Г. С. Абрамова
Психология человеческой жизни
Мне эти идеи кажутся необходимыми для обоснования существования романтической психологии как типа теоретизирования, позволяющего построить такое объяснение, которое, естественно, по мнению его автора, может быть, по крайней мере, неложным. Это объяснение, думается, можно проверить: найти независимые доказательства в его пользу. Такими независимыми доказательствами «за» или «против» могли бы быть, в частности, и суждения читателей.
Однако необходимость романтической психологии прежде всего обосновывается тем, чтобы сделать человеческую жизнь предметом психологического исследования, построив его как теоретический объект. Для этого в науке есть соответствующие процедуры, которые связаны с созданием теоретического объекта и его функционированием. Они подробно рассматриваются в методологии научного познания и связаны с процедурами обоснования, среди которых особое место занимают процессы выбора этой процедуры. Речь идет об ориентации на критерии, которые существенно влияют на выбор параметров теоретического объекта и его обоснование. Такие критерии выглядят как максимы, которыми человек пользуется, обосновывая свой выбор. Они относятся к области ценностей и составляют то, что принято называть субъективным фактором в науке.
Кроме того, для обоснования своего теоретического объекта исследователь выбирает парадигму – систему существующих теоретических знаний, позволяющую использовать их для обоснования нового теоретического объекта. Эти идеи широко представлены в работах Т. Куна и позволяют проследить процесс выбора исследователем теории как его особую интеллектуальную активность.
В индивидуальной научной работе исследователь может отрефлексировать, осознать ту часть работы, которая связана с выбором обоснования для построения теоретического объекта, эта работа связана с формулировкой исходных теоретических положений, которые будут влиять на выбор метода. Именно это я попробую сделать в двух последующих главах.
Глава 2. О методах исследования
Казалось мне, что в жизни
повсюду только я
просвечиваю в призме
земного бытия.
Р. М. Рильке
Ключевые понятия: исследование, факт, метод исследования, целостный подход к личности.
В результате изучения главы студенты должны:
знать способы реализации целостного подхода к исследованию личности;
уметь осуществить выбор способа исследования;
владеть конкретными понятиями теорий личности: Я, Я – усилие, методом включённого наблюдения и методом анализа продуктов деятельности.
Выбор метода исследования во многом зависит от свойств предмета исследования, зафиксированного как целостный объект. Метод – это всегда способ, путь, идя по которому можно что-то найти (или не найти). Сам по себе метод не может быть ни плохим, ни хорошим, как не может быть плохой или хорошей погода. В отношении метода относительность оценки его качества еще более высокая, чем в отношении оценки погоды. (Эта попытка метафоры, может быть, не самая удачная.)
Если продолжать пользоваться метафорическим языком, то описание метода как пути, по которому идет исследователь, будет связано с характеристикой качества этого пути и тех находок и потерь, которые его сопровождают. Последние, в свою очередь, будут зависеть от свойств предмета исследования. К описанию его и приступаю.
Как уже было сказано выше, хотелось бы сделать предметом исследования жизнь человека как целостность и найти в ней источники сил для жизни с любовью к самой жизни. Говоря научным языком, эти источники и будут объектом исследования – частью целостного предмета. Чтобы их выделить и описать, надо построить целостный предмет исследования.
Естественно, в психологии и психотерапии есть богатый опыт построения этого предмета, однако обращает на себя внимание тот факт, что жизнь (возможно, в силу универсальности явления) как целостное образование подменяется каким-то ее проявлением. Чаще всего говорится о психической жизни, или психике, хотя давно и доказательно исследовано, что кроме психической человек имеет еще много других форм жизни (и смерти тоже). Попробую перечислить некоторые из них: духовная жизнь, сексуальная, общественная, экономическая, историческая, физическая, физиологическая, биологическая жизнь и т. п. Где она, жизнь человека как целостность, какое из ее проявлений можно считать главным, определяющим все остальные? Есть ли оно вообще? Это вопросы, которые, как думается, надо обсудить, прежде чем приниматься за описание методов исследования и формулировать структурные качества возможного объекта исследования.
Думаю, что в возрасте около четырех лет в сознании человека складываются первые контуры жизни как целостного предмета. Это тот момент, когда ребенок встречается с существованием смерти и переживает ее отнесенность с собой и близкими. Жизнь как предмет приобретает границу смерти. Занимаясь творчеством, человек переживает другую границу жизни – вечность. Идеи бессмертия (возможности исторической жизни) очерчивают еще один контур границ жизни как целостности. Еще один вариант границ предмета – жизни как целостности – задается идеей происхождения человека. Знаменитые детские вопросы о том, кто родил маму первого человека, показывают именно этот контур.
