Евгений Рудашевский
Эрхегорд. Забытые руины
– Да… Когда запахло дерьмом, этот удорбыш сразу слинял. Только и видели его. – Тарх понял, что не дождется ответа от Эрзы. – Горс с остальными на Белой площади.
– Где это?
– Дикая яма. Восточная часть города. Горс, Вельт, Сит, Аюн. Все там.
– Это ты называешь «все»?
– Остальные скопытились. Вот так.
– С вами кто-то еще?
– Кто-то еще. – Тарх усмехнулся. Он восстановил дыхание и теперь говорил чуть тверже.
– Отвечай нормально.
– Слушай, что тут, а? Горс ждал, что ты приведешь людей, а тут…
– Отвечай.
– Да что происходит?! Что ты так смотришь? – проревел Тарх, но сделал это неуверенно, явно сдерживаясь. – Это мы тут месяц тухнем. А Сит уже могилку себе присматривает. Он, знаешь, совсем уже того – нашел себе куклу, ходит…
– Отвечай, – повторила Эрза. Тихо, вкрадчиво. При этом зашла за спину наемнику и всем этим, думаю, напугала его больше, чем могли напугать любые угрозы.
– Тилл, Наир, Вардан. Они погибли первые. Остались в ратуше. Их там перекрутило в узлы. Мы видели. Все пошло не так гладко, как обещала эта длиннорукая обезьяна. Хотя…
– Что?
– Мы с Горсом видели их смерть. Стояли в дверях ратуши. Но все, что там произошло у парадной лестницы, каждый увидел по-своему, вот так. Это все Авендилл… Тут ничему нельзя верить. Искаженный город. Иногда даже не уверен, что ты – это ты. У тебя нет запаха, у тебя нет снов. Иногда кажется, что у тебя не осталось воспоминаний…
– Тарх. – Эрза в нетерпении ходила за его спиной. – Говори по делу.
– Скажи только…
– Тарх!
– Брат с тобой?
Я с удивлением посмотрел на Миалинту. Не знал, что у Эрзы есть брат, а мгновением позже понял, что речь не о ней.
– Густ с нами. У нас тут свой лагерь. Он сейчас там.
Густ… Его обезглавленное марухшей тело. Трупное копошение под цаниобой. И неотвратимый поток эорлитов. Я вспомнил все, связанное с этим наемником, – от его пререканий с Громбакхом до его последних слов перед смертью. Теперь стало понятно, почему лицо и борода Тарха показались мне знакомыми. Братья были похожи друг на друга. Но почему Эрза сказала, что Густ жив? Я вновь посмотрел на Мию. Она кивнула мне, показав, что поддерживает Эрзу.
«Смерть брата отвлечет и обеспокоит Тарха. А нам нужно услышать от него все, что он знает».
«Да, это так».
Я нахмурился. Никогда прежде не выстраивал свои мысли диалогом. Да и прозвучало это для меня так, будто я не свою мысль озвучил, а уловил, сформулировал мысль Мии, после чего попробовал так же, молча, ей ответить. Не успел разобраться в этом новом для меня и пока что непонятном чувстве – Тарх заговорил. Его явно ободрила мнимая близость брата.
Он рассказал, что после похода в ратушу Горсинг и Теор поругались. Теор сбежал. Полную оплату он сделал еще в Целинделе, так что у Горса, в общем-то, вопросов к нему не было, однако он хотел допросить акробата – чувствовал, что тот знает куда больше, чем говорит. Догнать Теора они не смогли. Затем прошлись по городу, надеялись найти что-нибудь ценное. Нашли зордалина – черный перетекающий в себе сгусток. Омерзительная опухоль, лишенная запахов и звуков.
Догадываясь, что сгусток заинтересует красных, Горсинг выехал прямиком в Нилм – небольшой городок на окраине Деодрельского леса. В условленном месте сдвинул нужные камни и так показал магульдинцам, что привез важное сообщение, связанное с поимкой лигуритов. К вечеру Горсинг уже встретился с Гийюдом.
– Тот еще урод… – Тарх хохотнул. Он по-прежнему стоял на коленях, но теперь считал это обыкновенной предосторожностью. Успокоился и полностью вернул контроль над телом. – Весь такой, знаешь, подрезанный, обкромсанный. Глаза вылуплены, без век. И да, он всегда носит маску с водой.
