В бригаде бурлила жизнь, а несмолкающий гул, похожий на дальний рокот океанских волн, еще спокойных перед бурей, иногда прерывался протестами в адрес тех, кто оставил открытой дверь центрального входа. Снаружи поднялся ветер, а столбик термометра пополз вниз к отметке минус пять. Было непривычно холодно, попросили включить отопление зданий казармы, но запросу предстояло пройти по всем административным излучинам, и, к несчастью, сработает он с большим запозданием, когда лето уже постучится в ворота города. Де Алмейда и Гора обсуждали смену полюсов Земли: наверняка они прочли несколько статей на сомнительных сайтах и в любом случае ничего в этом не понимали. Они довольствовались тем, что заглатывали предложенное им хлебово, и часто попадали впросак.
Когда в приотворенную дверь влетел порыв холодного воздуха, ближайшие к ней жандармы уже готовы были возмутиться, но осеклись, узнав Ассию Ларше.
В правой руке она держала досье, массивные часы на левом запястье подчеркивали ее хрупкость.
– У аджюдана Монсо имеется кое-что новое по текущему делу, – объявила она присутствующим. – Группы перестраиваются: Павловски и Монсо в группе А, Буабид и Леруа – группа Б, общая поддержка – Гора и де Алмейда в группе В.
Павловски и Максим переглянулись, а Эмма внутренне поздравила себя с тем, что оказалась не с ними. И в то же время ощутила легкую горечь, потому что Максим, ее всегдашний напарник, будет вести расследование параллельно с ее группой.
Она обожала Макса, воспринимая его скорее как старшая сестра. Брат Эммы умер много лет назад, и, хотя у ее коллеги не было ничего общего с тем веселым и обаятельным мальчишкой, каким был Люка, Эмма сумела различить в нем ту же чистоту души, которую считала уникальным даром.
Разумеется, у Максима был достаточно циничный взгляд на мир и куча разных маний, он обзавелся крепким, как сталь, панцирем и был не слишком разговорчив, но огромная уязвимость, которую он считал делом чести скрывать от окружающих, тронула ее. Хотя ее сердце могло воспылать только к представительницам женского пола, ей бы хотелось иметь такого друга, как Максим. С ним, конечно, совсем не просто, но она была готова бороться, чтобы доказать ему, что у мира есть светлые стороны.
Эмма посмотрела на Максима, который уже направился к столу Бориса, и с улыбкой пожала плечами. В ответ он выдал ухмылку, которая больше походила на гримасу боли. Она внутренне развеселилась.
Расслабься, Макс: с улыбками у тебя явно напряг, подумала она.
Борис молча покачал головой и вскинул брови, предоставив новому напарнику начать разговор. Увидев, что Максим не воспринял сигнал, он решил разбить лед:
– Похоже, у тебя появилась новая информация?
– Ты должен отвезти меня в дом первой жертвы, – ответил тот сухо, не оборачиваясь.
– Там криминалисты проводят осмотр, лучше пока проверить другие версии, так будет эффективнее, – бросил Борис, явно не в восторге от заявления Максима.
Тот двинулся к своему столу и схватил куртку, висевшую на спинке стула.
– Если хочешь, можем отправиться на моей машине, – сказал он.
Слегка обалдев от бесцеремонности, с которой тот обратился к старшему по званию, Борис вытаращил глаза и раздраженно засопел. Эмма, издалека наблюдавшая за сценой, подошла к нему и положила руку на плечо.
– Не принимай на свой счет, Монсо немного холоден, а главное, упрям. Методы у него довольно странные, но, уверяю, они дают результат.
Борис вопросительно глянул на молодую женщину.
– Вспомни о пользе сомнения, предоставь ему кредит доверия. Поезжайте туда. Я его знаю, ему необходимо начать свое расследование с нулевой отметки.
Павловски с недовольным вздохом смирился и последовал за Максимом.
– Машину возьмем мою, но поведешь ты, – обратился он к подчиненному, бросая ему ключи.
