Лион Фейхтвангер
Феррарский карнавал
Старуху подвели к кардиналу. Толпа гостей обступила их, и на старуху обрушился водопад глумливого смеха.
– Ты явилась, – начал Ипполито своим до вкрадчивости кротким голосом, не громким и не тихим, но от которого тотчас же умолкал всякий, – ты явилась сказать мне, что я соблазнил твою дочь и толкнул ее в волны По. Не правда ли, ты для этого стоишь передо мной? Так говори же, Мария Патанеи, я желаю тебя послушать.
Едва старая женщина услыхала голос кардинала и встретила взгляд его усталых, холодных глаз, как смущение перед непривычной роскошью и все другие чувства исчезли, обратились в пепел, спаленные огнем ненависти.
И она заговорила: сперва голос ее дрожал и срывался, но мало-помалу становился все тверже и уверенней. Всю свою беспредельную, бездонную, как морская пучина, боль собрала она в ком и швырнула в бледное, усталое чело кардинала, чье невозмутимое спокойствие распаляло ее сильнее, чем самая язвительная издевка. И меткие сравнения, смелые, гордые слова нашлись вдруг у нее; речь ее бурлила кровью и жизнью, сверкала яркими образами, живыми, огненными красками.
Дамы и кавалеры вокруг них, сперва поднявшие было старуху на смех, онемели, подавленные силой ее слов. На лицах проступило выражение тягостной неловкости, перешедшее в непритворное сострадание. Немногие способны были слушать внимательно и придирчиво, подобно кардиналу и кружку его приближенных.