Магульдинцы заинтересовались сообщением Горсинга, и когда он понял, что дело назревает большое, отправил бегунка к Эрзе – потребовал в помощь еще десять наемников, приказал втайне поставить у городских ворот Авендилла лагерь и ждать его распоряжений. Сказал, чтобы Эрза отказалась от дополнительных заказов, а дела по отлову фаитов на Старой дороге передала кому-нибудь из доверенных.
Месяц назад сюда, на руины, прибыл сдвоенный отряд из магульдинцев и людей Горсинга. Так и не дождавшись ответа от Эрзы, он отправил второго бегунка, Аюна.
Всякий раз, как Тарх упоминал магульдинцев, я думал о Громбакхе, оставшемся внизу, в переулке. Переживал за него. Понимал, что теперь ему не избежать новой встречи с красными. «Это была резня. Магульдинцам хватило одного часа. Гром даже не узнал свою мать. Только по одежде понял, что это она. Сестру вовсе не нашел. Ее сожгли в общей яме». И ведь тогда, двадцать шесть лет назад, красные полностью вырезали село Громбакха только из-за того, что оно принадлежало книжнику, – хотели наказать его за богатство и за работу с лигурами. А теперь красные на сотрудничестве с книжниками зарабатывали…
– Аюн не смог пробиться к Тракту. Никто не смог. Дорога всех возвращала назад, к Авендиллу. И парунок этой девчонки… Слушай, так, значит, ты получила еще первое сообщение. Месяц назад… Почему же… – Тарх дернул головой. Опять усмехнулся. Напомнил себе, что все ответы получит после того, как сам отчитается о положении лагеря.
Все, что рассказывал Тарх, подтверждало правдивость моего сна. Видение было точным, ни в чем не исказило правду. Это одновременно восхищало и ужасало. Противоречие было одно. Тарх стоял перед нами живой и говорил. В конце концов я решил, что даже в этом сон меня не обманул, ведь я не видел смерти наемника, а только услышал донесение Вельта. Он мог обмануть Горсинга, только я не мог и представить, зачем ему это понадобилось.
Тарх сказал, что их лагерь расположен в небольшом доме, в трех кварталах отсюда. Там стояли две крытые триголлы[6] с основными запасами провианта, снаряжения и трав, исхудавшие лошади цальдейской породы, которым на две трети урезали кормушку, и хрусталиновый куб, в котором магульдинцы рассчитывали вывести зордалина.
O книжнике Нитосе, о построенной им комнате и о том, что Нитос привел в Авендилл одного из черноитов Лаэрнора, Тарх не упомянул. Возможно, он и не знал всей истории. Горсинг мог сохранить в тайне разговор с Гийюдом, чтобы лишний раз не пугать своих людей, которым и без того было не по себе на руинах покинутого города. Осознание, что я здесь знаю и понимаю больше остальных, неожиданно заставило улыбнуться. Не то чтобы я мог как-то использовать свои знания – для меня, как и для Горсинга, происходящее в Авендилле оставалось непонятным, – но мимолетное чувство даже такого, мелочного превосходства оказалось приятным.
Тарх закончил отчет тем, что назвал число магульдинцев, их вооружение и указал, что весь сдвоенный отряд сегодня ушел к Белой площади готовить новую засаду.
– Просидят там допоздна. Они часто так… Расставят свои паутины и ждут. Только Пожиратель не приходит.
– Пожиратель, – невольно повторил Феонил.
– Я так-то и не ждал нападения. – Тарх повернул голову, чтобы посмотреть на неподвижного Тенуина. – Ждал тебя или другой подмоги. В общем… Да, проворонил, но… Вам лучше не показываться красным. Давай я переговорю с Горсом…
– Все в порядке. – Эрза по-прежнему стояла за спиной наемника. Обнаженный клинок чуть покачивался в ее руке. – Скоро все закончится.
Я почувствовал, как по спине скользнуло легкое прикосновение холода. «Кто-то сбоку пробил ему горло».
– Ты прав. Не будем показываться красным. Спрячемся в другом месте. Тут ведь каждый сам за себя.
