bannerbannerbanner
Запад знакомится с Востоком. Представления средневековых европейцев о восточных народах

Г. Г. Пиков
Запад знакомится с Востоком. Представления средневековых европейцев о восточных народах

Полная версия


© Пиков Г. Г., текст, 2020

© Издательство «Директ-Медиа», оформление, 2020

Предисловие

Данное пособие посвящено одной из самых актуальных в научном, историко-культурном и даже политическом планах теме – взаимоотношениям взаимным представлениям двух крупнейших средневековых цивилизаций – латинской Европы и мусульманского Востока. Хотя по этой тематике уже существует достаточно обширная научная литература и в нашей стране, и за рубежом, в учебном плане она получила лишь частичное отражение. К тому же многие научные издания труднодоступны для студентов, а сама тема сложна даже для профессиональных исследователей. Все это вызвало необходимость издания учебно-справочного пособия.

В пособии рассматриваются важные и сложные методологические проблемы, либо слабо затрагиваемые в исследовательской литературе, либо до сих пор не решенные однозначно. В этом плане, как по содержанию, так и по методологии учебное издание имеет оригинальный авторский подход.

На примере темы, слабо освещенной в литературе и трудно поддающейся исторической реконструкции, студенты получат возможность ознакомиться со спецификой методов исторических и историко-культурных исследований особенностями их методологии.

Пособие соответствует программам курсов «История средних веков» и «История средневековой культуры», но может быть использовано и при изучении курсов «История Западной цивилизации», «Философия истории», «Методология истории» на отделениях истории и востоковедения, а также в вузах, где читаются аналогичные и близкие по содержанию курсы.

Аналогичных изданий в нашей стране еще не выходило, хотя отдельные темы рассматривались в разных учебных пособиях. Данное пособие принципиально отличается тем, что опирается на широкий фактический материал по истории взаимоотношений средневековой Европы и ислама и те наработки, которые сделаны в исторической, историко-культурной и исламоведческой литературе.

Проблема межцивилизационного диалога в целом и отношений конкретных цивилизаций и вопросы, отражающие процессы становления и трансформации восприятия друг друга представителями разных «миров» – культур оказались одними из наиболее актуальных в конце XX – начале XXI вв. как для специалистов разных гуманитарных наук, так и для общества в целом. Исследование «образа» является неотъемлемой частью работы по формированию общей картины истории взаимоотношений культур на различных этапах. «Образ» иной цивилизации имеет особое значение для развития культуры, ибо он предполагает целостное и глубокое восприятие иного культурного наследия в целом и в особенности религиозного опыта, правовых норм, политических традиций, социального опыта, моральных и этических нормах.

Тема «образа» иной культуры не случайно стала особенно важной во второй половине прошлого «вывихнутого» столетия, характеризующегося кризисом практически всех известных религий и идеологий и обилием в силу этого самого разного рода «информационных войн».

К настоящему времени сложилось даже целое направление исследований под названием «имагология» (от лат. «имаго»)[1]. В нашей стране уже есть некоторый опыт применения имагологических идей, однако он касается в основном современности[2].

Нужно учитывать и то, что понятие «образа» исторично. Оппозиция – дихотомия «свое – чужое», на основании которой собственно и выстраивается система восприятия «другого», проходит через всю историю: «нет такого «мы», которое явно или неявно не противопоставлялось бы каким-то «они», как и наоборот»[3].

В последние десятилетия в нашей стране и, особенно, за рубежом, в том числе и в азиатских странах, появилось огромное количество работ, посвященных анализу характера двухсторонних отношений Европы и восточноазиатских государств и формирования представлений друг о друге. И проблема «образа чужого в культуре» в последние десятилетия привлекает внимание многих специалистов неслучайно[4]. Складывается так называемый «единый мир», в рамках которого прежнее представление об иерархии народов и культур просто не работает. А из этого очевидного и простого факта вытекает масса наисложнейших проблем, связанных с взаимоотношениями тех или иных народов, культур, религий в прошлом.

 

Их решение является важной задачей, ибо без осознания и осмысления прошлого трудно понять настоящее. Это банальное соображение, к сожалению, для каждого поколения нередко становится откровением. Еще известный французский историк позапрошлого века Алексис де Токвиль писал, что единственным уроком истории является то, что люди не извлекают из нее уроков.

