Это уже третья книга отца Франсуа Брюна, которую мне выпала честь переводить. Первые две также вышли в издательстве «Алетейя»: это его бестселлер «Расслышать умерших» (2015) (о христианском отношении к смерти; о возможности общения с теми, кто уже перешел черту; о том, что смертью все не кончается) и книга «Христос и карма. Возможен ли компромисс?» (об открытости христианства к диалогу с другими религиями).
Все книги отца Франсуа похожи на гостеприимный дом с распахнутыми дверями, в который может зайти на огонек каждый встречный: будь то буддист или индуист, или же убежденный атеист, верящий в прогресс и науку и считающий религию детскими сказами, или же тот, кто только-только задумался о смысле жизни и возможности веры. Здесь каждого примут всерьез и покажут, что у нас общего: уважение к традиции буддизма и других восточных религий, доверие к науке или уверенность в правомерности вопросов о смысле жизни. Общее пространство можно найти с каждым собеседником. Но затем на этом общем пространстве разворачивается оживленный спор. Франсуа Брюн – непревзойденный мастер спора, он горячо отстаивает уникальность христианского ответа на все вопросы и вызовы как нашего времени, так и всех предшествующих и будущих времен. Он не боится задавать самые острые вопросы, выдвигать гипотезы, приводить доводы. С ним не всегда можно согласиться, да он, кажется, и не ждет согласия по всем пунктам, для этого его книги слишком провокативны. Но автор ждет ответной мысли читателя навстречу, он втягивает того, кто откроет книгу, в увлекательный поиск собственных ответов на самые острые вопросы жизни и смерти, общения и одиночества, веры и безверия, смысла жизни и человеческого призвания в мире. Удивляет и само умение автора спорить: не принижать противника, уважать другую точку зрения, оставлять возможность остаться при своем мнении или найти другие ответы. И при всем при этом позиция автора всегда четко и определенно очерчена, он говорит с точки зрения христианина, из убежденности в том, что только в христианстве можно найти не просто ответы на вопросы, но путь жизни, и, главное, он говорит из опыта личной и бесспорной встречи со Христом. Это «знакомство» автора со Христом чувствуется на всем протяжении текста: постоянное вслушивание в Евангелие, по которому сверяется собственная жизнь, доверие к мистикам и еще, при трезвенной констатации всех проблем современного мира и даже современной церкви, удивительная убежденность в том, что мы любимы Богом, что нужно лишь начать любить в ответ, откликнуться на призыв, что никогда, даже после смерти, и уж тем более при жизни – никогда не поздно начать любить, думать, спрашивать, верить, делать первые шаги к Богу, спасению, а значит – и друг к другу, потому что любовь к Богу неотделима от любви к ближнему и никто не спасется в одиночку. Этот призыв к любви и напоминание о том, что мы уже любимы, что мы не оставлены и не забыты – может быть, самое поразительное в этих текстах.
В той книге, которую вы держите в руках, задается еще один из тех «провокативных» вопросов, которые касаются каждого из нас: в чем смысл страдания? Почему мы страдаем и что делать с нашими страданиями? Автор горячо спорит с расхожими представлениями о Боге, который «сам терпел и нам велел», о жестоком боге, требующем от человека страданиями искупить свои грехи. Он пристально всматривается в тайну Страстей Христовых, поскольку знает, что это не случайное привнесение, а сердцевина христианства, центральная точка нашего спасения. Как совместить Страсти Христовы, Крест и человеческое страдание – с убежденностью в том, что мы уже любимы Богом, с пасхальной, ликующей радостью воскресения? Откройте эту книгу и начните думать вместе с автором, или же возражая ему, или, лучше всего, навстречу его мысли.