– Это да. – Тарх усмехнулся. Всем своим видом показывал, что хочет встать с коленей, но покорно ждал разрешения Эрзы.
«Ударили справа. Значит, левша».
Эрза стояла сзади. Держала клинок в правой руке.
– Но почему ты не пришла раньше? И кто эти… Откуда здесь акробат?
– Это он привел нас сюда. И мы бы пришли раньше, но нас немного задержали в дороге.
«Рана грубая. Слишком сильный и неточный удар – почти под челюсть. Значит, Тарх пытался уйти от удара».
Нет. Это значит, что удар наносил тот, кто не слишком хорошо владеет мечом. Тот, кому привычнее использовать другое оружие. Например, секач. Или кистень. Или лук.
– Вас сюда привел Теор? Это как?
– Густ тебе все расскажет. Пока нужно торопиться.
Миалинта сделала шаг вперед. Кажется, оно что-то заподозрила.
Тарх, так и не дождавшись разрешения, все-таки подумал, что допрос окончен, и стал подниматься. Чуть повернул голову. Хотел посмотреть на Эрзу.
Эрза перехватила черную рукоять двумя руками. Стертые упор и оголовье. Хороший боевой клинок.
– Это… – Феонил едва слышно произнес что-то неразборчивое.
Секундное промедление.
Клинок рассек воздух. Эрза вложила в удар всю тяжесть тела. Ударила от бедра, полностью сместив корпус вперед. Так бьют, когда не ожидают ответного выпада. Когда бьют насмерть.
Лезвие ударило в шею на удивление тихо. Слишком высоко. Почти под челюсть. Голова дернулась с сухим хрустом. Тарх вскрикнул – не злобно, не испуганно, а скорее удивленно.
Поначалу даже не было крови. Будто Эрза ударила тренировочным деревянным мечом, лишь для устрашения выкрашенным в темно-серый цвет стали.
Тарх распростер руки. Искал опору в воздухе. Пальцами потянулся к вонзенному в шею клинку. Едва прикоснулся к нему, вздрогнул, будто только сейчас ощутив губительную силу удара.
Так и не поднявшись с колен, не сказав ни слова, не закричав, повалился вперед, увлекая за собой Эрзу – меч плотно засел в шее. Эрзе пришлось с силой выдернуть клинок, и только тогда из раны хлынула кровь.
Тарх, даже толком не изогнувшись, не пытаясь смягчить падение, рухнул лицом на дресвяное покрытие крыши. Упал громко, пыльно – одним глухим хлопком, мгновенно разлив у шеи бесформенное темное пятно крови.
Мы молча, пораженные, смотрели на поверженного Тарха.
Миалинта неуверенно подняла конру. Феонил, побледнев, отошел на несколько шагов назад. Онемев, силился, но не мог вымолвить ни слова. И только Тенуин безучастно, будто наперед предугадав, что именно здесь произойдет, стоял возле глиняной кадки, даже не переменив позу.
– Зачем? – наконец спросила Миа.
– Нельзя рисковать. – Эрза старалась говорить равнодушно, но голос выдавал ее волнение.
– Он был твоим человеком.
– Он был человеком Горсинга.
– Твоего мужа.
– Пришло время сделать выбор. Ты знал, что однажды этот день придет.
Я не сразу понял, что Эрза обращается к Феонилу. Юный следопыт дрожащей рукой обхватил рукоять стилета, однако не торопился вынимать его из ножен.
– Теперь ты и сам увидел, что я права. Видел Лаэрнор, видел Гусиное озеро. Что бы там ни было, зордалин, выродившийся лигур или что-то еще, его влияние расширяется. Оно поглотило Старую дорогу. И однажды поглотит Целиндел. Нужно уезжать. И как можно дальше. Выбор за тобой, Феон. Можешь сейчас развернуться и уйти. Восток города, Дикая яма. Думаю, ты найдешь Горса. Доложишься ему. Или останешься здесь, со мной.