Можно наметить следующие качественные параметры жизни как целостного предмета: ограниченность – бесконечность времени, неравномерность плотности пространства бытия, которое разворачивается во времени. Ограниченность времени сама себя отрицает в его бесконечности, а неравномерность плотности пространства отрицается полным ее исчезновением. Это самые общие свойства жизни как целостного предмета, благодаря которым человек обнаруживает в своем сознании ее существование.
Эти свойства жизни как целостного предмета можно найти в разных философских и психологических работах, посвященных феномену человека. В данный момент изложения для меня важна ссылка на работы М. К. Мамардашвили, который говорил о том, что, казалось бы, жизнь – самое неточное из того, что есть на свете. Парадокс жизни, писал он, состоит в том, что свободное действие, жизненное свободное действие может быть точнее логического мышления. Он писал о точной жизни, считая ее условием событие мысли или событие чувства, которое называл мыслением условия мышления. В его текстах многократно подчеркивается существование свободы как условия свободы или высвобождения. Приведу цитату из работы «Психологическая топология пути» (СПб., 1997. – С. 209): «Я говорю: свобода свободы, мысль мысли. Закон закона. Закона, который есть форма и условие любых законов. Какие будут – неизвестно. Свобода свободы – это можно понять, а вот что в свободе будет сделано, этого никто предсказать, определить или предопределить не может. Будет то, что есть, – чувство. А поди его сфабрикуй. Но есть условие свободы. Свобода – как условие свободы. Или высвобождения».
Какие бы качественно иные свойства жизни как целостного предмета ни пытались задать, всегда есть то неуловимое для точного описания превращение одного свойства в другое – часто противоположное, что говорит о их потенциальном присутствии в целостном предмете. Это та ситуация, которая сознанием воспринимается как возможность присутствия в жизни смерти и наоборот.
В своем индивидуальном сознании человек встречается с целостностью предмета жизни в раннем возрасте, и он становится одним из оснований его картины мира. Каждый ученый, исследователь несет этот предмет в своем сознании как собственную картину мира, поэтому можно сказать, что жизнь как целостный предмет существует в сознании любого исследователя. Чтобы высвободить его, нужна та свобода о которой писал М. К. Мамардашвили.
Напрашивается невольный вопрос о том, присутствует ли такая свобода в научном исследовании, должна ли она там присутствовать и в какой мере? Мне думается, что при изучении человека невозможно не использовать представление о жизни как целостности, так как это – составляющая сознания самого исследователя. Целостность же этого предмета будет задаваться, если так можно сказать, степенью свободы – возможностью свободы – в мышлении исследователя. Как она проявляется и чем измеряется? Возможно, глубиной открытия как отражением возможности мышления, наличием самого акта творчества, той свободой свободы, о которой говорил М. К. Мамардашвили. Это только предположение, позволяющее ввести в характеристику жизни как целостного предмета, представление о творчестве как проявлении Я-усилий человека по выявлению и сохранению свойств самой жизни как предмета.
Возможность Я-усилий обеспечивается данностью Я как качества человеческой жизни, которое самообосновывает ее существование в пространстве и времени. Одна из важнейших особенностей этого качества состоит в том, что оно (Я) обладает потенциалом не только созидания самого себя, но и разрушения. В этом состоит та обусловливающая жизнь серьезность, о которой пишут многие авторы. Сошлюсь только на А. Шопенгауэра: «На языке природы смерть означает уничтожение. И что смерть есть нечто серьезное, это можно заключить уже из того, что и жизнь, как всякий знает, тоже не шутка. Должно быть, мы не стоим ничего лучшего, чем эти две вещи». Так писал А. Шопенгауэр в своей работе «Смерть и ее отношение к неразрушимости нашего существа» (цит. по: Шопенгауэр А. Избранные произведения. – М., 1992. – С. 83).
Итак, можно сказать, что жизнь как целостный предмет открывается человеку и в понятии смерти, позволяя рассматривать смерть как явление в разных качествах жизни. Так, можно говорить о социальной смерти человека, психологической, физической и т. п.
Жизнь человека как целостный предмет существует в пространствах и временах, которые интегрируются его Я как данностью в систему координат, позволяющих дифференцировать дискретность, прерывность и непрерывность бытия, его разную плотность. Эта дифференциация осуществляется через свободное творчество человека, которое обладает обратимостью, и само создает, проявляет качества человеческого Я как данности.
Можно выделить и описать пространства, в которых существует человеческая жизнь, например физическое пространство планеты, космическое пространство, пространство тела, культурное пространство, а также пространство дома, географическое пространство страны и т. п.
Можно описать времена, в которых протекает жизнь человека: историческое, физическое время, время суток, психологическое время и т. п.