Вернувшись в Верье-дю-Лак, в квартиру Колина Вассарда, Борис и Максим облачились в белые цельнокроеные комбинезоны, шапочки и бахилы, чтобы не осложнять кропотливую работу криминалистов. Несколько знакомых приветливо окликнули Максима, и Павловски в очередной раз почувствовал себя чужаком в чужой стране, а нелепый костюм только усиливал это чувство. Когда же коллега достал из кармана повязку, похожую на те наглазники, которые выдают в самолетах, он тут же пожалел, что послушал Эмму. Для чего эта штука ему понадобилась?
– Ты должен провести меня по всем комнатам и описать мне их, – велел Максим спокойно, как будто в этом не было ничего особенного.
Агент, фотографировавший вход, навострил уши и, предчувствуя реакцию Павловски, попытался его успокоить:
– Вы в первый раз работаете с аджюданом Монсо? Не волнуйтесь, это выглядит странно, но получается чертовски эффективно.
Борис, загнанный в угол, скрипнул зубами. Теперь все смотрели на него, а он был не из тех, кто устраивает скандал прямо на месте преступления. Его совсем недавно перевели в этот регион, и он, можно сказать, влюбился в Анси, в его прозрачное озеро и величественные горы. Если цирковой номер Максима Монсо – это один из местных ритуалов, он не станет возражать – пока что, – но одно можно сказать с уверенностью: у него тоже имеются собственные методы и он твердо рассчитывает утвердить свой авторитет в бригаде, заставив с этими методами считаться.
Он медленно прикрыл глаза, словно успокаивая нервы, потом заставил себя положить обе ручищи на плечи Максима, чтобы его направлять.
– Так, – выдохнул он, – входной коридор ты, полагаю, видел, так что двинемся вглубь.
– А что слева? Похоже на какую-то пустоту.
– Тут небольшая лестница, ведущая в единственное помещение на нижнем этаже, в ванную, – ответил Борис самым невозмутимым тоном.
Как в тяжеловесном, неуклюжем балете, двое мужчин медленно двинулись к гостиной. Свет сюда проникал через три больших оконных проема. Бориса чуть ли не до глубины души тронуло зрелище озерной бирюзы, пробивающейся сквозь ветви огромных дубов, растущих в саду. Слева листву пронзала заостренная крыша старой башни, придавая пейзажу средневековый облик. Справа, на сколько хватало глаз, простирались холмы, поросшие изумрудной травой, подстриженной аккуратно, как на поле для гольфа. Пейзаж обрамляла длинная горная гряда – она напоминала прилегшего каменного колосса.
Техника визуализации, которой пользовался Максим, выглядела, конечно, нелепо, зато позволяла ему прочно запечатлеть в памяти место расследования. Прежде чем сделать зрительный снимок, он проникался запахами и звуками. Свое и без того уже достаточно развитое обоняние он ежедневно тренировал в предвидении ситуации, когда придется идентифицировать, классифицировать, а затем регистрировать все несущие запах молекулы, исходящие от места преступления. Все запахи архивируются в глубинах памяти; именно они вызывают из глубин детские воспоминания о завтраке в саду деревенского дома или же о минутах, проведенных на чердаке во время игры в прятки.
Впрочем, свет воспоминаний детства он сознательно загасил, в памяти остались только те, что касались мест, где были совершены зверские преступления.
Борис повел коллегу направо, вдоль стола, на котором выстроились в ряд четыре больших компьютерных экрана, что придавало комнате сходство с диспетчерской. Из-за повязки на глазах Максим их не увидел, но обоняние что-то подсказало ему. Он сделал осторожный шаг в ту сторону, где полстены занимала своеобразная барная стойка, потом нагнулся и опустил голову.
– Пахнет алкоголем. Виски?
Павловски рассмотрел бутылку с янтарной жидкостью и ответил:
– Вроде да.
– А сколько стаканов?
– Один.
Оба жандарма зафиксировали в уме информацию, и Борис уже собрался продолжить обход, но Максим снова нарушил молчание:
– Дай мне понюхать бутылку, пожалуйста.
Младший лейтенант потряс головой – все это было решительно смехотворно, – но просьбу выполнил.