«Другой» – понятие, имеющее многовековую историю. Процесс построения любой цивилизационной идентичности всегда происходил за счет конструирования образов «другого» / «других» и противопоставления «себя» «другим» цивилизациям. Именно такое конструирование позволяет цивилизации решать ряд наиважнейших задач: 1) выделить себя из остального мира, 2) поддерживать внутреннее единство, 3) формировать и поддерживать свою идентичность и уникальность. Все это позволяет сконструировать цивилизационную модель, которая, в свою очередь, является основой для различения «своего» и «чужого». Европейская идентичность формировалась, прежде всего, за счет восточного «Другого», образ которого был, как правило, негативным. Для России цивилизационным «другим» является Европа, которая, в свою очередь, в качестве «другого» воспринимает Россию.

Стремление и умение «войти» в «чужую» духовную жизнь имеет особое значение и для развития собственной культуры[5]. Существует традиционно сложившееся представление, что до конца средневековья «фундаментальная противоположность «своего» и «чужого» имела формы устойчивого противопоставления»[6]. Но противопоставление не обязательно означает осуждение иной культуры. Подтверждение этому находим в истории средневековой Европы.

Понятно, что история – это «спор без конца», но потомки не должны быть судьями (хотя, чего греха таить, именно в этом качестве чаще всего и выступают), они должны быть скорее правопреемниками людей прошедших поколений. История, по словам нашего известного отечественного историка Арона Яковлевича Гуревича, должна быть диалогом современного человека с теми, которых уже нет, которые уже «далече». Поэтому, прежде, чем выносить суждение по той или иной проблеме, начало и конец которой теряются в тумане времени, стоит выслушать мнение современников далеких событий[7].

Встреча двух цивилизаций, кроме того, при осмыслении неожиданного появления «чужих» всегда порождает необходимость связать их со своей собственной историей, найти им «нишу» в освященной традициями и религией цепочке значимых событий. В средние века только так можно было понять феномен иной культуры, попытаться предвидеть возможные последствия этой встречи.

При этом, естественно, создается необходимый для культуры образ этого «чужого» и не удивительно, что, как пишет Л. Н. Гумилев, Европа «оккупировала даже чужое прошлое», т. е. интерпретировала его исходя из западной системы ценностей. Беда в том, что, как отмечал некогда академик Н. И. Конрад, «европейцы изучают Восток, но не учатся у него», хотя, может быть, было вернее сказать, что, создавая образы «других», Европа блокировала влияние этих культур на свою цивилизацию и делала это весьма профессионально и успешно. Именно благодаря европо-центризму в исторической науке и состоялся перенос на Восток закономерностей, стадий и категорий развития Европы и, как следствие этого, принижение вклада и роли Востока в истории человечества. В результате появляется искаженное понимание восточной истории и культуры, но именно такое средневековой Европе и нужно.

Наконец, стоит обратить внимание и на тот любопытный факт, что мировосприятие тесно связано с мировоззрением. Как бы тоже банально ни звучало подобное утверждение, но поражает в первую очередь именно эволюция мировоззренческой основы этногеографических представлений христианского мира в средние века.

Почему именно в Средние века? Прежде всего, потому, что мнение европейцев о других народах в последние столетия достаточно хорошо известно, и в немалой степени через литературные произведения. Предлагаемый же здесь средневековый материал, вероятно, не столь известен. Это неудивительно, ведь от того времени до нас дошли довольно скупые и отрывочные сведения. Они к тому же еще не прошли окончательно через фильтры официальной науки и потому на них почти не обращали внимания писатели и поэты, эти, с позволения сказать, популяризаторы, проводники научных идей в массы. Но главное, думается, в ином – в том, что средневековые люди задавали те же вопросы, которые задаем и мы, а это значит, что мы можем (и должны!) воспользоваться их мнениями и суждениями.

Есть, однако, еще один важный момент. Проблема «я и другой», «свой и чужой» – одна из ключевых в философии, социологии, психологии, истории, культурологии. В истории и культурологии она основательно начала рассматриваться практически только в последние десятилетия. Возможность диалога между «своим» и «чужим» – одна из важнейших проблем именно в истории культуры. Да и всякое историческое познание – это не просто диалог современности и прошлого, а познание «другого» в своем прошлом и настоящем. Одним из побуждений в наше время стало складывающееся сложное отношение к таким понятиям, как «средние века», «феодализм»[8]. В 2008 г. в Институте всеобщей истории РАН прошло специальное обсуждение вопроса «Что такое Средние века?»[9].