Можно описать интегративные качества Я и специфику их проявления в преодолении плотности бытия, например при планировании режима дня или конкретного вида работы, при написании романа или письма, при строительстве дома или дороги, при переживании обиды или при принятии решения об изменении стиля своей жизни и т. п.
Можно выделить и описать направленность Я-усилий человека в их общей ориентации на жизнь или на смерть, т. е. на созидание или на разрушение жизни в целом или какого-то ее проявления.
Все эти возможности в той или иной мере представлены в психологических теориях, построенных для объяснения различных явлений, относящихся к феномену человека. Эти теории широко представлены в современной литературе, и читатель при желании может познакомиться с наиболее популярными из них, прежде всего с психоаналитическими теориями, ориентируясь на работы З. Фрейда, А. Фрейд, К. Юнга, А. Адлера и других авторов. Мне думается, что большинство современных теорий в психологии рождены под влиянием психоаналитических идей, где впервые в контексте психологических интерпретаций были представлены важнейшие составляющие феномена человека – данность его Я, его активность и изменчивость, смерть с ее стремлением к постоянству, а значит, самоуничтожению, зависимость активности Я от других людей и отношений с ними – то, что составляет одно из пространств жизни.
В феномене человека, как писал Т. де Шарден, присутствуют такие важнейшие составляющие его жизни, как трансцендирование, или обретение трансцендентальной позиции. Такую возможность Я получает вследствие своей интегративной активности, суть которой буднично проста и связана с переживаниями человека по поводу конечности своей жизни и возможности существования бесконечности вне ее. В этой позиции Я как данность обретает полноту своего проявления и воплощает возможности своей интегративной функции в обозначении места человека в картине мира.
В индивидуальной психической жизни человека описанные выше качества жизни как целостного предмета воплощаются в структурные образования, придающие ей динамическую устойчивость, позволяющие человеку иметь и сохранять психическое здоровье как чувство реальности своего бытия в мире и мира в себе.
Последнее является отражением в индивидуальном сознании человека его трансцендентальной позиции, которая воплощается и в других качествах психической реальности, несущих в себе проявления интегративной активности Я. Это – самообоснование бытия мира и собственного бытия, или жизненная философия. Она проявляется в жизненных правилах человека, в его кредо, в той аксиоматике ценностей, критерием значимости которых является смерть. Самообоснование – это продукт интеллектуальной активности, воплощающей ориентацию Я на созидание или разрушение жизни. Наличие выраженных ориентации на жизнь или смерть в активности людей многократно доказывалось в психологических работах. Думаю, что есть смысл сослаться на работы Э. Фромма, в частности на его работу «Душа человека» (М.: Республика, 1992), где доказательство разных форм ориентации людей описывается через проявление любви к живому или мертвому как в мире, так и в самом себе.
Самообоснование бытия в мире помогает человеку направлять усилия по преодолению плотности бытия во всех видах своей активности, которая может осуществляться в различном пространстве и времени его жизни. Думаю, можно сказать, что самообоснование – это процесс, в котором Я обнаруживает свою данность для самого себя, это то проявление реального трансцендирования, которое создает идеальные объекты, отражающие наличие Я-усилий как особого качества жизни.
Кроме того, самообоснование бытия в мире позволяет человеку выделить и наличие мира бытия как особой реальности своей жизни, способной к трансформации, относительно независимой от бытия в мире. Так, человек встречается с миром своего воображения, фантазии, с миром продуктов мышления и труда, с тем, что в общем виде называют неорганической природой человека, или знаковыми, искусственными образованиями. Последним понятием подчеркивается существование естественных образований в человеческой жизни (выше я пыталась говорить о Я как данности, т. е. как естественном природном свойстве человека).
Все эти рассуждения – я позволю себе ограничить их – дают возможность описать, зафиксировать для возможного исследования существование человеческой жизни как целостного предмета в таких ее существенных, на мой взгляд, проявлениях как: наличие данных свойств Я, обусловливающих интегрирование пространств и времен в единую целостность; самообоснованность Я, выражающаяся в концепции жизни и смерти, Я-концепции, создающих и разрушающих границы жизни как предмета; наличие Я-усилий (творчества) в их свободном проявлении по преодолению плотности бытия, созданию картины мира и бытия мира в Я, которые воплощаются в различные продукты, приобретающие знаковый характер.
Конечно, я понимаю всю относительность этого описания жизни как целостного предмета, но оно – только момент обоснования методов – способов получения информации, необходимой для объяснения существования источников сил, позволяющих человеку жить с любовью к жизни.
Этот момент возникает как следствие ограничений, которые с неизбежностью надо вводить в интеллектуальную деятельность, чтобы не превратить ее в бесконечное обоснование обоснования.
