Зоя, как смогла, перевела, и Симон затараторил в ответ, вставляя невпопад немногие известные ему русские слова. И тут
Егор вдруг осознал, что кое-что понимает!
Да, говорил Симон, его предки были гасконцы. Россия прекрасная и огромная страна. Добрые отзывчивые люди. Кормили. Помогали. Поили. Много поили. Расскажу во Франции всем друзьям и знакомым. Не могу дальше ехать. Мотоцикл. Мало денег.
– Не дрейфь, – махнул рукой Володька, – починим мы твой мотоцикл… – и замер с открытым ртом.
– Что, – спросил Егор тихонько, – ты тоже понял, что он сказал?
– Не всё, – хрипло и тоже тихо ответил Четвертаков, – но главное, по-моему, понял.
– А говорили, что французского не знаете, – обиженно заметила Зоя.
– Говорить не можем, – быстро пришёл в себя Егор, – а понимать, оказывается, немного понимаем.
Мотоцикл содержался в гараже музея-заповедника, и там, при ярком электрическом свете, Володька наскоро осмотрел японское чудо техники.
– Всё ясно. Цилиндр пробило, – поставил он диагноз, – Надо менять.
– И как? – спросил непосредственно заинтересованный в этом деле Черемша.
– В понедельник привезёшь мне его на работу. Я имею в виду мотоцикл, а не француза. Что-нибудь придумаю. Автобус-то твой на ходу?
Виктор Фёдорович уверил, что автобус на ходу и в понедельник он обязательно «Ямаху» привезёт.
– Ну хорошо, – сказал Володька, – Денька за два-три починим.
Пока цилиндр найдём, пока то да сё… Выдержит твой француз ещё несколько дней?
Симон непонимающе переводил взгляд с Черемши на Четвертакова и обратно. Зоя сжалилась и коротко перевела. Симон заулыбался и активно закивал головой – выдержу, мол, не сомневайтесь!
– Куда он денется, – мрачновато усмехнулся Виктор Фёдорович. – Девки мои его тут кормят как на убой, а поэты и художники поят…
– Как на упой, – подсказал Егор.
Зоя засмеялась.
– Вот именно, что на упой, – подтвердил Черемша. – Не жизнь, в общем, а рай земной, можно сказать. Мне бы так.
– Мы уже, Витя, с тобой не в том возрасте, чтобы такой жизнью жить, – обнимая Черемшу за плечи, сказал Володя. – Мы люди взрослые, степенные и на нас, следовательно, лежит ответственность.
– Кому ты это говоришь! – вздохнул директор музея-заповедника. – Но ведь хочется!
– Ну, может, когда-нибудь… Ладно, Как починю – позвоню. Приедешь и заберёшь, или я сам на нём приеду. Решим, в общем. Добро?
– Добро.
Присутствующие пожали друг другу руки, и Егор с Володей засобирались домой.
– А то оставайтесь до завтра, – предложил Черемша. – Поужинаем, водки выпьем…
Предложение было заманчивым, но выяснилось, что остаться никто не может. Егору нужно было готовиться к завтрашнему дню рождения, Володю ждала жена Надя, а Зою – мама.
Из Танаиса выезжали уже в полной темноте. Радио не включали. Молчали.
– Тебе куда в городе, Зоя? – спросил Егор.
– На шестнадцатую линию.
– Хорошо. Отвезём Володю, потом тебя.
До города доехали быстро. Вражеский «мерседес» так и не объявился, и Егор вздохнул с облегчением, когда машина углубилась в городские улицы.
– Может, заедешь ко мне, когда Зоя отвезёшь? – предложил Володька. – Поужинаем, обсудим кое-что…
– Спасибо, Володя, – отказался Егор. – Устал я что-то. Башка не работает. Слишком много всего свалилось и сразу. Вот высплюсь как следует…
– Да, – согласился Четвертаков. – Утро вечера почти всегда мудренее. Ну, до завтра?
