Франсин Тун
Дочь ведьмы
Они познакомились, когда ей было восемнадцать. Поработав в Эдинбурге, она переехала в Страт-Хорн. Лорен иногда спрашивает, где сейчас ее мама, и Найл всегда отвечает, что она, должно быть, нашла нечто получше, поинтереснее. И Лорен боится приставать к отцу с расспросами и пытаться узнать больше. Она боится, что была плохой дочерью, неинтересной для своей мамы, раз та решила поискать себе что-нибудь получше. Может быть, отец не любит говорить об этом, потому что знает: правда Лорен не понравится. В доме есть всего одна фотография, сделанная бабушкой Лорен. На той фотографии ее мама еще совсем молодая, даже юная. И можно подумать, что это снимок одной из одноклассниц Лорен. Иногда, когда Лорен заходит в магазин в Страт-Хорне, городке, который лишь немногим больше обычной деревни, она замечает, что местные женщины всегда косятся на нее и о чем-то шепчутся. Дети в школе тоже сначала подолгу перемигивались, поглядывая в ее сторону, прежде чем поболтать между собой. Лорен надеется, что однажды ей удастся подслушать их приглушенный разговор, чтобы наконец понять, в чем дело.
Со своего места на диване незнакомая женщина смотрит на сидящую на полу Лорен. Она не выглядит ни счастливой, ни печальной – скорее опустошенной. Лорен силится понять, о чем она думает, если вообще думает…
– Хотите..? – спрашивает Лорен. – Вам хотелось бы… – Она внезапно закусывает губу и отводит взгляд. Она думает, что, может быть, эту женщину нужно обнять, как она обнимает Анн-Мари, когда той грустно, но что-то останавливает ее.
Пауза длится долго, Найл сминает в комок журнальные страницы, чтобы подбросить в огонь. Лорен делает глубокий вдох и оглядывается.
– Хотите чего-нибудь выпить?
Женщина сидит неподвижно, глядя на картину. В своем халате она похожа на груду грязного белья, которое свалили в кучу перед стиркой. Тощее тело, ноги напоминают куриные лапки, а кожа – яичную скорлупу. Нос с горбинкой, на переносице ссадина.
Отец Лорен уверенными движениями ломает щепки и подбрасывает в камин. Щепки чем-то напоминают Лорен ломкую пенопластовую упаковку, в которую заворачивают интернет-посылки, Найл забирает их на почте. Иногда она хочет использовать пенопласт для растопки, но папа предупреждает, что пластик жечь не стоит. Это неприятно и даже опасно. В комнате и так тяжело дышится, как будто воздух пропитан невидимым дымом.
Лорен вспоминает, как однажды спасла от кошки птицу. Птица была так больна, что казалась совершенно ручной и сидела у нее на плече, и девочка надеялась, что она станет ее питомцем. Она накормила ее и соорудила гнездо в ящике комода. Но на следующий день птица умерла. Отец тогда сказал, что кошачьи зубы – это как яд и у птицы не было ни единого шанса.
Он сминает еще одну газету и складывает растопку в горку, добавляя брикеты торфа, напоминающие толстые ломти шоколадного пирога. Он чиркает спичкой, и бело-зеленый мох на растопке начинает потрескивать и скручиваться. Найл задергивает тяжелую синюю штору на дверном проеме. Он снова смотрит на огонь, потом идет в другой конец комнаты и достает из буфета полупустую бутылку виски. Потом пьет, сгорбившись на диване. Входит Джеймсон и ложится у камина. Лорен опускается на колени и поглаживает спаниелю животик. Скорее он ласкает ее, чем она – его…
Могу я вас кое о чем спросить? Вы вампирша? Вы келпи?
Вслух этих слов она не произносит. Посмотрев на отца, она говорит женщине:
– Все хорошо. Мы о вас позаботимся.
Бледная молодая женщина все еще смотрит куда-то в стену, а Лорен пытается понять, не глухая ли она и понимает ли вообще по-английски. Словно прочитав ее мысли, женщина смотрит ей в глаза и улыбается.
Лорен отворачивается.
– Папа, я хочу есть. – Сказав это, она вновь оглядывается.
