Евгений Никитин
Советский граф Алексей Толстой
Третейский суд
Убежденный в вине А. Н. Толстого, Ф. К. Сологуб 6 февраля 1911 года написал поэту и переводчику Ю. Н. Верховскому (аналогичные письма были посланы и другим лицам):
«Дорогой Юрий Никандрович,
я с большим огорчением узнал, что Вы продолжаете поддерживать отношения с графом Алексеем Николаевичем Толстым. Образ действия графа Ал. Ник. Толстого таков, что для меня невозможно быть в обществе его друзей.
Преданный Вам Федор Тетерников».
В тот же день автор «Мелкого беса» получил ответ:
«Дорогой и глубокоуважаемый Федор Кузьмич,
мне было очень грустно читать Ваше письмо. Вы как бы спрашиваете меня, какие отношения предпочту я: с Вами – или с А. Н. Толстым? Неужели возможно ставить этот вопрос?.. Теперь же отношения между мною и Толстым невозможны».
Тогда же Ю. Н. Верховский отправил А. Н. Толстому письмо с извещением о прекращении отношений. Алексей Николаевич посчитал себя оскорбленным и решил обратиться в третейский суд, где главным арбитром хотел бы видеть В. И. Иванова, 8 февраля 1911 года написал ему:
«Глубокоуважаемый Вячеслав Иванович, сегодня был у Вас и мне сказали, что Вы в Москве, не знаю, когда возвратитесь, и потому пишу Вам, так как то, о чем хочу спросить, довольно срочно.
Дело в том, что Ю. Н. Верховский прислал мне оскорбительное письмо, и я вызываю его на третейский суд.
Никто, как Вы, можете быть судьей в этом очень запутанном деле, где замешано еще несколько человек; Вам я и хочу доверить мою честь.
Ваше согласие было бы для меня очень драгоценно».
В 1910–1912 гг. – Толстой снимал квартиру в доходном доме И. И. Круглова (Невский проспект, 147)
В. И. Иванов согласился быть суперарбитром. Посредниками на суде со стороны Ю. Н. Верховского были А. А. Блок и Е. В. Аничков, со стороны А. Н. Толстого – Г. И. Чулков и А. С. Ященко.
Суд, состоявшийся 15 февраля 1911 года, установив всю подоплеку рассматриваемого инцидента, принял взвешенное решение. С одной стороны, иск А. Н. Толстого к Ю. Н. Верховскому был удовлетворен. Но в то же время графа обязали письменно извиниться перед Ф. К. Сологубом. Исполняя судебное решение, Алексей Николаевич написал:
«Милостивый Государь,
Федор Кузьмич,
осуждая свой образ действия, приношу Вам вместе с заявлением моей готовности дать Вам дальнейшее удовлетворение, мои полные извинения, поскольку Вы справедливо можете признать себя оскорбленным в лице Анастасии Николаевны, и покорнейше прошу Вас передать таковые же извинения самой Анастасии Николаевне.
Примите уверения в моем совершенном почтении».
Данное письмо сопровождалось заключением судей:
«Слова “поскольку Вы справедливо можете признавать себя оскорбленным” значат, по мысли графа А. Н. Толстого, “так как Вы справедливо можете признавать себя оскорбленным”, – в чем свидетельствуем подписью в силу данных нам графом А. Н. Толстым полномочий
Вячеслав Иванов
А. С. Ященко
Георгий Чулков
Евгений Аничков
Александр Блок 15 февраля 1911».
Через несколько дней письмо с извинениями А. Н. Толстой отправил и А. М. Ремизову:
«Глубокоуважаемый Алексей Михайлович.
Я рад возможности, после выяснения третейским судом известного Вам инцидента, в разбирательстве которого я не преминул опровергнуть Ваше в нем участие, по моей ошибке приписанное Вам, и после Вашего письма Вячеславу Ивановичу, из которого вижу, что Вы не затрагивали чисто нравственных моих отношений к вещам в разговоре и между нами происшедшими, принести Вам искренние извинения за мои сгоряча сказанные слова, которые не соответствовали моему уважению к Вам. Я хочу надеяться, что заявления в этом письме и на суде загладят последствия неосторожного произнесения мной Вашего имени, связанного с этим инцидентом, о чем чистосердечно сожалею и извиняюсь».