Наталья Ликвинцева
Христианская вера сродни безумию! Верить в то, что Творец стольких миров, галактик и планет, темной материи, невидимой человеческому глазу, пространства, измеряемого тысячами световых лет, и миров, существование которых исчисляется миллионами лет, может всерьез заинтересоваться тем, что происходит на какой-то крошечной планетке, да и на ней-то – в течение какого-то мизерного отрезка времени (на шкале вселенского времени наш с вами род существует всего-то какие-то жалкие мгновения), – все это совершенно немыслимо! Уже закончилась эпоха, в которую Паскаль мог сказать: «Вечное молчание этих беспредельных пространств меня ужасает». Вселенная, приоткрывающаяся нашему взгляду, уже не имеет ничего общего с той, которую знавал автор «Мыслей». Сегодня полагают, что возникла она где-то 15 миллиардов лет тому назад. Вы, конечно, уже не преминули посмотреть тот или иной из множества документальных фильмов, где показаны туманности отдаленных галактик, прекрасные образы сталкивающихся друг с другом миров. Наша галактика насчитывает, кажется, миллиарды звезд. Миллиарды! Галактика Андромеды «состоит из сотен и сотен миллиардов звезд, подобных нашему Солнцу… А сколько их, таких галактик? – задается вопросом современный канадский астрофизик Юбер Реев. – Миллиард миллиардов миллиардов… миллиардов? Еще больше. Каждый раз еще больше»1.
Среди этого необъятного пространства наша планета выглядит меньше, чем песчинка на поверхности всей нашей земли. Итак, утверждать, что сила, задумавшая и сотворившая все эти миры, заинтересуется судьбой нашей маленькой планеты, – уже неслыханная дерзость. Утверждать, что Творец не только не оставляет вниманием эту точка Вселенной, но еще и интересуется тем, что мы на ней делаем, – это значит вдруг низвести Его до уровня наших жалких и мелких историй, принизить, счесть за кого-то вроде древних обитателей Олимпа. Если только не… если только все не будет с точностью до наоборот, и мы вдруг не угадаем в Нем – Сознание, Познание, Судьбу, бесконечно превосходящие собою все то, что наше представление о Вселенной позволяет нам предположить. Потому что любовь Бога бесконечно превосходит даже Его творческую мощь, Любовь к каждому из Своих творений, от наименьших и самых слабых до величайших и самых совершенных, тех, кто больше всех способен ответить на Его Любовь. В самом деле, стоит это признать, такое утверждение звучит еще более безумно, чем все предыдущие. Что Творец всех миров любит меня, лично меня, что Он ждет от меня какого-то ответного чувства, моей жалкой и маленькой любви! Разве возможно в такое поверить?
Но в христианской вере безумие заходит еще дальше. Мы не сумели ответить на Его Любовь, мы удалились, отвернулись от Него. И тогда Бог пришел и стал одним из нас, чтобы вернуть нас к Себе, чтобы нас спасти. Его единственный Сын стал человеком. Хорошо, до этого момента еще хотя бы можно было следовать за этой мыслью, попробовать угадать, кем же Он стал на нашей земле, как Он здесь проповедовал, учил, пытался нас обратить, научить нас любить, любить Его Отца, нашего Творца, научить нас любить друг друга, ну, хотя попытку эту вряд ли можно признать удавшейся. Но тут мы подходим к самой сердцевине тайны, к чему-то вовсе неслыханному, абсурдному, к чему-то, вступающему в полное противоречие с тем, что вроде бы должно было быть: ради нашего спасения Сын добровольно пошел на мучение и был казнен, как последний преступник.
Это уже какая-то совсем сумасшедшая история. Зачем странный Сын Божий выбрал такой странный способ? Если бы нам удалось это понять, то, возможно, у нас появился бы ключ к разгадке смысла нашего существование на этой земле. Как в волшебных сказках, возможно, ключ этот откроет дверку, а за дверкой мы узнаем, почему мы так далеки от Бога и что нужно сделать, чтобы обрести Жизнь и Любовь Бога.
