Хозяином кабака «Нива» оказался невысокого роста мужичонка. Невероятно щуплой наружности, внешности непредставительной. Черные махонькие глаза из-под косматых бровей взирали настороженно и с опаской, как если бы ожидали какого-нибудь подвоха.
– Присаживайтесь, милейший, – предложил Виноградов, когда арестованный, застыв у порога, в ожидании посмотрел на Григория Леонидовича.
– Благодарствую, – басовито отвечал тот, неуверенно шагнув к столу.
– А ты, батенька, подожди пока за дверью, – сказал Виноградов рябоватому верзиле, сопровождавшему арестованного.
– Слушаюсь, ваше высокоблагородие, – старательно нажимая на букву «о», проговорил урядник.
– Как вас величать?
– Епифанцев Фрол Терентьевич.
– Ну-с, Фрол Терентьевич, а теперь рассказывайте.
– Чего же рассказывать-то? – недовольно буркнул арестованный.
– О том, как вы вместе с сообщниками ограбили банк, батенька, – спокойно сообщил Григорий Виноградов.
– Да вы с ума сошли, гражданин начальник! – вскочил арестованный.
– Сядьте! – стукнул Виноградов ладонью по столу. – Если не хотите, чтобы я вызвал караул… Посидите в карцере день-другой, подумайте. Авось и просветление наступит.
– Я не имею к этому ограблению никакого отношения, – тяжело опустился на стул арестованный. – Я сам пострадавший! Я буду жаловаться самому государю императору! – уверенно напирал Епифанцев.
– Жалуйтесь кому угодно. Вы мне лучше вот что скажите, как же так получилось, что ограбление произошло именно со стороны вашего ресторана? А вы при этом даже ничего не заметили?
– Я уже говорил тому дознавателю, что был до вас.
– Мне бы хотелось услышать самому.
– Во время ограбления меня не было в городе. В ресторане шел ремонт, и что там происходило, мне просто неведомо, – заговорил он устало. – Вы лучше спросите у тех мастеровых, что делали ремонт здания. Это просто какие-то плуты! Они мне сразу не понравились. Постоянно затягивали сроки с ремонтом, а мне от этого убыток. Возможно, именно они совершили ограбление, а теперь виновным оказываюсь я. Это безобразие!
– Где же проживали ваши строители?
– В гостинице «Заря».
– Разберемся.
– Христа ради, разберитесь со всем этим делом, – сложил Епифанцев на груди руки. – Верните мне мое честное имя!
– Конвой! – громко крикнул Виноградов.
На зов начальника полиции явился надзиратель – золотом сверкнула бляха на головном уборе. Приосанившись, он бодро произнес:
– Я, ваше благородь!
– Вот что, голубчик, убери этого типа с глаз долой!
Оставшись в одиночестве, Григорий Леонидович открыл папку с делом Епифанцева. Небольшое досье, прямо надо сказать, – всего-то несколько листочков, но что-то подсказывало ему, что в ближайшее время оно должно пополниться новыми данными. Вытащив из дела лишнюю фотографию, он уложил ее в конверт вместе с остальными фотографиями и аккуратно поместил в саквояж. Наверняка господин Епифанцев где-то оставил после себя нелестную память.
Гостиница «Заря», несмотря на столь броское название, располагалась на самой окраине города, где кабаков и прочих питейных заведений было больше, чем жилых домов. Место гиблое, нехорошее. Пропивалось и прогуливалось здесь все до последней копейки, до последних рваных сапог.
– Ваше высокоблагородие, вы бы уж один-то не шибко туточки разгуливались, – взмолился полицейский. – Народ-то здесь уж больно шальной проживает.
– Ничего, братец, как-нибудь управлюсь.
В гостиницу «Заря» Григорий Леонидович направился в сопровождении околоточного надзирателя. Высоченный, вымахавший в коломенскую версту, он уверенно направлялся в сторону гостиницы. Немногие прохожие, встречавшиеся на его пути, почтительно приподнимали шапку, непременно приговаривая:
– Здрасте, ваше высокоблагородь.
В ответ околоточный лишь сдержанно кивал.
