Евгений Старшов
100 великих катастроф на море
Гибель русского флота у Константинополя (1043 г.)
Поход русских на Царьград в 1043 г. – последнее военное столкновение двух государств – также закончился не в пользу наших пращуров «благодаря» объединенным действиям византийцев и морской стихии. Объективный рассказ об этом мы имеем из двух источников – нашей Повести временных лет и византийской «Хронографии» Михаила Пселла (1018–1078).
Предыстория его, однако, малоизвестна. Беттани Хьюз приводит весьма остроумную и не лишенную вероятия версию о том, что русских, чтоб отомстить византийцам, «направил» в этот злосчастный поход, а то и лично участвовал в нем вместе с Владимиром Ярославичем не кто иной, как Харальд Хардрада – знаменитый искатель приключений, впоследствии – зять Ярослава Мудрого и король Норвегии (1015–1066; правил с 1046 г.).
Причин для нападения, конечно, и без этого хватало с лихвой (убийство русского купца, упомянутое Скилицей, и пр.), однако Харальд, 10 лет пробывший в Византии, вполне мог распалить русов к нашествию. Несомненно, в этом случае Харальд был для них неоценимым советником, хотя в целом предприятие провалилось.
Дело в том, что Хардрада имел крепкие, хотя и довольно странные связи с киевским двором. Еще пятнадцати лет от роду он принимает участие в битве при Стикластадире (1030 г.), где пал его родич Олаф Святой. Будучи серьезно ранен, он покидает Норвегию. Время спустя он обнаруживается при дворе Ярослава Мудрого (которого викинги называли Ярицлейвом Скупым), где он достигает должности главного сборщика налогов. В Киеве он влюбляется в дочь Ярослава Елизавету, но она отвергает его из-за его бедности. Разгневанный Харальд покидает Русь и приступает к заработку «приданого» собственным мечом на службе византийского императора; будучи не только доблестным воином, но и одаренным поэтом, он написал вису о «презирающей его русской деве», которая сохранилась до наших дней как в оригинале, так и в многочисленных переложениях (А. К. Толстого, К. Н. Батюшкова и др.). Так или иначе, но Ярославна оказалась не единственной его зазнобой.
Русские корабли в походе на Византию в 1043 г.
Примерно в 1034 г. прибыв в Константинополь, Харальд поступает на службу в императорскую гвардию и постепенно дорастает до должности ее фактического командира (юридическим был византиец), получая звание спафарокандидата. Не только северные саги всячески расписывают его удаль и хитрость (в частности, он повторил старый трюк викинга Хастингса двухвековой давности, прикинувшись мертвым и «организовав» свои похороны в городе, который осаждал, потом внезапно «воскрес» и начал избиение жителей; другой случай совершенно напоминает хитрость княгини Ольги, когда Харальд с помощью птиц поджег осаждаемый город); знаменитый византийский стратег и писатель Кекавмен тоже поминает его похвальным словом, записав, что Аральт, сын василевса Варангии, на Сицилии (1036–1040 гг.) «совершил великие подвиги» и в борьбе с болгарами (весна – лето 1041 г.) «совершил дела, достойные его благородства и отваги». Древний автор упустил, что в 1034 г. Харальд боролся с пиратами на Эгейском море, а в 1035–1036 гг., по уверению саг, сражался в Палестине, посетив Йорсалаборг, то есть Иерусалим; вроде бы даже в Африке он умудрился оставить свой след.