Церковь вроде бы нашла причину этой ошеломляющей нас смерти Сына Божьего, ставшего одним из нас. Она вроде бы разработала на этот счет целую теорию, в которую сама верила и которую проповедовала более 2000 лет. Но вот какое-то время назад она вдруг обнаружила, что эта теория сомнительна и бездоказательна. И тогда она застыла в недоумении, какой же смысл тогда у Страстей Христовых, и с этим недоумением и связан кризис церкви. В этой книге я хочу вам показать, что западная церковь просто взяла не тот ключ, что она не поняла до конца смысл этой странной смерти, но что это еще не повод не доверять свидетельствам апостолов. Есть другой ключ, другая традиция, внутри той же самой церкви, и она позволит нам понять подлинный смысл Страстей Христовых, страдания и смерти Сына Божия2. Но дело в том, что ключ этот был, и правда, хорошенько запрятан, искать его пришлось в самых глубинах человеческих сердец, в тайне их жизни, потому что жизнь каждого из нас – уже тайна сама по себе.
Отправимся же на поиски, пойдем медленно, шаг за шагом. Начнем с разговора о кризисе церкви, чтобы вы поняли, что уже невозможно удовлетвориться тем, чтобы просто стряхнуть вековую пыль, усовершенствовать церковную администрацию или вернуться к старым теориям, лишь слегка их подновив в угоду современным краснобаям, или к красивым обрядам в прекрасных облачениях. Уже невозможно…
Церковь, та самая, которую многие из нас знали и любили, у нас во Франции исчезает почти на глазах и вот-вот исчезнет совсем. Вы и сами это заметили. Она все больше и больше раскалывается на два непримиримых течения, причем каждое из них лишь наполовину хранит верность требованиям Евангелия.
С одной стороны, мы видим тех, кто продолжает глубоко и убежденно верить в великие тайны вероучения: в тайну Боговоплощения, явленную во Христе, в тайну Троицы, в тайну Евхаристии и т.д. Христиане, примыкающие к этому направлению, верят в подлинность общения со Христом, с Богородицей и другими святыми. Они верят в ангелов и чудеса. И я глубоко убежден, что в этом они совершенно правы. Но при этом, к сожалению, они проявляют такую нравственную суровость, которая часто вообще ничего общего не имеет с Евангелием, скорее, напоминает психоанализ и из поколения в поколение наносит людям психологический ущерб. Это направление абсолютно предано всем указам, исходящим из Рима. Они вполне соответствуют линии Бенедикта XVI-го, не только его богословию, но и морали. Но бывают и тут настоящие христиане, такие как аббат Пьер или сестра Эммануэль, которые, несколько дистанцировавшись от Рима, пытались свидетельствовать о Божией Любви.
Другое направление сумело понять, что верность воле Божией и Христу вовсе не подразумевает обязательной зацикленности на священстве и целибате, нетерпимости к повторным бракам во всех без исключения случаях, абсолютного запрета на противозачаточные средства, немилосердного осуждения человеческих слабостей и т.д. Но, к сожалению, представители этого течения очень часто позволяют себе пересматривать все великие тайны веры, лишая их при этом самой их сути, отрицают присутствие и действие Бога в этом мире, не верят в возможность общения со святыми, в чудеса, вообще не верят в сверхъестественное… К этому направлению принадлежит большинство богословов, профессоров семинарий и католических институтов, наставников, воспитывающих послушников и семинаристов… И тут тоже Рим встает на защиту веры против этих богословов. Мне даже кажется, что у нас не очень-то осмеливаются публиковать рассуждения и идеи сторонников этого революционного богословия. Но при этом их мнения уже довольно широко распространились, и сторонниками этого течения являются большинство священников, даже если они и не рискуют публично признаваться в своих взглядах.
