не что иное, как часть ее наказания, попытка выжить ее из органов. И именно это понимание ситуации позволило девушке проявить недюжинное упорство и продолжить работать в органах.
Бунтовать было бессмысленно, а потому, Катерине пришлось подходить к этому периоду жизни с философских позиций. Кстати, крылатая фраза царя Соломона, по легенде выгравированная на одной из сторон его перстня, о том, что, мол, «И это пройдет», для Вилкиной сработала на все сто процентов. Уже через пару недель такого цейтнота Катерина втянулась в процесс, а спустя месяц, подстроилась и под новые реалии своей трудовой деятельности. Правда, для этого ей пришлось исключить из своего распорядка дня пару приемов пищи, и забыть такие понятия, как «нормальный сон» и «личная жизнь». Первый пункт любой девушке только на руку – не будет проблем с лишним весом, а с остальными у Вилкиной и так был голяк. Адекватной личной жизни у Катерины не водилось со студенческой скамьи, а нормальный сон светил лишь в случае введения в общий наркоз. Все остальное время, Катерину преследовали кошмары, родом из ее отрочества.
Разумеется, такие лишения не остались напрасными – Вилкина в кратчайшие сроки смогла влиться в нелегкий производственный процесс, а вместе с этим умудрилась и дать стране «угля», то есть, выполнить прогноз по направлению дел в суд – своеобразный план для следователей.
– Зараза, – вполголоса выругалась Катерина, положив трубку внутренней связи, – меня уже час, как не должно быть на рабочем месте. С чего он вообще взял, что может… Хотя…
Девушка вдруг осеклась. Это же Сапогов, что с него взять? Он всегда был самодуром и Катерина уже давно привыкла и к такому обращению с собой, и к своей незавидной участи. Или не привыкла? Если нет – привыкнуть все же стоило бы, поскольку иного пути сделать мир чище Катерина пока не знала.
Ладно, заставлять ждать полковника, было не принято. От подчиненных начальник районного уголовного розыска Виктор Геннадьевич Сапогов требовал (и, от части, он был прав) немедленной реакции на любое свое «фи». Работа их была, мягко говоря, не самой регламентированной. В любой момент, в любую секунду могло произойти нечто такое, что требовало от него самого, и от его подчиненных незамедлительной реакции.
Вилкина взглянула на часы – половина десятого вечера. Тут одно из двух – либо в городе что-то стряслось, либо всплыл какой-нибудь ее косяк. Гадать на кофейной гуще было некогда, а потому Вилкина незамедлительно направилась в кабинет начальника. А что гадать – сейчас, собственно, все и вскроется.
Катерина собрала вещи, выключила компьютер, погасила свет и вышла из своего кабинета – возвращаться она сегодня уже не планировала. Проходя по вымершему коридору мимо кабинета, принадлежащего, некогда, Ромке Звягинцеву, Вилкина уже привычным усилием воли подавила ощутимый укол боли в груди. Оперативник погиб, выполняя ее, Вилкиной задание. Погиб, впутавшись туда, куда Вилкиной приказали не впутываться.
Тут следует отметить, что «следователь» в нашей стране профессия специфическая. Де-юре подразумевается, что каждый следователь процессуально самостоятелен. Это означает, что любой следак сам решает, как ему работать с тем или иным делом. Но, по факту, над любым следаком имеются начальники. У тех начальников есть свои начальники и так далее по списку. Вилкина же решила пойти против шерсти и сломать систему. Не вышло – система легко ломается только в кино, ну или в романах писателей, по которым это кино после и снимают. В реальной жизни существует слишком много условностей и вводных, заставляющих человека становиться простым винтиком в отлаженных годами и десятилетиями механизмах под названием Управление Внутренних Дел и Следственный Комитет.
Да, строптивый характер Вилкиной заставил ее пойти против системы, и ей даже удавалось некоторое время плыть против течения. Но жизнь – не роман. В жизни любая попытка переломить то, что отлажено годами, может привести к фиаско. И полгода назад Вилкина была близка к такому фиаско. Отделалась она тогда, можно сказать, легким испугом. В том замесе, в который она попала по собственной же глупости, ей переломали ребра (спасибо штатному бронежилету) да проделали нештатное отверстие в боку. Ромке Звягинцеву повезло меньше, он погиб. Его смерть Вилкина, разумеется, записала на свой воображаемый «счет» и вот уже несколько месяцев боролась с этой болью, как могла. Сначала на больничной койке боролась, приходя в себя после ранения, а после и дома. Для своих сослуживцев и подчиненных она проходила реабилитацию, но по факту, находилась под прессом внутренней проверки.
Ребра после переломов срослись довольно быстро. Да и дырка в боку порадовала отсутствием осложнений – на Вилкиной вообще все раны заживали, как на собаке. По большей части, в физическом плане реабилитировать Вилкиной было нечего. Страдало не тело – страдала ее психика. Не каждый день своим руками роешь могилу хорошим парням, это, во-первых, а во-вторых, далеко не каждый день люди открывают для себя мир, о котором раньше только в фэнтезийных романах читали.