Конечно, Ф. К. Сологуб и особенно А. Н. Чеботаревская, являвшаяся мотором случившегося скандала, в истории с отрезанным обезьяньим хвостом выглядят не очень красиво (из мухи сделали слона). Но для нас важнее внимательнее посмотреть на А. Н. Толстого. Он, безусловно, не предполагал, что его «шутка» (подумаешь, отрезал у чужой шкуры хвост) будет так серьезно воспринята, поскольку не привык задумываться о том, как его поступки отражаются на окружающих людях. Главным для него было – исполнить свою прихоть. Он был избалованным маменькиным сынком. Александра Леонтьевна говорила сыну правильные слова: нельзя забывать об окружающих и думать только о себе. Но с другой стороны, она исполняла все прихоти ребенка. В результате у него родилась теория о якобы прогрессивной роли эгоизма в истории человечества.
Снова Париж
Алексею Николаевичу в Петербурге стало очень неуютно, и он решил развеяться – поехать за границу, да и беременную жену надо было оградить от лишних волнений. С. И. Дымшиц вспоминала:
«В конце 1910 года я забеременела. Мы оба очень хотели, чтобы ребенок оказался дочерью.
Алексей Николаевич окружил меня большой заботой. Мы стали меньше выезжать в гости, много гуляли…
В мае 1911 года я с нашим знакомцем профессором А. С. Ященко и его женой Матильдой выехала в Париж. Алексей Николаевич не мог поехать со мной, так как был на время призван в армию, но уже через два месяца он освободился и приехал ко мне.
Устроились мы в Париже на квартире Елизаветы Сергеевны Кругликовой, которая на время уезжала в Петербург и охотно предоставила нам свое жилище. Через улицу жили гостившие в Париже русские художники-карикатуристы “Сатирикона” Николай Радлов и Реми (Ремизов). Алексей Николаевич обходился с ними очень “строго”: отлучаясь из дому, он заставлял их сидеть у окна их комнаты, из которого была видна мастерская Кругликовой, и прислушиваться ко мне, чтобы в случае внезапных родов я могла послать их за врачом.
Встречались мы в Париже и с поэтом Николаем Минским, одним из первых русских символистов, человеком, который начинал писать еще во времена Надсона…
Десятого августа у нас родилась дочь, которую окрестили в русской церкви в Париже, дав ей имя Марианна. Имя было взято из Тургенева, из романа “Новь”, который очень любил Алексей Николаевич.
Вскоре с маленьким ребенком на руках и в сопровождении той же четы Ященко мы двинулись в обратный путь, на родину».
В Петербург Толстые вернулись в октябре. Через несколько дней, 20-го числа, на квартире поэта С. М. Городецкого состоялось первое собрание литературного объединения «Цех поэтов» (из этих встреч несколько позднее возник акмеизм, его наиболее яркие представители: А. А. Ахматова, Н. С. Гумилёв, О. Э. Мандельштам). На собрании был А. А. Блок. Он в тот же день записал в дневник:
Отель-де-Виль, Париж
«Безалаберный и милый вечер. Кузьмины-Караваевы, Елизавета Юрьевна читает свои стихи и танцует. Толстые – Софья Исааковна похудела и хорошо подурнела, стала спокойнее, в лице хорошая человеческая острота. Тяжелый и крупный Толстой рассказывает, конечно, как кто кого побил в Париже…
Молодежь. Анна Ахматова. Разговор с Н. С. Гумилёвым и его хорошие стихи о том, как сердце стало китайской куклой…
Было весело и просто. С молодыми добреешь».
Позднее, в 1918 году, поэт Василий Гиппиус в статье «Цех поэтов» написал:
«Осенью 1911 года… на квартире Сергея Городецкого было первое собрание – сначала только приглашенных. Потом собирались они также и у Гумилёва – в его своеобразном домике в Царском Селе, изредка у М. Л. Лозинского. Собирались весь первый год очень часто – три раза в месяц. Гумилёв и Городецкий были “синдиками” и по очереди председательствовали. Новых членов цеха выбирали тайной баллотировкой, после того, как читались вслух их стихи… скоро отошли старшие поэты из числа приглашенных (Блок, Кузмин, Ал. Н. Толстой, Вл. Пяст и некоторые друг.)… Самыми прилежными, не пропускавшими почти ни одного собрания были – Анна Ахматова, Ел. Кузьмина-Караваева, Зенкевич, Нарбут, Мандельштам, Лозинский, Георгий Иванов, Моравская и я. И, конечно, синдики».