Ткань халата и цвет волос женщины – все в ней таинственное, загадочное. И все же знакомое.
Возможно, знакомым ей показался запах женщины – в момент, когда та сидела рядом с Лорен в пикапе. Она пахла теплой кровью и землей, как ночной зверь, только что выбравшийся из своего логовища. Женщина сидит неподвижно, но Лорен кажется, будто женщина двигается… У нее огромные черные глаза. Когда Лорен отворачивается, она чувствует, как они впиваются ей в спину.
– Папа, а что мы будем есть сегодня вечером? – Ей хочется, чтобы вечер прошел как обычно.
Отец медлит с ответом.
– Сколько вопросов, Лорен… У меня от них голова кругом идет.
– Я просто…
– Потерпи немного, хорошо? Ради всего святого!
Когда он говорит вот так, плотно сжав губы, с резкими нотками в голосе, Лорен знает, что лучше помолчать. Вздохнув, он садится в кресло и начинает скоблить ножом маленький деревянный обрубок, придавая ему форму совы. Лорен кажется, что он не может быть слишком уж раздражен, раз вырезает сову для нее. Вейри как-то сказала ей, что с гэльского сова переводится как «ночная ведьма». Именно такими она и представляет себе сов, когда слышит их уханье в темноте. Вскоре деревянная «ночная ведьма» окажется возле ее подушки…
– В морозилке есть тушеное мясо. Кролик. – У отца грустные глаза. Вот так он выглядит, когда никого не слушает и целиком погружен в свои мысли.
Молодая женщина встает, за ней неотступно следует ее тень. Отец Лорен поднимается со своего места и минуту смотрит ей в лицо. В свете камина его глаза все еще выглядят сонными и остекленевшими.
– Только посмотри на себя, – бросает он женщине.
Та не отвечает, потом садится в коричневое кресло, молчаливая, как ночной мотылек. Найл качает головой и идет в сырую и холодную подсобку, чтобы достать из морозилки тушеное мясо. Он кладет ледяной комок в металлическую кастрюлю и ставит на огонь. Обычно они едят простую пищу: картофельное пюре, яичницу-болтунью, сосиски. По воскресеньям он иногда зажаривает курицу или тушит кроличье мясо. Лорен наблюдает, как отец достает из буфета вторую бутылку виски.
Отцовская винтовка стоит у кухонной двери. С ней он охотится на кроликов, фазанов и лис. Лорен никогда не видела, как погибают эти животные, но зато часто слышала выстрелы в лесу. Она видела кроличьи шкурки и их тушки, подвешенные в саду и разложенные на кухне. И даже как-то коснулась одной рукой. «Осторожно, – всегда напоминает ей отец, – клещи». Джеймсон ест внутренности этих животных, ну, то есть те части тела, которые человек обычно выбрасывает. Ему они нравятся. И когда он находит в лесу мертвое животное, то переворачивается на спину и начинает кататься. Наблюдая за женщиной, Лорен думает об этих животных, об их внутренностях…
Отец Лорен опускается на корточки перед женщиной, но та по-прежнему не смотрит ему в глаза. Он пытается заставить ее поесть из дымящейся миски, поднося к ее губам стальную ложку. Он дует на еду и вновь протягивает ей. Но рот женщины плотно закрыт. Он пробует в третий раз, ложка снова оказывается у ее плотно закрытого рта.
– Я страшно голоден, – говорит отец.
Он берет свою миску, садится рядом с Лорен за деревянный кухонный стол, и они молча едят вместе. Еда успокаивает. Лорен поднимает голову. Седеющая отцовская борода немного трясется, когда он ест. Над миской возвышаются плечи и голова. У него такие сильные и загрубевшие от работы руки. Вообще, он постоянно чем-то занят: чинит изгороди, рубит столбы, вбивает их в землю, раскручивает проволочную сетку. И внутри дома у него тоже полно всяких дел. Стулья, ящики и полки сделаны из дерева, которое он достает на лесопилке. На предплечье у него татуировка – голубая роза.
Когда огонь начинает затухать, он берет женщину за руку и подводит к комоду в своей спальне. Здесь, наверху, еще холоднее. Он достает свою черную футболку «Моторхед» с изображением пламени на спине и засовывает под мышку. Лорен видит, как женщина дрожит от холода. Она стягивает клетчатое одеяло с постели и посильнее в него закутывается. Свет отец так и не включил.