Еще совсем недавно у историков была общая картина Средневековья, однако в последние десятилетия многие историки стали говорить, что оно есть некое представление, создаваемое заново каждой эпохой. В настоящее время даже выделяется[10] несколько таких имиджей:

• первое «Средневековье» – Средневековье гуманистов, первых европейских интеллигентов нового типа.

• второе «Средневековье» – Средневековье реформаторов, контрреформаторов и болландистов[11].

третье «Средневековье» эпохи Просвещения. В это время и создается теория феодализма, который, по мнению просветителей, является одним из институтов «неправильного» общества.

• четвертое «Средневековье» XIX в. П. Ю. Уваров на упомянутой конференции предложил разделять его на два варианта: Средневековье романтиков и Средневековье конца столетия, более университетское. Участники конференции предложили считать это Средневековье «национально-государственным».

• пятое «Средневековье» («социально-культурное»). После Второй мировой войны акцент делался уже не на «закономерностях развития», а на изучении «безмолвствующих», женщин, паломников, визионеров, маргиналов и др.

 

• шестое «Средневековье»

Это современное «Шестое Средневековье» представляет собой новый вызов для исторической науки. В наше время наблюдается особый интерес к античной эпохе и ее культуре, акцент делается на важности античного наследия для современной единой Европы. Правда, географические и исторические рамки «античности» раздвигаются. На роль «факелоносцев Европы» начинают претендовать кельты, идет глубочайшее сканирование истории и культуры древних германцев. Одновременно появляется глубочайший интерес и к средневековой европейской культуре. Материал этой культуры и ее артефакты востребованы сегодня уже не только для научных целей, но и для обучения школьников и студентов. Средневековая тематика используется в кино-индустрии, при создании компьютерных игр. Современный человек ищет в Средневековье сказочные сюжеты, не исторические, а квазиисторические нарративы, вроде «Властелина колец», загадки, тайные и утраченные знания. Строятся виллы по типу средневековых замков, много обсуждают в социальных сетях «средневековые» представления об идеальной дружбе и любви, верности и благородстве. Складывается даже своеобразное триединое восприятие Средневековья – «рыцарь-замок-дракон». Средневековье – общество меча, монстров, волшебников, хотя одновременно и дикое и грубое время. Опять в ходу штампы типа «средневековое право», «религиозное мракобесие» и т. п.

В современном образе Средневековья исчезает его христианская составляющая. Снижается значимость учебников, научных и сакральных текстов. На примере так называемой «школы Фоменко» можно говорить о существовании целой «теории заговора» профессиональных историков, которые будто бы утаивают документы и мешают выявлению «истины». И это извращение истории, что стоит подчеркнуть особо, начинается, по мнению такого рода «исследователей», именно в Средние века. Ни один исторический период, пожалуй, не подвергается столь сильной атаке, как этот.

Сегодняшний образ Средневековья – праздничный, идеализированный, особенно по сравнению с повседневностью. Этой культуре приписывают больше интеллекта и больше нравственности, чем современной.

Если в начале прошлого века еще налицо было стремление «расколдовать» Средние века, понять смысл их существования и место в истории человечества, то сейчас мы наблюдаем скорее их ремистификацию, идеализацию как реакцию на «вывихнутость» и жесткий прагматизм современного мира. И за это все чаще берутся не ученые специалисты, а люди, весьма далекие от науки – поэты, художники, священники, политики.

Средневековье – это новый «Другой», через сопоставление с которым современный европеец пытается определить свое собственное истинное цивилизационное «Я». Современный кинематограф и фэнтэзийная литература не могут решить «загадку Средневековья», создавая в лучшем случае лишь историю-light, а историки как-то странно стали разбредаться, создавать сложные и неустойчивые, чаще всего просто кратковременные союзы и, по сути, мы наблюдаем в стране своеобразное столпотворение этих «богов». Однако никогда еще один – единственный историк не создавал исчерпывающий труд. Историческое обоснование какой-либо «истины» всегда производилось в результате многолетней аналитической и редакторской работы.

Методологический разнобой – один из опаснейших рифов в океане истории, что вполне явственно ощущают современные историки, растерявшиеся в возникшем «царстве свободы»[12]. Это, в частности, одна из причин того, что исчезает и образ Средневековья, которое становится похожим на Чеширского кота (кота нет, а улыбка осталась).