Феонил остался. В страхе, что Эрза убьет его, как убила Тарха, или в надежде, что она окажется права, – не знаю. По словам Миалинты, два года назад Эрза и Горсинг забрали Феонила из сапожного приюта, одинаково заботились о нем, обучали его, считали его своим человеком. Феонилу было трудно выбрать кого-то одного. Горсинг не просто возглавлял их отряд, он его создал – задолго до того, как познакомился с Эрзой. Главные решения всегда принимал именно он. Однако его жена была слишком красивой, хитрой и властной, чтобы юный следопыт мог устоять перед ее влиянием. Эрза была жесткой, всегда уверенной в своих поступках, при ее красоте и внешней хрупкости это завораживало еще больше. Кроме того, Нордис, личный телохранитель Эрзы, преданный ей по долгу крови, стал кем-то вроде наставника для Феонила – мы все видели, что на Старой дороге и в Лаэрнорском лесу он ни на шаг не отходил от гирвиндионца, следил за его подношениями, пытался их повторить, да и в остальном часто подражал ему. Отказаться от Эрзы для Феонила значило бы отказаться и от Нордиса.
Юный следопыт так и не обнажил стилет. Больше не отступил ни на шаг. Не попытался сбежать. Для Эрзы этого было достаточно. Кивнув Феонилу, она склонилась над Тархом.
Крови с каждой минутой становилось больше.
– Стилет. – Не поднимая головы, Эрза протянула руку.
Феонил не сразу понял, что от него требуется.
Тенуин тем временем обошел убитого наемника и направился к распахнутым дверям надстройки, через которую мы поднялись на крышу.
– Мы тут оставили следы, – сказала ему Миа. – Они узнают о нас.
– Бесполезно.
– Что?
– Всех следов не спрячешь. Он уже много дней приходил караулить на эту крышу. Тут хороший обзор на Мытную и Льняную. Они знают, где его искать. И точно найдут хоть какую-то зацепку. Всего не спрячешь.
– Значит, нужно идти?
– Да. У нас небольшое преимущество. Но к вечеру или к утру его не останется.
«Следов не прятали».
Миалинта кивнула. Мы втроем пошли к выходу. Оглянувшись, я увидел, как Эрза стилетом снимает тахом с шеи убитого Тарха. Осталось надеяться, что наемник к этому мгновению действительно умер.
– Легкой ковки, – прошептала Эрза.
Срéзала с поддевки Тарха небольшой лоскут. Завернула в него тахом.
Феонил смотрел на вернувшийся к нему стилет с таким ужасом, будто сам покрыл его кровью.
Юный следопыт так и стоял на крыше, когда мы уже спустились на улицу. Эрза не стала его подзывать, понимала, что ему нужно время, чтобы принять случившееся. То, что она безжалостно расправилась со своим же человеком, потрясло Феонила, но окончательно его сбило с толку то, как она потом бережно позаботилась о памяти убитого.
– Что там? – спросил Теор, когда мы вышли в переулок.
Ему никто не хотел отвечать. Я не знал, как именно описать случившееся, а другие после услышанного от Тарха с еще бóльшим подозрением отнеслись и к самомý Теору и к поискам его пропавшего брата.
– Тарх убит, – коротко сказал Тенуин.
– Что? – Теор этого явно не ожидал. – Он… напал на вас?
– Можно и так сказать, – нехотя ответила Эрза.
Когда к нам подошел охотник, Миа коротко пересказала все, что мы услышали от Тарха. Громбакх слушал на удивление спокойно, никак не отреагировал на слова о близости магульдинцев – по меньшей мере не показал этого.
После краткого обсуждения решено было первым делом заглянуть в лагерь Горсинга и Гийюда. Поискать там какие-нибудь записи, карты, заодно ознакомиться с провиантом. Другой возможности сделать это могло не представиться. Сейчас мы хотя бы знали, что лагерь никто не охраняет.
– Если Тарх сказал правду, – поморщился охотник. – Тарх… То еще имечко. Видать, у них вся семейка такая веселая. И я скорее поверю гаданию на поносных жуках, чем словам твоих людей.
– Он человек Горсинга. Как и Густ. И Тарх не стал бы мне врать.
– Конечно. И ты его отблагодарила.
– Нет времени. – Миалинта не позволила им пререкаться. – Если хотим попасть к ним в лагерь, идти нужно сейчас.
– Три квартала, – напомнил Тенуин. – Идем.