Счастливое восхождение викинга по службе прерывается заточением Харальда в одном из константинопольских казематов. Источники выдвигают три причины: первая – что он удержал у себя золото императора; вторая – в том, что он отверг домогательства императрицы Зои (скандинавские саги называют ее Зоэ Могучая); третья – что его, после участия варягов в перевороте 1042 г., свергшем Михаила V, опасался новый василевс Константин IX Мономах (1000–1055; правил с 1042 г.). Далее события принимают еще более интересный оборот: гречанка, с которой викинг до момента заключения был в любовной связи, устроила ему побег, но распалившаяся императрица не сдалась: узнав о побеге Харальда, она приказала перегородить выход из гавани железной цепью. Что же сделал Харальд? Приказал своим воинам встать на корме корабля в то время, когда тот подошел к цепи, а затем велел перейти всем на нос, в результате чего драккар наклонился вперед, соскользнул с цепи и оказался на свободе. Второй драккар, следовавший за первым, при этом маневре раскололся, многие сподвижники Харальда утонули, остальные попали в плен. После этого Харальд возвратился к Ярославу, где его уж приняли, как родного, – еще бы, ведь он регулярно отправлял в Киев груженные захваченным добром обозы! Сага гласит: «Когда Харальд прибыл в Хольмгард, конунг Ярицлейв превосходно встретил его. Провел он там зиму, взял тогда в свое распоряжение все то золото, которое он раньше посылал туда из Миклагарда, и всякого рода драгоценности. Это было такое сокровище, что ни один человек в северных странах не видел такого во владении одного человека». Разве теперь мог Ярицлейв Скупой упустить такого богатого зятя? В 1044 г. его дочь Елизавета становится женой Харальда. Киевский двор сделал на викинга ставку и не ошибся: три года спустя он отвоевал престол Олафа Святого и стал норвежским королем, известным в истории как Харальд Хардрада – Харальд Жестокий, Харальд Суровый Правитель. Погиб при попытке завоевать Англию в битве у Стэмфордского моста.
После этого отступления возвращаемся, собственно, к походу русов на Константинополь. Нестор пишет так: «Послал Ярослав сына своего Владимира на греков и дал ему много воинов, а воеводство поручил Вышате, отцу Яня. И отправился Владимир в ладьях, и приплыл к Дунаю, и направился к Царьграду. И была буря велика, и разбила корабли русских, и княжеский корабль разбил ветер, и взял князя в корабль Иван Творимирич, воевода Ярослава. Прочих же воинов Владимировых, числом до 6000, выбросило на берег, и, когда они захотели было пойти на Русь, никто не пошел с ними из дружины княжеской. И сказал Вышата: «Я пойду с ними». И высадился к ним с корабля, и сказал: «Если буду жив, то с ними, если погибну, то с дружиной». И пошли, намереваясь дойти до Руси. И сообщили грекам, что море разбило ладьи руси, и послал царь, именем Мономах, за русью 14 ладей. Владимир же, увидев с дружиною своею, что идут за ними, повернув, разбил ладьи греческие и возвратился на Русь, сев на корабли свои. Вышату же схватили вместе с выброшенными на берег, и привели в Царьград, и ослепили много русских (считается, порядка 700–800. – Е.С.). Спустя три года, когда установился мир, отпущен был Вышата на Русь к Ярославу».
Теперь «посмотрим» с другой стороны. Историк, философ, придворный и монах Михаил Пселл был непосредственным очевидцем гибели русского флота, которую он следующим образом описал в своей «Хронографии»:
«Не успели подавить мятеж, как началась война с варварами. Неисчислимое, если можно так выразиться, количество русских кораблей (другой византийский историк, Михаил Атталиат (1021–1080), пишет о 400 русских кораблях. – Е.С.) прорвалось силой или ускользнуло от отражавших их на дальних подступах к столице судов и вошло в Пропонтиду. Туча, неожиданно поднявшаяся с моря, затянула мглой царственный город. Дойдя до этого места, хочу рассказать, почему они без всякого повода со стороны самодержца пустились в плаванье и двинулись на нас походом.