Найл ведет женщину в ванную и запирает дверь. Там они находятся довольно долго. До нее доносится звук льющейся воды. Ей тоже хочется под горячую воду или поближе к растопленному камину в гостиной. Она прижимает ухо к двери ванной и слышит низкий голос отца, который что-то напевает.
– Папа, тебе помочь?
– Нет, детка. Я буду через секунду.
Лорен медленно расхаживает по коридору, завернувшись в одеяло, как в тогу. Ее тыквенное ведерко стукается о колено. В их доме никогда не бывает светло, разве что возле мансардного окна над лестницей. Пол во всех комнатах, в том числе и в пропитанной сыростью ванной, застелен ковролином ярко-синего цвета. Маленькие окна закрыты сетчатыми занавесками, а вход в гостиную завешен тяжелой бархатной шторой. Столик на тонких ножках в коридоре завален нераспечатанными письмами. Стены обшиты темно-желтой сосной. Висит несколько картин с холмистыми пейзажами, ледяными реками и дикими животными, написанными в мягких, пастельных тонах…
Лорен напряженно вслушивается, но слышит лишь стук капель в холодной подсобке. И больше ничего. Ручейки воды капают с потолка в красное ведро, которое отец выставил накануне. Он обещал скоро починить водосток. Снаружи ветер усиливается, и начинается дождь. В ее спальне на стенах нарисованы контуры лошадей, приколоты страницы, аккуратно вырванные из журналов. На карнизе висят ловцы снов с густыми перьями.
Забравшись в постель, Лорен нащупывает угловую щель в стене и достает оттуда маленький зашнурованный мешочек и старую потрепанную записную книжку. Мешочек из темно-синего бархата украшен золотистыми звездочками. В нем хранится колода карт Таро. По вечерам она часто тасует карты, они кажутся такими большими в ее ручках. Она старается правильно читать и изучать карты, но иногда сама выдумывает их значения, когда чего-то не понимает. На первой странице записной книжки в кожаном переплете написано по-гэльски: «Книга предсказательницы». Ее она нашла в нижнем отделении туалетного столика своей матери и вскоре узнала, что книга раскрывает разные секреты магии и объясняет законы целительства.
Некоторые из пожелтевших страниц покрыты каракулями бабушки, которая написала свое имя на обложке. Другие исписаны более старомодным почерком. Третьи – покрыты жирными буквами с завитушками, которые кажутся ей более разборчивыми – как почерк школьной учительницы. Некоторые страницы взяты из записных книжек и вклеены в книгу с помощью скотча. Многие из них посвящены чтению карт, снабжены рисунками и схемами.
Лорен слишком устала и никак не может сосредоточиться, она листает страницы книги, пытаясь отыскать на них что-нибудь интересное. Кто-то нарисовал здесь пятиугольники, дубинки, палочки, переполненный кубок и голубя, а на одном замечательном рисунке изображена женщина с завязанными глазами и скрещенными мечами.
Рядом с записной книжкой на ее подушке лежит коробочка с маленькими куколками, сделанными из кусочков шерсти и ткани. С ними она беседует едва ли не каждую ночь. И каждой дала свое имя. Она достает их из коробки и кладет рядом с подушкой.
– Стейси. Кристалл. Спенсер. Кендалл.
Она молча общается с каждой из кукол и, кладя под подушку, просит оберегать их с отцом от всяких бед. Лорен дышит часто и прерывисто, прислушиваясь к сильному дождю за окном. Она вспоминает, что на губах у нее мамина помада, и направляется обратно в ванную. Там никого нет.
– Папа? – зовет она.