Кафтан из темно-зеленого сукна безукоризненно отглажен, стоячий воротник с оранжевым кантом стянут шерстяным галстуком военного образца. Шаровары из серо-синего сукна с оранжевой верхушкой заправлены в сапоги, начищенные до зеркального глянца. Околоточный иной раз останавливался – очевидно, для того, чтобы созерцать свой облик на сапогах, а потом вновь двигался далее, пугая напускной сосредоточенностью местных обитателей.
У пивной четверо мастеровых громко бранились. Ругань была серьезной и ожесточенной, грозила перерасти в нешуточную драку.
Похлопав для убедительности широкой ладонью по кобуре из черной глянцевой кожи на оранжевом шнуре с трехцветной гайкой, он громко закричал через улицу:
– Мать вашу!… Вот я вам ужо! Будете у меня баловать!
Ругань мгновенно смолкла. Приподняв картузы, мастеровые едва ли не враз приветствовали полицейское начальство:
– Здравия желаю, ваше высокоблагородь!
Для верности помахав пудовым кулаком, околоточный важно и степенно направился дальше. Обернувшись к поотставшему Виноградову, сдержанно заметил:
– Гнусное место, ваше высокоблагородие.
– Чем же оно гнусное, братец? – вяло полюбопытствовал Григорий Леонидович, больше для поддержания разговора, чем из любопытства, не забывая при этом посматривать по сторонам.
Создавалось впечатление, что дворники здесь не приживались – на улицах неприглядным образом раскидан сор, обрывки бумаг, гнилое тряпье. Из распахнутых дворов разило зловонием.
– Едва ли не каждый день убивство, ваше высокоблагородь. Через одного – громилы, и у всех рожи разбойные. Углядели у пивного ларька четверых?
– И что?
Со всех углов на них посматривали недоверчивые, настороженные взгляды, явно ожидающие какого-то подвоха. Но, судя по всему, околоточный имел авторитет немалый, – поспешно скидывал картуз всякий, на ком полицейский задерживал свой тяжеловатый взгляд.
– Трое из них на каторге в арестантских ротах побывали.
– Вот даже как, и за что же?
– Налет! А четвертый, если не сегодня, так завтра там окажется.
– А как тебе, голубчик, гостиница «Заря»?
Мимо них промчался экипаж. Извозчик с вытаращенными глазами немилосердно погонял пегую лошадку. Завернувшись в шинель из серого тонкого сукна, на креслах расположился молодой барчук, со страхом и отвращением наблюдая за никчемной жизнью, проносящейся мимо. По одному взгляду было понятно, что здесь он человек случайный, – видимо, посулив ломовому полтину, пожелал познакомиться со всеми срамными местами сразу.
Уже через два переулка его будет встречать совершенно иная жизнь – с богатыми витринами магазинов, тяжелыми экипажами, запряженными сытой тройкой, и праздно прогуливающейся публикой в дорогих костюмах и платьях. О своем стремительном посещении окраины, под названием Грязев переулок, он будет рассказывать приятелям как о настоящем приключении.
Григорий Леонидович с улыбкой проводил взглядом удаляющуюся пролетку.
– Поберегись! – уже вдали раздался неистовый голос возницы, а потом повозка скрылась в одном из неприметных переулков.
– Срамно там, ваше высокоблагородие! – честно признал урядник. – При прежнем хозяине там дом терпимости располагался. Девки шалые ошивались. А когда он помер, царствие ему небесное, – привычно перекрестился надзиратель, – так наследник под гостиницу ее продал.
Околоточный надзиратель шагал широко, и Григорий Леонидович, стараясь поспевать за ним, норовил угодить в шаг.
– Ах, вот оно что. Но управились?
– То без толку, – махнул рукой детина. – Как хаживали барышни, так и хаживают. Правда, теперь на гривенник больше берут, но для рабочего человека это не накладно.
– Что-то собак здесь многовато, – поморщился Григорий Леонидович, заприметив, как псы, сбившись в большие стаи, по-хозяйски расхаживали по улицам.