Конечно, речь здесь идет не о двух гомогенных блоках. Внутри каждого из обоих течений мы найдем целый спектр оттенков, и взгляды рознятся от одного богослова к другому. Но в целом, мне кажется, налицо действительно драматическое состояние современной церкви, тот факт, что люди все больше и больше из нее уходят. Я очень надеюсь, что своим анализом вовсе не подстрекаю тех, кто еще внутри, тут же все бросить, и веру, и церковь. Нет, мне хотелось бы, наоборот, помочь людям лучше понять все происходящее не на поверхности, а на глубине, объяснить то, что, как правило, никто им не объясняет.
Верующие обычно не анализируют подробности сложившейся ситуации, но при этом чувствуют, пусть смутно, все внутренние нестроения, замешательство клира, когда старые священники продолжают отстаивать веру своей юности, даже если она давно уже стала достоянием прошлого, а «молодые» утешают свою паству напоминаниями о том, что сами-то они «переросли свою Манту»3 и во все эти древности уже давно не верят. Но хуже всего появившиеся с недавнего времени совсем еще юные священники, отличающиеся узколобым фундаментализмом и недалеким морализмом. Будущее церкви, конечно, на за ними.
Результат предсказуем: церкви опустели. Большинство французов этого даже не заметили, поскольку сами-то они в эти церкви ни ногой, разве что зайдут иногда на официальные торжества, на свадьбу или похороны, когда собирается множество народы – по большей части, правда, из вежливости или светских манер, а не по убеждениям. И тогда, конечно, на таких торжествах церкви ненадолго наполняются народом. Но даже не вздумайте предлагать этим людям действительно принять участие в литургии. Они давным-давно знать не знают ни Символ веры, ни Отче наш.
И даже странно, что при этом церковь во Франции все-таки продолжает в социальном плане играть немаловажную роль, несмотря на свою малочисленность. Здесь она, благодаря своему славному прошлому, вроде бы по-прежнему занимает в обществе престижное положение (сколько это еще продлится?), которое, правда, сегодня уже ничем не удостоверено. Конечно, есть тут и исключения, несколько церквей и приходов, где и в самом деле бурлит жизнь. Но, помимо благоприятных впечатлений от таких живых мест, в целом, цифры не лгут. Мне кажется, что нужно вас с ними познакомить. На последней ассамблее католических епископов Франции в Лурде в 2009 кардинал Барбарен, архиепископ Лиона признавался: «Я рукополагаю двух священников за год, а хороню двадцать»4. Но взглянем на эти события в более общей перспективе.
В 1901 году во Франции было 55 000 священников при численности населения 40 710 000 жителей. В 1950 их было уже не более 43 000. В 1965 – 40 995 приходских священников, без учета количества монахов. Пять лет спустя, в 1970, 37 555, все также без монашествующих. В 1995 мы насчитываем уже всего 28 780 священников, и на этот раз уже с учетом монашествующих, а в 2007 году – только 20 000. В 2009 их становится уже не более 19 640, включая монахов, причем половина их них – люди, которым за 75 лет. Мы видим, что к 2020 году количество священников сократится до 6 000. Какие бы новшества ни вносились в управление приходами и епархиями, какие бы права не доверялись мирянам, эти цифры говорят о том, что людей в церкви становится все меньше и меньше. Вы видите, что эта тенденция даже нарастает. Ни плодотворная деятельность Иоанна Павла II, ни Всемирные дни молодежи, не смогли остановить это снижение численности. И это при том, что Ватикан следит за тем, чтобы общее число католических священников в мире, в целом, оставалось неизменным. Католическая церковь, говорят нам, продолжает успешно развиваться в «развивающихся странах», что в статистическом плане вроде бы уравновешивает падение численности в странах христианской традиции. Но неизменная численность в мире, население которого с каждым годом заметно увеличивается, это уже шаг назад. Кроме того, утрата влияния во всех странах в сфере образования вряд ли может считаться признаком жизнеспособности или приметой будущего. Стоит еще отметить тот факт, что в Латинской Америке, от Мексики до Аргентины, католичество все больше и больше вытесняется евангелическими церквями, и тенденции эти лишь ускоряются5.
