Оправдание Острова – Евгений Водолазкин

Евгений Водолазкин крайне религиозный, верующий человек, поэтому роман, проговаривающий библию, был вопросом времени. В самом начале я удивилась, неужели это еще один Каин – Жозе Сарамаго , хотя такое невозможно, Каин во много сатира на происходящее, он ругает поведение «героев библии», что Евгению Германовичу уж точно не свойственно, он скорее будет библию защищать (как, к примеру, в Брисбене ). Но вскоре все прояснилось.Все книги Водолазкина выглядят совершенно разными по сюжетам, эпохам, жанрам. Но, на самом деле, абсолютно все они об одном и том же – о времени. Наверное, странно в этом моменте вспомнить фильм «Прибытие» или же оригинал – Тед Чан – История твоей жизни (хотя ситуация с ножом вполне в духе этой истории), но они достаточно доходчиво передают ощущение четвертого измерения – плоскость времени. Именно плоскость, когда нахождение в любой точке, это нахождение во всех точках одномоментно. И, дело даже не в том, что «нет ничего нового под солнцем», а в том, что с возрастом, с жизненным опытом, с огромным читательским опытом, который есть суть концентрированного вида бесконечного числа человеческих жизней, вполне вероятно к 56 годам увидеть эту плоскость, ее закономерности, ее волны.

«Некоторые вещи прекращают свое существование не потому, что они плохи: просто их время вышло. И начинают свое существование не потому, что хороши: их время, наоборот, пришло. Время собирать камни, и время разбрасывать их. Может быть, ответ – время? Время и ритм.»В своих предыдущих книга чувство времени автор пытался изобразить исходя из срока человеческой жизни, но

«Чему учит долголетие?

Поверх его ладони Ксения кладет свою. Три уровня взаимной симпатии.

– Учит тому, что всё повторяется – в том или ином виде. – Она задумывается на минуту. – Учит ждать бед – их так много… В юности этого не понимаешь. А в какой-то момент становится страшно жить.

– И чем дальше, – замечаю, – тем страшнее. Старческое слабоумие – не защита ли это? Не милость ли?»Для изображения нового пространства понадобилась протяженность. Поэтому сюжет истории начинается от сотворения мира и приходит к нашим дням. Но, поколения забывчивы, сменяясь они не перенимают опыт своих предков, а вновь и вновь повторяют его. Для того, чтобы бы это «увидеть» в сюжет вплетаются двое бессмертных, что живут уже несколько сотен лет и их глазами мы наконец начинаем разглядывать новое для нас пространство.Помимо времени, есть еще один важный момент – человек всегда поступает исходя из обстоятельств. Все мы отражение нашего окружения. Мы не придумываем ничего с нуля, мы потребляем информацию извне и выдаем ее обратно, соотнеся с уже имеющейся информацией. Поэтому мы все такие одинаковые и такие разные, и нет в этом противоречия.

«Я не собираюсь ни с кем спорить, ибо в споре рождается не истина, но гнев и томление духа.»

«– У меня очень простой вопрос. В Средневековье комету принимали за змея? Принимали ведь? Вы же не будете этого отрицать?

– Я не могу отрицать очевидное.

– А сейчас?

– А сейчас змея принимают за комету.»Начиная с революции начала двадцатого века и доходя до наших дней, аллюзии на нашу страну считываются все точнее, сатира становится все зубастее. Мне нравится, что в правители были назначены и праведные люди, и реакция на их правление более чем узнаваема.Неудивительно, что книга вошла в Длинный список восьмого сезона Литературной премии имени Александра Пятигорского (2020-2021). Премия учреждена с целью поддержки интереса к философствованию за пределами профессионального философского сообщества, присуждается за лучшее философическое сочинение. И, на мой взгляд, «Оправдание острова», действительно будоражит, привлекает внимание к темам не простым, располагающим к философствованию.

«…выборы определяют имя Президента, но не его решения».Отдельное «браво» хочу сказать главам про пчел. Это было мистически прекрасно и поражающе. Впрочем, мистического, сатирического, поражающего и цепляющего здесь и без пчел много. Во многом благодаря стилистике языка произведения:

"В первое лето Евстафия некие мореходы привезли в подарок князю невиданных рыб. Евстафий, желая на них посмотреть, пришел к мраморному водоему у Дворца, упал в воду и утонул. Общее же время его правления – три дня."

Скажу так, Евгений Германович меня очаровал уже давно и с каждой прочитанной книгой любовь к нему только крепнет. Это была уже четвертая, долгожданная, новая.Скажу честно, я испытала наслаждение, пока читала. Плотный, сложный на размышления текст, сначала с трудом поддается пониманию, зато потом… Как это говорят, – пленит!? Да, действительно пленит, окутывает и отправляет тебя в путешествие на Остров которого вроде как и нет. А читаешь, и понимаешь, что есть. И вот тут мне одной показалось, что Водолазкин переписал ход истории на свой лад? Очень стилизовано, с сарказмом, иронией и плавно уводя в антиутопию.Перед нами хроника того самого Острова, начало своё берёт аж 350 лет назад, описывая правления каждого за это время, при этом показывая, что менялось, как, чему верили и поклонялись люди, чем были недовольны, чего хотели, что получили и тд. Соответственно, вы представляете каким языком ведётся повествование.И ещё, очень красиво древнерусский текст перемешивается с современным, да и не только текст, но и события, что позволяет видеть картинку словно в эффекте «3D».Тут как в Лавре, много рассуждений относительно веры, свободы, жизни, силы времени. Можно смело растащить на цитаты.Очень советую поклонникам творчества автора. Это эстетическое литературное наслаждение.