Пока мы обсуждали план действий, спустился Феонил. Он был бледен и молчалив, но без вопросов принял все, что мы ему сказали. Эрза какое-то время пристально следила за своим следопытом, а потом, поймав его взгляд, кивнула ему. Феонил кивнул в ответ.
Мы вернулись на Льняную улицу и заторопились назад, к Нордису и Шанни. Я вспоминал свой сон и вдруг осознал, что один тут знаю, куда именно мы направляемся – в дом книжника Нитоса, едва ли не главного виновника того, что случилось с Авендиллом, а быть может, и с Лаэрнором. Задумался, не стоит ли предупредить Тенуина. Следопыт не стал бы задавать вопросов. Решил, что пока в этом нет необходимости, а потом резко остановился. В раздражении стиснул зубы.
– Прикрой меня, – шепнул я охотнику.
– Чего?
– Мне нужно кое-что посмотреть. Никому не говори.
– Если решил погадить на дорожку, так и скажи. – Громбакх хохотнул.
– Я серьезно.
– Все правильно, это дело серьезное. Требует уединения и определенных навыков.
Отмахнувшись от охотника, я припустил назад, к дому, на котором погиб Тарх.
Взбежал на крышу.
Наемник лежал на том месте, где мы его оставили. Кровь растеклась большим пятном, уже отчасти загустевшим и впитавшимся в дресву. Я склонился над Тархом. Приподнял ему правую ногу. Затем левую.
Вот оно.
Лоскут ткани. Записка, о которой Вельт доложил Горсингу.
Если б кто-то из нас решил вернуться на крышу, при этом не зная, чего именно искать, никогда бы ее не нашел.
«Эрза Нордис шесть чужих. Ищем выход потом чужие враги. Ночь по Малой луне знак пятой команды три удара повтор. Феон».
Феонил… Можно было догадаться. Юный следопыт выбрал Эрзу, но готов был рискнуть, чтобы примирить ее с Горсингом.
Написано кровью. Судя по тонким и прерывистым линиям, следопыт вместо пера использовал стилет. Приходилось внимательно всматриваться в слова, теряющиеся на грязной ткани, чтобы уловить их значение. Феонил, пожалуй, выбрал лучший из всех доступных вариантов – скрытный для тех, кто пройдет мимо, и очевидный для тех, кто станет осматривать Тарха.
Я растерялся, не знал, как поступить. Хотел разорвать записку и выбросить где-нибудь по дороге, но отчего-то не осмелился этого сделать. Трудно сказать, что именно тут сыграло свою роль. Возможно, я действовал по наитию, но скорее всего испугался перечить своему сну – не хотел нарушать его логику. Если Горсинг должен получить записку, пусть так. Я только внесу небольшое изменение.
Подобрав испачканный в крови камешек, тщательно затер первые два предложения. Задержался, неуверенный в правильности своих действий. Наконец положил записку на место и зашагал назад, к лестнице.
Выбежав на улицу, я уже знал, что о записке скажу только Тенуину. Остальным знать необязательно. Громбакх и Миалинта могли отреагировать слишком бурно.
Глава 3
Библиотека
Падежные и словообразовательные сложности – не единственные из тех, с которыми вы столкнетесь, изучая ворватоильское наречие. Не меньше затруднений вызовет использование всех шести времен, необходимое для получения полного учебного свитка. Если прошлое, продленное прошлое, настоящее, несвершенное будущее и будущее, как правило, удается освоить большинству учащихся, то вневременная позиция порой остается неосвоенной. Именно такой позицией написана основная часть Бирюзовой книги, «Откровений Блюстителя» и «Саальпнинских записок».
Указанные в этих текстах события происходят в едином, неразделенном времени – они не завершились в прошлом, не продолжаются в настоящем и не будут происходить в будущем, они существуют в неразделенной бесконечности.
Вневременная позиция также использовалась в ворватоильском стихосложении, а в редких случаях и в разговорной речи. Освоение этой позиции требует дополнительного изучения муэрдинских толкований.
«Пособие для общих занятий по ворватоильскому языку». Подготовлено Высшим престольным училищем Вер-Гориндора
К лагерю наемников мы выдвинулись с опаской. Тарх мог умолчать об охране, оставленной Горсингом или Гийюдом. Пожалуй, я единственный полностью доверял словам наемника, но у меня, конечно, на то были свои причины: рассказанное им совпадало с тем, что я увидел во сне.