Максим достал из кармана комбинезона и натянул латексные перчатки. Взял бутылку с виски, аккуратно открыл и вдохнул запах.
– Скотч. Хороший. Довольно старый.
Борис возвел глаза к потолку. У него было ощущение, что они только зря теряют время. К чему эти менталистские экзерсисы. Все можно прочесть на этикетке. Ну да, скотч, двадцатичетырехлетний «Балблэр».
Его напарник понюхал стакан и помолчал, словно роясь в памяти, чтобы извлечь различные оттенки ароматов.
– В этом стакане был виски, но есть следы и другого этилового запаха.
– Эксперты работают, все будет в их отчете, – вздохнул Борис, у которого кончалось терпение.
– Тогда продолжим.
На протяжении следующих минут они исследовали кухню и две спальни, не вызвавшие у Максима интереса; потом он зашел в комнату с закрытыми ставнями и скудной меблировкой.
Сильный запах ладана ударил ему в ноздри, и он замер, как охотничья собака, почуявшая дичь.
– Мы сейчас где? – спросил он тихо, словно боялся кого-то разбудить.
– Почти пустая комната таких же размеров, что и две другие спальни, – с отсутствующим видом сообщил Борис.
– Опиши мне ее.
– Тут почти ничего нет, в центре странный коврик, подставка для благовоний, в ней палочки, рядом колонка, подключенная к MP3-плееру, и что-то вроде низкого деревянного стола, на котором лежат колокол и колотушка.
Павловски сделал шаг в сторону, взял маленький молоточек и ударил по колоколу.
Пронзительная нота зазвенела в комнате, провисев в воздухе несколько секунд, и Максим согнулся пополам, словно от внезапной сокрушительной боли. Он закричал и тяжело упал на колени на плотное ковровое покрытие.
Борис нагнулся над ним.
– Ты нормально? – с тревогой спросил он.
Максим сорвал с глаз повязку и зажал ладонями уши, словно хрустальный звон, чье эхо уже заглохло, продолжал сверлить его барабанные перепонки.
Он раскачивался взад и вперед. Павловски в растерянности попятился.
Кто подсунул мне этого психа?
Не прошло и минуты, как Максим успокоился и встал. Он осмотрел коврик, потом колокол и наконец пробежался по трекам плеера.
– Это коврик-аппликатор, на нем колючки в форме цветов лотоса, – сказал он, поворачиваясь к Борису. – Здесь комната для медитации.
Павловски на мгновение оторопел. Всего несколько секунд назад его коллега бог весть почему корчился от боли, а теперь разговаривает как ни в чем не бывало. Или это тоже часть странного маскарада?
– Ты объяснишь, что с тобой случилось, или и дальше будешь прикидываться? – резко бросил он.
Максим сразу не ответил: подождал, не сводя глаз с Бориса, пока тихий ангел пролетит. Павловски едва не вздрогнул от озноба. В этих карих глазах словно сосредоточилась вся печаль мира, однако взгляд казался опустошенным, лишенным души.
– Не волнуйся, – успокоил его Максим. – Просто при звуке колокола всплыло дурное воспоминание.
Внезапно его брови изогнулись, а глаза расширились. Он вздернул подбородок, и Борису померещилась улыбка, скользнувшая в уголках губ.
– Запахло «Блюстар»[8] – коллеги явно что-то нашли.
В ванной на нижнем этаже среди многочисленных экспертов царило приглушенное возбуждение, не предвещавшее ничего хорошего. Один из них, одетый в такой же цельнокроеный комбинезон, что и оба жандарма, вынырнул из ультрафиолетового ореола; на какое-то мгновение сцена напомнила ремейк посредственного научно-фантастического фильма. Техник взбежал по лестнице и остановился перед Борисом и Максимом, которые только что спустились по лестнице.
– В ванной повсюду следы крови! Кто-то попытался их скрыть, все отчистив, но они совсем недавние.
