К немцам подоспело подкрепление из Цитадели, состоявшее из кадровых частей, что стало понятно с первых минут боя. Враг воевал грамотно, по всем законам военной науки. Старался внести сумятицу – появлялся невесть откуда и так же внезапно исчезал; хотел раздробить штурмующую группировку, чтобы уничтожить ее по частям.
В какой-то момент Бурмистров ощутил, что натиск усиливается, что его обстреливают не только с фронта, но и с флангов, палили даже с тыла.
Полковые орудия, установленные с флангов, не прекращали огня, не давали возможности немцам приблизиться. Одна беда – были перебиты гусеницы тягача, и снаряды приходилось волочить на себе, что значительно уменьшало мобильность, сокращало возможность для маневра.
Зажатый в самом центре улицы, майор Бурмистров не мог развернуться ни направо, где немцы успели соорудить нагромождения из поломанной техники, ни налево, где из соседнего переулка шел плотный зенитный огонь, разрывавший на куски все живое, – зрелище было сильное, очень страшное, имевшее мощнейший психологический эффект. А самое скверное – позиция у зенитки была подобрана столь умело (в узком переулке между двумя зданиями), что ее невозможно было достать никакой артиллерией. Продвигаться дальше стало невозможно. Зенитку следовало уничтожить. За штурмовыми батальонами пойдет пехота – закреплять отвоеванные территории, вот она и попадет под ее губительный огонь.
Можно было бы достать зенитку фаустпатроном, его разрушительной мощности будет достаточно, чтобы накрыть сразу всю прислугу. Вот только как добраться до этой зенитки? Вокруг нее злыми церберами стояли автоматчики, пресекая всякую попытку приблизиться к орудию.
Вполне по силам справиться с зениткой среднему танку, но он хорош в поле, где колоссальная возможность для маневра. В узком же переулке, из которого била зенитка, не было возможности не то чтобы навести орудие на цель и выстрелить, а даже в случае необходимости развернуться – зенитка, стоящая в переулке, успела пристрелять вокруг каждый метр и уничтожит танк мгновенно, едва он окажется в поле ее видимости.
Прохор Бурмистров понимал, что установившееся равновесие не может продолжаться бесконечно. Немцы чего-то ждут, скорее всего, подкрепления, и когда оно подойдет, то зенитное орудие выдвинется из переулка на улицу, где застрял штурмовой отряд майора Бурмистрова, чтобы уничтожить его в течение одной минуты и тем самым поставить точку в затянувшемся противостоянии.
Следует поторопиться.
– Свяжись с Велесовым, спроси у него, как там дела.
– Ива, я – Сокол, прием… Как слышите меня? – закричал связист, младший сержант Миронов.
Парень народился с сильным и густым голосом. С таким басом надлежало бы стоять у орудия и кричать: «Огонь!» Можно не сомневаться, что он сумел бы перекричать даже гаубичные залпы.
Неожиданно он умолк. Некоторое время радист просто вслушивался в речь, заглушаемую частыми разрывами, а потом коротко ответил:
– Принято, передам… Капитан Велесов сказал, что его подразделение успешно продвигается в сторону форта «Радзивилл» и находится от него примерно в километре. Они уничтожили два танка, три зенитных орудия и несколько укрепленных огневых точек.
– Ишь ты, научился воевать, – порадовался за друга майор Бурмистров. – Широко шагает. Свяжись с отделением саперов и скажи, что нужно подорвать стену в угловом здании. Пусть выдвигаются немедленно. А мы пока почистим для них место, чтобы им воевалось лучше… Васильев, – подозвал Бурмистров командира отделения автоматчиков, плечистого парня с двумя орденами Славы. – Видишь четыре окна на первом этаже?
– Вижу…
– Не дают подойти к зданию, подавите их, ну и огнеметчика с собой прихватите. Сержанта Савельева, к примеру… Пусть он своим дустом всех этих тараканов из щелей выкурит.
– Сделаем, товарищ майор, – охотно откликнулся сержант.