– До завтра. Вечером жду.
– Само собой. Но если что новое интересное случится, держи меня в курсе. Ладно?
– Ладно. Наде привет.
– Загадочный вы ребята, – сказала Зоя, когда они отъехали от Володиного дома.
– Не всегда, – успокоил её Егор. – Только изредка. Тебе просто повезло и ты попала на такой период нашей жизни. – он подумал и неуверенно добавил. – Или не повезло.
Уже загнав машину во двор собственного дома, Егор ещё долго сидел за рулём, не выключая двигатель и слушал радио, настроенное на всё ту же французскую волну. Он курил, тихонько балдел от того, что всё лучше понимает французскую речь и отрешённо следил за датчиком уровня топлива, стрелка которого показывала, что бензина он истратил за сегодняшний день от силы литров пять.
Утро субботы выдалось ветреным, но солнечным. Егор проснулся от голода и шума ветра в деревьях за окном. Вспомнил, что у него сегодня День рождения и обрадовался – ему было, на что устроить праздник.
И Зоя обещала прийти!
Некоторое время он лежал с открытыми глазами и вспоминал Зою. Вспоминать, правда, было особенно нечего, поэтому имеющиеся в наличии картинки он прокрутил в голове несколько раз, после чего мысли сами собой перескочили на автомобиль.
Да. Автомобиль. Машина. Папины «жигули». ВАЗ-2101 образца 1974 года Старая-престарая «копейка». Ни о каком подарке и уж тем более доброй шутке друзей, разумеется, не может быть и речи. Никто не в состоянии сделать подобный подарок. Во всяком случае, никто из его друзей. Тут произошло что-то необычное, что-то, что находится за гранью повседневного здравого смысла.
Или всё-таки нет?
Может быть какая-нибудь сверхсекретная научная лаборатория ФСБ (или как их там теперь кличут)? Собрали опытный образец и теперь на нём испытывают? Бред, конечно, но с них станется. Непонятно только почему именно на нём. А для чистоты эксперимента! Берём, так сказать, среднестатистического русского художника-алкоголика и смотрим, можно ли с помощью современных достижений науки и техники превратить его обратно в порядочного человека, полезного обществу и себе самому. А что? при таком количестве алкоголиков в стране, которое существует на сегодняшний день, подобный опыт был бы очень и очень своевременным. А меня взяли потому, что я не совсем тупой. На рабочем-то классе и люмпенах, видать, крест поставили… Бред. Причём тогда французский? А всё при том же. Для более полного формирования личности и полнейшего раскрытия её способностей. И хотя это уже бред времён социализма, но…
Егор от волнения совсем проснулся, приподнялся на локте и с уважением посмотрел в сторону, в которой, по его мнению, в городе находилось здание областной ФСБ.
Чёрт возьми! А ведь вполне возможно! Страна на грани демографической и генетической катастрофы. У нас ведь всегда так – пока гром не грянет… И всегда находилась пара-тройка гениев, которые вовремя что-нибудь эдакое изобретали. Страна алкоголиков и гениев, блин. Гениев-алкоголиков и алкоголиков-гениев…
Егор сел на постели и обхватил колени руками.
Ёлки мохнатые, и ведь, как назло, нет ни одного знакомого из этой уважаемой конторы. Да если бы и были такие знакомые, неужто бы не признались в эксперименте? Да ни в жизнь! Нет, тут другим путём надо идти. Наверняка он в России не один такой. Может, в Ростове и один, конечно, но в той же Москве наверняка есть парочка таких же опытных кроликов.
При мысли о кроликах ему стало обидно.