Непосредственно после того, как лейтенанту Ларше было доложено о новых данных в расследовании, в отделение жандармерии прибыл лично заместитель прокурора Республики. Он наскоро удостоверился, что права задержанного соблюдаются, и дал разрешение на двадцать четыре часа содержания под стражей. Ввиду вероятного криминального характера дела и обнаружения следов крови на месте проживания одной из предполагаемых жертв он поручил курировать следствие судье Моллену.
Список был большим – четыре потенциальные жертвы, – что наводило на версию о серийном убийстве, а потому следовало поручить дело кому-то на уровне. Патрик Моллен был следственным судьей, который занимался самыми жестокими происшествиями в регионе. Дело семьи Флактиф, когда убийцей руководила чистая зависть, причем тела убитых были сожжены в лесу в близлежащих горах; бойня в Шевалине, где была расстреляна семья в их собственной машине, а также велосипедист, которому не повезло оказаться не в том месте и не в то время. Тогда избежать жуткой смерти удалось только двум маленьким девочкам, скорчившимся за спинками сидений. А из более свежих— дело Нордаля Леландэ, еще не дошедшее до суда, но уже разраставшееся, как спрут.
Ассия вышла к подчиненным и торжественно объявила:
– Прокуратура только что назначила курировать следствие судью Моллена.
По комнате прокатилась волна голосов. Все поздравляли друг друга с решением зампрокурора, выбравшего идеальную кандидатуру для такого рода расследования. И действительно, судья обычно давал дознавателям карт-бланш, а сам вмешивался крайне редко, что предоставляло бригаде необходимую свободу и позволяло тщательно отрабатывать каждую версию.
Глава следственной бригады подождала, пока восстановится тишина, и продолжила:
– В ванной комнате Колина Вассарда найдены следы крови, их отправили на анализ. Я жду от вас максимальной сплоченности и быстроты действия: нам неизвестно, живы или нет указанные в списке люди. Возможно, наш подозреваемый держит их где-нибудь взаперти, возможно, у него есть один или несколько сообщников: нужна полная информация, и как можно скорее!
Эмма только что получила оцифрованные видеозаписи с камер, расположенных снаружи маленького жандармского участка в Силлинжи, куда по собственной воле явился незнакомец. На заднем плане, в верхнем правом углу кадра можно было ясно рассмотреть силуэт тощего мужчины, выходящего из автобуса. И найденный у него билетик это подтверждал. Но они не продвинулись ни на йоту.
Вдруг Ахмед оживился и повернулся к напарнице:
– Эмма, есть кое-что новенькое! Прямо шквал ответов на наши запросы, и теперь у меня есть все адреса из списка.
Она улыбнулась и, хорошенько оттолкнувшись ногой, подъехала в кресле к столу Буабида.
– Нина Грокис-Стейнер, – продолжил он, запнувшись на фамилии, – улица Сент-Клэр, дом шестнадцать, старый город. Потом Харл Коммегерлин, живет на улице Андре Терье в доме тринадцать, недалеко отсюда, и, наконец, Иони Превис, дом четыре, улица Птит-Пьер в Анси-лё-Вьё.
Молодая женщина приблизила лицо к экрану и нахмурилась. Всякий раз, когда она так делала, под скулой на ее левой щеке появлялась ямочка.
– Харл через Х? Не Карл? – удивилась она.
– Да, это странно; я тоже сначала подумал, что он сделал описку. То есть я хочу сказать: ты же видела этого субчика, у него явно мозги набекрень; ан нет, тот действительно Харл Коммегерлин. Через Х.
– В жизни такого не встречала, – пробормотала она, обращаясь скорее к себе, чем к коллеге.
Она поблагодарила Ахмеда и направилась в кабинет Ассии, чтобы отчитаться по всей форме.
Получив разрешение войти, Эмма обвела взглядом помещение и отметила, что лейтенант Ларше по-прежнему не добавила в обстановку ничего своего. Она заступила на должность больше двух месяцев назад, а здесь не было ни единой детали, как-то связанной с ее личной жизнью. Она даже не постаралась как-то прикрыть следы множества рамок с фотографиями, которые ее предшественник Анри Саже развесил повсюду, стремясь увековечить путешествия, которые совершил за долгие годы.
