Сестра четырех – Евгений Водолазкин

Очень интересная пьеса на злобу дня – она про коронавирус. Тут в палату больницы попадают 4 человека: писатель, доставщик пиццы, депутат и доктор. Проводит процедуры по их лечению медицинская сестра. Каждый расскажет свою тайную, скрываемую от всех, историю.Водолазкин меня снова порадовал. Отличный писатель. Скоро я прочитаю все его книги. Тут же он прямо молодец. В этом небольшом произведении он вместил всё, что крутиться в голове каждого из нас. Кто-то это высказывает, кто-то хранит в душе, боясь поделиться. А Евгений просто написал и показал. Конец вообще меня удивил и показал, что в нашем мире не всё так, как кажется. В общем, всячески рекомендую к прочтению.Правда, Litres ввиду эксклюзивности опять удивляет своими совсем не демократичными ценами. Как уж они это решают, непонятно. Наверное, раз книга есть только у них, то цену можно увеличить вдвое. Может быть и так это делается. Но сейчас, когда у людей денег не так уж и много, нужно быть ближе к ним, а не отдаляться от них.Как бы то ни было, пьеса отличная. Мне очень понравилась. Некоторые места прямо можно разбирать на цитаты.

– Ну как?

– Приемлемо. Только вкус горьковатый и в горле дерет.

Я слышала, что Водолазкин написал новую пьесу. Слышала, что о пандемии. Было любопытно и немножко стыдно. Тот сорт неловкости какой испытываешь, когда приличный человек делает что-то, не вполне пристойное. Такого рода злободневность сильно отдает конъюнктурой. Хотя, как может хороший писатель совершенно игнорировать действительность?Он отличный. И нет, отражение динамики коронавирусных настроений только в титульной пьесе. Сколько могу судить, тетралогия не связана общими героями, сквозным сюжетом, даже единством времени и места действия."Сестра четырех" (отсылающая к «Трем сестрам» и «Сердцам четырех»), как раз остроактуальная и, в согласии с возможностью брать информацию из воздуха, открытой хорошим писателям, Евгений Германович сделал одного из героев, курьером, развозящим пиццу на трехколесном пикапчике, который может сложиться гармошкой и убить владельца от малейшего толчка."Пародист" – отступление в недавнее прошлое доковидных времен. По дороге из загородного дома погибает, разбившись в аварии, известный пародист. Спустя три года его вдове с ее новым мужем (близким другом покойного) наносит визит частный детектив в сопровождении массажистки почившей знаменитости. Детектив немного заикается (никого не напоминает?). И, как нетрудно догадаться, прогнило что-то в Датском королевстве."Музей", еще дальше в прошлое, время накануне убийства Кирова. Которое, вы помните, послужило отправной точкой для первого витка репрессий. События предшествовавшие выстрелу Николаева. Водолазкин историк и знает о подоплеке событий больше, чем профан, вроде меня, услышит на уроке или вычитает из Вики.Неканоническая бытовая версия, связанная с любовницей С.М. Мильдой Драуле, мужем которой был убийца, мастерски вплетена в историю столкновения двух воль в ходе которого одна съеживается и перестает существовать, смятая и подавленная другой.Гротескная, абсурдистская, исполненная чернейшего юмора, пьеса приводит на память Ионеско и Дюрренматта и вызывает порой физиологическое отвращение. Все-таки, думаю, что идея сделать из нее аудиокнигу в исполнении Геннадия Смирнова была не самой блестящей. Не потому, что он плох, а потому, что драматургию прозаика нужно читать, как читаешь прозу. В ней акцент не на диалог, а на то, что за его рамками.Заключительная пьеса «Микрополь». Название одновременно служит антитезой мегаполису, такой себе микрокосм как отражение макрокосма, и отсылает к некрополису (ну, вы поняли). Греческая трагедия с выборами мэра и хором обманутых дольщиков, периодически перемещающимся из конца в конец сцены. Стенания их исполнены высокой поэтики, но мало что могут изменить в текущей ситуации.Да, понимаю, что рядом с остроактуальной первой пьесой, четвертая с темой дольщиков выглядит прямо-таки замшелой. Но если копнуть глубже, кто мы нынче, как не те, чей кусок жизни отъеден непонятно кем: короновирусом, властями предержащими, олигархами, рептилоидами?Я рада знакомству с Водолазкиным драматургом, это тот писатель, которого люблю за «Соловьева и Ларионова» и особенно за «Авиатора»ИППОЛИТ. Так кило́метр или киломе́тр – как произносить-то?