– Вон там Песий переулок, – просто объяснил урядник, махнув в сторону неприглядной улицы с кучами мусора вдоль облупившихся фасадов зданий. – Живодерня в самом конце, а там яма для отходов. Вот собаки и сбежались сюда с ближайших околотков. А гостиница «Заря» как раз рядышком стоит.
– Ну и соседство! – невесело буркнул Виноградов. – Так где же тут гостиница?
– А мы уже пришли, ваше высокоблагородие, – поспешно отозвался урядник, показав на здание, стоящее по правую руку. – По ступенькам и – на второй этаж.
Главу артельной бригады разыскали быстро. Расположился он в отдельном номере, окна которого выходили во двор. Через них просматривался покосившийся деревянный забор с могучими тополями, посаженными рядком, ветхая уборная с прогнившими ступенями.
Степенный, с широкой бородой, бригадир недоверчиво глянул на Виноградова, перевел взгляд на сурового урядника и, смирившись, вопросил:
– Так что за надобность, господа?
– Я Григорий Леонидович Виноградов, начальник Московской сыскной полиции. А тебя, братец, как величать? – по-приятельски обратился Виноградов к постояльцу.
Трезв. Опрятен. Отглаженная рубашка подпоясана шелковым кушаком, бархатные концы которого свисали едва ли не до самых колен. Мужик ладный. Располагающий. Едва ли не единственное трезвое лицо, встреченное за последние два часа. Даже в голосе чувствовалась какая-то основательность, невольно обращавшая на себя внимание.
– Иннокентий Петрович Спиридонов, – басовито прогудел мастеровой, опять покосившись на урядника, шагнувшего в нумер.
– И откуда ты будешь?
– Так я ж…
– Да ты, братец, присаживайся, – великодушно разрешил Виноградов, показав на табурет, стоящий у самого стола. – Чует мое сердце, долгий у нас будет разговор.
– Вот только с чего бы это долгий? – удивленно протянул мастеровой. – Неужто чего нарушил? А может, вы по поводу той тетки, что на базаре свое хайло разинула? – осторожно поинтересовался он.
– А что за тетка?
– Да на мясном ряду… Купил на полтину мяса, так она мне сдачи не дает. А я ведь мастеровой, кажную копейку привык считать. Ну и закатил ей этим куском мяса в рыло, – честно признался Спиридонов. – Так неужели из-за этого к околоточному?
– Нет, приятель, мы к тебе совсем по-другому делу. Ты сам откуда родом будешь?
– Из-под Ярославля. Деревня там есть такая – Медведково. Вот оттуда и родом.
– И давненько ты в мастеровых?
– Да с малолетства почитай. У нас в деревне все мастеровые, кто по плотницкому делу, а кто по металлу разумеет. А я больше кладкой промышляю.
– Сегодня какой у нас день?
– Воскресенье.
– А чего же ты, милок, трезв? – весело подмигнул Виноградов. – Неужели не тянет?
– Нельзя мне, из староверов я, – просто объяснил Иннокентий Спиридонов. – Ни хмеля, ни табака.
– Может, ты и бранными словами не ругаешься?
– Чертыхаюсь, – вздохнул каменщик, – только потом молюсь долго.
– Ах, вот оно что. Ладно…
Урядник приник к окну. Вид на покосившийся клозет его заинтересовал всерьез.
– Ты знаешь о том, что по соседству с рестораном, где ты работал, ограблен банк? И в помещение проникли именно через ресторацию, где ты работал?
– А то, как не знать? – с горечью выдохнул Спиридонов. – Уже который день без работы маюсь. Все сбережения уже проел. Вот я и думаю, с чем же я тогда в деревню возвращаться буду?
– Сколько человек вас там работает?
– Шесть мужиков. Один отхожее место обкладывает, еще двое в трапезной мастерят, ну а я с братьями стены штукатурю. Работы хватало! – махнул он рукой.
– А чужих никого не заприметили?
Вдоволь наглядевшись на покосившиеся дворовые строения, урядник сел на стул и, сняв шапку, принялся натирать бляху мягкой ветошью. Солнечный луч падал на золоченую поверхность и, будто бы балуясь, пускал крохотные блики на Виноградова и мастерового.