Вот же, блин, гады всё-таки! Привыкли, понимаешь, старыми проверенными методами пользоваться. Исподтишка и тайно. Нет, чтобы честно всё ему рассказать – неужто бы он не понял? А может, так и надо? Может, в этом как раз и есть смысл эксперимента? Всё равно обидно. Он, как-никак, свободный человек… Брось. Какой ты, на хер, свободный? Хоть самому себе не ври. И никогда ты свободным не был. При Советской власти понятно почему, а теперь… Тебе дали свободу, но ты пока не сумел ею воспользоваться. Вся твоя свобода последнее время заключалась на дне пивной бутылки. А теперь тебе дали шанс. Шанс, ты понял? В тебя поверили и решили тебе помочь! Кончай, в натуре. Когда это ФСБ кому помогало? Топили – это да, было и неоднократно, а вот насчёт бескорыстной помощи… А им приказали. И кто это, интересно? А президент приказал. Наш любимый президент вмиг провёл эксперимент. Ха-ха. Он ведь и сам оттуда, из органов. Нельзя во всём, во всех и всегда видеть только плохое. Можно. Нас этому крепко научила родная Коммунистическая Партия Советского Союза. Не всё же там такие… Все! А ты откуда знаешь? Ты же сам говоришь, что ни с кем из этой гнилой братии ни разу в жизни не общал… Стоп! А этот… как его…Григорий… Григорий Константинович, вот! Надо же, помню… Майор! Может, он чего знает? Только где его теперь…
Егор вскочил с постели и принялся лихорадочно одеваться.
… Плотный завтрак из двух яиц всмятку и кофе с бутербродами несколько успокоил Егора Хорунжего. Он вышел на крыльцо, сел, закурил и, разглядывая свой новенький, с иголочки, автомобиль, принялся размеренно размышлять, сам удивляясь собственному благоразумию.
Не пори горячку, Егор Петрович, сказал он себе. Во-первых, у тебя сегодня День рождения, к которому нужно подготовиться, а во-вторых, всё равно не пори горячку. Всё это пока одни предположения, а настоящей информации маловато. Опять же, если это штучки ФСБ, то неплохо будет посоветоваться с Володькой, потому что друг мудр и плохих советов не даёт по определению. И вообще. Ну найдёт он, допустим, этого самого Григория Константиновича, и что дальше? Во-первых, вполне может оказаться, что тот давно уже не служит и тогда к нему не имеет смысла и обращаться. А если служит? Тогда, может, и стоит, но только в том случае, если все эти дела с машиной действительно идут от ФСБ. Потому что, если это не они, то эдак можно и машины лишиться – отнимут для нужд государства и будь здоров. А как узнаешь? М-да, тут надо крепко подумать…
Егор стал вспоминать майора КГБ Григория Константиновича.
Фамилии его он не знал ни тогда, 12 лет назад, ни, тем более, сейчас. Знал только, что тот был майором КГБ и курировал большую группу молодых и талантливых поэтов, бардов, писателей и художников, в которую входил и Егор. Славное было времечко! Конец 80-х, КПСС и Советская власть на последнем издыхании, и даже КГБ уже не кажется таким страшным, как прежде. И столько надежд впереди! Всё обернулось гораздо прагматичней и скучнее. Власть ненавистной идеологии сменила власть не менее ненавистных грязных денег, которые большей частью оказались в руках всё тех же бывших идеологов. А они, подающие надежды поэты, писатели и художники… Кто-то спился, кто-то умер, кто-то уехал в Москву, в то и вовсе за границу, кто-то ушёл в бизнес и даже, говорят, разбогател. Некоторые, как он, например, застыли в своём развитии, то есть, даже не застыли, а просто потихоньку, как художники, умирали. И буквально единицы продолжали жить, бороться и созидать. А если и не созидать в полном смысле этого слова, то хотя бы полноценно и профессионально работать. Например, поэт и бард Игорь Чуйков. Кстати, подумал Егор, давненько я что-то Игорька не видел. Неплохо бы его на День рождения пригласить да только где ж его найдёшь! Он сам тебя находит, если надо. Да и в городе его вообще может не быть. А ведь он, помнится, привлекал тогда особое внимание КГБ, как наиболее талантливый и независимый из них и, если бы не развал КПСС и Советского Союза, отправился бы в психушку или тюрьму первым номером.