Третья прочитанная у Водолазкина книга не разрешила моих сомнений по поводу того, мой ли это писатель. После Евгений Водолазкин – Лавр осталась в лёгком недоумении и с ощущением зря потраченного времени и денег. После Евгений Водолазкин – Авиатор готова была приставать ко всем и каждому с рекомендацией немедленно читать книгу. «Остров…» оказался где-то посередине: не восторг по поводу романа, но абсолютный восторг даром Водолазкина-стилиста.Сразу хочу сказать, что книга сложная за счёт очень вольного обращения со временем. Начнём с того, что на престол малолетний Парфений вступает в возрасте примерно 30-ти лет, и Ксения, будущая его жена, подруга детских игр, тоже вроде как не взрослая в тот момент. А в возрасте около 300 лет – чета в Париже, участвует в съёмках фильма-байопика (уж за одно это слово надо было режиссёра отправить восвояси, думает Парфений), будучи абсолютно живыми и нормальными, хоть и чувствуя себя пережитком средневековья… Само повествование тоже мечется между древними летописями и сегодняшним днём без какого-то заметного порядка. Поэтому расслабиться с книгой не удастся, это точно. Но даже если бы рассказ был линейным и простым в плане стилистики, всё равно книга осталась бы работой для души и ума читателя.

Тот самый несуществующий ни на каких картах Остров – притчевый образ государства как такового. Многие говорят, что он очень похож на Россию, и, вероятно, так оно и есть: зачем бы писателю создавать историю истории на примере не своей страны? Простите за громоздкое выражение «история истории», но я не могу найти подходящего определения тому, что описано в книге – как история делается, а главное – как она пишется.Вы есть обскурантист, сказали мне профессора. Ведите свою дремучую историю, как вам заблагорассудится. Мы же напишем новую. И не думайте, пожалуйста, что ваша история отличается от нашей, ибо всё подлежит общим законам, которые вам очевидным образом неизвестны.Многочисленные события всех времён Острова включают и дворцовые интриги с покушениями, и революции, опирающиеся на личный интерес каждого из руководителей, и попытки разоблачения, построенные на сфабрикованных фактах – словом, целый спектр разнообразных ситуаций, имеющихся в истории правления любой династии и в течении любой из мировых революций и войн. Что за времена, что за нравы? Извечные и вечные вопросы…– Что за время такое? – спросил меня в тот вечер Парфений. – Они любят и ненавидят идеи. Не людей.

– И непонятно, что этому можно противопоставить, – сказала я. – Наказание? Другие идеи?

– Я думаю, терпение.

– От нас ждут практических мер.

Он положил мне руки на плечи:

– Как ни странно, терпение мне и кажется самой практической мерой.Книга воспринимается нелегко, потому что сложно отделаться от потуг угадать, на основе какого исторического события построено то или иное событие книжное. Вот, к примеру, Остров объявил войну Франции. Почему именно ей? Ну, так просто: она далеко, может, вообще про это не узнает, а уж про неё-то на Острове знает каждый, так что правительству будет респект за такого серьёзного врага. Гротеск и политическая сатира – вот как, наверно, следовало бы определять жанр книги… Особенно ярко это видно в образе самого главного островного революционера Касьяна Косого:Утром Касьян с соратниками был приглашен во Дворец. Встреча не напоминала то, что происходило восемнадцать лет назад. Ныне Касьян держался как главный. Он объявил, что народ требует республику.

Все знали, что народ ничего не требовал, поскольку не знал даже такого слова, и просто маялся. Как выяснилось вскоре, не нужна была республика и Касьяну: он жаждал одного лишь падения власти, чтобы ее, павшую, потом подобрать.Читателю не навязывается никакая точка зрения. Никто из персонажей не выступает в роли белого ангела. Если честно, я даже не могу сказать, что вот чувствую, что писатель – антисоветчик. Или наоборот – за левых и очень левых. Он скорее философ, который хотел заставить людей поглубже заглянуть в скрытые слои исторических процессов. Какая из этого может быть реальная польза? Вероятно, никакой, кроме той, что читающий человек попользуется силой своей памяти, аналитическими способностями и, если есть, даром восхищаться изящным текстом.Новая жизнь. Когда я слышала это словосочетание, меня переполняла обида за нынешнюю, которая вовсе не была такой уж плохой. Настоящее проигрывает будущему, как реальность – фантазии. И тут бессмысленны уговоры: будущее обладает безграничными ресурсами. Это потом его можно сравнить с настоящим, только смысла в этом уже нет. Поздно.Не буду советовать эту книгу, хотя она интересная. Но если кто-то всё же собирается читать, могу порекомендовать аудиоверсию, прекрасно начитанную Иваном Литвиновым и Геннадием Смирновым.