– Заприметил, – уверенно произнес мастеровой. – Барин нас в доме долго не держал, выгонял сразу с сумерками. А вот после нас еще людишки какие-то приходили. Нам не чета! – махнул он рукой. – Сразу видно, что из богатеньких.
– Можете сказать, сколько их было?
– Сколько их было, сказать не могу. Сначала одного увидел с кожаным саквояжем, потом другого. А еще и в кабаке народ был, это точно!
– С чего ты взял?
– Как же не быть, коли они там чего-то постукивают. И явно металл об металл колотят. Я еще тогда подумал, где же они железо там отыскали?
– Как они выглядели? – стараясь держаться спокойнее, спросил Виноградов.
– Пальто на каждом из дорогого сукна. Мне такого век не носить. Штиблеты на тонкой подошве, да еще каждый при тросточке.
– Чего же вы дознавателю об этом ничего не сказали? – раздосадованно поинтересовался Григорий Леонидович.
– Ды, никто и не спрашивал.
– Узнать их сможете?
– А чего же не узнать, ежели я с ними нос к носу столкнулся? Помнится, я тогда из кабака с инструментами выходил, а они как раз по ступенькам поднимались. Одного из них я едва плечиком не зацепил. Он только шляпу приподнял и сказал уважительно: «Прошу прощения». Сразу видно – белая кость. И далее потопал. А другого я увидел, когда вечером за плашкой приходил. Минут пятнадцать стучался, прежде чем открыли.
– И кто же тебе открыл?
– А пес его знает! – выругался в досаде мастеровой. – По виду сущий барин. В дорогом сюртуке, при галстуке. А вот глаза у него шалые, я это сразу подметил. Так глянул, что у меня внутри все оборвалось, – честно признался Спиридонов. – С такими глазищами только на большой дороге стоять да кистенем размахивать.
– Вот что, милок, я сейчас покажу тебе фотографии, а ты постарайся узнать в них своих знакомых.
Раскрыв саквояж, Григорий Леонидович извлек папку с фотографиями.
– Вот, батенька, взгляни сюда, – разложил он снимки перед мастеровым. – Узнаешь кого-нибудь?
– А чего тут узнавать? – невесело буркнул мастеровой. – Вот он и есть, – поднял он одну из фотографий. – Тот самый, с которым я на крыльце столкнулся. Только тогда у него усы были, а здесь он совсем без усов.
– Вот как, а что за усы?
– Тонкие такие, стриженые. По всему видать, он за ними очень ухаживал.
– Видишь, как у нас с тобой, братец, дело-то хорошо пошло, – довольно протянул Виноградов. – А может, здесь кого припомнишь?
– Ишь ты, барин, – хмыкнул мастеровой, – как у вас все ладно получается. Это что же выходит, в саквояже все преступники находятся?
– Не все, но кое-кто имеется. А ты внимательнее смотри, никого не пропускай.
– Кажись, вот этот, – поднял мастеровой фотографию, лежащую в самом центре. – Он мне дверь открывал. Только здесь, на карточке, уж больно он худющ, а так помордатее будет.
Отложив в сторону фотографию, Виноградов мягко настоял:
– Может, еще кого приходилось встречать их тех людей? Может, где на улице или в бакалее заприметил?
– Нет, не встречался, это точно… Вот, правда, этот уж больно похож на нашего деревенского конюха, – взял он крайний снимок справа. – Но он далее своей деревни не уезжает.
Аккуратно сложив фотографии в папку, Григорий Виноградов произнес:
– Ты вот что, братец, покудова никуда не съезжай. Возможно, что нам еще понадобишься.
– А куда мне без капиталу уезжать? – пожал дюжими плечами мастеровой. – Барин нам за неделю задолжал, а потом прибавку обещал. Я тут к его супружнице наведывался. Так и так, говорю, барыня, расчет бы получить.
– А она что?
– Только фыркает, говорит, что ничего не знает. Пока муж сидит в каземате, сделать ничего не может. А вы, барин, не ведаете часом, надолго его заперли?