Прав Вильгельм Дильтей, что есть человек, говорит ему его история. Поразительно, что ответ на вопрос, что с нами будет потом, человечество сейчас ищет не у философов, а у историков. Это – примета времени. На взлете цивилизации властителями умов являются философы. Скажем, в средневековой Европе это – схоласты, монахи, авторы религиозных текстов, святые, подвижники, юродивые. А чуть что не ладно – к историкам. И вопросы-то как разнятся! Все спокойно – что с нами будет в потустороннем мире, после смерти. Плохо все – что нас ждет в этой жизни и даже не завтра, а сегодня. При этом надо понимать, что проблема адекватного анализа исторического прошлого во многом зависит от исследователя как носителя определенной культуры. Данная методологическая позиция была сформулирована некогда А. С. Лаппо-Данилевским. По словам А. Я. Гуревича, «мы не можем задавать прошлому вопросы, которые нас оставляют холодными, которые нас не интересуют».

К тому же в представлениях об истории, кстати, не только в европейской цивилизации, всегда присутствовало осознание того, что история должна быть педагогическим процессом, ибо «воспитание» и «образование» есть обязательные в любой культуре механизмы ее трансляции во времени и пространстве. Как писал Марк Ферро, «Не нужно себя обманывать: образ других народов или собственный образ, который живет в нашей душе, зависит от того, как в детстве нас учили истории. Это запечатлевается на всю жизнь. Сопоставить все эти представления стало в высшей степени важно сегодня, ибо с расширением границ мира, со стремлением к его экономической унификации при сохранении политической обособленности прошлое различных обществ становится более чем когда бы то ни было одной из ставок в столкновениях государств, наций, культур и этнических групп. Зная прошлое, легче овладеть настоящим»[13].

Между тем историки сейчас поставлены в положение обвиняемых и оправдывающихся. Итальянский историк А. Галлетти когда-то писал: «Никто не верит больше, что история чему-то учит, никто не видит в ней, как прежде великую нравственную школу, которая учит размышлять, предвидеть события и управлять ими»[14]. Известный американский историк Ч. Бирд считал, что история – «это всего лишь кот, которого тянут за хвост в место, куда он редко хочет идти. Другой человек, придерживающийся иных взглядов, используя те же материалы, мог бы написать книгу, содержащую концепции, противоположные моим»[15]. Сошлюсь и на Льва Ивановича Ошанина:

 
«Историки карты тасуют.
По знаку державной руки
Они что угодно рисуют
И лепят свои ярлыки»[16].
 

Сказывается и то, что сейчас нет единой команды историков, как это было в советское время, когда история изучалась фактически методом мозгового штурма. В итоге создавалось крупномасштабное эпическое историческое полотно. Нет сейчас и лидеров в этой науке, какими были, скажем, В. О. Ключевский или С. М. Соловьев. Последним «властителем дум» в нашей стране, похоже, был Л. Н. Гумилев.

По этой причине и кажутся справедливым и слова английского христианского мыслителя, журналиста и писателя конца XIX – начала XX вв. Г. К. Честертона: «Беда в том, что учить нечему – истории нет. Это не цинизм; иначе и быть не могло, ведь в наши дни нет единомыслия, у каждого своя вселенная, потому все так ужасно одиноки. Истории нет; есть историки. Рассказать о событии просто и прямо много труднее теперь, чем исказить его. Нелегко сообщать факты, так и тянет их извратить.

Беспристрастных историков нет. Историки делятся на две группы: одни говорят половину правды, другие – чистую ложь. Пылкий историк видит одну сторону вопроса, спокойный не видит ничего, даже самого вопроса». («История против историков»).

В результате, по словам М. А. Бойцова, «оказалась скомпрометирована стержневая идея прогресса» [17].

В этих условиях глубокое, беспристрастное, sine ira et studio, исследование исторических проблем есть единственный и, безусловно, правильный выход из той патовой ситуации, в которой очутилась и историческая наука в целом, и медиевистика в частности.