Несколько секунд молодая женщина рассматривала начальницу. Та уткнулась носом в толстенное досье, содержание которого заставляло ее хмуриться. Эмма отметила, что Ассия не морщит лоб, и решила, что та крайне соблазнительна. Идеальный плод любви двух континентов, причем плод, в который Эмма охотно вгрызлась бы.
– Слушаю вас, – проговорила Ассия.
– У нас есть адреса, по которым проживают все, упомянутые в списке.
– Отлично, – бросила та, поднимая голову. – Распределите объекты между следственными группами и принесите мне как можно скорее отчет. Подержим нашего друга еще несколько часов на холодке, а потом ткнем его носом в улики, которые вы раздобудете.
– Да, если удастся найти что-нибудь конкретное.
– Само собой, аджюдан Леруа. – Ларше опустила голову и снова погрузилась в свои бумаги, что послужило для Эммы знаком завершения беседы.
Нина Грокис-Стейнер, второе имя из списка, жила в маленькой квартирке над популярной пиццерией в историческом центре Анси. Все вокруг было пропитано духом Средневековья, и, если абстрагироваться от нескольких деталей, напоминающих о сегодняшнем дне, легко было поверить в возвращение на несколько столетий назад: замки на холмах, вдалеке причудливые крыши старинных домов, тысячелетние камни мощеных улиц, лабиринт неглубоких каналов, из-за которых это место прозвали Альпийской Венецией.
Всякий раз, когда Эмма попадала в старый город, ее охватывала странная ностальгия по давно прошедшим временам, которых она не знала, но стоило закрыть глаза и хорошенько вслушаться, как она начинала различать цокот копыт лошадей, тянущих шаткие повозки по булыжникам улицы Сент-Клэр.
Ахмед связался с группой Павловски – Монсо, и те сообщили, что криминалисты уже спешно сворачивают оборудование. Если опасения подтвердятся, экспертов, вероятно, в самом скором времени опять призовут для сбора улик на новом месте.
Эмма раз за разом нажимала на звонок. Никто не откликался. Хлипкая деревянная дверь поддалась после первого же удара тарана, и дознаватели с оружием наготове быстро проникли внутрь квартиры. В ноздри ударил сильный запах пачулей. Эмма подумала, что Максим с его обонянием наверняка сумел бы определить мельчайшие оттенки. Ей не хватало его присутствия. До нервного срыва они с Максом были классной командой, и их не раз ставили в пример. Жилище Нины Грокис-Стейнер состояло из гостиной с открытой небольшой кухонькой и двух спален. Окно одной из них выходило на улицу, шум которой, едва смягченный обычным оконным стеклом, заполнял все пространство.
Постель с простынями из розового сатина, подушки в форме сердечек, ночной столик со стоящей на нем лампой и зеркальный шкаф. На первый взгляд в спальне не было ничего примечательного, а поиском неявных улик, вроде следов ДНК и отпечатков пальцев, займутся криминалисты.
А вот вторая спальня окунула жандармов в совсем другой мир, на тысячу километров отстоящий от образа благонравной девчушки из первой.
Вешалка на колесиках была заполнена десятками соблазнительных нарядов: платья из винила, латексные комбинезоны, рядом лежали пояс с подвязками, чулки в сеточку и прочая экипировка, со всей очевидностью предназначенная для удовлетворения любых фантазий. Кричаще-красная кровать отражалась в большом зеркале на потолке. Если бы у Эммы и Ахмеда еще оставались сомнения, выставленные напоказ на белом столике предметы развеяли бы их в один момент. Фаллоимитаторы различных размеров, форм и цветов теснились там, словно дожидаясь веселого часа.
Буабид прыснул, Эмма держалась невозмутимо. Она медленно подошла к прикроватной тумбочке, прикрепленной к кровати, и протянула руку к металлической коробочке с эмблемой старинной марки чая. Едва она подняла крышку, в голове у нее вспыхнул свет.
– Или ее соседка отличалась редкой сексуальной раскованностью, или наша Нина занимается проституцией на дому! – сказала она напарнику, указывая на пачку банкнот в коробке.