– Не знаю, милок, – поднялся Григорий Леонидович. – Это уж не от меня зависит.
– Вы бы уж пособили, барин.
– Сделаю все, что смогу.
Вернувшись в управление, Виноградов встретился с Краюшкиным.
– Вот что, милейший, – произнес он, протягивая ему фотографию хозяина ресторана. – Меня очень интересует вот этот человек. Епифанцев Фрол Терентьевич. Хозяин ресторана «Нива».
– Ресторан соответствует названию?
– Обыкновенный второсортный кабак… Этот Епифанцев весьма любопытная личность. Что-то мне подсказывает, в его биографии не все так гладко, как это может показаться на первый взгляд. Теперь об этих двоих, – положил Виноградов на стол два снимка. – Первого из них зовут Тимофей Иванович Макарцев, а второго – Ираклий Зосимович Евдокимов, их узнал мастеровой, который работал в кабаке. Но, надо признать, о них нам известно крайне мало. В нашем положении следовало бы знать поболее… Одному тридцать пять лет, другому – двадцать восемь. Оба происходят из весьма обеспеченных и уважаемых семей. Получили недурное образование, умны. Любят кураж, женщин, что подразумевает немалые траты. Это общее, что их объединяет. Итак, первый из них, Макарцев, – ткнул Виноградов пальцем в снимок, – происходит из мелких дворян. К преступному ремеслу был склонен еще в гимназии. Крал в шинелях мелочь у приятелей. Однажды был задержан околоточным.
– За что?
– По подозрению в краже кошелька у одной дамы. Но кошелек у него так и не был найден, а его самого пришлось отпустить. Но, скорее всего, кошелек он просто скинул своим приятелям.
– Ловкий шельмец!
– С год пробыл в арестантских ротах. Потом решил заниматься делами более серьезными, взялся за сейфы. Но поначалу у него не было должной сноровки, просто с приятелями взламывал их «фомкой», потом освоился. Изучил разные системы сейфов и принялся открывать их самостоятельно.
– Он всегда работал самостоятельно?
– Обычно с наводчиками и скупщиками. Именно они заказывали ему, какой сейф следует брать. Они же узнавали, когда в шкафу будут находиться большие деньги, в какое время отлучается хозяин, что за сторожа его караулят, насколько они добросовестны, с какой стороны легче забраться в помещение. В общем, они узнают наиболее благоприятную ситуацию для ограбления. А когда все подготовлено, то приглашают его для ограбления. Он один из тех, кто может открыть самый сложный сейф. Таких медвежатников, как он, немного, их можно пересчитать по пальцам. Из этого можно составить его психологический портрет. Можно предположить, что такой человек должен обладать определенным набором волевых качеств. Во-первых, быть дерзким. То есть по-настоящему лихим человеком, не боящимся опасностей. Там, где сейф, там всегда опасность… Он должен быть умелым, потому что нужно знать, как именно открыть сейф. Сейчас, батенька, делают такие механизмы, что ни одно сверло не возьмет! Иной подойдет к такому сейфу с долотом и не знает, куда его сунуть, да и уйдет себе с миром. Так что здесь задействован не только опытный человек, но и очень способный. И, пожалуй, последнее, такой человек обязан быть крайне сообразительным. Иной вскроет сейф и не знает, чего же из него забирать. – Хихикнув, продолжал: – Был в моей практике такой случай, когда медвежатник побрезговал векселями на сумму в полтора миллиона рублей и взял крохотную наличность, лежавшую на самом видном месте.
– Почему же он не взял векселя? – поинтересовался обескураженный Виктор Краюшкин.
Улыбнувшись хитро, Виноградов отвечал:
– Я у него спросил о том же самом. И знаете, что он мне ответил?.. Это фантики!
– Право, это даже не смешно.
– Так что, кроме смекалки, должен быть еще определенный кругозор, и такой человек просто обязан разбираться во всех этих финансовых документах. Так вот я вам скажу, милейший мой Виктор Алексеевич, хороший медвежатник должен обладать еще и большой сообразительностью. А таких людей, если покопаться, не так уж и много. Может быть, на всю империю наберется не более пяти человек. Они называются шниферами. И услуги их стоят весьма дорого!