Но никто не отзывается. Ей холодно, поэтому она подставляет под горячую воду ладони и запястья и потом касается шеи согретыми руками. В тусклом свете она замечает в раковине крошечные пятна крови. В какое-то мгновение ей кажется, что крови было больше, но она смыла ее водой. Лорен вспоминает, что, когда чистит зубы, тоже иногда выплевывает кровь, но эти пятна совсем другие. Она пытается стереть их и в темноте гадает, откуда они все-таки взялись…
Прищурившись, она смотрит в зеркало. Откуда-то сквозит. Что-то мелькает в зеркале, и она бросает взгляд в нижний угол, чтобы понять, что творится у нее за спиной. Однажды она подслушала, как старшие девочки говорили о женщине, которая появлялась ночью в зеркале, если трижды произнести ее имя. Лорен снова смотрит на свое лицо, чтобы убедиться, что оно не изменилось. Ее волосы стали влажными, вокруг глаз растеклась черная тушь. Она расплетает косу, и ее волосы тут же начинают кудрявиться. Она выглядит еще более странно, чем вечером накануне, когда они ходили по домам и выпрашивали сладости. Лорен трет заплаканные глаза, а по холодному стеклу по-прежнему барабанит дождь. Ветер завывает, словно брошенная хозяевами собака…
Глава 2
Сквозь занавески пробивается солнечный свет. Сад за домом состоит из трех бетонных уровней – гигантские ступени с клумбами, гравием и зарослями ежевики. Летом Лорен иногда берет старую ракетку и колотит теннисным мячом о стену дома. Зимой она часами сидит дома и смотрит на бескрайний лес, устилающий склоны холма.
Проснувшись, Лорен замечает, какой беспорядок царит в ее спальне: скомканная одежда, разбросанные по всему дивану книги с исчирканными страницами. В доме снова стало холодно. Пока она спускается по лестнице, ее желудок болезненно сжимается от голода. В памяти потихоньку всплывает вчерашний вечер, и она останавливается у голубой занавески в гостиной. Она очень голодная, и ее мучает жажда. В доме не слышно ни звука, кроме капель с протекающей крыши в подсобке. Она отодвигает край занавески и проскальзывает внутрь. Мягкий бархат приятно касается ладони. В комнате пусто и пахнет пеплом. На диване нет одеял и вообще каких-либо признаков того, что в комнате кто-то ночевал. Включена гималайская соляная лампа. Она не помнит, чтобы ей когда-нибудь пользовались, и сразу же выключает лампу. Лорен осматривает кухню и подсобку, но там тоже никого нет. Все миски и тарелки сложены в шкафу. Она выглядывает из-за раздвижной стеклянной двери в тамбур, надеясь увидеть там отца, который в тусклом свете рубит дрова, но его там нет. Она не знает, сколько сейчас времени. Небо затянуло тучами, кусты потемнели, их листья стали скользкими от накрапывающего дождя.
От запотевшей плитки на кухне веет таким холодом, что не спасают даже толстые вязаные носки. Она наливает молоко в миску с рисовыми хлопьями и наполняет водой любимую кружку с пингвинчиком. На звон посуды прибегает Джеймсон, садится у ее ног и протягивает лапу. Она ласково потряхивает ее, а мокрый нос собаки касается кончиков ее пальцев. Под жесткой шерстью она нащупывает когти.
Лорен отворачивается к окну и ест. Керамическая миска неприятно холодит ладони. Она доедает кашу и приглядывается к узорам на молочном осадке: просматриваются очертания птицы, контуры дома. Часы на стене показывают десять тридцать утра. Она никогда не просыпается так поздно, и ее отец – тоже. За исключением тех дней, когда он вообще не работает.
– Папа? – зовет она. Она мчится наверх и стучится в его дверь. Тишина. Тогда Лорен медленно заходит в комнату, щурясь на кучу скомканных одеял в полутьме. – Папа?
– В чем дело, Лорен? – Голос звучит тихо, отец охрип спросонья.
– А где эта… женщина?
– Какая еще женщина?
– Ну та, что была здесь вчера вечером.
Наступает долгое молчание. Как только Лорен кажется, что отец снова засыпает, тот спрашивает:
– Ты о чем?
– Женщина в халате.
– Понятия не имею, о чем это ты…
Он часто срывается на гэльский, когда нервничает. Тишина отступает.
– Лорен, оставь меня в покое. Я плохо себя чувствую.
Когда она поворачивается, чтобы уйти, из-под одеяла доносится:
– Нашла что-нибудь поесть?
– Да.
– Я скоро спущусь вниз… и приготовлю жаркое.