Нордис спокойно отреагировал на известие о том, что мы наткнулись на Тарха. Так же спокойно он принял краткий рассказ о его смерти. Никаких вопросов гирвиндионец не задал и только согласился, что нужно спешить, пока красные не вернулись в лагерь.
Как бы нас ни поторапливала Эрза, продвигаться слишком быстро мы все равно не могли. Во-первых, нас сдерживала Шанни – что бы ей ни говорили, девушка шагала так же неторопливо, как и по уличкам Лаэрнора. Во-вторых, Тенуин настаивал на предельной осторожности – допускал, что нам еще встретятся новые, куда более тщательно скрытые ловушки.
Кажется, Тарх так до конца и не понял, кто мы и зачем тут оказались. Видел Эрзу, возможно, узнал Миалинту, если когда-то раньше встречал ее в Эйнардлине, и наверняка решил, что в Авендилл пришла помощь, которую так ждал Горсинг. Присутствие незнакомых людей и Теора его смутило, но у Тарха не осталось ни времени, ни сил во всем этом разобраться. Должно быть, поэтому наемник сказал нам правду – лагерь мы обнаружили, как он и обещал, в трех кварталах от смотровой крыши.
К этому времени я успел переговорить с Тенуином. Сделать это было непросто. Следопыт шел впереди отряда, но возле него всякий раз оказывались то Феонил, то Теор. Отчаявшись, я уже подумывал дать Тену прямой знак. Этого не понадобилось. Он и сам все понял. Отослал Теора идти вдоль правой линии домов и следить за окнами.
Эрза и Нордис были в десяти шагах позади нас, так что говорить приходилось тихо.
– Феон оставил записку под ногой Тарха.
Тенуин повернул ко мне голову. Его лицо по-прежнему было скрыто под маской капюшона: плотная коричневатая ткань, матовая поверхность выпуклых бикуляров, плотная черная сетка для дыхания, по краям которой вшиты крохотные ниобы с защитными травами. И все же мне показалось, что Тенуин удивлен. Я поторопился как-то оправдать свою находку:
– Мне показалось, что Феонил хочет что-то сделать. Вот я… вернулся проверить.
Следопыт кивнул и теперь вновь смотрел вперед.
– «Эрза Нордис шесть чужих. Ищем выход потом чужие враги. Ночь по Малой луне знак пятой команды три удара повтор». – Я в точности повторил содержание записки, затем сказал, что оставил лишь последнее предложение, а другие слова затер кровью.
Тенуин продолжал осматривать дорогу, изредка склоняясь к ее поверхности или подбрасывал вперед камешки и наблюдал за их падением, но я не сомневался, что он внимательно меня слушает.
Какое-то время мы шли молча, затем следопыт спросил:
– Что ты об этом думаешь?
– Феонил хочет примирить Эрзу и Горсинга. Они оба для него важны.
– Еще.
– Пока мы не выбрались из Авендилла, никто из них против нас не выступит. Мы все угодили в одну тонущую лодку и сейчас не до выяснения отношений.
– Еще.
– Феонил почти всегда караулит во вторую смену. Малая луна сейчас поднимается к полуночи и стоит до двух часов. Все совпадает. Феонил подаст знаки. Какие-нибудь из тех, что он подавал на Старой дороге. Горсинг или кто-то из его людей поймет их. Вряд ли Феонил сможет передать большое сообщение. На Старой дороге они ограничивались простыми указаниями. Думаю, Феонил просто сообщит наше положение и призовет Горсинга. Как раз после смены или перед рассветом встретит его и обо всем ему подробно расскажет.
Пока Тенуин осматривал очередной завал на дороге и выбирал, с какой стороны его обойти, Нордис, Эрза и Феонил нас нагнали, так что наш разговор прервался. Вскоре подтянулись Теор и Миа с Громом, вынужденные присматривать за неизменно медлительной Шанни.
После завала мы с Тенуином ускорились и постепенно отдалились от остальных на безопасные пятнадцать шагов.
– Почему ты оставил записку? – спросил следопыт.