Вместо ответа он вытаращил глаза, словно пытаясь скрыть реакцию.
Продолжив обход квартиры, они нашли источник запаха ладана, пропитавшего все вокруг: между туалетом и ванной недалеко от входа была втиснута комнатушка, больше похожая на большой стенной шкаф.
Внутри заинтригованные дознаватели обнаружили коврик-аппликатор, колокол и портативную звуковую колонку.
– И для чего все это? – изумленно спросил Ахмед.
– Понятия не имею, – отозвалась Эмма.
Она нагнулась и дотронулась рукой до коврика.
– Ай! Черт, больно! Что еще за хрень? – вскрикнула она, и Ахмед вздрогнул.
– Похоже на мини-ковер факира, – предположил он.
– В любом случае не знаю, кто такая эта Нина Фигис-Стейнер, но что-то здесь нечисто, – сказала Эмма, выпрямившись.
– Ты так говоришь из-за «особой» комнаты? – спросил он, изобразив пальцами кавычки.
– Не только… – Она нахмурилась, сделав вид, что глубоко задумалась, потом продолжила: – Что-то здесь не стыкуется, и мне это не нравится. Интуиция…
– Знаешь, что я думаю об интуиции?
– Нет, но, чувствую, ты мне сейчас скажешь.
– Интуиция – это хорошо, но доказательства лучше. На интуитивных догадках дело не выстроишь, а уж тем более обвинение в убийстве.
– Вызовем экспертов, после узнаем больше, – заключила она.
Пока Эмма звонила по телефону, Ахмед быстро продолжил осмотр. На консоли в прихожей кое-что привлекло его внимание.
В глиняной чаше валялись несколько медных монеток, металлические заколки для волос и связка ключей. Брелок с широко известным фирменным знаком агентства по прокату автомобилей вдруг напомнил ему о сером кроссовере, припаркованном на стоянке позади старого дома. Вид наклейки «Rent а Car»[9] на заднем стекле впечатался в память, так как в тот момент Ахмед неожиданно сообразил, что должен был арендовать машину, чтобы поехать в отпуск с подругой, и, несмотря на обещание, так до сих пор и не собрался.
– Аджюдан Леруа, – окликнул он, глядя, как она сует в карман мобильник, – кажется, я знаю, где ее машина.
Он взял связку ключей и потряс ею, как детской погремушкой.
Эмма подошла, и на мгновение ему показалось, что она сейчас заберет у него ключи, но она двинулась дальше в прихожую.
Открыла единственный ящик столика и, порывшись, достала еще одну пачку банкнот, намного более тощую, чем в «особой» комнате, и черную записную книжку в кожаном переплете. С любопытством полистав, она поняла, что это ежедневник.
Каждый вторник был помечен буквой «Б».
Она просмотрела страницы в поиске других знаков, но быстро добралась до конца, то есть до адресной книжки, предназначенной для записи контактов. На букву Б значилось единственное имя, явно написанное той же рукой, и номер телефона.
Уже двадцать минут Борис и Максим ехали в направлении дома Иони Превиса, и в салоне машины раздавались только указания GPS. Электронный аппарат указывал адрес назначения: улица Птит-Пьер, дом 4, и время прибытия – через девять минут.
Максим смотрел на дома и встречных пешеходов, которые кутались в теплые куртки в этот первый весенний день. Борис сказал себе, что следующие девять минут станут самыми долгими в его жизни, но потом, рассудив, что рядом сидит коллега, с которым он познакомился всего несколько часов назад, решил нарушить молчание и заговорил в унисон с механическим голосом спутникового навигатора.
– Как получилось, что Ларше внезапно подключила тебя к расследованию? – проговорил он, и это прозвучало как обвинение.
Он еще не в курсе, подумал Максим, с чем себя и поздравил. Ответил, не отрывая глаз от дороги:
– Я убедил ее, что буду полезнее, распутывая ниточки этого дела, чем архивируя старые отчеты.
– Понятно, – буркнул Павловски, почесывая правый висок.