Это варварское племя все время кипит злобой и ненавистью к Ромейской державе и, непрерывно придумывая то одно, то другое, ищет предлога для войны с нами. Когда умер вселявший в них ужас самодержец Василий (Болгаробойца. – Е.С.), а затем окончил отмеренный ему век и его брат Константин, и завершилось благородное правление, они снова вспомнили о своей старой вражде к нам и стали мало-помалу готовиться к будущим войнам. Но и царствование Романа сочли они весьма блестящим и славным, да к тому же и не успели совершить приготовлений; когда же после недолгого правления он умер и власть перешла к безвестному Михаилу, варвары снарядили против него войско; избрав морской путь, они нарубили где-то в глубине своей страны лес, вытесали челны, маленькие и покрупнее, и постепенно, проделав все в тайне, собрали большой флот и готовы были двинуться на Михаила. Пока все это происходило и война только грозила нам, не дождавшись появления росов, распрощался с жизнью и этот царь, за ним умер, не успев как следует утвердиться во дворце, следующий, власть же досталась Константину, и варвары, хотя и не могли ни в чем упрекнуть нового царя, пошли на него войной без всякого повода, чтобы только приготовления их не оказались напрасными. Такова была беспричинная причина их похода на самодержца.
Скрытно проникнув в Пропонтиду, они прежде всего предложили нам мир, если мы согласимся заплатить за него большой выкуп, назвали при этом и цену: по тысяче статиров на судно с условием, чтобы отсчитывались эти деньги не иначе как на одном из их кораблей. Они придумали такое, то ли полагая, что у нас текут какие-то золотоносные источники, то ли потому, что в любом случае намеревались сражаться и специально выставляли неосуществимые условия, ища благовидный предлог для войны. Поэтому, когда послов не удостоили никакого ответа, варвары сплотились и снарядились к битве; они настолько уповали на свои силы, что рассчитывали захватить город со всеми его жителями.
Морские силы ромеев в то время были невелики, а огненосные суда, разбросанные по прибрежным водам, в разных местах стерегли наши пределы. Самодержец стянул в одно место остатки прежнего флота, соединил их вместе, собрал грузовые суда, снарядил несколько триер, посадил на них опытных воинов, в изобилии снабдил корабли жидким огнем, выстроил их в противолежащей гавани напротив варварских челнов и сам вместе с группой избранных синклитиков в начале ночи прибыл на корабле в ту же гавань; он торжественно возвестил варварам о морском сражении и с рассветом установил корабли в боевой порядок. Со своей стороны варвары, будто покинув стоянку и лагерь, вышли из противолежащей нам гавани, удалились на значительное расстояние от берега, выстроили все корабли в одну линию, перегородили море от одной гавани до другой и, таким образом, могли уже и на нас напасть, и наше нападение отразить. И не было среди нас человека, смотревшего на происходящее без сильнейшего душевного беспокойства. Сам я, стоя около самодержца (он сидел на холме, покато спускавшемся к морю), издали наблюдал за событиями.
Так построились противники, но ни те ни другие боя не начинали, и обе стороны стояли без движения сомкнутым строем. Прошла уже большая часть дня, когда царь, подав сигнал, приказал двум нашим крупным судам потихоньку продвигаться к варварским челнам; те легко и стройно поплыли вперед, копейщики и камнеметы подняли на их палубах боевой крик, метатели огня заняли свои места и приготовились действовать. Но в это время множество варварских челнов, отделившись от остального флота, быстрым ходом устремилось к нашим судам. Затем варвары разделились, окружили со всех сторон каждую из триер и начали снизу пиками дырявить ромейские корабли; наши в это время сверху забрасывали их камнями и копьями. Когда же во врага полетел и огонь, который жег глаза, одни варвару бросились в море, чтобы плыть к своим, другие совсем отчаялись и не могли придумать, как спастись.
В этот момент последовал второй сигнал, и в море вышло множество триер, а вместе с ними и другие суда, одни позади, другие рядом. Тут уже наши приободрились, а враги в ужасе застыли на месте. Когда триеры пересекли море и оказались у самых челнов, варварский строй рассыпался, цепь разорвалась, некоторые корабли дерзнули остаться на месте, но большая часть их обратилась в бегство. Тут вдруг солнце притянуло к себе снизу туман и, когда горизонт очистился, переместило воздух, который возбудил сильный восточный ветер, взбороздил волнами море и погнал водяные валы на варваров. Одни корабли вздыбившиеся волны накрыли сразу, другие же долго еще волокли по морю и потом бросили на скалы и на крутой берег; за некоторыми из них пустились в погоню наши триеры, одни челны они пустили под воду вместе с командой, а другие воины с триер продырявили и полузатопленными доставили к ближайшему берегу. И устроили тогда варварам истинное кровопускание, казалось, будто излившийся из рек поток крови окрасил море.