Данное пособие посвящено преимущественно двум из ряда имиджей восточных народов, которые оказали немалое воздействие на складывание европейской цивилизационной идентичности, а именно – «арабам», «извратившим истину», что дало им возможность захватить аврамическое пространство и стать мощной преградой для христианской экспансии, и «монголам», сумевшим завоевать всю Евразию без опоры на «слово», одной только «силой». Эти два «мира», к тому же, сыграли особую роль в мировоззренческой истории Европы, хотя и разную и неоднозначную. Один из них, созданный при активном участии различных евразийских народов и племен, в том числе и кочевых, сумел освоить, что называется, пространство и время, став основой для цивилизации, занявшей большую часть евразийской территории и существующей уже почти полтора тысячелетия. Ислам в последние десятилетия переживает очередной ренессанс и вступает в жесткую цивилизационную конфронтацию с другими цивилизациями. Второй мир, созданный «по инициативе» и при наиболее активном участии, прежде всего, кочевников, освоил лишь пространство, создав обширную, но недолговечную Монгольскую империю. Первый «мир» как бы открывает период классического средневековья, второй, нанеся средневековой мир-системе смертельный удар, стал одним из ее самых жестоких и злобных «могильщиков». Эти миры стали самыми опасными противниками для молодой средневековой католической цивилизации. Вкупе с православными Византией и славянами они, по сути, держали Европу в напряженной информационной осаде на протяжении многих столетий.

Большую и особую роль сыграли также имиджи «скифов», «гуннов», «турок», «китайцев» и «индийцев», которые, разумеется, должны стать предметом отдельного освещения.


Информация об окружающем мире в средневековой Европе накапливалась разными путями, среди которых можно выделить следующие.

Как известно, в средневековой культуре очень большое значение имели так называемые Семь свободных искусств (septem artes liberales). Фактически они начали складываться еще в эллинистическую эпоху в Греции (Гиппий, Исократ, Сенека) и приобрели широкую популярность в Древнем Риме и средневековой Западной Европе (Никомах, Секст Эмпирик, Аврелий Августин, Марциан Капелла, Боэций, Кассиодор, Исидор Севильский, Теодульф, Винсент из Бове)[18]. Среди них свое значение имела и так называемая геометрия, которая обращала особое внимание на изучение окружающего мира с точки зрения распространения «истины» («измерение» мира с позиции отношения народов к Евангелию, окончательное принятие которого и станет «концом истории»).

Большое значение в этом плане имела и христианская религия, роль которой в истории средневекового европейского общества практически до сих пор оценивается с позиций, обозначенных еще итальянскими гуманистами и развитых в социальных и культурологических концепциях XIX в. Нашли они отражение и в достаточно фундаментальных работах, посвященных непосредственно истории Крестовых походов, где их время безапеляционно описывается как время, «когда разум человечества только начинал пробуждаться, а души и сердца людей почти целиком находились в плену религиозных чувств»[19]. Между тем «религиозное» как сакральное начало культуры связано с «базовыми» идеями развивающейся цивилизации (Бог как надъестественная сверхличность, креационизм, провиденциализм, «мир» как место обитания и действия «избранного народа», Завет Бога с Человеком как цель космического бытия и др.) и фактически определяет вектор ее развития[20]. Именно с помощью «религии» общество оценивает «правильность» тех или иных социальных конструктов или военных и политических событий.

Постепенно помимо сведений об окружающем мире из Библии или Семи свободных искусств необходимая информация появлялась и накапливалась в разного рода текстах. Она носила не только так называемый энциклопедический характер, т. е. не только давала цивилизационное понимание других «миров», но и сообщала необходимую практическую информацию. Тем не менее, вся эта информация на протяжении средневековья осмысливалась с точки зрения именно религии.

Некоторая литература по теме в целом

Байдаров Е. У. Проблемы дихотомии «Запад-Восток», «Восток-Запад» в глобалистике // Credo New. № 4. 2007.

Борзова Е. П. Восток и Запад: сравнительный анализ культур // Современные проблемы межкультурных коммуникаций. Вып. 4: Восток и Запад: сборник статей. СПб.: Изд-во СПбГУКИ, 2010. 496 с. С. 282–310.

Васильев Л. С. Восток и Запад в истории (основные параметры проблематики) //Альтернативные пути к цивилизации. М.: Логос, 2000. С. 96–114.

Генон Р. Восток и Запад: Беловодье; Москва; 2005, 240 с.

Григорьева Т. П. Дао и Логос. Встреча культур. М.: Наука, 1992. 424 с.

Григорьева Т. П. Образы мира в культуре, встреча Запада с Востоком. // Культура, человек и картина мира. – М.: Наука, 1987. С. 262–299.

Конрад Н. И. Запад и Восток. Статьи. М.: Наука, 1972. 520 с.