– И Макарцев входит в их число?
– Разумеется! И вот такой наводчик намечает для ограбления какой-нибудь магазин, в сейфе которого находится весьма значительная сумма. Вызывает условной телеграммой шнифера, который может ограбить этот магазин, обговаривает причитающийся ему процент – и дело пошло!
– Мне кажется, что вас что-то смущает? – осторожно поинтересовался Краюшкин.
– Смущает, – неохотно признался Виноградов. – То, что он перестал пользоваться услугами наводчиков и скупщиков. Теперь он не наемный человек, а сам организовывает свои дела. Следовательно, у него появились очень большие деньги, если он может расплачиваться с теми, кто поставляет ему информацию. И подозреваю, что справиться с ним будет очень непросто. Знавал я одного такого шнифера… Двадцать лет за ним гонялся, но он был так умен, что всякий раз уходил от наказания. А потом, когда накопил немалый капитал, купил бакалею и теперь процветает.
– Здесь все ясно, а что вы можете сказать по Евдокимову?
– Ираклий Зосимович Евдокимов тоже весьма любопытная личность. Этот происходит из весьма состоятельной семьи, даже непонятно, какая оказия подвигла его на такое дело. Весьма способный малый! Учился в гимназии. Впрочем, из последнего класса был отчислен за то, что залез в форточку и выкрал журнал посещаемости. Как только отец не уговаривал начальство взять сына обратно, ничего ни помогло. Известно, что сулил большие деньги. Даже церковь обещал построить. Собственно, с этого поступка все и началось. Свою карьеру Евдокимов начал как обыкновенный форточник. Залезет поутру в окно, пограбит, что может, а потом так же незаметно исчезает. Утром магазин откроют, а там пусто. А попался по-глупому. Сошелся он как-то с проституткой, что в меблированных комнатах проживала, так же как и он. И захотел он ее как-то подивить дорогими духами. Залез под утро в парфюмерный магазин да вытащил там всякого добра. Вот этот мешок и вручил своей возлюбленной. А та раздала своим подружкам. Ну и пошло… А хозяева уже заявили, что парфюмерный магазин ограбили. Стали дознаваться, откуда у гулящих девок дорогие флаконы с духами да пудра разная. Они и указали на него. Вот и попался мальчишка! Дали ему два года арестантских рот. Вернулся. Да, видно, его на более серьезные дела потянуло. Видно, с кем-то из медвежатников в тюрьме сошелся, а те видят, что парень очень смышленый, вот и решили его привлечь. Некоторое время он был большой специалист по взлому в лоб. Только я знаю три таких случая. А сколько их вообще! Однако доказать мы так ничего и не смогли.
– А как ему удалось ограбить?
– Грабят они магазины, как правило, на людной улице, да так, что никто ничего и не замечает. Наводчиками бывают бывшие приказчики, уволенные хозяином, которые просто хотят отомстить. Например, так был ограблен магазин «Лондонский туман». Евдокимов зашел под видом богатого клиента в кабинет к хозяину, сказав, что у него назначена встреча. Причем вел он себя при этом так уверенно, что приказчики просто гнули перед ним шеи. Пробыл в его кабинете пятнадцать минут, после чего разочарованно ушел, сказав, что времени дожидаться у него более не имеется. А когда через полчаса пришел хозяин, то обнаружилось, что из сейфа пропало бриллиантовое колье на сумму сто тысяч рублей.
– Однако, он смел!
– Вот такие нам придется решать дела. Теперь я вижу, что они изрядно между собой спелись. Оба отбывали срок в Краснодарской тюрьме, так что не исключено – именно там и сошлись. А теперь, когда они вместе, стали вдвойне опаснее. – Виноградов поднялся. – Ладно, у меня еще много дел. Подготовка к ограблению заняла не один день. А следовательно, им приходилось где-то проживать все это время. Думаю, в какой-нибудь третьесортной гостинице. А вы подробнее узнайте о хозяине кабака.
Кивнув на прощание, Виноградов ушел.