– Хорошо.
– Ты можешь запустить котел?
– Да, сейчас постараюсь.
Стоя у прикроватной тумбочки, она видит его затылок и длинные спутанные волосы. Он поворачивается к ней, не открывая глаз. Его подбородок покрыт светло-серой щетиной.
– Папа, неужели ты не помнишь ту женщину? – Она застывает в дверном проеме, зная, что чем больше вопросов она задает, тем больше злит его. И действительно, его тон меняется на предостерегающий.
– Лорен, уходи и почитай лучше свою книгу. Пообщайся с Билли. Пожалуйста, иди. Сегодня я что-то неважно себя чувствую. Наверное, простудился.
Его глаза остаются закрытыми. Лорен качает головой, возвращается в свою комнату и раздвигает шторы. Тусклый свет в окне навевает тоску. Среди груды футболок на полу она находит книжку Жаклин Уилсон, которую взяла в школьной библиотеке, и пьет горячий чай. В одном из углов на потолке расползается мокрое пятно.
Доносится музыкальный звук, звонит их оранжевый бакелитовый телефон. Не услышав скрипучего голоса отца, она бежит вниз.
– Привет, Лорен. Это Билли.
– Привет… – Она и так поняла, что это он.
– Мама говорит, что приготовит сегодня яблочные сконы. И спрашивает, не хочешь ли ты зайти.
– Да, конечно.
В трубке слышится голос матери Билли, Кирсти.
– Она говорит, что послезавтра мы уезжаем на каникулы, она чистит холодильник. – Билли замолкает, слушая, что ему говорит Кирсти. – У нее осталась кое-какая еда, которую ты, возможно, захочешь забрать себе.
– Спасибо.
– Сейчас я собираюсь в лес. Надо еще немного потрудиться над хижиной. Пойдешь со мной?
– Да, хорошо, надо только собраться.
– Тогда буду тебя ждать.
Она быстро одевается, из пестрой кучи белья под подоконником вынимает еще одну футболку – с белыми лошадками, скачущими по берегу, – и джинсы. Подоконник усыпан деревянными фигурками зверьков, которые вырезал для нее отец: совами, кошками и рыбками. Она снова тихонько стучит в дверь его комнаты.
– Папа. Я собираюсь в лес вместе с Билли.
Тишина.
– Как ты себя чувствуешь?
– Через некоторое время буду в порядке.
– Я принесу тебе пару сконов. Ну, или какой-нибудь другой еды. Джеймсона я возьму с собой.
– Прости, что не приготовил жаркое. Я просто не очень хорошо себя чувствую.
– Не беспокойся.
Сейчас ей просто хочется побыть наедине с Билли и с лесом.
Лорен сбегает вниз по скрипучей лестнице, свистом подзывает собаку и подхватывает на бегу свою куртку на молнии.
* * *
По дороге к дому Билли Лорен срезает путь, перелезая через проволочную изгородь на заднем дворе, Джеймсон пробирается следом. Затем она пересекает по диагонали опушку леса и бежит через поля. Ботинки вязнут в грязи. Над головой, словно облако осенней листвы, проносятся три фазана. Она думает об их опустевшем доме и об отце. Она знает, что вчерашняя женщина ей вовсе не привиделась. Иногда, когда ее отец пьет слишком много, он становится очень грустным и злым и пьет до тех пор, пока не заснет и не забудет обо всем. Ей нетрудно представить, что та женщина испугалась и сбежала, но этого нельзя было делать. Они ведь живут черт знает где, среди мрачных лесов Северной Шотландии. Что, если ей понадобится помощь?
Билли ждет ее у покрытых лишайником задних ворот своего сада. Он опускается на корточки и треплет Джеймсона за мягкие уши цвета ржавчины.
– Как дела, Джеймсон?
