Как лечебные дотации отменили, совсем стало плохо жить Григорию Стетоскопову – главному врачу нашей медсанчасти.
Вот давеча встречаю как-то его, а он: мумия – мумией. Одного для полного образа не хватает – умиротворения во взгляде, чтобы совсем уж на покойника походил. Исхудал, осунулся, зеленая недельная щетина в нервном тике на щеках так и дергается – мух пугает.
– Доктор, что так? – спрашиваю. – Заботы одолели!
– Они самые – скрипит Григорий зубами. – Больных уйма, а лечить некому и нечем.
Остальное и сам я понимаю:
– Все врачи да медсестры по платным поликлиникам разбежались, клятве Гиппократа изменили – на пропитание грубым физическим трудом добывают.
Короче говоря, негодует медик Григорий Стетоскопов на ушлых своих коллег, которые зарабатывают, кто, как может и про пациентов даже не вспоминают.
– А сам-то, что следом за ними не слинял?
– Не могу! – отвечает Стетоскопов. – Время сейчас такое – гололед, а я – хирург-травматолог.
Он тяжко вздохнул:
– Пострадавших с переломами видимо-невидимо. Не бросишь!
И дальше в том же духе рассказывает:
– Хорошо, хоть, гипсового порошка с бинтами пока предостаточно из прошлых запасов. Когда кончатся, тогда точно, думаю, уходить.
Убежденно так сказал.
До того убежденно, что я сам поверил. Вот, думаю, был у нас врач, и нет его больше.
На счастье, ошибался.
Не изменил-таки Стетоскопов своему эскулапову призванию. Хотя, когда недавно снова встретил его, даже не узнал. Весь принаряженный главный врач в импортные шмотки с головы до ног. За рулем новенького «Мерседеса» восседает.
Впрочем, таких богатеев сейчас много.
Пооткрывали все, кому ни лень, всевозможных коммерческих предприятий. Жируют с прибавленной стоимости на средства производства. Беззастенчиво обирают потребителей.
Только он их тоже обошел.
Дорогую сигарету не забычковал, как некоторые другие жлобы, а прямо из окна выплюнул на тротуар.
Подобрал я этот жирный чинарик и экономно, не во весь дух затягиваясь, курнув, завистливо спрашиваю:
– Видать, зарплату добавили вам, медикам? Хорошо живешь!
– Они добавят! – похохатывает. – Сам сообразил, как быть, чтобы по миру не пойти.
И дальше такое поведал, что я от удивления даже варежку разинул.
– Теперь мой травмпункт при медсанчасти не хуже любого промышленного предприятия работает, – а сам лукавыми глазами сияет. – Товары народного потребления повышенного спроса выпускаем.
– Не может быть, – стою на своем. – А где сырье взяли, разные там станки, оснастку, оборудование, людей?
– А нигде! – уже и смеется прямо мне в лицо. – Просто вместо свалки отходы своего медицинского прямо по магазинам и бутикам развозим.
И доконал меня последним своим откровением:
– Всякие там гипсовые использованные повязки с ног выздоровевших продаем.
– И берут? – задаю глупый вопрос, потому что сам в это уже поверил.
– Еще как, – доносится в ответ. – Отечественный товар в цене.
Это я и сам понимаю.
Особенно с тех самых пор, как все вокруг окончательно завоевал некачественный китайский ширпотреб. После чего не стало на прилавках наших добротных отечественных сапог-валенок.
Доктор стал серьезным:
– Теперь только наша продукция представляет отечественную марку. Брэнд – по-современному. Хотя, конечно, не совсем удобная. Но ничего – носят.
И снова вздохнул, как когда-то:
– Все же не босиком.
Высказавшись, отведя душу, прикурил он новую сигарету, а остальные, вместе с пачкой мне на бедность подарил. Завел мотор и был таков.
Ну, а я пошел себе дальше, постукивая по тротуару обновками.
Еще вчера недоумевал:
– Где это жена такую роскошь купила – «гипсовки» называются?
А теперь знаю и радуюсь, что не потеряла медицина такого мыслителя как Стетоскопов.
С такими не пропадем!
Утренний чай для Тимофея Коробкина, как для иного верующего – крестное знамение или намаз. Шагу не сделает за порог, пока не опрокинет в себя чашку-другую заваренного кипятка с булочками.
Но сегодня на работу пошёл встревоженным и натощак:
– А всё – жена!