Разгромив таким способом варваров, царь покинул берег и победителем вернулся во дворец».
Византийский василевс был достаточно мудр, чтобы даже после такого инцидента поддерживать с Русью хорошие отношения; более того, они были скреплены междинастическим браком: Мономах выдал за Всеволода, другого сына Ярослава, свою дочь от первого брака; точное имя ее история, к сожалению, не сохранила (то ли Мария, то ли Анна), обычно именуя по отцу – Мономахиней. Русский внук императора вошел в историю с прозвищем своего византийского деда: это был Владимир Мономах.
Гибель «Белого корабля» у берегов Нормандии (1120 г.)
До 25 ноября 1120 г. король Англии Генрих I Боклерк (1068–1135; правил с 1100 г.) мог считать себя вполне счастливым. Младший сын великого Вильгельма Завоевателя – герцога Нормандии и покорителя Англии, при разделе наследства отца он не получил, можно сказать, ничего. Старший брат Роберт, будущий крестоносец, из-за неустойчивости характера и свары с отцом был обойден престолонаследием и получил лишь герцогство Нормандское (фамильное наследие отца). Средний, Вильгельм II Рыжий, стал королем Англии. Младший, Генрих, получил в качестве своеобразного «кота в сапогах» 5000 фунтов серебра наличными.
Роберт, разумеется, желал стать королем, Вильгельм – объединить под своей властью все наследие отца, поэтому старшие братья регулярно конфликтовали, и Генрих поддерживал то одного, то другого, пока старшие не объединились против младшего. Так что ему ничего особо лучезарного не светило. Но то ли судьба, то ли его собственные старания все изменили и вознесли его на английский престол: в 1100 г. король Вильгельм погиб на охоте, якобы случайно подстреленный рыцарем Уотом Тиррелом, а война со старшим братом закончилась победой Генриха в битве при Таншбрэ в Нормандии (1106 г.). Роберт был пленен и умер в заточении долгие годы спустя (в 1134 г.) в Кардиффском замке (его сын Вильгельм Клитон пытался вернуть наследие отца при поддержке французского короля и графа Фландрии, подняв восстание в Нормандии в 1123–1124 гг., но безуспешно, и позже (в 1128 г.) погиб).
Жизнь и правление Генриха близились к закату. Он вполне мог считать себя счастливым: наследник Вильгельм подавал большие надежды, дочь Генриха Матильда стала императрицей Священной Римской империи; имелись и побочные дети. Будущее династии казалось безоблачным – до проклятой катастрофы «Белого корабля» («Бланш-нёф» на англо-нормандском диалекте), унесшей не только жизни троих детей короля, но и весь цвет молодежи англо-нормандской знати. Считается, что на борту «Белого корабля» было порядка 300 человек, включая 140 рыцарей, 18 знатных дам, не менее 50 человек команды.
Мы нашли подлинный рассказ об этом событии в труде современника, летописца Уильяма Мальмсберийского (1090–1143), «Книга королей Англии» (параграф 419), который и предлагаем в сделанном нами переводе с комментариями:
Крушение «Белого корабля». Миниатюра XIV в.