Под прикрытием пулеметного огня и стелющегося дыма РДГ[1], не давая возможности немцам высунуться из окон, отделение автоматчиков приблизилось к дому и закидало первый этаж гранатами. Оставались подвалы, где могли укрываться немцы (как только группа продвинется вперед, запрятавшиеся немцы выползут из подвала и ударят в спину). Далее черед огнеметчиков. Огнеметчик в городском бою весьма ценный боец, потому его старались оберегать.
Под прикрытием автоматчиков сержант Савельев (боец лет тридцати пяти) подскочил к подвальным окнам и, сунув пистолет в отверстие, пустил упругую огненную струю в противоположную стену. Снизу, будто бы из преисподней, раздались отчаянные крики. Не скрывая злорадства, сержант, уроженец белорусского Полесья, зло вымолвил:
– Жарятся, черти! Это вам за мою семью!
Прежде огнеметчик состоял в отделении автоматчиков, но, узнав о судьбе родных, сожженных карателями в сорок третьем году вместе с другими жителями деревни, решил поменять автомат на огнемет.
Три взрывника под прикрытием автоматчиков появились в тот самый момент, когда подвал занялся огнем, пуская через подвальные окна, заложенные мешками с песком, темно-серый тяжелый дым. Не желая смешиваться с дымом дымовых шашек, разложенных химиками по периметру расположения группы, он поднимался к небу верткими струями и, добравшись до последнего этажа, рассеивался в виде мелкого тумана.
– Поддержать взрывников огнем! – крикнул в трубку майор Бурмистров. – Чтобы ни один гад из окна не высунулся.
После того как была выпущена зеленая ракета, затарахтели ручные пулеметы, брызгая каменной крошкой и грязью, не давали немцам поднять головы. По местам скопления гитлеровцев слаженно колотили пушки. Взрывники, находясь в относительной безопасности, заложили взрывчатку под угол дома и, отступив на безопасное расстояние, взорвали стену. Дом сильно тряхнуло, его заволокло темным облаком пыли, а когда пылища малость поредела, сквозь нее можно было увидеть в стене огромную дыру.
Два бойца, вооруженные фаустпатронами, стараясь не попасть под шальную пулю, юркнули в проем. Помещение было пустым. Пахло гарью и смрадом – результат недавнего сражения. Пол устилали отстрелянные гильзы, перекатывающиеся под подошвами сапог; зловеще трещал расколоченный кирпич. За стеной было слышно, как очередями злобно молотила зенитка, не давая возможности приблизиться. Громкая чужая речь зенитной прислуги, подтаскивающей снаряды, била по нервам.
– Здесь стоит зенитка, – сказал Мамаев, плотный парень с угрюмым лицом. И закрепил фаустпатрон на треноге напротив стены.
Второй боец с фаустпатроном отошел на несколько шагов в сторону. Установил фаустпатрон на груде кирпичей. Автоматчики, перекрыв входы, охраняли фаустпатронников, предоставляя им возможность поточнее прицелиться. Мамаев поднял измерительную планку, старательно прицелился.
– Готов или… – повернулся Мамаев к напарнику. Прозвучавшая рядом очередь прервала фразу, заставила отпрянуть за угол. – Попал?
– Вон он лежит…
– Откуда взялся этот фриц?
– Сам не пойму, – в сердцах выругался командир отделения, продолжая выискивать автоматом очередную цель.
В нескольких шагах на животе лежал немец с простреленной грудью, рядом с ним – выпавший из рук карабин. Перевернув фрица ногой на спину, сержант удивленно хмыкнул – это был немолодой мужчина, почти старик, с седой коротенькой и очень ухоженной бородкой.
– Даже не поймешь, что он тут делал, – хмуро произнес командир отделения.
– А что ему тут еще делать? – усмехнулся стоявший рядом автоматчик. – Пристрелить тебя хотел. Это солдат из фольксштурма. Из немецкого ополчения. Гитлер сейчас всех подряд под ружье ставит.
– Ты готов? – повернулся Мамаев к напарнику.
– На все сто, – ответил тот.
– Только позади этой трубы не стой, раскаленной струей прибьет, она метра на полтора вылетает, – предупредил Мамаев. – А нам с тобой еще до Берлина топать.