АГАТА. Зависит от того, где произносишь. Ты в прошлый раз куда ездил?

ИППОЛИТ. Ну, на колбасную фабрику.

АГАТА. Все правильно: там кило́метр. Сегодня же – общегородской митинг, так что лучше, наверное, киломе́тр. А что у тебя завтра?

ИППОЛИТ. Консервный завод. Получается, что там снова – кило́метр.

АГАТА. Можешь заодно сказать и асвальт. А то, чего доброго, не проголосуют.

ИППОЛИТ. Однозначно. Скажут: загордился Ипполит. Люди на консервном такие – как бы сказать…

АГАТА. Консервативные.

Четверо пациентов – хипстер, писатель, врач и депутат – заперты в коронавирусной палате больницы имени Альбера Камю (да). Жара, за окном стучат топоры, радио передает новости о растущем числе смертей от вируса, а ухаживающая за больными медсестра оказывается и самой Смертью – как и полагается, с косой. Если вам показалось, что это описание похоже на серию «Скуби-Ду» или на сценарий короткометражки студента ВГИКа, то нет, вам не показалось. Троп «Диалоги со Смертью» уже настолько стерся от пробежавшихся по нему клавиатур тысяч писателей, что даже сюжетный твист ближе к концу пьесы встраивается в давно знакомые шаблоны. Но шаблонный сюжет – еще не проблема сама по себе, такой сюжет могут оживить люди. Но в том и проблема, что людей в пьесе тоже нет. Есть готовый набор фигур-штампов, которые свежо бы смотрелись разве что в начале века, причем прошлого. Депутат ворует, зато у него золотое сердце; доктор не дурак выпить; писатель много разглагольствует, но не пишет; хипстер туповат, но к концу пьесы открывает пользу чтения. От диалогов этого жутковатого квартета пустышек веет холодом «зловещей долины»: они вроде ведут диалоги, как люди, только диалоги натужные, перенасыщенные несмешными каламбурами и исповедальными репликами, чтение которых вызывает тоску. Не люди, роботы. И все это одним голосом – голосом скучающего московского бумера, который репетирует разные роли перед зеркалом. Автор, пытаясь убить двух зайцев – поймать актуальную тему и связать ее отсылками с Великой Русской Литературой (тм) – как-то забывает главное: рассказать внятную историю о том, что с людьми делает пандемия. И не то чтобы сложно было найти живые человеческие истории: репортаж Елены Костюченко из 52-й коронавирусной больницы в «Новой газете» за несколько дней набрал полмиллиона просмотров. Еще страннее этот опыт драматургии смотрится на фоне удачных новинок: сценария Людмилы Улицкой «Чума», который рассказывает, насколько быстро человек способен отказаться от базовых свобод ради чувства безопасности, и пьесы «Выбрать троих» Дмитрия Данилова, где самоизоляция оборачивается семейной драмой. «Сестра четырех» же – вторичная поделка на злобу дня.Один из героев вспоминает народного мастера по свистулькам, которому советская власть подарила огромную мастерскую на улице Горького. Но поскольку кроме свистулек мастер больше ничего не умел делать, он стал изготавливать огромные свистульки.Так и Евгений Водолазкин: прославившись почти десять лет назад отличным романом «Лавр», писатель решил всюду клепать Лавра – грустного старика, занятого размышлениями о духовности и Боге, пока где-то за окном проносится жизнь. Может, пора выйти из комнаты?