Собор Парижской Богоматери на о. Ситэ, Париж
Действительно, в «Цехе поэтов» А. Н. Толстой пробыл недолго. Таким же коротким оказалось его пребывание в открытом в Петербурге в конце 1911 года артистическом кафе «Бродячая собака». Везде в столице ощущалось «послевкусие» от отрезанного обезьяньего хвоста.
Глава четвертая
(1912–1919)
В Москву и далее
ПИСАТЕЛЕМ СОЗДАНЫ ПРОИЗВЕДЕНИЯ:
пьесы «Нечистая силы», «Касатка», «Любовь – книга золотая», рассказы «Наваждение», «День Петра», повесть «Лунная сырость» («Граф Калиостро»)
Хронологическая канва
1912, осень – А. Н. Толстой с С. И. Дымшиц переезжает в Москву.
1913, весна – А. Н. Толстой едет в Париж, знакомится с И. Г. Эренбургом.
Лето – поездка писателя по Волге.
Декабрь – А. Н. Толстой в Москве знакомится с Н. В. Крандиевской.
1914, лето – разрыв с С. И. Дымшиц, А. Н. Толстой увлекается М. В. Кандауровой.
19 июля – Германия объявляет войну России.
Декабрь – А. Н. Толстой и Н. В. Крандиевская начинают совместную жизнь.
1915, декабрь – на репетиции «Нечистой силы» А. Н. Толстой знакомится с актером Н. М. Радиным.
1916, 20 января – премьера спектакля по пьесе А. Н. Толстого «Нечистая сила» в Московском драматическом театре.
Февраль – март – поездка А. Н. Толстого в Англию и Францию в составе делегации русских журналистов.
12 декабря – премьера спектакля по пьесе А. Н. Толстого «Касатка» в Московском драматическом театре.
1917, 14 февраля – в Москве родился сын А. Н. Толстого Никита.
Конец февраля – в Петрограде происходят волнения, вызванные перебоями в поставках продовольствия. Создаются Совет рабочих и солдатских депутатов и Временный комитет Государственной думы, затем – Временное правительство. Произошла Февральская революция.
2 марта – Николай II отрекается от престола.
7 мая – венчание А. Н. Толстого и Н. В. Крандиевской.
25 октября – пало Временное правительство, произошла Великая Октябрьская социалистическая революция.
1918, 5 января – в Петрограде в Таврическом дворце началось первое (и последнее) заседание Учредительного собрания.
6 января – декрет ВЦИК о роспуске Учредительного собрания.
Зима – А. Н. Толстой обращается к исторической теме – пишет рассказы «Наваждение» и «День Петра», изучает работу Н. Я. Новомбергского «Слово и дело государевы».
Начало августа – А. Н. Толстой с семьей выезжает из Москвы на Украину.
9 октября – в театре Корша премьера спектакля «Смерть Дантона» по переработанной А. Н. Толстым пьесе Г. Бюхнера.
1919, начало года – А. Н. Толстой работает над пьесой «Любовь – книга золотая» и повестью «Лунная сырость» («Граф Калиостро»).
Переезд в первопрестольную
Лето 1912 года Толстые провели в Коктебеле, а осенью переехали в Москву. Первое время жили у художника, члена объединения «Мир искусства» Константина Васильевича Кандаурова. С. И. Дымшиц вспоминала:
«Мы остановились у Кандауровых и с их помощью подыскали себе квартиру в новопостроенном особняке на Новинском бульваре, доме 101, принадлежавшем князю С. А. Щербатову».
Алексей Николаевич к этому времени приобрел прочное литературное имя. Его первая книга прозы – «Сорочьи сказки» (СПб., 1910) – была восторженно встречена критикой. Вторая книга стихов – «За синими реками» (М., 1911) – весьма доброжелательно. Петербургское издательство «Шиповник» в 1911–1912 годах выпустило два тома его «Сочинений» (на обложках было напечатано «Повести и рассказы»), положительно оцененных критикой.
Весной 1910 года творчество А. Н. Толстого не оставило равнодушным М. Горького. В конце мая он написал беллетристу А. В. Амфитеатрову:
«Обратите Ваше внимание на графа Ал. Ник. Толстого. Это – юный человек, сын Толстого – губернского пред<водителя> дворянства в Самаре, родственник И. С. Тургенева. Хорошая кровь».
Через два месяца повторил:
«Обратите внимание Ваше на Алексея Н. Толстого, прочитайте его “Заволжье” и рассказы в “Аполлоне” – стоит!»