– Не переживай, – ответил тот. – Не впервой.
– Огонь! – скомандовал Мамаев и нажал на курок фаустпатрона.
Граната, ударившись в стену, сумела сделать в ней огромную пробоину, брызнула во все стороны осколками и, потеряв первоначальное направление, взорвалась на середине улицы метрах в тридцати от группы солдат, осыпав их смертоносными осколками.
Через брешь в стене хорошо просматривалось зенитное орудие, напоминавшее танк. Вот только вместо дула из брони торчали спаренные стволы подвижной установки. Зенитка шумно и весело стреляла гавкающими скорострельными очередями, в труху уничтожая всякую цель.
Прозвучавший грохот привлек внимание зенитчиков. Мамаев увидел, как башня быстро повернулась, и стволы, прежде направленные на верхние этажи противоположных зданий, занятые советскими автоматчиками, вдруг стали стремительно опускаться, выискивая близкую цель. Через какое-то мгновение стволы опустятся, поравняются с группой бойцов, засевших в здании, и разорвут их на куски зенитными снарядами.
– А хрен вам! – выкрикнул Мамаев и, стиснув челюсти, нажал на курок.
Вылетевшая граната пробила бронированный корпус самоходной зенитки и врезалась в ящики со снарядами, мгновенно сдетонировавшими. Зенитку разорвало на куски, а разодранную, обожженную человеческую плоть раскидало по всему переулку. Все было кончено.
– Молодцы, хорошо сработали! – выкрикнул майор Бурмистров и проговорил в трубку: – Вторая рота, усилить натиск. Проходим вперед и закрепляемся на занятых позициях. Очистить район, чтобы ни одного гада здесь не осталось!.. Дай мне вторую и третью роты, – приказал Прохор.
– Есть, – ответил Савельев и подключил на телефонный коммутатор двух абонентов.
Коммутатор был спрятан в металлический корпус, на котором отчетливо были видны следы от недавних осколков. Свою нелегкую службу коммутатор нес наравне со всеми. Без связи воевать трудно, а потому полевой телефон и коммутатор берегли, как собственное оружие. Неделю назад имелся еще деревянный ящик-чехол, в котором обычно перевозили его с места на место. Но машина, в которой перевозился коммутатор с полевым телефонным аппаратом, подорвалась на мине. От деревянного чехла остались только щепки, а вот коммутатор каким-то чудом уцелел. Теперь связисты перетаскивали коммутатор в обыкновенном кованом сундучке, в котором зажиточные немцы обычно хранили семейные ценности. Сундучок был предметом для шуток, среди бойцов немало остряков, посмеивающихся над тем, как связисты таскались с ним по окопам.
– Готово, товарищ майор, – протянул телефонист трубку.
– Второй роте капитана Ежова двигаться на юго-запад и обходить форт «Радзивилл» с западной стороны. Третьей роте капитана Громушкина обойти форт с северо-западной стороны. Наша задача замкнуть его в кольцо. Прием.
– Товарищ майор, это капитан Ежов. Юго-западное направление очень сложное. Его просто не существует! Улицы имеют очень путаную систему. Идут вокруг крепости. Думаю, что строили так специально, чтобы запутать противника при возможном штурме. Разведка доложила, что там очень много узких улочек и тупиков, которые могут стать для наступающей пехоты ловушкой.
– Капитан, ты думаешь, что немцы тебя за ручку будут водить, чтобы ты не заблудился? Облегчать тебе задачу никто не собирается! Нам нужно зайти немцам в тыл, помочь дивизии расчистить плацдарм для наступления к главной цели, крепости Цитадель! Если дороги в тыл нет, тогда пусть саперы делают проломы в зданиях, через дыры заходит атакующая группа и при помощи гранат и огнеметчиков уничтожают всех, кто там находится. Захватывайте верхние этажи и перекрывайте все подходы к зданию. Снарядов не жалеть! Лупите по верхним этажам, где засели немцы, из орудий и из крупнокалиберных пулеметов. Не давайте им шанса не то чтобы бросать сверху на нас гранаты, пресекайте всякую возможность даже близко подойти к окну! Активнее используйте сигналы ракетами, дымами! Действовать аккуратно, чтобы свои не попали под огонь. Боестолкновения в домах не избежать. Если встречаете усиленное сопротивление и укрепленные позиции – взрывайте их! Все понятно, капитан? Или мне тебя дальше учить азбуке?