Заявила с самой рани, под бормотание закипавшего чайника, о назревшей, как оказалось, в их молодой семье, проблеме:
– У нас будет ребёнок!
Не успел, однако, Тимофей как следует обрадоваться, последовало весьма серьезное и, ещё более категорическое дополнении ко всему ею вышесказанному:
– Позаботься, муженёк, о месте для нашего с тобой, любимого деточки в яслях!
И пояснила своё нетерпение:
– Туда теперь загодя записываться нужно!
Вот так и оказалось не до утреннего чайного кайфа. Едва за порог не ушмыгнул без пальто и, как был – в тапочках. Вернула. Заставила одеться и обуться, чтобы не погиб, решая важный для семьи вопрос.
На работе первым делом сунулся к начальству.
– Детский сад нужен – подал заявление. – Прошу обеспечить!
Руководитель – за телефон.
Долго названивал по различным инстанциям. Вёл переговоры. Сулил взамен горы золотые. Пока сам не пал духом.
– Мне, Тимофей, проще тебя уволить, – заявил он. – Чем местечко в Детском садике найти!
Оказалось, что очередь туда, в тысячи и тысячи. Потому и от шефской помощи производственников отказываются, в обмен на место.
И всё же, дал понять продвинутый начальник Тимофею Коробкину, что в его деле не всё окончательно потеряно:
– Даю тебе отгул. Походи сам. Поспрашивай!
Личные воспоминания о счастливом «детсадовском детстве» нахлынули на страждущего гражданина со страниц старого телефонного справочника. Ведь в нём было – видимо-невидимо адресов всевозможных детских комбинатов, яслей и садиков.
Жаль только, что телефоны те давно поменяли.
– Ничего, ноги не казённые, так обойду, – решил будущий отец и со своим телефонным «путеводителем» под мышкой отправился по городу.
Разочарование не заставило себя долго ждать. Повсеместно, там, где прежде принимали детей на воспитание, теперь царила полнейшая вакханалия.
– Контора у нас тут, не отвлекай по пустякам! – преградил порог бывшего детского сада дюжий охранник. – Вход по пропускам!
– Так вот же – «Справочник»?
– Плюй на него, мужик, – донеслось в ответ. – Теперь всё поменяли!
Действительно, куда бы только уставшие ноги не привели Тимофея Коробкина по прежним «адресам детства», давали ему там отпор лица, успевшие отхватить себе в пользование закрывшиеся дошкольные учреждения.
Гнали его в шею, то коммерсанты, то пекари, парикмахеры и химическими чистильщиками вещей, то прочий новый русский люд.
А один их служащий, с дворницкой метлой в мозолистых руках, чуть собак с цепи не спустил:
– Был детский садик, а теперь баре живут!
Он почтительно обернулся на новые пластиковые окна в старых стенах, затянутых модной теперь – жестяной обналичкой, как сами называют – сайдингом.
– Расположились вольготно в квартирах по два яруса, – услышал далее Тимофей. – Не советую беспокоить!
Совсем загрустил Тимофей Коробкин.
Но не зря мотался по улицам родного города. Выяснил, что дети, оказывается, у них еще не перевелись. Набрёл-таки молодой отец на действующее учреждение дошкольного воспитания.
Но дальше ограды его на территорию Детского сада не пустила толпа людей, выстроившихся в живую очередь:
– За нами вставай!
– Гляди, какой прыткий отыскался!
Осмотрел возникшее перед ним, препятствие Тимофей и удивился:
– Пацаны – по виду, совсем, а тоже о своих детях беспокоятся. Не иначе новое поколение выбирает секс и прочие, связанные с ним, хлопоты!
Хотя возглавлял очередь мужчина более чем в годах. Самый настоящий старик, мало похожий на родителя малыша. Скорее – на дедушку!
– Наверное, за внучат хлопочите? – обратился к нему за разъяснением новый участник очереди. – Знаете, как тут, да что?
– Да, нет, дядя! Мы тут каждый за себя стареемся! – услышал в ответ на свой вопрос.
И тут, староватый собеседник вдруг щедро раздвинул в довольной улыбке свои щетинистые старческие щёки:
– Теперь я уже первый в очереди, завтра обещали в группу взять!
Дед достал из кармана и напялил на свою плешивую голову кружевной чепчик. А для наглядности заменил сигаретный окурок во рту, соской-пустышкой.
Тут и следующие за ним по очереди «ребятишки» посочувствовали Тимофею Коробкину:
– Веди своего малыша – прямо к нам!