Мне больше хотелось услышать его мнение, но я терпеливо отвечал на вопросы, зная, что Тенуин выскажется лишь после того, как я полностью удовлетворю его любопытство. Он всегда так поступал – вопрос в обмен на вопрос.
– Подумал, что так у нас будет преимущество.
– Преимущество?
– Мы осмотрим их лагерь. Потом уйдем. Они найдут убитого Тарха, и мы окажемся в равном положении. Мы знаем о них. Они будут знать о нас – по следам поймут, сколько у нас человек, смогут определить, в каком направлении мы двигаемся. Что они предпримут, нам неизвестно. Если же Горсинг получит записку – именно такую, обрезанную, – мы окажемся впереди ровно на один шаг.
– Если записка попадет к красным, они устроят облаву.
– Не попадет. – Я сказал это слишком уверенно, поэтому поторопился объяснить: – Они тут уже месяц. Взаперти. Не могут поймать Пожирателя. Отчаялись. Но сомневаюсь, что близость смерти их сплотила. Скорее всего, Горсинг захочет тайно переговорить с Эрзой – на случай, если придется выступить против красных. Я стер упоминание чужаков. Горсинг решит, что Эрза наконец привела подмогу. Если верить Тарху, он просил ее привести десять человек. Шансы уравняются. Тринадцать против шестнадцати – не так уж и плохо. Вот тебе и преимущество. Введем Горсинга в заблуждение и привяжем к нему ниточку – только дерни, и он придет в то место, которое мы сами выберем.
– Тринадцать против шестнадцати, – медленно повторил Тенуин.
Спокойствие в его голосе ошпарило меня. Я сдавил кулаки. Отругал себя за собственную глупость. Слишком увлекся, не подумал… Можно было сыграть дурака – сказать, что ошибся в подсчетах, и рассмеяться, но я уже хорошо знал следопыта и понимал, что для него такие сцены лучше не устраивать. Тенуин не станет уличать меня и задавать мне новые вопросы, он просто замкнется и будет выжидать, а в нужный момент поступит так же – скроет от меня что-то важное. Отступать было поздно, так что я просто кивнул:
– Да. Именно так.
Тенуин наравне с Громбакхом и Миалинтой был в числе тех немногих, кому я доверял. К тому же именно с Тенуином я впервые позволил себе открыто говорить о браслете, о его влиянии. И следопыт был единственным, кому я рассказал о струнах, о серебристой сети, о том, как мне удается предвосхитить чужие поступки. Однако я не торопился открываться перед ним полностью. Что-то сдерживало меня.
Я вдруг понял, что боюсь Тенуина. Готов доверить ему жизнь, всегда жду от него подсказки и все же боюсь. Тут, конечно, сказалась история следопыта – то, что Громбакх успел рассказать мне в Лаэрнорском лесу. Охотник, раненный бихчахтом и понимавший, что нам придется ночевать в чащобе, наверняка сказал куда больше, чем мог бы себе позволить. Предчувствие смерти развязывает язык.
– Значит, один из людей Горсинга и один из красных погибли, – заключил следопыт.
– Их поглотил Пожиратель.
– Ты в этом уверен?
– Да.
– Когда это случилось?
Я приоткрыл рот и понял, что ответить на этот вопрос не могу, потому что этого в действительности еще не произошло. Вторая ошибка за один короткий разговор – слишком много даже для меня.
– Они умрут ближе к вечеру.
Услышав мой ответ, Тенуин остановился. Помедлив мгновение, вновь пошел вперед. Я едва сдержал улыбку – никогда прежде не видел, чтобы следопыт так реагировал.
– В Дикой яме?
– Да.
– Значит, Тарх сказал правду, и мы можем спокойно осмотреть их лагерь?
– Да… Скорее всего. Я не уверен, что все будет именно так.
– Но записку ты нашел.
Тенуин обо всем догадался. Я поторопился сменить тему. К тому же мне при всем желании не удалось бы объяснить следопыту, как я обо всем этом узнал. «Увидел во сне» – прозвучало бы глупой отговоркой.
Тенуин, конечно, понимал, что тут дело в браслете, и этого было достаточно.
– Можно еще вернуться к Тарху, – сказал я.
– Ты все сделал правильно. Мы ничего не потеряем. Так даже лучше. Если б не записка, Горсинг мог бы обо всем рассказать красным. Началась бы облава. Гийюд бы так этого не оставил.