– Все ясно, товарищ майор! – бодро отозвался командир второй роты. – Двигаться строго на юго-запад, несмотря на сопротивление.
– Не давать гадам ни минуты передышки. Давить и давить! Что у тебя, старший лейтенант? – посмотрел Бурмистров на командира танкового взвода. – Танки все целы?
– С танками все в порядке.
– Доразведку провели?
– Провели, товарищ майор. Дело немного усложнилось. Пешей разведкой выявлено, что за последние сутки на нашем направлении немцы провели целый комплекс инженерных мероприятий, чтобы помешать продвижению: вырыли противотанковые рвы, соорудили полевые укрепленные позиции, откуда простреливаются буквально все подходы к форту. На самих дорогах в шахматном порядке расположили огневые точки, усиленные тяжелыми пулеметами и орудиями.
– Тактика остается прежней. Не можете пройти по дорогам – идите через дома! Взрывайте стены, уничтожайте на своем пути пехоту и двигайтесь дальше к форту «Радзивилл». Крепость мы должны взять в кратчайшие сроки! То, что не сумеете проделать вы, сделает артиллерия главного командования. Разнесет к черту всю эту камарилью! Всем все понятно?
– Так точно, товарищ майор!
– Приступайте!
Едва Бурмистров положил телефон, как он затрещал вновь. На этот раз у аппарата был командир дивизии Мотылевский. Не дослушав доклад Бурмистрова, раздраженно прервал:
– Медлишь, майор. Медлишь! Нужно двигаться вперед. Не давать немцам ни минуты передышки, чтобы они не успели перегруппироваться и возобновить контратаку.
Бурмистрову хотелось матюгнуться в трубку, удержался. Спокойным голосом возразил:
– Товарищ генерал-майор, мои люди делают все возможное и невозможное для взятия форта. Первая штурмовая рота пробивается сейчас с юго-западной стороны в тыл к немцам…
– Никакой задержки быть не должно, – перебил генерал-майор, – к форту ты должен выйти сегодня же. Все! Конец связи!
Только сейчас Бурмистров обратил внимание на то, что аппарат был трофейный, немецкий, весьма ценимый среди связистов.
– Откуда немецкая трубка, Миронов? – невесело поинтересовался майор, находясь под впечатлением тяжелого разговора с генералом.
Связист самодовольно улыбнулся:
– На немецком наблюдательном пункте раздобыл. Там еще катушка с немецким проводом была. Так я ее до штаба полка протянул.
Спрятавшись за разбитую башню, басовито гудел танк, его экипаж дожидался приказа.
– Молодец, Миронов, когда все успеваешь… Давай красную, – сказал майор Бурмистров ординарцу, лежавшему рядом.
– Есть, дать красную! – охотно откликнулся Колисниченко и, воткнув в ракетницу патрон, выстрелил вверх.
Ракета с шипением взметнулась в воздух и, описав белым дымом большую рассеивающуюся дугу, сгорела над крышей побитого разрывами дома.
Это был сигнал к продолжению атаки. Пока ничто не мешало наступлению. Танк, зарычав, двинулся прямо в проем стены. За ним под прикрытием брони, устремилась пехота.
Развернувшись, «Т-34» проехал через боковую стену здания, прямиком на позиции разбитой зенитки. Подмяв гусеницами развороченное расплавленное железо, устремился дальше через сквер, в центре которого, укрывшись за баррикаду, находилась пулеметная точка, брызгавшая во все стороны раскаленным свинцом.