Пес пытается вложить лапу в руку Билли. Они направляются в сторону леса по каменистой тропинке, окаймленной колючим кустарником и обвитыми плющом березами. Холмистая местность разукрашена в ярко-желтые, темно-зеленые и оранжевые цвета. Джеймсон, почти слившись с пейзажем, обнюхивает живую изгородь в поисках кроличьих и барсучьих нор. Лорен роется в кармане, нащупывая среди салфеток бугристую рукоятку перочинного ножа. Нож она нашла в сарае отца несколько недель назад, хотя заходить туда ей было всегда запрещено. Впрочем, как и в комнату у входной двери. Отец говорит, что это комната «для гостей», но в тех редких случаях, когда к ним кто-нибудь приходит, комната остается закрыта…
В отсутствие отца сарай заперт, но, если отец дома, Лорен подкрадывается к продуваемому сквозняком входу и разглядывает свисающие со стен металлические инструменты, такие пугающие и вместе с тем манящие. Если он заметит ее рядом, то рассердится и потребует, чтобы она вернулась в дом. Несколько недель назад, когда он работал у кого-то в доме, она заметила на земле ключи от сарая. Видимо, отец случайно обронил их. Зная, что он вернется в лучшем случае через пару часов, она вставила ключ в массивный висячий замок и с трудом его повернула. Внутри она увидела развешанные на стенах пилы разных размеров, веревки и электрические провода на огромных катушках. Эти предметы были для нее настоящими сокровищами, просто потому что их запрещалось трогать.
Ее сердце бешено колотилось лишь от осознания того, что она зашла в сарай и прикасается ко всем этим предметам, что никто об этом не узнает и ее не наругают. Она оглядела полки и коробки, словно пытаясь отыскать еще что-нибудь неведомое. Какой-нибудь намек на то, что Найл – не только ее отец, но и просто человек, что есть какая-то часть его жизни, сокрытая от нее. Стол в центре сарая был сделан из толстого дерева, которое, как и все вокруг, было забрызгано краской. На полу возле мешков с песком и рулона ковровой сетки Лорен обнаружила ржавый синий ящик с инструментами, две половинки которого раскладывались, как крылья жука. Среди отверток и гвоздей она нашла гладкий кусок оленьего рога с широким и длинным стальным лезвием. Это было ее сокровище, трофей. То, что с лихвой оправдывало весь риск. Теперь она держит его в руке и наслаждается его тяжестью.
На тропинке, ведущей в лес, она находит кусочек собачьего печенья и швыряет его Джеймсону. Пес подпрыгивает, как лосось, вынырнувший из воды.
– Спорим, ты не съешь собачье печенье? – спрашивает Билли.
– Это уж точно, – отвечает Лорен, засунув руки в карманы и продолжая брести вперед.
После кражи ножа она оставила инструменты в сарае на прежних местах и, уходя, заперла за собой дверь. За минуту до того, как отец вернулся домой, она положила ключ на край дивана. Ей очень хотелось поделиться историей о своем приключении с кем-нибудь и похвастать своей сметливостью.
Билли старается не отставать.
– Помнишь, Грант Макбрайд ел эти собачьи галеты – тогда, в автобусе?
Лорен молчит. Они еще немного гуляют, вдыхая прохладный ноябрьский воздух. С обеих сторон тропинку обступают кусты можжевельника и заросли гигантского борщевика. Билли достает из кармана несколько завернутых в фольгу шоколадных конфет. Видимо, остатки добычи со вчерашнего вечера.
– Меняемся?
– На что, на собачье печенье?!
– Не-ет! У тебя же еще есть мармелад? Ну, тот, что давала нам Анджела Уокер.
– Нет.
Она вспоминает, что мармелад прилип к резиновому коврику на полу пикапа. Она пытается выбросить из головы странную женщину в халате; может быть, оно и к лучшему, что незнакомка ушла. В Страт-Хорне любят посудачить про ее отца, Лорен это знает. А случай с этой женщиной выходит из ряда вон, о таком не рассказывают.
– У меня их больше нет, я все сжевала, – говорит Лорен.
– Обжора…
– Билли!
Она пытается стукнуть его, но тот уворачивается. Перекидываясь остротами и устраивая шутливые потасовки, они плетутся по каменистой дорожке. Потом, когда добираются до края леса, они успокаиваются. Здесь уже нет никаких полей, а разноцветные лиственные деревья уступают место соснам.