Нидам Дж. Общество и наука на Востоке и на Западе // Наука о науке. М.: Прогресс, 1966. С. 149–178.

Ольденбург С. Ф. Связи Запада с Востоком старинные… // Восток-запад. Исследования. Переводы. Публикации. Вып. 1. М.: Наука, 1982. С. 7–11.

Панарин А. С. Глава I. Концепция двуполушарной структуры мира: смысл дихотомии Восток-Запад // Философия истории: Учебное пособие. М.: Гардарики, 1999. 432 с.

Ремпель Л. И. Восток и Запад как историко-культурная и худож. проблема // Проблемы взаимодействия художественных культур Запада и Востока в новое и новейшее время. М., 1972. С. 34–40.

Саид В. Эдвард. Ориентализм. Западные концепции Востока. Русский мир, 2006.

Саид Э. В. Ориентализм. СПб: Русский мир. 2005. 636 с.

Терин Д. Ф. «Запад» и «Восток» в институциональном подходе к цивилизации // Социологический журнал. 2001. № 4.

Ушков A. M. Взаимодействие культур Запада и Востока // Запад и Восток традиции и современность. М.: Знание, 1993. С. 103–138.

Фурсов А. И. Восточный феодализм и история Запада, критика одной концепции // Народы Азии и Африки. 1987. № 4.

Чалоян В. К. Восток – Запад. Преемственность в философии античного и средневекового общества. М.: Мысль, 1979. 224 с.

Шаймухамбетова Г. Б. Гегель и Восток: принципы подхода. М.: Издательская фирма «Восточная литература» РАН, 1995. 289 с.

Шубарт В. Европа и Душа Востока. М.: Альманах «Русская идея», 2000. 448 с.