Егор вспомнил гневные навыкате глаза Чуйкова и его звенящий от еле сдерживаемой ярости крик в телефонную трубку в начале второго ночи: «Я русский поэт и бард Игорь Чуйков! И я не позволю! Слышите?! Никому не позволю делать из меня врага народа! Даже вам и вашему КГБ, Григорий Константинович!»
Да, может, Игорь и знает чего о майоре. Хотя вряд ли. Он и тогда, при Советской власти, не очень-то интересовал барда как личность, а уж теперь… Но увидеть Игорька было бы всё-таки неплохо.
Ладно, хватит ходить по кругу. Пора бы и делом заняться. До обеда вполне успею срубить немного «капусты». Раз уж пошёл такой фарт…
На этот раз он поймал по радио англоязычную волну.
К двум часам Егор Хорунжий вернулся домой с деньгами, продуктами и выпивкой. Не успел разгрузить салон машины от пакетов, как в калитку позвонили. Это кума, подумал он и пошёл открывать. Это действительно оказалась кума Татьяна (Егор был крёстным отцом её сына), с которой он договорился накануне о чисто женской помощи в подготовке деньрожденного стола.
– Привет имениннику! Поздравляю! – ладненькая, аккуратная и невысокая Татьяна, поднявшись на цыпочки, чмокнула Егора в щёку, сунула в руки коробку с подарком и прошествовала во двор.
– Как всегда бардак, – критически констатировала она, оглядевшись. – Впрочем, сам выглядишь неплохо. Помолодел как-то. Посвежел.
– Спасибо, мне уже говорили.
– Кто это, интересно? О, а это что?! – круглыми глазами Танька уставилась на Егорову «копейку». – Новая машина?!
– Та же самая, Танюша.
– Ну, ты даёшь! – кума восхищённо всплеснула руками. – Молодец! Неужели начинаешь становиться человеком? Аж не верится.
С появлением кумы работа заспорилась, так что когда начали подходить первые гости, всё было уже практически готово.
Давненько Егор не ощущал себя так хорошо. Последние пару лет любой праздник быстро превращался для него в тяжкое мутное опьянение с убийственным похмельем наутро и последующим трёх-пятидневным запоем. Выпивка перестала приносить радость и стала какой-то невыносимо тоскливой необходимостью.
Но сегодня всё было по-другому.
Всё было так, как много лет назад, когда Егор был молод, и перед ним во всей красе лежал громадный и непознанный мир. Водка пилась легко, еда была вкусной, обильной и необременительной для желудка, а гости – весёлыми и любимейшими людьми. Ну а когда в семь часов десять минут пришла Зоя, Егор понял, что День рождения действительно получился.
– Ну, что нового, – улучив минуту, когда Егор менял кассету в магнитофоне, подошёл к нему Володька. – Как наша «копеечка»?
– Вообще-то это моя «копеечка», – ревниво ответил Егор.
– Ах ты жмот несчастный! – как бы в шутку возмутился Четвертаков. – Как засверкала, так сразу «моя», а как разваливалась на части, так «Володя, почини, пожалуйста»!
– Да ладно тебе… – смутился Егор. – Я… это… улучшил сегодня значительно свои знания английского. Два часа всего поездил и всё уже почти понимаю. Клёво, да?
– Да уж. А вот у меня после вчерашнего дня совершенно прошёл мой гастрит. Как рукой… Представляешь?
– Может, просто время пришло? – предположил Егор. – У тебя он обычно в марте-апреле обостряется, а сейчас уже май.
– В этом году проснулся с опозданием, – объяснил Володька. – Я всю последнюю неделю по два-три пакетика «маолокса» в день глотал, как минимум. А сегодня встал с постели… словно десять лет скинул, честное слово! И спал хорошо. Давно я так хорошо не спал. Хотя всё это можно объяснить и, так сказать, естественными причинами. Ладно, давай-ка лучше выпьем, дружище, за твоё здоровье. Хорошо сегодня у тебя, правильно как-то.