Не сбавляя скорости, танк пальнул в баррикаду, проделав в груде покореженного металла огромную дыру. На какие-то секунды пулемет умолк, показалось, что все кончено, а потом столь же назойливо замолотил вновь, заставив штурмующих залечь, спрятаться в укрытие. Не сбавляя скорости, танк надвигался на баррикаду. Следующий выстрел оказался точнее. В воздух взметнулись тряпичные лохмотья, фрагменты человеческой плоти. В сопровождении штурмующей группы танк миновал сквер. Вырулил на улицу, простреливаемую с верхних этажей зданий.
Штурмовики, разбившись на две части, двигались по обе стороны дороги, пресекая всякую попытку подбить танк, – поливали окна автоматным огнем, забрасывали гранатами и неумолимо двигались к концу улицы, где в высотном доме размещался укрепленный опорный огневой пункт.
Майор Бурмистров, пренебрегая предупреждениями не лезть под огонь противника, бежал рядом с танком. Артиллеристы катили орудия, ненадолго останавливались, чтобы произвести выстрелы по пулеметным точкам, и вновь двигались дальше.
Дома проверялись на наличие в них фашистов быстро. Видно, немцы оставили в них небольшие силы, чаще состоящие из фольксштурма, вооруженных фаустпатронами. В одном из домов произошла заминка: группа гитлеровцев оказала усиленное сопротивление. Дом забросали дымовыми шашками, и под прикрытием плотной дымовой завесы саперы подошли едва ли не вплотную к дому и стали кидать в окна бутылки с зажигательной смесью. Не пожелавшие сдаться – сгорели, а те немногие, что повыскакивали на улицу, попали под огонь автоматчиков.
Подошедшие артиллерийские расчеты лупили прямой наводкой по зданиям, в пулеметные гнезда, по скоплению немцев. Саперы, не давая противнику передохнуть, взрывали стены для прохода штурмовой группы в глубину зданий. Разбежавшись по этажам, штурмовики быстро зачищали строения от гитлеровцев. Следом двигались огнеметчики, уничтожая тех немногих, что еще могли оказывать сопротивление.
Фрицы забивались в щели, укрывались в подвалах, спускались в канализации, зарывались в завалах, прятались в развалинах, в тех местах, где их не сразу можно было обнаружить. Огнеметчики, крепко стиснув челюсти, щедро поливали раскаленной смесью участки, где могли бы спрятаться оставшиеся в живых.
Неожиданно с крыши соседнего дома, очищенного от фашистов полчаса назад, длинными очередями заработал пулемет, скосив трех бойцов, перебегавших переулок. Не помогла ни броня, прикрывавшая грудь, ни каски, натянутые на самый лоб, – смерть застала воинов мгновенно.
Некоторое время Прохор наблюдал за павшими, надеясь на то, что кто-нибудь из них пошевелится. Но нелепые неудобные позы, в которых застыли штурмовики, не оставляли надежду на то, что они живы.
Ожили еще две пулеметные точки на предпоследнем этаже. Немцы дубасили короткими прицельными очередями, простреливая среднюю часть улицы. На опасный перекресток, пренебрегая пулеметным огнем, выкатился средний танк. Его башня угрожающе повернулась, и ствол принялся выискивать пулеметное гнездо. Громко прозвучал одиночный выстрел из противотанковой винтовки, – бронебойная пуля перебила трак; с ведущего колеса длинной лентой сползла широкая гусеница, а бронемашина как-то нелепо осела набок. Тележки шасси зарылись в развороченный грунт, и танк раненым стальным зверем завертелся на месте. Поломка серьезная, но не смертельная. Возможно, что уже к утру мастера ремонтного цеха починят танк, и он вновь вступит в строй. Но все это будет завтра, а танк нужен сейчас.
Из тыловой глубины почти сразу же ударили две полковые пушки, уничтожив пулеметные гнезда.
Бурмистров дважды крутанул ручку телефона и поднял трубку. На связи был командир второй роты капитан Ежов.
– Что у вас там? – выкрикнул раздосадованный Бурмистров. – Я сказал идти вперед, но не бежать! Оставили фрицев позади себя, мы из-за вас трех бойцов и танк потеряли!
– Даже не знаю, откуда они взялись, товарищ майор, – виновато ответил капитан. – Наверное, как-то через подземные коммуникации просочились.