А еще через три месяца, около 24 октября, М. Горький послал А. В. Амфитеатрову только что вышедший первый том «Сочинений» А. Н. Толстого с просьбой: «Прочитав – возвратите». Александр Валентинович, получив книгу, быстро ее прочитал и уже 25 октября написал на Капри:
«Дорогой Алексей Максимович.
Алексеем Толстым я не то что изумлен, восхищен, а просто раздавлен. Это такая сила прет, что я даже не знаю, чего от него ожидать можно. Какой-то словесный Роден, чтобы не беспокоить – оставить про запас – тень Микель Анджело. Есть страницы, от которых пахнет не то что огромным талантом, а, даже страшно вымолвить, гением».
Примерно за год до переезда А. Н. Толстого в Москву, в ноябре 1911 года, в столице состоялось Учредительное собрание «Издательского товарищества писателей». В документах, связанных с регистрацией Устава Товарищества, его официальными учредителями названы В. Н. Лады-женский, В. В. Муйжель и А. Н. Толстой (высочайшее утверждение Устава «Издательского товарищества писателей» последовало только 23 июня 1912 года). Руководство деятельностью Товарищества осуществляло правление: Е. Н. Чириков (председатель), В. В. Муйжель, С. Н. Сергеев-Ценский и заведующий издательством Н. С. Клёстов (ему в работе активно помогал Н. Ф. Олигер).
До утверждения Устава Товарищество вынуждено было заключить с М. В. Аверьяновым, доверенным лицом одной фирмы на хлебной бирже в Петербурге, имевшим у себя на квартире (Фонтанка, д. 38, кв. 21) небольшой книжный склад, договор о финансировании Товарищества 1500 рублями. Покрытие данной ссуды предполагалось средствами, полученными от реализации книг, которые издательство обязано было сдавать на хранение М. В. Аверьянову.
Как большинство существовавших тогда объединений литераторов, Товарищество решило выпустить сборник, который должен был показать лицо нового писательского сообщества. «Сборник первый издательского товарищества писателей» увидел свет в феврале 1912 года. В нем был напечатан роман А. Н. Толстого «Хромой барин». 28 февраля 1912 года Алексей Николаевич написал Н. С. Клёстову:
«Дорогой Николай Семенович.
Альманах вышел и разослан, а карман мой пуст».
Через несколько дней написал повторно:
«Многоуважаемый Николай Семенович, я работал всю зиму над романом, Вы пришли ко мне с предложением купить, предложили маловыгодные для меня условия, и, чтобы помочь Товариществу, я Вам отдал роман, веря, что условия будут выполняться свято. Поэтому будьте столь добры прислать мне запоздавшие уже на неделю в высылке 250 рублей по адресу: Волынская губ. Ст. Колки, им<ение> Куликовичи, Марии Леонтьевне Тургеневой для меня…
У Аверьянова я был, он дал мне отчет, отчета же от Вас я не получал, и Вы для меня остаетесь тем же заведующим делами Товарищества…».
Вскоре деньги были получены. А 15 марта 1912 года А. Н. Толстой написал Н. С. Клёстову еще одно письмо:
«Многоуважаемый Николай Семенович,
после разговора с Вами о делах Издательского товарищества писателей я пришел к заключению, что Товарищество в том виде, каково оно было до сих пор, не имеет никакой юридической силы и никак не обеспечивает взятых на себя обязательств. Поэтому я настаиваю, как подписавший устав Товарищества, перенести контору и редакцию в Москву, выбрать платным редактором В. В. Вересаева, выбрать заведующим издательством Вас, оставить М. В. Аверьянова представителем издательства в Петербурге, и всем членам Товарищества объединиться с Московской Литературной группой, с которой Вы имели переговоры; и скрепить это объединение и все дела юридическим договором Товарищества на вере.
С почтением
Гр. Алексей Н. Толстой».
Случилось так, что упомянутая в письме «Московская Литературная группа» уже 22 марта 1912 года провела Учредительное собрание нового издательства, которое получило название «Книгоиздательство писателей в Москве». На этом собрании присутствовал Н. С. Клёстов. А. Н. Толстой стал активно сотрудничать с новым издательством, которое в 1913–1918 годах выпустило очередные (третий – десятый) тома «Сочинений» писателя.