Раскинувшийся впереди лес огромен – больше, чем их деревушка, поля, фермы и маленький городок, вместе взятые. Они идут по тропинке, известной местным жителям как Петля, она врезается в участок леса на пару миль и выходит обратно. Сюда забредают разве что дети и случайные прохожие, выгуливающие собак. Дети знают этот путь наизусть. Они ходят одной и той же дорогой, забывая о том, что их окружает черный, глухой лес…
– В школу я пойду только завтра, а потом уезжаю в парижский Диснейленд, – хвастает Билли, стараясь придать своему тону непринужденный оттенок. – Мама купила билеты.
Лорен пристально смотрит на него. Ее представления о Диснейленде и Париже ограничиваются парочкой фотографий, которые Билли показывает ей после своих поездок каждый год, и еще кадрами из мультика «Рататуй».
– Никогда раньше не летала на самолете.
– Поверить не могу. Серьезно?
Лорен пропускает его слова мимо ушей.
– Как бы то ни было, мы всего лишь летим из Инвернесса в Лондон, а потом садимся на «Евростар». – Он замолкает и смотрит на Лорен. – Ну, тот самый поезд, который едет в туннеле под водой.
– Ты уже рассказывал об этом раньше.
Она закатывает глаза.
– Смотри! – Он вдруг хватает ее за руку и указывает куда-то в сторону.
Ей кажется, что кто-то бродит среди деревьев, слева от тропинки. Среди темно-зеленых ветвей мелькает белая материя. Она смотрит в небесноголубые глаза Билли, а потом снова на деревья. Фигура удаляется от них все дальше и дальше в лес… Билли уже направился дальше по тропинке, но Лорен все еще стоит на месте и тяжело дышит.
– Она ушла…
Лорен уверена, что это та самая молодая женщина с дороги.
– О ком ты? – спрашивает Билли, продолжая брести вверх по тропинке.
– Та женщина. Та, которую мы только что там видели.
– Я никого не видел.
– Да нет же, видел. Ты ведь сам схватил меня за руку! Две секунды назад. А теперь она исчезла.
Он, должно быть, пошутил. И просто заводит ее.
– Я? Видел? Да я не хотел… У меня побаливает голова.
– Мы оба ее видели.
– Ее?
– Ну как ты можешь не помнить?
Она застыла на месте, но Билли отошел довольно далеко, и ей приходится почти кричать, то и дело с опаской вглядываясь в заросли. В ответ мальчик пожимает плечами. Теперь ей хочется вернуться домой. Но идти обратно в одиночку кажется совершенно неправильным. Она бежит вперед, догоняя друга.
– Ты, наверное, видела там Стюарта или Мэйзи, – говорит Билли.
Стюарт и Мэйзи Макалистер живут на соседней ферме, которая граничит с опушкой леса. Иногда они приходят поиграть в лес, а в школе всем говорят, что эта земля принадлежит им. Билли считает, что с ними надо быть осторожнее. Летом кто-то разрушил построенную Лорен хижину из прутьев и украл брезентовую крышу, а также огромную жестянку из-под торта. В ней хранились бутылка лимонной «Фанты» и пять старых выпусков детского журнала комиксов «Бино».
– Если я их видела, то и ты тоже.
– Ничегошеньки не помню, – отвечает он, как будто разговаривает с маленьким ребенком.
Они оказываются в зарослях болотного папоротника. Среди ярко-зеленых и ржаво-коричневых листьев, среди множества ярких оттенков от темнооранжевого до золотисто-желтого, в которые растение разукрашивает лес, придавая ему сходство с закатным небом. Лорен любит переворачивать листья папоротника и срывать с них яркие споры.
Дети проходят мимо старого источника. Сверху построен сарай из бурого рифленого железа. Они пробираются сквозь папоротники и болотный тростник, заглядывая в заросли в поисках лягушек.
– При-и-ивет, лягушатки, видели здесь кого-нибудь? – Голос Билли отражается от темных металлических стен сарая, но из черной воды на них смотрят только их отражения.