– Послушай, капитан, меня не интересуют твои домыслы. У тебя была задача проверить каждый дом, через который ты проходишь. Должен был закрепиться. Задача выполнимая! Немедленно исправить ошибку и уничтожить всех спрятавшихся фрицев!
Артиллеристы из тыловой глубины методично расстреливали два следующих дома, в которых засевшие фрицы продолжали оказывать сопротивление. Когда пулеметные гнезда были разбиты, штурмовая пехота, забрасывая в окна гранаты, ворвалась в дом.
Теперь опорный огневой пункт, устроенный немцами в высотном доме, был на расстоянии вытянутой руки. Пулеметные точки, расположенные на каждом этаже, били с такой интенсивностью, что не позволяли даже приблизиться к зданию.
Саперы-химики, отправленные к дому для устройства дымовой завесы, возвратились ни с чем. Из отделения уцелели только трое, остальные полегли под пулеметным огнем, неожиданно ударившим в спину.
Полковые пушки долбили средневековый гранитный высотный дом на протяжении получаса, но серьезного урона его стенам не нанесли. Немцы засели в нем крепко, просто так их не сковырнуть. Боеприпасов у них хватало, а потому они рассчитывали отсидеться за его стенами.
Бурмистров внимательно осматривал укрепление, стараясь выявить слабые места. Через десять минут наблюдения сделал для себя неприятное открытие – слабые места отсутствовали. Укрепленное по всем правилам фортификации высотное здание больше напоминало крепость, нежели обычное жилище, а перед ним были установлены противотанковые преграды и протянута в несколько рядов колючая проволока.
«Должны быть какие-то недочеты», – думал майор Бурмистров, всматриваясь в вооружение, проглядывавшее в окнах: тяжелые пулеметы чередовались с легкими, создавая эффект непрерывного огня; перед домом на многочисленных бетонированных площадках установлены минометы; высокие баррикады перегораживали улицы. Тяжелую артиллерию в узких улочках не поставишь – в два счета будет уничтожена засевшим в доме гарнизоном. Если только подтащить ее поближе, а там под прикрытием дымовой завесы ударить по стенам тяжелыми снарядами.
И тут его осенило. Взяв трубку, Прохор произнес:
– Селезнев, кажется, у тебя есть отделение фаустников?
– Имеется, товарищ майор! – не без гордости ответил старший лейтенант. – Восемь человек!
– Пусть подойдут ко мне все восемь!
Через несколько минут на верхний этаж трехэтажного дома, где расположился временный наблюдательный пункт штурмового отряда, явились восемь штурмовиков, держа на плече по фаустпатрону. Прохор невольно обратил внимание на самого рослого из них с орденом Славы III степени на широкой груди и значком «Гвардия». С левой стороны ремня на больших крепких карабинах прицеплены две гранаты. В широких крестьянских ладонях, привыкших к физическому труду, фаустпатрон смотрелся не как бронебойное орудие, а как дубинка богатыря, с которой он готов выйти на неприятеля, да и сам он широкой костью напоминал былинного Илью Муромца.
– Как зовут?
– Никита.
– Тебе больше Илья подходит… За что орден Славы заслужил? – глянул Бурмистров на новенький орден, с которого еще не сошел блеск.
Улыбнулся широко, по-детски, показав крепкие зубы, слегка подкрашенные крепкой махоркой.
– Неделю назад немецкий истребитель зажигательной пулей сбил, – смущенно признался богатырь.
– Разве такое бывает? Как тебе удалось? – невольно подивился Бурмистров. – Он же бронированный.
– Бронированный, – согласился боец. – А вот только сзади бензобака перегородочка жестяная имеется. Броней ее не назовешь, там дюраль из нескольких слоев. Вот я туда из противотанковой винтовки бронебойно-зажигательной пулей выстрелил.
– А откуда ты узнал про эту перегородку?
– Когда немецкий сбитый самолет разбирали, вот я и заприметил ее.
Состав подобрался боевой, с опытом. Свое дело знают на отлично. Это не сорок первый год, когда одна зеленая молодежь в армию шла. Именно этим солдатам предстоит брать Берлин.