1Имагология – особый раздел прежде всего в культурологии, сначала появился в литературоведении как учение об образах. «Имагология – сфера исследований в разных гуманитарных дисциплинах, занимающаяся изучением образа «чужого» (чужой страны, народа и т. д.) в общественном, культурном и литературном сознании той или иной страны, эпохи» (Ощепков А. Р.). Аллология подразумевает, что «древнему и средневековому человеку было неизвестно понимание чуждости как доступности непосредственно недоступного»: они, «создавая «образ чужого», конструировали «образ собственного в чужом», последовательно стремясь к расчленению и трансформации чужого в поисках аналогий и параллелей «собственному», буквально втискивая «чужое» в горизонт «собственного» (Чужое: опыты преодоления. М., 1999. С. 15). См. работы по имагологии и аллологии: Одиссей. Человек в истории: образ «другого» в культуре. М., 1993; Шипилов А. В. «Свои», «чужие» и другие. М., 2008; Чужое: опыты преодоления. М., 1999; Власть и образ: очерки потестарной имагологии. Спб., 2010; Грушевицкая Т.Г., Попков В.Д., Садохин А.П. Основы межкультурной коммуникации. М., 2002; Imagology: A Handbook of the literary Representation of National Characters. Tds M. Beller / J.Leersen. 2006.
2Молодяков В. Э. Образ Японии в Европе и России второй половины XIX – начала XX веков. М., 1996; Молодяков В. Э. Моделирование образа Японии // Япония: переворачивая страницу. М., 1998; Маркарьян С. Б. Эволюция взаимовосприятия в отношениях Японии и Запада // Япония. Ежегодник. 1996–1997. М., 1997; Лучицкая С. И. Образ другого: проблематика исследования // Восток – Запад: проблемы взаимодействия и трансляции культур. Саратов, 2001; Гачев Г. Д. Национальные образы мира: курс лекций. М., 1998. Beller M. (Ed). L’immagine dell’altro e l’identitа nazionale: metodi di ricerca letteraria. Fasano, 1996; Dyserinck H. (Ed.) Komparatistik und Europaforschung: Perspektiven vergleichender Literatur – und Kulturwissenschaft. Bonn, 1992; Dyserinck H. (Ed.) Europa und das nationale Selbstverstдndnis: Imagologische Probleme in Literatur, Kunst und Kultur des 19. und 20. Jahrhunderts. Bonn, 1988; Fuery P., Fuery K. Visual cultures and critical theory. London, 2003; Mehnert E. (ред.) Миры образов – образы мира = Bilderwelten – Weltbilder: Справ. по имагологии / М-во образоания Рос. Федерации, Волгогр. гос. пед. ун-т, Упр. междунар. сотрудничества; Пер. с нем. М.И.Логвинова, Н.В.Бутковой. Волгоград, 2003; Zach W., Kosok H. (eds.) National images and stereotypes. Tubingen, 1987.
3Поршнев Б. Ф. Принципы социально-этнической психологии. Л., 1964. С. 6.
4См., например: Вульф ЛI. Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизаций в сознании эпохи Просвещения / пер. с англ. М.: Новое литературное обозрение, 2003; Гусаров Ю. А. Восприятие России в Великобритании // Актуальные проблемы Европы. Россия и Европа: особенности взаимного восприятия: сб. науч. тр. М.: ИНИОН, 2008. № 3. С. 109–117; Данилевский Н. Я. Россия и Европа / сост., послесл. и коммент. С. А. Вайгачева. М.: Книга, 1991; Делез Ж. Мишель Турнье и мир без другого // Делёз Ж. Логика смысла, Фуко М. Theatrum philosophicum. М.: Раритет; Екатеринбург: Деловая книга, 1998; Классика геополитики, XIX век: сб. М.: ООО «Изд-во ACT», 2003; Классика геополитики, XX век: сб. М.: ООО «Изд-во ACT», 2003; Козин Н. Г. Постижение России. Опыт историософского анализа. М.: Алгоритм, 2002; Кузин И. В. Деонтологическая онтология Э. Левинаса (Опыт прочтения «Времени и Другого») // Эмманюэль Левинас: Путь к Другому. Сборник статей и переводов, посвященный 100-летию со дня рождения Э. Левинаса. СПб., 2006. С. 93—137; Левинас Э. Путь к Другому. Сборник статей и переводов, посвященный 100-летию со дня рождения Э. Левинаса. СПб., 2006; Левинас Э. Время и другой. Гуманизм другого человека / пер. с фр. А. В. Парибка. СПб.: ВРФШ, 1999; Левинас Э. Избранное. Тотальность и бесконечное / ЦГНИИ ИНИОН РАН. Ml; СПб.: Университетская книга, 2000; Лукин В. П. Россия и Запад: общность или отчуждение? М.: САМПО, 1995; Нойманн И. Б. Использование «Другого»: Образы Востока в формировании европейских идентичностей. М.: Новое издательство, 2004; Образ России в мире (Информационно-аналитические материалы). М.: ИНИОН, 2007; Орлова И. Б. Евразийская цивилизация. Социально-историческая ретроспектива и перспектива. М.: Норма, 1998; Рикер П. Я-сам как другой / пер. с фр. Б. М. Скуратова. М.: Изд-во гуманитарной литературы, 2008; Рожков В. П. Запад и Россия: философские основания цивилизационной константы общественного сознания. Саратов: Изд-во Сарат. ун-та, 1998; Рязанов А. В. Этнос в коммуникативном пространстве социума. Саратов: Изд-во Сарат. ун-та, 2007; Саид Э. В. Ориентализм: Западные концепции Востока. СПб.: Русский Miф, 2006; Сенявская Е. С. Противники России в войнах XX века: Эволюция «образа врага» в сознании армии и общества. М.: «Российская политическая энциклопедия», 2006; Фриауф В. А. Язык. Сознание. Человеческая реальность. Абсолютно другое. Саратов: Научная книга, 2005; Хантингтон С. Столкновение цивилизаций. М.: ООО «Издательство ACT», 2003; Шафаревич И. Р. Зачем России Запад? М.: Эксмо: Алгоритм, 2005; Шафаревич И. Р. Русофобия. М.: Эксмо; Алгоритм, 2005; Шубарт В. Европа и душа Востока. М.: Изд-во «Эксмо», 2003.