Решительно, ему подсунули самого жизнерадостного и общительного партнера. Но он не отчаивался, уверенный, что рано или поздно сможет разговорить любого и Монсо не станет исключением из правила.
– И что скажешь об этом деле? – поинтересовался Борис.
– Пока и говорить-то нечего. У нас еще недостаточно вводных, – ответил Максим так тихо, что едва расслышал за шумом мотора.
– А я вот думаю, что это наркоман в ломке, которому некуда идти, и он выдумал всю историю, чтобы мы с ним возились.
– А следы крови в квартире у Вассарда?
На этот раз он повернулся к Борису: вопрос вроде бы внезапно его заинтересовал.
– Знаешь, – начал младший лейтенант, – там, где я служил раньше, мне пришлось всякого насмотреться! Был у меня случай, когда лужа крови, обнаруженная в ванной, оказалась кровью барана, которого зарезали по случаю Курбан-байрама.
– Ни одна деталь в квартире Колина Вассарда не указывает, что он был мусульманином.
– Согласен. Никогда не видел такого пустого и безликого жилья. Я только хотел сказать, что, пока не получены результаты экспертизы, мы не можем принимать на веру слова этого типа.
Лицо молодого человека замкнулось, он отвернулся, снова уставившись на разворачивающийся перед ним пейзаж.
Дорога вилась между одинаковыми домами, различавшимися только цветочными композициями, которыми горожане пытались оживить свои балконы.
Несмотря на однотипные бетонные коробки, район не имел ничего общего с обычными предместьями. Зелень здесь проникала повсюду. Цветущие деревья подступали к жилым массивам, а горы – многовековые свидетели незапамятных времен – обеспечивали картине величественный задний план.
– Ваш пункт назначения находится справа, – произнес механический голос GPS.
Напарники вылезли из машины. Дружно хлопнули дверцы, и Борис ускорил шаг, опережая коллегу.
– Опять намерен пустить в ход свои штучки с завязанными глазами? – спросил он чуть ли не с тревогой.
Максим остановился и долго смотрел на своего непосредственного начальника. Казалось, прошла вечность.
– Понимаю, что тебе это может показаться странным, но таким образом мне удается прочно зафиксировать детали каждого расследования. Мне необходимо зарегистрировать запахи, расположение предметов, звуки, все те незначительные мелочи, в которых иногда и заключается особенность дела.
Павловски еще ни разу не слышал от него такой длинной речи. Он помолчал и пожал плечами. В конце концов, сказал он себе, вряд ли очевидцев нелепой пантомимы будет так уж много, и потом, к тому моменту, когда подоспеют криминалисты, цирковой номер Монсо уже закончится.
В квартире Иони Превиса было тихо, и после того, как Борис обзвонил все соседние квартиры, чтобы добыть двух понятых, копы взломали дверь.
Максим поправил повязку на глазах и сделал глубокий вдох. В замкнутом пространстве время от времени возникали колебания воздуха, вызванные движением тел двух мужчин, и в затхлости квартиры проступали ароматы восточных пряностей.
Младший лейтенант встал за спиной коллеги, положил мощные руки тому на плечи и стал его направлять, как в необычной игре в жмурки.
– Осмотр долго не продлится, тут всего одна комната, – сказал он.
– Проведи меня везде.
Светловолосый верзила подчинился, пообещав себе, что это в последний раз.
Они двинулись вдоль кухонного уголка, и Максим замедлил шаг. Чуть наклонился и заявил:
– Карри?
Борис бросил взгляд в раковину, где громоздились грязные миски, и открыл один из верхних шкафчиков.
– Пакетики с китайской лапшой… в соусе карри, – признал он. – Похоже, наш парень только это и ел, тут их как минимум полсотни.
Он проверил соседний шкаф и обнаружил, что он до самого верха забит картонными упаковками, на этот раз со сгущенным молоком.
Холодильник содержал внушительное количество банок с энергетическими напитками марки «Red Bull», что внесло завершающий штрих в портрет хозяина студии.
Они продолжили свое медленное продвижение, и Максим снова заметил:
– Пахнет по́том.