– Глазастый… Как же ты попал в эту перегородку?
– Так я же из Сибири, охотник. Белку в глаз дробинкой бил, чтобы шкурку не попортить. А уж в такую махину, как самолет, грех не попасть.
Бойцы, стоявшие перед майором, с интересом вслушивались в разговор. На лицах, закопченных пороховой гарью, сдержанные улыбки. Короткому отдыху рад был каждый. Прекрасно осознавали, что через минуту придется шагнуть в самое пекло. А там, как сложится!
– А теперь значит, решил из фаустпатрона стрелять. Карабина тебе мало показалось?
– Так оно как-то вернее.
– Тут вот какое дело, – заговорил майор серьезным голосом. – Вот этот дом помечен на карте, как объект номер два, – показал он через небольшое отверстие в стене на высокое строение, стоящее от штаба в нескольких сотнях метров, – для нас он, как кость в горле. Стоит на перекрестке и не дает нам продвигаться дальше. Из него стреляют из всех окон! Твоя задача, Никита, выстрелить из фаустпатрона вот в тот ближайший угол под самое основание дома. Выберешь позицию поудобнее, чтобы сразу и наверняка! Мне нужна точность. Сумеешь?
– Для точности мы треногу применяем от немецких пулеметов. Поставим на них фаустпатрон и прицеливаемся.
– Годится. Вы вдвоем, – обратился Прохор к бойцам, стоявшим рядом, – бьете в другой угол. Вы трое, – посмотрел Бурмистров на солдат, стоявших напротив. Взгляды у бойцов серьезные, воины осознавали всю важность поставленной перед ними задачи. Командир штурмового батальона офицер основательный, просто так лясы точить не станет. – Бьете прямо с фасада – в центр и по углам. А остальные заходят с противоположной стороны здания и палят из своих игрушек по перекрытиям первого этажа. Есть риск, что с той стороны будут немцы… А вы будете как блоха на заднице! Но мы их отвлечем: станем лупить из всех орудий, пока вы подойдете поближе к зданию и выберете нужную позицию. – Глянув на часы, он добавил: – Даю полчаса, чтобы выйти на позиции и произвести выстрелы. Больше не могу. Нужно наступать дальше. Выполните задачу – получите по ордену Славы за личное мужество. Лично хлопотать буду… Через пятнадцать минут начинаем артобстрел, отвлекаем внимание немцев от вас, а вы тотчас выдвигаетесь вперед. Стреляете одновременно по зданию по пуску зеленой ракеты. Все понятно?
– Так точно, товарищ майор! – ответил за всех Никита.
Бойцы вышли. Крутанув ручку телефона, Бурмистров поднял трубку. Связи не было.
– Что со связью? – строго посмотрел Прохор на связиста.
– Только что была, товарищ майор, – заверил младший сержант Миронов. – Минуту назад связывался с первой ротой. Передал ваш приказ командиру роты о поддержке артиллерийским огнем наступающей группы. Провод, наверное, перебит.
– Сейчас пойдешь и устранишь неисправность. Курехин! – подозвал майор посыльного и, когда тот подошел, приказал: – Ступай во вторую роту к капитану Ежову, скажешь, чтобы передали в штаб дивизии мою просьбу ударить артиллерией по объекту номер два. Артподготовка – двадцать минут! Будь осторожен, участок около разбитой гаубицы простреливается немцами. Как дойдешь, дашь знать двумя дымовыми шашками: белой и черной.
Посыльный выскочил из помещения. Время тянулось медленно. Группа фаустпатронников подбиралась к зданию, выискивала наиболее удобные места для выстрелов. Подойти было трудно, все перекрестки простреливались пулеметами. Отвлечь их мог только массированный огонь по опорному пункту, но сигнала все не было. И в этот самый момент с позиции второй роты дымовиков закурились две дымовые шашки: одна с черным дымом, другая – с белым. Дошел Курехин!
Сигнал был принят.
– Петро, забирайся на крышу и пускай сигнальную зеленую ракету, – приказал Бурмистров ординарцу. – Смотри не угоди под минометный огонь.