5Очень хорошо об этом написал когда-то Марк Блок: «В наших трудах царит и все освещает одно слово «понять». Не надо думать, что хороший историк лишен страстей – у него есть, по крайней мере, эта страсть. Слово, сказать по правде, чреватое трудностями, но также и надеждами. А главное – полное дружелюбия. Даже действуя, мы слишком часто осуждаем. Ведь так просто кричать: «На виселицу!» Мы всегда понимаем недостаточно. Всякий, кто отличается от нас, – иностранец, политический противник – почти неизбежно слывет дурным человеком. Нам надо лучше понимать душу человека, хотя бы для того, чтобы вести неизбежные битвы, а тем паче, чтобы их избежать, пока еще есть время. При условии, что история откажется от замашек карающего архангела, она сумеет нам помочь излечиться от этого изъяна. Ведь история – это обширный и разнообразный опыт человечества, встреча людей в веках. Неоценимы выгоды для жизни и для науки, если эта встреча будет братской» (Блок М. Апология истории, или Ремесло историка. М. 1973. С.79).
6Одиссей. Человек в истории. 1993. Образ «другого» в культуре. М.: Наука, 1994.
7Попытки установить прямой диалог современности и ушедших или уходящих культур уже появляются. В отечественной литературе особо можно отметить ряд работ на эту тему: Одиссей. Человек в истории. 1993. Образ «другого» в культуре. М.: Наука, 1994; Чужое: опыт преодоления. Очерки из истории культуры Средиземноморья. М.: Алетейя, 1999; Чуждое – чужое – наше. Наблюдения к проблеме взаимодействия культур. Новосибирск, 2000; Пан Т. А. Маньчжурские письменные памятники как источник по истории и культуре империи Цин XVII–XVIII вв. Автореферат дисс. канд. ист. наук. СПб., 2004.
8Термин «Средние века» (лат. medium ævum – средний век) применительно к истории был впервые использован итальянским гуманистом Флавио Биондо в сочинении «Декады истории, начиная от упадка Римской империи» (1483). Параллельно с ним долгое время в ходу были выражение Ф. Петрарки «Тёмные века», media tempestas (лат. среднее время), media antiquitas (лат. средняя античность), medium tempus (лат. среднее время), saeculum medium (лат. средний век). Термин «феодализм» (от лат. feudum – лен, феод) возник сначала в судебной сфере и употреблялся английскими юристами XVII в. для обозначения типа собственности. В более широком смысле он начинает использоваться несколько позднее Г. Буленвилье и Ш. Монтескье. Представление о феодализме как средневековой эпохе и этапе социально-экономической истории человечества, пожалуй, впервые появляется у Франсуа Гизо (1787–1874).
9Средние века. Вып. 70 (1–2). М., 2009. С. 45–97. См. также: Феодализм. Понятие и реалии / Под ред. А.Я. Гуревича, С.И. Лучицкой, П. Ю. Уварова. М., 2008.
1025 мая 2012 г. Лаборатория медиевистических исследований и факультет истории Национального исследовательского университета «Высшая школа экономики» провела даже конференцию под названием «Шестое Средневековье, или Зачем нам сегодня Средние века?».
11Болландисты – монашеская конгрегация, состоящая преимущественно из иезуитов, занимающаяся собиранием и изданием Житий святых («Acta Sanctorum», 1643–1794). Получила название по имени одного из основателей Жана Болланда.
12Еще в XV в. «первый французский поэт» Ф. Вийон горестно вздохнул: «сколько истин – потерял им счет!».
13Марк Ферро. Как рассказывают историю детям в разных странах мира.
14Цит. по: Кертман Л. Е. Пульс эпох. Пермь, 1972. С. 8.
15Цит. по: Кертман Л. Е. Пульс эпох. Пермь, 1972. С. 9. См. также: Данто А. С. Аналитическая философия истории. М.,2002.
16Ошанин Л. Историку // Л. Ошанин. Ты есть у меня или нет? Новая книга стихов. М., 1999. С. 10.
17Бойцов М. А. Вперед, к Геродоту! // Казус-1999: Индивидуальное и уникальное в истории. М. 1999. С. 20.
18Cubberley E.P. The history of education. Boston, N. Y., 1920; Marrou H. Geschichte der Erziehung im klassischen Altertum. Freiburg, 1957; Адо И. Свободные искусства и философия в античной мысли. М., 2002; Уколова В. И. Античное наследие и культура раннего средневековья (конец V – середина VII века). М.: Наука, 1989; Она же. Поздний Рим: пять портретов. М.: Наука, 1992.
19Заборов М. А. Крестоносцы на Востоке. М.: Наука, 1980. С. 3.
20См. подробнее: Пиков Г. Г. «Сакральное» и «секулярное» в «христианской» культуре // История и теория культуры в вузовском образовании. Межвузовский сборник научных трудов. Вып. 2. Новосибирск, 2004. С. 36–59; Пиков Г. Г. Представление об истории в Новом Завете // Сибирь на перекрестье мировых религий. Материалы межрегиональной научно-практической конференции. Новосибирск, 2002. С. 74–99.
1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21  22  23  24  25  26 
Рейтинг@Mail.ru