– Он здесь в очереди не то, что до школы, до пенсии достоит!
– Не сомневайся!
А Тимофей уже и не сомневался.
До конца отгула побежал домой чай пропущенный пить. Потому что обрёл долгожданную надежду и знал, чем ответить на возможные упрёки жены в его отцовской нераспорядительности.
Малоимущим гражданам, в качестве гуманитарной помощи от африканских безработных, давали бананы. Недорого. А, коли так, народу – пушкой не прошибёшь.
Потому выделяли только по два штуки на руки, чтобы всем хватило.
Семёну Тряшкину повезло. Бананы приобрел и выбрался из очереди не совсем помятым. Рассовал покупку по карманам и пошел домой.
Но в подъезде вдруг кто-то как прыгнет на плечи, схватил шапку с головы и пустился наутёк вверх по лестнице.
Тряшкин за ним.
Да ему ли, не успевшему поужинать, было сразу настичь злоумышленника. Добрался до него уже на площадке пятого этажа. Самого верхнего – в их доме.
Где убегать дальше было просто некуда.
Глянул Семён на похитителя, с это – обезьяна. Зубы скалит, а шапку не отдает. Тряшкин и так, и этак, но результата никакого. Так бы и мялся, дурная голова, кабы, ни вспомнил про бананы.
Протягивает один, а та, ни в какую. Лишь после того как схрумкала оба фрукта, бросила изрядно уже замусоленную шапку прямо под ноги озябшему владельцу.
Обиделся на такое хамство Семён Тряшкин.
Опять же жалко ему шапки разодранной стало. Почти как новая. Из натурального кролика. И десяти лет не носил. Решил в газету написать. Жалобу на тех, кто обезьян по подъездам разводит.
Но не успел.
Дома жена была, да такая радостная.
У них на работе, оказывается, в качестве материального поощрения бананы недорогие выбросили. Все – в драку. Потому с нагрузкой. Кому – питона африканского, кому – носорога. Ей повезло. Обезьяна досталась.
Правда, убежала в подъезде:
– Но, ничего, захочет бананов – вернется!
Коллектив у нас небольшой, но – дружный! Праздники, во всяком случае, отмечаем в тесном кругу:
– У кого-то из своих сотрудников!
– Это даже хорошо! – утверждает Эдуард Грдельский, каждый раз уходя с синяком. – Никто на сторону сор не выносит!
В общем-то, он парень – тихий, застенчивый, но обладает редким даром попадать под горячую руку!
Прошлый раз его жена приласкала. Тамара – наша машинистка незаменимая, можно сказать, сисадмин в юбке. Показалось ей, этому системному администратору, что уж больно притих супруг рядом с бухгалтером Антониной, когда эта хранительница коллективной казны, уникальный, можно сказать, счетный работник, на всех чай разливала.
И невдомек ей было, что муженек её, вторая половинка драгоценная, потому рядом с бухгалтером молчит и не вякает, что занимался важным делом. Спасал семейное достояние.
А не до разговоров было оттого, коли локтем в кипяток залез, без чего никогда не обходится. Только тогда и принялся скидывать с себя мокрое шмутье, дабы потом с ожогами не забюллетенить.
Заодно и Антонине хотел в том помочь, ежели и она вдруг в кипятке окажется!
А у Антонины той, просто мания какая-то. Вы даже не поверите. Едва разойдется душа у сослуживцев – на песни их потянет, на шутки разные, на фривольные выкрутасы, она сразу за чайник хватается!
А вот Егор Редькин – выдумщик.
– Что мы, друзья и коллеги, – однажды говорит. – Каждый раз все по одной программе праздники отмечаем?
Привлек, словом, всеобщее внимание.
И продолжает:
– Давайте нынче Новый год встретим в новых декорациях.
– Каких же это таких новых? – сразу почувствовала подвох Тамара Грдельская. – Что за идея бредовая!
А тот не сдается:
– Давайте отпразднуем Год Дракона прямо в его логове!
Тут уже и другие заинтересовались:
– Где этот Дракон, живет?
Тут Редькин и распоясался на все катушку со своей выдумкой.
– Корпоратив устроим прямо в лесу, – говорит. – Под настоящей ёлкой!
Согласились все.
Кроме Данилыча. Тот как раз накануне на заслуженный отдых подался. Пенсионером стал и уже собственный радикулит ни от кого не скрывает как раньше, когда своей болезненно-согбенной позой очень даже начальство радовал. В лес по сугробам и с закусью в карманах он отказался идти наотрез:
– Вы уж без меня!