Московские меценаты
С. И. Дымшиц вспоминала о совместной с А. Н. Толстым жизни в Москве:
«Если в Петербурге мы вращались почти исключительно среди людей искусства, в Москве наши знакомства пополнились рядом людей, никакого отношения к искусству не имевших, но пытавшихся на него влиять и красоваться в его лучах. Это были буржуазные меценаты, содержавшие салоны и картинные галереи, устраивавшие литературные вечера, финансировавшие буржуазные издательства и журналы и старавшиеся насадить на Москве белокаменной чуждые русскому искусству вкусы и традиции западноевропейского декаданса. Они приглашали нас на свои вечера в свои салоны, ибо Алесей Николаевич импонировал им и как стяжавший известность столичный писатель, и как титулованный литератор – граф. Меня они приглашали и как жену Толстого, и как художницу, картины которой к 1912 году стали появляться на выставках в Петербурге и Москве.
Алексей Николаевич принимал их приглашения потому, что вокруг них вращалось немало его коллег-литераторов. Таким образом мы побывали у таких меценатов, как Е. П. Носова, Г. Л. Гиршман, М. К. Морозова, князь С. А. Щербатов, С. И. Щукин. Думаю, что визиты к ним не прошли бесследно для Алексея Николаевича как для писателя, что многие наблюдения, почерпнутые в этой среде, затем в определенном виде отразились в таких его произведениях, как “Похождения Растегина”, “Сестры”».
Прежде чем повести разговор о «буржуазных меценатах», скажем несколько слов об одной не столь богатой московской знакомой четы Толстых – писательнице Рашели Мироновне Хин. Начиная с 1884 года она печатала свои произведения в журналах «Друг женщины», «Вестник Европы», «Русская мысль» и других. Выпустила два сборника рассказов: «Силуэты» (М., 1894) и «Под гору» (М., 1900). Две ее пьесы – «Поросль» и «Наследники» – в начале ХХ века шли на сцене Малого театра. В течение всей своей жизни Рашель Мироновна вела дневник. 8 января 1913 года она сделала интересную для нас запись:
«Вчера обедали Толстые и Волошин. Просидели у нас до 12 часов. Толстые мне понравились, особенно он. Большой, толстый, прекрасная голова, умное, совсем гладкое лицо, молодое, с каким-то детским, упрямо-лукавым выражением. Длинные волосы на косой пробор (могли бы быть покороче). Одет вообще с “нынешней” претенциозностью – серый короткий жилет, отложной воротник а l’enfant18 с длиннейшими острыми концами, смокинг с круглой фалдой, которая смешно топорщится на его необъятном arrière-train19. И все-таки милый, простой, не “гениальничает” – совсем bon enfant20. Жена его – художница, еврейка, с тонким профилем, глаза миндалинами, смуглая, рот некрасивый, зубы скверные в открытых, красных деснах (она это, конечно, знает, потому что улыбается с большой осторожностью). Волосы у нее темно-каштановые, гладко, по моде, обматывают всю голову и кончики ушей, как парик. Одета тоже “стильно”. Ярко-красный неуклюжий балахон с золотым кружевным воротником. В ушах длинные, хрустальные серьги. Руки, обнаженные до локтя, – красивые и маленькие. Его зовут Алексей Николаевич, ее – Софья Исаковна. Они не венчаны (Волошин мне говорил, что у него есть законная жена – какая-то акушерка, а у нее муж – философ!). У нее очень печальный взгляд, и когда она молчит, то вокруг рта вырезывается горькая, старческая складка. Ей можно дать 35–37. Ему лет 28–30. Она держится всё время настороже, говорит “значительно”, обдуманно… почему-то запнулась и даже сконфузилась, когда ей по течению беседы пришлось сказать, что она родилась в “Витебске”… Может быть, ей неприятно, что она еврейка? Говорит она без акцента, хотя с какой-то примесью. Он совсем прост, свободен, смеется, острит, горячится, путается в теоретических фиоритурах Макса, желает с 5-ю молодыми драматургами учиться “как надо писать пьесы” и т. д. Я к ним поеду в четверг. Из всех “звезд” современного Парнаса – Толстой произвел на меня самое приятное впечатление».