Они выпили коньяку, и Егор поведал другу свою теорию насчёт участия в деле с машиной ФСБ.
Володька терпеливо, но снисходительно выслушал и авторитетно заявил:
– Не верю. Знаю я эту контору. Они по определению ни на что хорошее для человека не способны. Да и не в этом, вообще-то, суть. На самом деле я не верю, что кто-то смог собрать такую машину. Которой практически не нужен бензин. Которая полностью отталкивает от себя пыль и грязь. Которая между делом учит языкам, а заодно, возможно, и лечит. А может и ещё что умеет, о чём мы пока и не догадываемся.
– И что же тогда такое стоит у меня сейчас во дворе? – осведомился Егор, несколько обиженный тем, что друг с порога отверг его, как ему казалось, довольно правдоподобное предположение.
– А хрен его знает! – с беспечностью хорошо выпившего человека развёл своими золотыми руками Володька. – Чудо природы, старик! Баальбекская веранда отдыхает вместо с улёгшимся на неё снежным человеком… О! – он с размаху хлопнул себя по лбу.
– Ты чего? – с надеждой спросил Егор.
– Так вон же Лёнька Назарчук сидит! Попроси его осторожненько – пусть наведёт справки среди своих колдунов, экстрасенсов и прочих контактёров. Может, у них есть сведения о чём-то подобном?
Егор посмотрел в сторону стола. Упомянутый Лёнька Назарчук, полноватый и уже начавший лысеть со лба молодой человек и редактор местной эзотеическо-фантастическо-скандально-жёлтой газеты «Открой!», осторожно держа в левой руке полную рюмку с водкой и отчаянно жестикулируя правой, пытался повесить на очаровательные ушки Зои какую-то свою очередную фантастическую лапшу. Судя по скучающему виду девушки, лапша вешалась плохо.
– Растрезвонит, – убеждённо заключил Егор. – Ему только дай этот… как его… информационный повод.
– М-м… пожалуй, – согласился Володька. – Ладно, сделаем так. Я сам с ним поговорю. Он ведь знает, что я с автомобилями напрямую связан. Скажу, что, мол, в среде автолюбителей появился такой слушок о необычной машине с фантастическими возможностями. А если пристанет, где да откуда, скажу, что сам точно не знаю, поэтому к нему и обращаюсь. Пусть гордится собственной значимостью.
– Он и так ею гордится, – усмехнулся Егор.
– Значит, пусть ещё больше гордится. А ты, давай, Зоенькой вплотную займись, а то, гляди, другие займутся.
– Другие это кто? Уж не ты ли? – с шутливым подозрением осведомился Егор.
– Да я бы и рад, – вздохнул Володька, – но уж больно мне моя жена нравится.
Расходились гости далеко за полночь. С Назарчуком Володьке в этот раз поговорить не удалось, – холостяк-редактор, отвергнутый прекрасной и неприступной Зоей, с горя быстро надрался, что называется, до положения риз, и ещё в одиннадцать часов был положен в такси и отправлен домой.
Егор тоже выпил довольно много, но пьяным себя не чувствовал: весь праздничный вечер он менял гостям тарелки и пепельницы, шутил, смеялся, охотно поддерживал любую беседу, вовремя подносил дамам зажигалку, танцевал и даже пытался петь под гитару, что случалось с ним крайне редко по причине полнейшего отсутствия музыкального слуха.
Ещё он ухаживал за Зоей. То есть, не то, чтобы особенно ухаживал, но уделял ей, скажем так, повышенное внимание. Во-первых, потому что ждал сегодня эту девушку и обрадовался, когда она пришла, а во-вторых, ему хотелось, чтобы Зоя понравилась не только ему и Володьке, но и всем остальным.
Однако оставаться на ночь Зоя отказалась решительно.
– Это было бы слишком просто, Егорушка, – ласково усмехнулась она, когда он с прямотой русского художника-керамиста предложил ей этот вариант. – Проводи меня лучше до такси.