– Ты знаешь Гийюда?
– Слышал о нем… Теперь же Горсинг не поднимет шум. Будет ждать сигнала.
– Убитый Тарх его не смутит?
– Смутит, но у него не будет выбора. Рассказывать Гийюду об Эрзе он все равно не станет. В конце концов решит, что там, на крыше, произошло недоразумение – кто-то из людей Эрзы мог не признать Тарха, напал на него по ошибке, а когда понял, что к чему, оставил записку.
– Не самое логичное объяснение.
– Да, но Горсингу придется довольствоваться именно таким.
– Что будем делать с Феонилом?
– Ничего. – Тенуин заметил, что к нам подходит Миалинта, поэтому договорил коротко и быстро: – Не позволим ему подать сигнал. Придержим. Может, пригодится. Записка убережет от облавы, и то хорошо.
Не один я с опаской следил за изменением собственного тела. Миалинта была порождением лигура – фаитом и до сих пор не могла даже представить, какой будет ее жизнь, как ее тело и сознание отзовутся на все эти испытания. Пока единственной заметной странностью, не считая привычных странностей фаита, было то, что радужки ее глаз меняли цвет в зависимости от настроения. С каждым днем эта взаимосвязь становилась все более очевидной. Сейчас зрачки Миалинты были темно-зеленые, и я уже узнал, что это означает сосредоточенность и любопытство.
– О чем разговор? Что-нибудь случилось?
Ничего вразумительного я на ходу не придумал и отчасти сказал ей правду:
– Да вот думаем, как красные отреагируют, когда найдут Тарха.
Миалинта с готовностью присоединилась к такому обсуждению, предположив, что магульдинцы устроят облаву, если только у них вообще остались силы после всех стычек с зордалином.
Вскоре мы добрались до лагеря красных и Горсинга. Изначально я думал, что они выбрали дом Нитоса лишь из-за того, что там жил книжник, – надеялись найти какие-нибудь записи или указания на то, что именно хранилось в его комнате. Теперь же я понял, что эта причина явно была не единственной.
Мы и прежде встречали в Авендилле удивительные островки, не тронутые запустением. Это мог быть совсем крохотный закуток где-нибудь посреди разгромленного здания или целый угол одной из его комнат. Все вещи там сохраняли привычную насыщенность цвета. Ни паутины, ни пауков. Чистота и порядок, будто от исхода горожан прошло не двенадцать лет, а каких-нибудь полчаса. Так бывает, когда возле стены долгие годы стоит шкаф или трюмо, а сдвинув его, находишь изначальный рисунок тканевой завесы, которая в других местах давно поблекла, утратила четкость линий и серебристое напыление.
Даже запахи в таких островках застывали – те, что должны были давно выветриться: масел, травяных настоек, жевательных смолок или какой-нибудь еды. Да, это были единственные места в Авендилле, где все еще можно было уловить хоть какой-то аромат, отличный от запаха сухой пыли.
Эти странные места пугали и привлекали одновременно. Чем-то они напоминали Бортлин-Гир – Тихий дол Лаэрнорского леса, разве что в них не было той духоты, но затаенность царила та же. Если в остальном городе время бежало чересчур быстро, изнашивая и обращая в руины здания, которые могли бы простоять не меньше полувека, то здесь время, кажется, остановилось. Вспомнились слова Пилнгара: «Времени нет. Часы отмеряют движение материи, не более того. Изменение этой материи. Непрерывная цепочка причины и следствия».
Всегда просматривалась четкая граница, разделявшая общее запустение, и такой островок – будто очерченная полоса ровного круга, но никакой логики в ее расположении не было. Круг мог запросто рассечь пополам какую-нибудь мебель, дверь и даже стену.
Помню, как я подошел к платяному сундуку, увидел, что треть его крышки обратилась в труху, медные оковы и завитушки позеленели и частично осыпались, а две трети сохранили изначальную новизну – ни пылинки, ни царапины. Подняв крышку, треть которой сразу обломилась, я заглянул внутрь и увидел, что та же участь постигла и сложенную в сундук одежду – неизменная граница разделяла потемневшую часть ткани от части мягкой, пахнущей хвойным мольником.