– Мы стоим у односпального матраса. Когда снимешь повязку, поймешь, что простыни этот тип менял не слишком часто.
Последнее слово Павловски отзвучало в комнате, после чего вновь воцарилось молчание.
Максим повернул голову влево и навострил уши. Что-то привлекло его внимание. Тихий, почти неразличимый звук, словно сливающийся с общим шумовым фоном.
– Это работает искусственная вентиляция? – спросил он.
– Что?
– Я слышу легкий звук вентилятора…
– Это, наверно, от компьютера позади нас, – кажется, он все еще включен.
Как и у первой жертвы, на письменном столе в глубине комнаты стоял системный блок, на котором пульсировал красный огонек, и два монитора.
Максим снял повязку и направился туда. Коротким движением пошевелил мышку, и компьютер с мягким гудением очнулся от сна. На главном экране появилась интернет-страница с выходом на незнакомый сайт Twitch.tv – судя по заставке, видеохостинг.
Учетная запись и пароль, сохраненные в памяти, заранее заполнили текстовые поля, и молодому человеку оставалось только щелкнуть по клавише входа.
Он вошел в пользовательский интерфейс, и ему было предложено головокружительное количество высветившихся видео. Псевдоним учетной записи – «YoniFortnite»[10] – подтверждал, что речь идет именно о разыскиваемом ими человеке.
– Превис… Иони… это какое имя? Греческое? – бросил Борис, чье лицо все время менялось в голубоватых отсветах.
– Да, скорее всего. Но фамилия, может, и английская.
Максим поводил курсором мыши по странице и щелкнул по одному из видео, выведя его во весь экран.
Перед ошеломленными взглядами жандармов прошли общие титры, потом появился человек. На нем были большие солнечные круглые очки, снабженные защитными боковыми шторками из кожи, похожие на те, которые обычно носят альпинисты. Нос и подбородок были скрыты черной банданой, белый узор на которой изображал нижнюю часть черепа.
Иони Превис, если под этим прикидом был именно он, говорил на камеру – в терминах, незнакомых копам, он описывал, что будет происходить в его видеоролике.
Насколько они поняли, им предстояло присутствовать на одном из сеансов его онлайн-игры, в котором он поставил новый рекорд по frags[11].
После короткого вступления пошли картинки игры, а изображение Иони, уменьшенное до маленького прямоугольника, переместилось в верхний правый угол экрана.
– Компом займутся эксперты и прочешут его вдоль и поперек; короче, я вызываю ребят, а мы отправляемся в бригаду, – сказал Борис.
Максим слушал его одним ухом и, заметив дверь, обернулся.
– Ты же сказал, что здесь одна комната, – бросил он, ткнув пальцем туда.
– Наверно, там ванная или туалет, – с отсутствующим видом отозвался Павловски.
Максим распахнул дверь, за которой обнаружилось выложенное кафелем помещение с ванной, унитазом и облупленной тумбой с раковиной.
От сильного запаха ладана он отпрянул, но увиденное подтолкнуло его вперед.
Расстеленный на полу коврик, идентичный тому, который был у Колина Вассарда, и в углу, тоже на полу, маленький колокол со своей колотушкой.
Несколько секунд спустя напарник последовал за ним.
– Тот же коврик-аппликатор! – выговорил Максим. – Эта ванная служила также комнатой для медитации.
Павловски указал на маленький предмет из черного пластика на душевом поддоне.
– А вот и подключенная звуковая колонка; все как у Вассарда, – хмурясь, сказал он.
Максим с задумчивым видом почесал затылок, словно уйдя в свои мысли, и Борис усомнился, слышал ли тот вообще его последние слова. Работа в паре с этим странным, вечно погруженным в себя типом представлялась все сложнее и сложнее. Но самому Борису оставалось только держаться, завоевывать доверие; вот когда, проявив максимум терпения, он приручит напарника, тогда и получит полный контроль над ситуацией. И со всеми этими пустопорожними эзотерическими методами будет покончено. Борис твердо надеялся, что ему удастся привнести немного порядка и дисциплины в работу этой службы, слишком долго предоставленной самой себе стараниями бывшего шефа.