Упомянутая С. И. Дымшиц Евфимия Павловна Носова была из семьи богатых купцов Рябушинских. Ее брат Николай на свои средства издавал в Москве роскошный символистский журнал «Золотое руно» (1906–1909). Особняк супругов Носовых (Введенская площадь, дом 1) в 1907–1908 годах построил архитектор И. В. Жолтовский. Для отделки интерьеров хозяева пригласили крупнейших художников того времени: В. А. Серов исполнил эскизы для росписи столовой (на сюжет «Диана и Актеон»), Е. Е. Лансере – эскизы плафона, эскизы для росписи других помещений сделал М. В. Добужинский. У себя в доме Носовы устроили салон. С. И. Дымшиц вспоминала: «Носова – женщина среднего роста, худая, костистая, светловолосая, с птичьим профилем – любила пококетничать тем, что предки ее выбились в купцы-миллионеры из крестьян. Салон ее был известен тем, что “мирискусники” Сомов, Добужинский и другие расписали в нем стены и потолки». А вот какой словесный портрет Евфимии Павловны составил К. А. Сомов (в письме к своей сестре А. А. Михайловой от 17 января 1910 года):
«Днем к нам на файфоклок приезжала и другая моя модель Носова, оказавшаяся очень и очень интересной для живописи. Блондинка, худощавая, с бледным лицом, гордым и очень нарядная, хорошего вкуса при этом».
Еще один современник, искусствовед В. М. Лобанов, вспоминал:
«Невдалеке, окруженная молодой, веселой, оживленной плеядой приятельниц… находилась энергичная собирательница искусства, хозяйка модного салона, привлекавшего виднейших живописцев и писателей, – Е. П. Рябушинская-Носова. Ее вид говорил, что она несказанно рада и бесконечно довольна, что находится в центре внимания, что на нее смотрят, что ее большинство публики знает». Помимо салона, Носовы в своем особняке устраивали домашние спектакли, зрителем которых был А. Н Толстой. Современникам особенно запомнилось представление, состоявшееся 23 февраля 1914 года, – спектакль по пьесе М. А. Кузмина «Венецианские безумцы»21.
Первая московская красавица 1910-х, как считали многие, – Гиршман (урожденная Леон) – была поклонницей всего изящного. Данное ей родителями имя – Евгения – показалось красавице недостаточно изысканным, и она придумала себе другое – Генриэтта. Жаждущая всеобщего внимания, она регулярно собирала у себя в доме гостей, среди которых были и Толстые. С. И. Дымшиц вспоминала:
«Салон Генриэтты Леопольдовны Гиршман был поизысканнее (салона Е. П. Носовой. – Е. Н.). Висели портреты, написанные с хозяйки и ее мужа Серовым. Здесь не щеголяли показным богатством, было меньше позолоты и бронзы. Но и тут было ясно: живопись, скульптура, графика – всё это демонстрировалось как предметы искусства, но всё это являлось эквивалентом хозяйских миллионов. В эти предметы были помещены деньги, они, эти предметы искусства, в любое время могли быть превращены в разменную монету».
Дом Гиршманов был известен не только своим салоном. В. М. Лобанов вспоминал:
«Жена В. О. Гиршмана, пленявшая и обвораживающая своим изяществом – Генриэтта Леопольдовна, славилась, особенно среди художников, не только покупками картин, сосредоточенными в огромной квартире около Красных ворот, но и ужинами.
Ужины Г. Л. Гиршман собирали за столом, особенно в дни вернисажей “Мира искусства”, виднейших живописцев обеих столиц и цвет московской художественной интеллигенции».
Эти ужины, конечно же, посещал А. Н. Толстой, любитель хорошо поесть.
Особняк вдовы фабриканта и коллекционера Михаила Абрамовича Морозова (1870–1903) Маргариты Кирилловны находился в самом центре Москвы, на Воздвиженке. Здесь, в гостиной, проходили заседания «Общества свободной эстетики», в работе которого еще до переезда в Москву участвовал А. Н. Толстой.
Коллекцию картин, собранную покойным мужем, Морозова подарила Третьяковской галерее.
В салоне Маргариты Кирилловны собирались несколько иные люди, чем у Носовой и Гиршман. С. И. Дымшиц отметила: «Гости были люди солидные, всё больше профессора».
Сергей Иванович Щукин – самый известный собиратель новейшей западноевропейской живописи. После его эмиграции коллекция в 1918 году была национализирована. На ее основе был создан 1-й Музей новой западной живописи. В 1923 году он был слит со 2-м Музеем новой западной живописи, возникшим в 1919 году на основе коллекции М. А. Морозова. Так возник Музей нового западного искусства, который был ликвидирован в 1948 году, а его фонды распределили между Музеем изобразительных искусств имени А. С. Пушкина в Москве и ленинградским Эрмитажем.
С. И. Щукин