Во Франции, если мы возьмем за точку отсчета рукоположения священников, статистика будет еще более красноречивой. В 1830 году было рукоположено 2 357 новых священников при населении в 33 миллиона человек. В 1901 – 1 733 на 40 миллионов французов. Посмотрите, как неуклонно падает численность в последующие годы: 850 в 1955, 646 в 1965, 161 в 1975, 96 в 1995, 83 в 2010. В тот год 45 епархий вообще не получили новых священников. Не нужно быть медиумом, чтобы предсказать, что при нынешнем положении дел в церкви в следующем году не будет слишком много желающих поступить в семинарию. Сегодня таких желающих едва наберется сотня в год, и это при том, что общее число населения нашей страны в метрополии сегодня около 62 миллионов человек, и более 50 миллионов из них – из семей католической традиции. Франция, прежде занимавшаяся экспортом священников, теперь практикует импорт. Около 1 500 иностранных священников несут служение во Франции. С небольшим опозданием «развивающиеся страны» догоняют ее в той же самой эволюции.
К сожалению, нашим епископам все еще не приходит в голову рукополагать женатых, как это с самого начало принято в православной церкви, и это при том, что Сам Христос избрал св. Петра быть главой Своей церкви, а ведь Петр был женатым главой семейства, как, видимо, и большинство апостолов. Но нет! Пирамида Римской церкви столь совершенна, что никакие изменения не могут в нее просочиться, если только они не идут от самого Рима. Иоанн Павел I попытался было что-то сделать, но не вышло: почти сразу его убили6. Последняя версия (весьма нелепая, кстати), гуляющая по Риму, объясняет эту смерть тем, что Папа якобы понял, что Святой Дух ошибся, избрав его, и ему стало ясно, что бремя такой власти для него самого слишком тяжело. И тогда он сознательно отказался от приема лекарств, которые для него были жизненно необходимы. В целом, произошло что-то вроде пассивного самоубийства – по ватиканским законам человека, совершившего такое, нельзя даже отпевать.
Тот же механизм мы наблюдаем во всех тоталитарных режимах. Пока Папа будет сопротивляться рукоположению женатых, надеяться не на что. И вот наши господа епископы, избранные Римом за свою проверенную в испытаниях ученость, учено ведут церковь к исчезновению. После того, как какое-то время они пытались модернизировать административно-территориальное управление приходами, в итоге было решено, что деление страны на приходы – это вчерашний день. Теперь они уже не пытаются официально назначать священников в каждый приход, потому что в некотором количестве приходов, в 25, 30 или 40, такое назначение все равно будет чистой фикцией. Теперь они задумали создавать «миссионерские подразделения», небольшие группы из священников и мирян, которые должны излучать свет христианства на пространные регионы.
Ко всему вышесказанному стоит добавить, что, к несчастью, также стремительно падает и количество верующих. Согласно епархиальному опросу, количество воскресных причащений в Париже с 1962 по 1975 уменьшилось в среднем на 62 процента. В некоторых приходах даже на 72 процента, высшая планка – на 43 процента. Так в приходе Сен-Сюльпис в Париже за 13 лет количество прихожан сократилось с 6200 до 2400. По данным на 2010 год регулярно по воскресеньям причащаются около 4,5 процентов от общего числа «католиков».
Кризис современной церкви гораздо серьезнее того кризиса, в который ввергло церковь арианство в IV веке. Даже кризис Реформации не столь серьезен. Ведь он не угасил сердце христианства. Протестанты не оспаривали ни божественность Христа, ни тайну Троицы. Сегодня под угрозой сама сущность христианства, от нее отворачиваются даже многие богословы. Бенедикт XVI прекрасно осознал серьезность положения и попытался обратиться напрямую к верующим, через головы богословов, экзегетов и даже епископов, по старой профессорской привычке взявшись за перо и написав прекрасную книгу, защищающую божественность Христа7. И это положительная сторона этого последнего понтификата (при стольких, увы, отрицательных!).