– Есть, пустить сигнальную ракету, – отозвался Колисниченко и стремительно вышел из помещения.
Батальонная, полковая, дивизионная артиллерии ударили залпами почти одновременно, наполнив улицы грохотом и разрывами снарядов, свистом мин. Гулко и зычно ухали две гаубицы, которые артиллеристы сумели протащить к самому центру города.
Неожиданно назойливо затрещал телефон. Не подвел связист.
– Майор Бурмистров, – подняв трубку, сказал Прохор.
– Это Чуйков. Никак не могу с тобой соединиться…
– Товарищ командующий, тут у нас…
– Как у тебя продвигается штурм, майор? Слышу в твоем квадрате грохот.
О точном расположении штаба армии знал лишь ограниченный круг офицеров. За последние десять дней его местоположение менялось трижды. Сначала оно находилось на второй линии обороны, занимая двухэтажный особняк, сейчас передвинулось ближе к городу. Но даже с этого расстояния определить точное место, куда именно сыплются снаряды, крайне сложно. Следовательно, командующий армией находится в непосредственной близости от города, а может быть, на одном из полковых наблюдательных пунктов. В мужестве командующему армии не откажешь.
– Наступление продвигается успешно, – прокричал в трубку Бурмистров, понимая, что его слова могут заглушаться разрывами снарядов. – Форт «Радзивилл» от нас теперь уже примерно в пятистах метрах.
– Хорошо. Как возьмешь форт, лично мне доложишь!
– Есть, товарищ командующий.
Бурмистров поднес бинокль к глазам. Прошло двадцать минут, пушки умолкли. Опорный пункт выдержал. В стенах дыры от снарядов. Внутри здания значительные разрушения. Многие пулеметные точки были уничтожены. Но в здании еще находилось немало немцев. Воспользовавшись прекращением артиллерийского огня, немецкие солдаты подтаскивали к окнам мешки с песком, укрепляли огневые точки. На крыше дома расположился минометный расчет. Гранатометчики заняли средние этажи здания. В огромных кадках подвезли бетон, натаскали кирпичей. Военные строители поспешно восстанавливали разрушенное, понимая, что обстрел может возобновиться в любую минуту.
Распоряжался укреплением здания крепкий майор в форме пехотинца. Прохор даже рассмотрел на его правой щеке коричневую родинку.
Сколько же их в здании? Пожалуй, не меньше роты. Настрой у фрицев самый серьезный, рассчитывают на долгую оборону. Поглядим, что выйдет из вашей затеи…
Бурмистров перевел взгляд на подступы к зданию, пытаясь отыскать позиции бойцов с фаустпатронами. Двоих из них, спрятавшихся в груде разбитой техники, отыскал без труда. А вот остальных – не сыскать. Научились прятаться, черти!
С позиции второй роты в воздух взлетела зеленая ракета. Описав дугу, уже прогоревшая, она упала на асфальт, усеянный гильзами от крупнокалиберного пулемета. Первый выстрел из фаустпатрона произошел в тот самый момент, когда померкла последняя искра догорающей ракеты. Снаряд, ударившись в угол дома, проделал в нем огромную дыру, основательно тряхнув несущую стену. Почти одновременно прозвучали еще четыре взрыва: с тыльной стороны, откуда пошел черный клубковатый дым, смешавшись с плотной густой пылью, и с дальнего угла противоположного дома, вырвав кусок кирпичной кладки. Здание буквально подпрыгнуло, а с верхних этажей посыпались кирпичи. Конструкция разбалансировалась, поломалась, выглядела несуразной. Всю тяжесть строения приняли на себя опорные стойки фасада. Внутри здания раздавались крики. Прозвучала длинная пулеметная очередь. И в следующий миг снаряды фаустпатрона перебили фасадные опоры, и строение, колыхнувшись, обрушилось, подгребая под обломками всех тех, кто в нем находился.
Подняв трубку, майор Бурмистров приказал:
– Огневой группе выдвигаться и закрепляться на занятых позициях. Быть готовыми к контратаке. Пешей разведке провести дополнительную разведку. При слабом сопротивлении немцев двигаться дальше.