Билли убегает, но Лорен остается и смотрит на колеблющийся свет в воде. Иногда ее охватывает необычное чувство, и мир на несколько мгновений замирает. На воде вдруг появляется легкая рябь, которая расходится кругами. Значит, под поверхностью воды что-то движется…
Вскоре дети добираются до высоких сосен и замшелого каменного фундамента старой лачуги, расположенной прямо у тропинки, рядом с тем местом, где они начали строить свою собственную хижину. Их укрытие состоит из тщательно отобранных ветвей, каркасом служат несколько близкорастущих березок, испещренных оленьими лишайниками. Дети начинают ходить вокруг в поисках упавших веток. Упругий мох под ногами и слой сосновых иголок поглощают любые звуки.
Пока они осматривают свое детище, проверяя, крепко ли держатся стены хижины, Лорен начинает срезать перочинным ножом мелкие ветки. Она то и дело оборачивается. Ее не покидает ощущение, что за ней кто-то тайком наблюдает. А что тут удивительного? Кто-то вполне мог бы жить в этих лесах…
Подойдя к дереву, Билли опускает на землю рюкзак. Он развязывает шнурок и достает упаковку хлопьев «Голден Грэхемс».
– Есть хочешь? – Он протягивает ей коробку.
Лорен набирает себе горсть и, слегка улыбаясь, пытается запихнуть в рот.
– Ты как хомяк, – усмехается Билли.
– Заткнись, – бросает она, чавкая. Потом указывает в угол хижины, где меньше веток. В этом месте домик будет протекать во время дождя или снегопада… – Нам нужно собрать больше веток. – Она берет еще одну горсть хлопьев и запрокидывает голову.
– Нам нужно превратить это местечко в функционирующую военную зону, – важно говорит Билли. – Я планирую построить здесь несколько смотровых люков. А вон там устроить амбразуру.
Лорен вздыхает. Она не знает, что такое амбразура, но звучит довольно скучно.
– По-моему, это все-таки больше похоже на дом, – говорит она. – Вроде тайного убежища.
На игре трудно сосредоточиться, она по-прежнему думает о том, что случилось прошлой ночью. Отголоски вчерашних событий продолжают преследовать ее при свете дня. Интересно, она и в самом деле видела ту же самую женщину, что и прошлой ночью? Лорен пытается переключиться на то, что говорит ей Билли.
– Но мы должны защитить себя, – увлеченно объясняет он, продолжая копаться в рюкзаке.
Играть с ним уже не так весело… Ей не дает покоя желание поделиться историей о прошлой ночи. Тогда на душе станет спокойнее, тогда ей перестанет казаться, что она сходит с ума… Лорен задумчиво рассматривает плесень на стволе дерева. Плесень ползет вниз, словно кто-то разматывает катушку с ниткой.
– Когда мы с папой ехали домой, то видели женщину на дороге. Папа взял ее на руки, и мы отвезли ее домой.
– А кто она такая?
– Да откуда мне знать? Она не произнесла ни слова.
Билли поправляет несколько веток на крыше хижины.
– И что?
– Мы отвезли ее домой. А утром она исчезла.
– А где она сейчас?
– Не знаю.
– Что, приглянулась твоему отцу?
Лорен вздыхает и отворачивается. Она спускается с небольшого склона, поросшего папоротником, и садится на мокрый холмик. Положив руки на колени, она срывает камыш. Ногтем вскрывает его посередине и выковыривает губчатые белые внутренности, похожие на набивку крошечной подушки.
– Лорен! Я ведь просто пошутил. – Голос Билли доносится из деревьев.
Джеймсон тыкается в нее носом, протискиваясь между ее руками. Она дает ему еще один кусочек собачьего печенья и спускается ниже, чтобы набрать побольше веток. Ботинки хлюпают по грязи.
Она слышит, как Билли бродит где-то рядом, среди высоких папоротников, и возвращается, чтобы починить хижину. Взяв ножницы и бечевку, которые принес Билли, она начинает связывать кривые ветки вместе. В этот момент Билли выскакивает из-за деревьев, хватает ветку, словно винтовку, и имитирует хлопок выстрела.
– У меня обязательно будет собственная винтовка. Как-то попросил папу дать подержать, но он не разрешил.
Они слышат, как Джеймсон рычит, засунув голову в кроличью нору.
– Лорен, ты сегодня явно не в духе.
– Это ты ведешь себя странно.
Лорен представляет, будто та женщина бродит рядом среди деревьев, но в лесу по-прежнему тихо.