Я бы тоже хотел попытаться защитить, своими скромными силами, самую суть христианства. Порой я буду тут ссылаться на свои мысли, изложенные в предыдущих моих книгах, хотя здесь они продуманы глубже и, я надеюсь, изложены более убедительно.
Святая Римская католическая церковь, в том виде, в каком она есть, мы это видели, стремительно катится к исчезновению. И хотя я остаюсь по-прежнему священником этой самой церкви, спешу вас сообщить, что само по себе это исчезновение не такая уж и серьезная проблема. Вот что здесь серьезно – это Бог. А церковь – это лишь средство. У нас ведь всегда останется Евангелие. К сожалению, у большинства уходящих из церкви людей просто нет ни времени, ни дерзновения, ни сил, чтобы начать искать Бога самим. И вот тут для меня корень драмы.
Вот в этом отношении мне и кажется важным провести разграничение. Большинство верующих просто не осмеливаются это сделать, поскольку чувствуют себя неспособными составить самостоятельное суждение о том, что соответствует учению и воле Божьей, а что нет. Правда и то, что церковь приложила максимум усилий, чтобы убедить их в том, что такое суждение относится к области гордыни и представляет собой страшную опасность их сползания к бунту против церкви и против Бога. «Свобода суждения», которая так высоко ценится у протестантов, здесь формально подлежит осуждению. При всем при этом сегодня, хотим мы того или нет, уже невозможно слепо подчиняться учению, по той простой причине, что само это учение стало сомнительным и неопределенным, так что уже далеко не всегда понятно, в чем конкретно оно состоит.
Эта книга посвящена вопросу, существенному для христианского вероучения и сегодня нередко подвергающемуся сомнению: роли Христа как Спасителя. Возможно, вы сразу даже не поверите, что и в этом вопросе в вероучении отсутствует определенность. В этой главе как раз и предпринята попытка показать, в каких случаях церковь, к сожалению, совершила ошибки, и в каких она даже сама успела их осознать, даже если и не признала, к сожалению, это на официальном уровне. Вечно этот страх – что признание ошибок ведет к потере авторитета! Но долгая и объемная история церкви, ее традиция, как раз и состоит из многочисленных заблуждений, споров, размолвок, неудавшихся попыток, кризисов, новых попыток. Богословие церкви – не спокойный поток с протяженным руслом, нет. Оно не раз знавало развитие тех или иных положений, возвращение вспять, исправления. Возьмите, например, просто чтобы убедиться, что я не просто из вредности пытаюсь посеять сомнения в вашей вере, возьмите книгу отца Винсента Ользера8. И чтобы вам легче было понять тот факт, что церковь вполне могла ошибиться даже в таком центральном для христианства вопросе, как наше спасение через Христа, я вам покажу сначала две других, еще более очевидных и бросающихся в глаза ошибки, укоренившиеся в церковном сознании.
Но, пусть и невозможно сейчас слепо доверять авторитету церкви, это еще не значит, что нужно отвергнуть без разбора все сокровища мысли прошедших веков, все то, что нам может дать опыт святых. Наоборот, там сокрыто настоящее сокровище, которым, к сожалению, Западная церковь так и не сумела сполна воспользоваться. Речь идет о своеобразном зрении, о таком взгляде на мир, когда мы видим его глубже и в гармоническом соответствии с последними научными открытиями, и в то же время он оказывается при этом гораздо более мистическим. В сфере богословия переход к такой оптике сродни той революции, которую совершили теория относительности или квантовая физика в науке. В свое время мы увидим, почему это так, пока же только возьмем на вооружение.
Итак, вот те два случая, в которых церковь сама пересмотрела и опровергла свои прежние взгляды (хотя и не спешит в этом признаваться).