– Какое такси! – возмутился именинник, обрадованный, что не получил по морде. – Я сам тебя отвезу!
– Ты же прилично выпил!
– Ну и что? Я выпивший, чтоб ты знала, вожу гораздо лучше, чем трезвый. А если учесть, что сейчас ночь, и машин на улицах практически не осталось, то тебе, то есть, нам вообще не о чём беспокоиться. Доставлю в лучшем виде.
Видимо от того, что этим вечером Зоя тоже пила не только чай и апельсиновый сок, а может быть из-за свойственной молодости беспечности она поддалась на уговоры и села в машину.
До Зоиного дома добралась без приключений, и Егору даже удалось сорвать на прощанье с прелестных губ один, но очень сладкий поцелуй. Но когда он, проследив как девушка скрылась в подъезде, отъехал на пару сотен метров, пришлось остановиться.
Так бывает. Человек веселиться весь вечер, не считает выпитых рюмок и чувствует себя превосходно, но потом вдруг, скачком, пьянеет. И вот уже перед глазами всё плывёт и качается, в голове мутятся и путаются мысли, а тело неадекватно реагирует на приказы мозга.
Фу ты, чёрт!
Егор приткнулся к обочине в тёмном переулке, потянул вверх ручной тормоз и выключил фары.
Надо немного посидеть и прийти в себя. Что это меня так вдруг растащило, интересно… Всё ж было замечательно. Ф-фу, блин с горохом, голова-то как кружится… Ничего, сейчас чуточку посидим, отдохнём и всё пройдёт. А потом потихоньку-потихоньку…
Проснулся Егор от холода. Он открыл глаза и увидел, во-первых, что уже утро, а во-вторых, что он сидит за рулём своей машины, которая, в свою очередь, мирно стоит перед воротами его дома с выключенным двигателем.
– Вот те на! – вслух сказал Егор и вылез наружу.
Утро только что родилось и было оно, как и любое другое утро на земле, прекрасным и удивительным.
Егору Хорунжему, однако, было не до красот. С одной стороны он всё ещё очень хотел спать, с другой сильно замёрз, а с третьей не мог понять каким образом он вместе с автомобилем оказался возле дома.
Я прекрасно помню, как остановился в переулке, соображал Егор, открывая ворота и загоняя машину внутрь, остановился отдохнуть, потому что внезапно опьянел и ехать в таком состоянии дальше не мог. Блин с горохом! Не мог же я, в самом деле, на полном автопилоте доехать до дома и вырубиться! Или мог? Вообще-то однажды, помнится, подобный случай был в моей биографии. Это когда мы сдали все три этажа в профилактории завода «Красный Аксай». Тогда я тоже не помнил, как доехал до дома. Но с другой стороны, тогда я вообще не помнил, что со мной происходило на протяжении часов, наверное, четырёх. Оно и понятно – организм был сильно подорван сумасшедшей работой на протяжении двух месяцев. Ведь не спали почти тогда и ели в основном колбасу, хлеб и портвейн «Молдавский», а тут… Я же всё помню! Ну, допустим, вырубился я в машине… То есть, получается, что я сначала вырубился, а уж потом, не приходя, так сказать в сознание, доехал до дома. Интересное кино.
Уже поднявшись на крыльцо, и открыв дверь, он обернулся и окинул сверкающий новенькой краской автомобиль подозрительным взором. «Жигулёнок», скромно потупив фары, стоял посреди двора с самым невинным видом. Егор тряхнул головой, прогоняя наваждение, и решительно открыл дверь. Спать. Сначала спать, а уж всё остальное – потом.
Согревшись под тёплым одеялом и проваливаясь в сладкий утренний сон, Егор услышал, как где-то коротко рассмеялась женщина и приятным голосом вразбивку сказала: «Е-гор».
Глюк, последним обрывком сознания сообразил он и потерял связь с реальностью.