Правда, от коллектива отбиваться не стал:
– Сходите молодежным составом, а потом мне все и расскажите, как было на лесном банкете!
Польстил он, конечно, по привычке руководству, хотя и на пенсии. Иван Иванович у нас мужчина – в годах. Но в этом никому не признается, кто в его личные документы не заглядывает.
Даже в спортсмены себя записал. Что ни день, с утра до вечера в своем персональном кабинете аутотренингом занимается. Сидит дам безвылазно, никого не вызывает и ни с кем разговаривать не желает.
Кроме кассира. В аккурат – первого и пятнадцатого числа: – В получку и аванс.
А тут ему выпал случай на деле доказать прыткость и моложавость:
– В лес пойдем на лыжах, – говорит. – Заодно и норматив президентских стартов выполним по лыжным гонкам.
И под настроение даже замахнулся на святое:
– Поддержим личным участием Сочинскую Олимпиаду!
Не забыл наш спортсмен и про инвентарь.
– Ты, господин хороший, все необходимое как раз на коллектив и раздобудешь! – указал на меня руководящим пальцем. – Пора проявлять инициативу, а не отсиживаться за чужими спинами.
И с похвалой такой глянул на Редькина.
Ругнул я, конечно, нашего выдумщика в сердца, а делать нечего:
– Сам Бог велел с начальством соглашаться!
Пошел по родным и знакомым.
Никто не отказал. Одни ботинки не очень истоптанные выделили, кто палки лыжные в печке еще не спалил и на даче не использует в качестве помидорных подпорок.
А вот самих лыж всего три с половиной пары собрал:
– И все – разные!
Прихожу со своей добычей на работу. «Бряк!» – спортивный инвентарь прямо на пол.
А сам победно провозглашаю:
– Разбирайте, кому что достанется!
Только никто не торопится. Хотя целую предпраздничную неделю лишь о лыжном походе все разговоры в курилке вели. Да как обсуждали: – радовались!
А тут Редькина опять осенило:
– Не можем мы Данилыча одного на праздник оставить!
И прав, ведь, оказался:
– Что совсем отмороженные на каждую голову, чтобы своего ветерана обойти заботой, обделить радостью и шансом на оздоровление!
Никто не спорил, только загудели как пчелиный рой:
– Не по-товарищески это!
– Не по-человечески.
– Слава Данилычу!
Редькин дождался, когда лыжники утихнут, и заявил идею в порядке народной инициативы.
Громко так. Чтобы Иван Иванович за аутотренингом его из своего кабинета наверняка услышал:
– Нагрянем к нашему ветерану, без предупреждения! Приятный сюрприз преподнесём…
Еще и палец многозначительно к потолку поднял:
– К нему и пойдем на праздник!
Затем второй довод прозвучал, как приговор:
– Пусть этот Новый год встретит как всегда – в кругу родного коллектива!
Коллеги с радостью поддержали. Особенно те, кому инвентарь достался:
– Не оставим Данилыча одного!.
– Руку дружбы старшему поколению!
– Пусть тоже раскошеливается!
От Ивана Ивановича появилась машинистка-сисадмин Тамара Грдельская с важным указанием.
Оказалось, что за своими важными занятиями он все слышал и не возражал:
– Идем к Данилычу.
Как решили, так и сделали.
Всем понравилось, кроме Данилыча, которого никто и не слушал, да Эдуарда Грдельского. Не синяк получил наш самый известный женин подкаблучник. А целых – два: – И от жены, и от Данилыча!
Особенно большой – от ветерана, который, впрочем, не поскупился ни для кого на свой отклик. Отвесил от души, если мог догнать с вновь проснувшимся радикулитом.
Но нам все равно легче на душе, чем мужу секретарши. Тот и костюм подпалил на елочных свечах, куда забросил одежду, спасая себя и бухгалтершу от опасности кипяточной травмы. Пришлось заплатки ставить. Веселенькие такие. Во всяком случае, все смеются, вспоминая праздник.
И про лыжи не забыли.
Укрепились в уверенности, что в бор по лыжне обязательно сходим. Главное, лыжи теперь у нас в коллективе есть, хозяина которым так и не нашлось. Сколько бы ни предлагал, забрать обратно, кто что давал.
Отвечают, мол, по телевизору хотят на нас посмотреть:
– В трансляции из Сочи!