Пока шла, так называемая, проверка СБ, Катерине пришлось еще и разбираться в сложностях и хитросплетениях отношений разных силовых ведомств. Кто, в итоге, кому подчиняется Вилкина так и не поняла. В свете новых вводных, предоставленных полковником Смирновым (он же отец Евгений), Вилкина пришла к мысли, что в этом вопросе сам черт ногу сломит. Попыхтев над этой задачкой с недельку, и не найдя очевидного ответа, Катерина решила забить на этот вопрос и заняться более приятным для любой девушки делом – самоедством. Пусть себе проверяют – Катерина же официально проходит реабилитацию, вот и нечего голову забивать всякой ерундой.
Разумеется, основным реабилитирующим фактором для Катерины на какое-то время стал алкоголь. А после того, как огненная вода перестала производить должный терапевтический эффект, Вилкина взяла себя в руки и нашла силы признаться самой себе: «В смерти Романа Евгеньевича Звягинцева виновата она и только она». И ей теперь с этим жить.
Катерина приняла эту мысль, и была готова к любому наказанию. Изменить она уже в любом случае ничего не могла – все уже случилось. По головке Катерину за самоуправство, разумеется, никто не погладил – заслуженное наказание в виде лишения очередного повышения в звании, строгого выговора с «занесением» и понижении в должности она уже понесла. И это было странным решением, поскольку само дело Горина попросту замяли. Теоретически Вилкину просто не за что было наказывать. Дело о маньяке, оставлявшем трупы в парках, закрыли в связи с гибелью главного подозреваемого. К слову, вешать все трупы на гражданина Евросоюза, убившего Звягинцева и посягавшего на жизни Вилкиной и отца Евгения не стали. Видимо, побоялись международного резонанса. Козлом отпущения в этой истории сделали погибшего наркомана Кирилла Бражникова. Ну а что тут поделать – политика, что б ее. Удобно, когда главные подозреваемые мертвы. Можно выкрутить все так, как необходимо следствию. Катерине же даже не пришлось дело закрывать – за нее все сделали коллеги, пока она лежала в госпитале. На ее резонные вопросы по этому делу ей строго так ответили, что, мол, нет больше никакого дела о маньяке. Нет, и не было никогда. Беседу с ней тогда проводил тот странный гэбэшник, который, как поняла Вилкина, курировал в стране дела мира Ночи и являлся непосредственным начальником отца Евгения.
– Забудьте, Екатерина Алексеевна, вы это дело, – уговаривал он Вилкину, сидя возле ее постели сразу же после того, как девушка пришла в себя. – Это высшая лига. Туда простым смертным путь заказан. Иначе нам придется работать с вами несколько иными методами. Нет никакого мира Ночи. Все, что вы могли узнать в ходе расследования дела о маньяке – простая манипуляция с сознанием. Мира Ночи не существует.
На нет, как говорится, и суда нет – убиваться конкретно по этому поводу Вилкина и не планировала. У нее был куда более изощренный план наказания самой себя. Она боялась себе признаться, но где-то в глубине души планировала закончить собственную карьеру и жизнь приблизительно так же, как сделал это стеснительный и сентиментальный Рома Звягинцев. Она попросту сгорит на работе, делая этот мир чище. И это ее последнее слово. Осталось лишь разобраться, какой именно мир ей хотелось сделать чище – этот, с маньяками, криминальной мокрухой и бытовыми убийствами, или тот, о котором она узнала совсем недавно, и забыть о котором, уже вряд ли получится. Как бы того ни просил генерал ФСБ.
– Вызвали, Виктор Геннадьевич? – В кабинет начальника Вилкина лишь голову просунула, надеясь на короткое замечание или легкий втык. Не тут-то было.
– А, вы? – Сапогов коротко взглянул на торчащую в дверном проеме голову. – Да, вызывал. Заходите, садитесь.
Вилкина прошла и присела на «стульчик» – так в их отделе называлось до безобразия неудобное кресло, которое Сапогов поставил напротив себя специально для того, чтобы получающий от него втык подчиненный чувствовал себя максимально дискомфортно. От этого «стульчика», для чего-то привинченного к полу, было одинаково далеко как до всех стен, так и до выхода из кабинета. Человек сидел, словно прыщ на кончике начальственного носа и не мог никуда деться от его испепеляющего взгляда. Теоретически, восседавший на «стульчике» подчиненный должен был чувствовать себя одиноко и униженно – что-то вроде наказания «углом» в детстве, только для взрослых. Бывалые «залетчики» к Сапогу на «стульчик» ходили с каким-нибудь делом или с целым ворохом документов в руках. Ими хотя бы прикрыться можно было, и пальцы рук занять. Вилкина же сейчас скромно прикрылась своим дамским рюкзачком. Волноваться она не планировала. Все хреновое, что могло с ней произойти в плане карьеры – уже произошло. Ниже помощника следователя упасть уже не получится.