«От [королевы] Матильды у короля Генриха был сын Вильгельм, образованный и предназначенный править; о нем чрезвычайно заботились и возлагали большие надежды, впрочем, оказавшиеся тщетными. Когда ему едва исполнилось 12 лет, все свободные люди всех сословий и положения Англии и Нормандии, а равно и подчиненные каким бы то ни было феодалам, должны были дать ему клятву верности и принести оммаж (феодальную присягу). Еще мальчиком он был помолвлен и [затем] получил в супружество [Матильду] дочь Фулька, графа Анжу, которая сама едва была еще готова к браку (1119 г.); в качестве приданого тесть отдал ему графство Мэн; более того, Фульк, отправившись в Иерусалим (он был выбран иерусалимским королем государства крестоносцев. – Е.С.), передал свое графство в управление королю [с условием], что если он вернется, то вновь получит его, если нет – оно перейдет зятю. Так, ожидалось, что мальчик будет править многими областями; верили, что на нем исполнятся пророческие слова короля Эдуарда и ожидали, что надежды Англии, словно [некогда] срубленное дерево, с этим юношей вновь расцветут и дадут плод и настанет конец ее страданиям (поясним, о чем речь: Эдуард Исповедник был предпоследним англосаксонским королем Англии, после смерти которого Вильгельм (будущий Завоеватель), герцог Нормандии, разбил английское войско в битве при Гастингсе (1066 г.), в которой пал последний англо-саксонский король Гарольд II, захватил Англию и стал ее королем; сын Вильгельма, Генрих I, чтобы крепче связать два народа – англосаксов и захватчиков-нормандцев – женился на принцессе из англосаксонского королевского рода Матильде (так вышло, что у утонувшего принца и обе бабки, и мать, и жена, и обе сестры – законная и незаконная – носили одно и то же имя); таким образом, принц Вильгельм являлся наследником обеих династий (что подчеркивалось его прозвищем Аделин – искаженное Этелинг, то есть потомок английского королевского рода), с чем и связывались предсказания о «воскрешении надежд Англии», равно как и метафора о срубленном, но ожившем дереве. – Е.С.).
Но Бог судил иначе, и эта иллюзия растаяла в воздухе, ибо судьба торопила его к раннему концу. Действительно, стараниями его тестя, и Тибо, сына Стефана (Теобальда IV Блуаского, племянника Генриха I от его сестры Аделы, о которой сейчас же сообщит хронист. – Е.С.), и его тетки Аделы, Людовик, король Франции, предоставил юноше Нормандию в законный лен в обмен на принесение оммажа (такая странная традиция существовала довольно долго, когда короли Англии, будучи суверенами на своем острове, приносили присягу французскому королю за герцогство Нормандию, расположенное на континенте, что приводило к частым войнам. – Е.С.). Генрих, как заботливый отец, благоразумно рассудил, что оммаж, которого он сам с презрением избегал, расширяя свои владения, скорее всего, будет принесен его благородным сыном, и исхитрялся сделать так, чтобы этого не произошло (заключение предложения – наше предположение, другой вариант, менее логичный, не делает Генриха таким двуличным (а таким он на самом деле всю жизнь был), а просто внезапно дополняет – «нежизнеспособный», «не предрасположенный жить»; полагаем, это метафорически относится все же к договору, а не к принцу. – Е.С.). Обсуждая и улаживая эти вопросы, король потратил четыре года, постоянно пребывая в Нормандии. Однако спокойствие этого драгоценного и тщательно устраиваемого мира, этой волнующей, всеобщей надежды было мгновенно уничтожено превратностями человеческой судьбы.