В сопровождении урядника Виноградов направился в ближайшую гостиницу. Огромное четырехэтажное здание, вытянувшееся едва ли не на весь квартал, с небольшими грязными окнами и облупившимся фасадом, производило унылое впечатление. Но представлялось идеальным местом, где можно было затеряться среди его обитателей и неузнанным прожить здесь недели две.
Приказчиком гостиницы оказался круглолицый человек с лощеной физиономией и зализанными на пробор волосами. Крохотные бегающие глазки выдавали в нем человека осторожного и крайне подозрительного. Если покопаться в его биографии, так наверняка можно было бы отыскать немало дурных страстишек.
При виде вошедшего урядника губы его разлепились в широкую заискивающую улыбку. Морщины на полноватом лице углубились, и в какой-то момент Виноградову показалось, что кожа на его лице должна непременно лопнуть от большого усердия.
– Вы к нам по делу или изволите отдохнуть? – выскочил из-за стойки крепыш.
– Вот что, Епифаныч, – произнес урядник, припустив в голос надлежащую суровость. – Вот этот господин у тебя будет спрашивать, а ты ему все в точности передашь. А то я тебе ужо! – погрозил он для убедительности кулаком.
– Как же можно, – заискивающе произнес толстяк, с уважением поглядывая на Виноградова. – Неужто я не понимаю, сразу видно, что господин больших чинов. Обхождение требуется.
На вошедших уже обратили внимание, взирали кто с откровенным любопытством, а кто с опаской. С виду обыкновенное здание, но стоит только потоптаться, так на каждом этаже можно отыскать по полудюжине притонов. Очевидно, местные обитатели не брезгуют и скупкой краденого. Следовало бы наведаться как-нибудь сюда в сопровождении взвода полицейских, а потом этаж за этажом очистить здание от скверны.
На какое-то мгновение взгляд Григория Леонидовича столкнулся с глазами хромоногого и с виду совершенно безобидного мужчины, опирающегося на суковатую палку. По всему видать, юродивый, обделенный божьим вниманием, а в действительности типичный наводчик – неприметный, корявый. Сядет такой бродяга у богатого магазина милостыню просить, и ни за что не догадаешься, что в этот самый момент, когда он выпрашивает копеечку у прохожего, в действительности подсчитывает товарооборот бакалеи.
Состряпав равнодушное лицо, калека, неловко подгибая под себя негнущуюся ногу, потопал по длинному, слабо освещенному коридору.
Григорий Леонидович едва ли не крякнул от досады. Новость о приходе полиции мгновенно распространится по всей гостинице, так что уже через минуту в ней невозможно будет встретить даже безобидного карманника.
– Давайте, милейший, пройдемте куда-нибудь в каморку, – предложил Виноградов, – где нам никто не помешает.
– Это пожалте! – оживился толстяк. – У меня имеется комната для особо почитаемых гостей. Так что милости просим!
Комнатой для особо важных гостей в действительности являлось темное помещение со старыми обоями, протертыми до самой штукатурки. Крохотный стол, на котором стояла лампа без плафона, небольшое окно с давнишними занавесками, скрученными в плотные веревки. Два кресла с ободранной материей – вот, собственно, и весь изыск.
Присев на кривенький стул, Григорий Леонидович выудил из сюртука заготовленные фотографии.
– Узнаете здесь кого-нибудь?
Разложив веером фотоснимки, Виноградов вцепился взглядом в глаза приказчика.
Взгляд, поначалу равнодушный, вдруг потемнел, когда он глянул на медвежатника Тимофея Макарцева. Лицевой нерв неприятно дернулся, еще более углубив морщины. Но уже в следующее мгновение лицо приняло безмятежное выражение. Уже как будто бы ничто не свидетельствовало о буре, пролетевшей в душе, вот разве что уголки губ ставли еще более твердыми.
– Вы кого-нибудь узнали? – спросил Виноградов.
– Ну… Впрочем, нет.
– Посмотрите повнимательнее, – припустил Виноградов в голос жестковатые интонации. Взяв снимок Тимофея Макарцева, сказал: – Мне кажется, что этот человек вам знаком.