Давая указания для возвращения в Англию, король отплыл из Барфлёра перед закатом в седьмые календы декабря (25 ноября 1120 г.) и бриз, наполнивший паруса [его корабля] благополучно домчал его в его королевство, навстречу новым свершениям. Но молодой человек, которому было тогда уже порядка 17 лет и, с позволения отца, уже владевший всем, словно король, распорядился подготовить для себя другое судно; около него, по сходству молодых стремлений, сгрудилась почти вся молодая знать. Моряки тоже – безмерно упились вином, выпитые чаши возбудили в них веселость, и они восклицали, что те, кто сейчас впереди, скоро останутся позади: ибо корабль был наилучшей конструкции и недавней постройки. Когда окончательно стемнело, эти неблагоразумные молодые люди, опьяненные напитками, отчалили от берега. Корабль понесся быстрее крылатой стрелы, рассекая волнистую водную гладь; но из-за небрежности пьяной команды наскочил на скалу, возвышавшуюся над водой недалеко от берега. В величайшем испуге все выскочили на палубу и, громко крича, довольное время пытались баграми стащить судно [от скалы], но судьба была против них, и все усилия оказались тщетными. Весла с треском поломались, и поврежденный корпус намертво засел [на камнях]. Часть команды смыло водой, прочие захлебнулись, когда вода проникла через трещины; когда удалось спустить лодку, принц сел в нее и наверняка был бы благополучно доставлен на берег, если бы графиня [Матильда] Першская, его незаконная сестра, боровшаяся со смертью на корабле, не воззвала к брату о помощи, крича, что он не может так вот по-варварски бросить ее. Тронутый жалостью, он приказал лодке вернуться к кораблю, чтоб спасти свою сестру, и так, от избытка привязанности, несчастный молодой человек и встретил свою смерть, ибо лодка, перегруженная множеством бросившихся в нее людей, затонула, унеся в пучину всех без различия [сана]. Один лишь простолюдин уцелел, всю ночь цепляясь за мачту; утром он и дал все показания о катастрофе (хронист Ордерик Виталий сообщает о нем любопытные подробности: это был руанский мясник по имени Берольд, явившийся на корабль перед его отплытием, чтобы получить с принца долг, но увезенный пьяной молодежью с собой; от смерти от переохлаждения его спасла баранья шкура, в которую он завернулся; тот же автор сообщает, что капитан, Томас Фиц-Стивен, представитель целой династии, служившей герцогам Нормандии, и затем и королям Англии, мог спастись, но не снеся позора, предпочел погибнуть. – Е.С.).
Ни один еще корабль не приносил столько горя Англии; ни об одном еще не было такой славы по миру. С Вильгельмом также погибли Ричард, другой из королевских сыновей от простой женщины, рожденный Генриху еще до его восшествия на престол (то есть до 1100 г. – Е.С.) – храбрый юноша и дорогой отцу за свое послушание; Ричард, граф Честер, и его брат Отвилль, воспитатель и наставник королевского сына; графиня Першская, дочь короля; его племянница графиня Честерская, сестра Тибо, и всякого рода придворные чины, включая рыцарей, капелланов и молодых людей, только еще учившихся обращаться с оружием. Ибо, как я уже сказал, они охотно поспешили отовсюду в жажде возвыситься, доставляя развлечение или выказывая преданность молодому принцу. Бедствие было усугублено трудностями обнаружения тел, хотя их и искали многие люди на берегу; каким бы утонченными они ни были [при жизни], они стали пищей для чудовищ, обитающих в глубинах».
Как то ли горестно, то ли иронично выразился о погибшем принце летописец Генрих Хантингдонский, «вместо того, чтобы увенчаться золотой короной, голова его разбилась о морские скалы». Хронист Роберт де Монте дополняет (пер. с англ. – Е.С.): «Корабль налетел на скалу на опасном отрезке пути между Барфлёром и Саутгемптоном, местные зовут ее Катарас».
Престарелый вдовый король попытался судорожно спасти положение, вступив в новый брак, но он оказался бездетным; «не стесняясь» его присутствием, знать Англии и Нормандии стал выдвигать претендентов на наследие; оживились племянники – сын находившегося в заточении Роберта Вильгельм (мы о нем уже упоминали) и сын сестры Генриха Адели граф Стефан Блуаский, которому просто повезло заболеть перед отплытием «Белого корабля», отчего он и не попал на борт; свои претензии выдвинула и вернувшаяся из Германии вдовствующая императрица – дочь Генриха Матильда, поспешившая вступить в брак с графом Анжу Жоффруа Плантагенетом (сыном Фулька Анжуйского, подавшегося в короли Иерусалимские), чтобы пылкий юноша мечом отстаивал ее династические интересы. Так англо-нормандское государство более чем на 30 лет погрузилось в пучину кровавой междоусобицы, истоком которой стало всего лишь одно кораблекрушение…