Вымученная улыбка, за которой могло прятаться все, что угодно: от недоумения до откровенного страха.
– Этот человек очень напоминает одного постояльца, который прожил в гостинице около месяца.
– Как его звали?
– Кажется, Макариев…
– А может, Макарцев?
– Точно, Макарцев! Только на фотографии он выглядит несколько помоложе.
Виноградов невольно хмыкнул:
– Немудрено. Потому что этот снимок впервые был сделан пятнадцать лет назад в полицейском участке. Потом он был столь осторожен, что предпочитал больше не попадаться. Кто к нему приходил, можете сказать?
– Вы меня поймите, – извиняющимся тоном продолжал приказчик, – народу у нас бывает очень много, за всеми не уследишь. Многие останавливаются всего лишь на один-два дня. Я его запомнил потому, что он проживал у нас почти с месяц. Но вел себя прилично, ничем не выделялся, не безобразничал.
– Когда он уходил? Когда приходил?
– Уходил он после обеда, но вот приходил всегда поздно. Это я вам точно могу сказать.
– Он принимал кого-нибудь из гостей?
– Были какие-то гости, но чаще всего это бывали женщины.
– Что за женщины?
Пожав плечами, приказчик отвечал:
– Разные.
– А когда он съехал?
– Неделю назад.
Виноградов призадумался. Съехал Макарцев за два дня до ограбления. Все логично, в этой гостинице он пробыл достаточно долго, успел примелькаться и, чтобы не рисковать, решил перебраться на новое место. Не исключено, что оставшиеся два дня он просто провел у одной из своих многочисленных знакомых.
– Вот что, если он у вас появится, пожалуйста, сообщите об этом господину уряднику. А уж он знает, что нужно делать.
– Непременно, – с видимым облегчением произнес приказчик, провожая нежданных гостей до самых дверей.
– Вы, ваше высокоблагородие, не переживайте, я буду наведываться, – басовито и очень серьезно пообещал урядник, бросив сердитый взгляд на приказчика. – Они тут у меня вот где! – сжал он в кулак растопыренные пальцы.
В последующие четыре часа Виноградов с урядником посетили еще четыре гостиницы. Управляющие и половые внимательно рассматривали фотографии, но ни один из них не признал в них своих постояльцев. По-настоящему крупно повезло только в шестой гостинице. Приказчиком оказался давнишний клиент урядника, – некогда мелкий карманник, промышлявший на базарах. Их тесное знакомство началось с того, когда однажды, сшибая очередной пятак, тот по неосторожности залез в карман к уряднику, праздно разгуливающему по рынку. Несмотря на природную расторопность, карманник был пойман. Урядник, пребывая в благодушном настроении, отводить мальца в участок не пожелал, лишь крепко надрав ему уши, отпустил восвояси, пообещав в следующий раз выпороть прилюдно.
Как это ни удивительно, но преподнесенная наука не пропала даром. Завязав с воровским промыслом, отрок устроился в гостиницу, где вскоре дорос до приказчика. Завидев крестника, урядник долго хлопал его по плечу, выражая тем самым свое расположение, и, хитровато поглядывая на Виноградова, говорил о том, что у парня был настоящий талант щипача, и, не окажись в свое время на его пути полицейского, тот непременно дорос бы до марвихера.
Терпеливо переждав неожиданный всплеск эмоций со стороны урядника, Виноградов разложил на стойке с дюжину фотографий, поинтересовавшись у приказчика:
– В твоей гостинице проживал кто-нибудь из этих господ?
Едва глянув на разложенные снимки, детинушка без колебаний поднял фотографию Макарцева.
– Вот этот останавливался в гостинице, – уверенно проговорил он. Тонкий изящный палец слегка царапнул по глянцевой поверхности, оставив едва заметный след. – Месяца два назад проживал в меблированных комнатах.
– Как долго?
– Недели три будет.
Такие изящные пальцы, должно быть, в свое время немало неприятностей доставили ротозеям. Губы Виноградова тронула снисходительная улыбка: «Такой талант пропадает!»