Вводя описание жизни как целостного предмета, я использовала факты и закономерности, позволяющие анализировать феноменологию психического развития человека так, как она представлена в доступных мне источниках информации. Думается, что они могут быть основанием для интерпретации в научных понятиях интересующих меня качеств человеческой жизни.
В тех разделах психологии, где обсуждаются вопросы психического развития, открыто в тексте или косвенно (в контексте) присутствуют представления самих ученых о нормальной человеческой жизни, о прогрессе и силах, его реализующих, идеи об эволюции. Без этих идей сложно обсуждать существование психической реальности и человеческой жизни в пространствах и временах бытия. В предлагаемом читателю тексте эти идеи тоже будут присутствовать. Попробую сформулировать их по возможности кратко.
Понятие нормальности применительно к психической реальности и ее качествам можно рассматривать как средство интеллектуальной деятельности людей, позволяющее находить в жизни закономерности и формулировать их. В культуре можно выделить два понятия нормальности. Одно – житейское, а другое – научное, или научные, так как в науке может быть несколько критериев, на основании которых построено понятие. Для меня житейское понятие нормальности связано с отсутствием у человека психических заболеваний, что дает ему возможность самому заботиться о своей жизни, т. е. как-то относиться к ней.
Использование научного понятия нормальности представляется мне правомерным в том случае, если дает возможность человеку обосновывать самому себе самого себя. Этот процесс называется идентификацией и описывается в различных теориях. Мне думается, что он является определяющим в интерпретации фактов, характеризующих человеческую жизнь как целостность.
Идентификацию можно определить как возможность для человека соответствовать своему Я. Можно обсуждать условия и факторы, влияющие на процесс соответствия, можно обсуждать параметры соответствия и степень их выраженности, можно выделять качества Я как данности и т. п. Это уже проблемы существования научного знания, научного понятия, структурирующего это знание в тот или иной момент существования науки. Проблема идентификации часто представлена в поэзии, которая позволяет людям переживать их жизнь как целостность. Это может звучать, например, так, как написал Э. М. Рильке:
Взрослая
Она несла все это – мир забот,
мир милости и страха, и все это,
как дерево в саду, тянулось к свету,
вне образности, как ковчег завета,
как образ славы, вышедшей в поход.
И вынесла все это до вершин летящее, —
огромное, чужое,
угадываемое лишь порою —
спокойно, как несущая кувшин,
налитый до краев. Но в некий миг,
ее обрекший на преображенье,
впервые белый плат нависшей тенью
спустился на открытый светлый лик
почти непроницаемым покровом.
И вот на все вопросы о судьбе
дает один ответ туманным словом:
«В тебе, о бывшее дитя, в тебе».
В дальнейшем тексте я буду использовать представление об идентификации как о процессе, позволяющем в науке описать течение нормальной человеческой жизни.
Кроме психологии понятие нормальной человеческой жизни существует в этике, где оно связано с понятиями добра и зла, добродетелей. Они известны, и я перечислю их как главные ценности человеческой жизни – любовь, труд, знание. Нормальная, правильная человеческая жизнь предполагает наличие в ней этих ценностей как безусловного обоснования Я-усилий.
Прогресс можно рассматривать как итог объединенных Я-усилий людей. Он не имеет других источников и другого обоснования. Думаю, можно сказать, что у прогресса всегда есть лицо – это лицо человека, который своими Я-усилиями создал такой продукт, который стал необходим многим людям для осуществления их жизни как целостности.
Эволюция — самое загадочное понятие, мне сложно его использовать применительно к человеку вообще. Кажется, что оно больше соответствует индивидуальной истории человеческой жизни, так как в ней нет поступательного и равномерного движения, а присутствует та неравномерность, гетерогенность психической реальности, которая создает разные типы напряжения, реализующиеся в кризисах, конфликтах, переживаниях, чувствах и других проявлениях движения, являющегося признаком психической жизни. Эволюция как изменение в соответствии с качествами данности Я может характеризовать индивидуальную человеческую жизнь. Такая эволюция описывается следующими понятиями современной психологии: «решение жизненных задач», «переживание», «структура Я», «структура психической реальности» и т. п. Подробно они представлены в возрастной психологии, психологии развития, психологии личности.
Итак, в общем виде предмет и объект исследования обозначены. Можно описывать выбор метода – способа получения информации для объяснения того, что требует объяснения.
Метод должен соответствовать качествам предмета, в котором с его помощью будет фиксироваться объект исследования. Иначе это называют конгруэнтностью (соответствием).
Далее мне необходимо зафиксировать источники сил, которые позволяют человеку жить с любовью к жизни. Чтобы это сделать, надо найти ситуацию, которая как исследовательская позиция будет конгруэнтна предмету исследования – целостной человеческой жизни. Как найти такую ситуацию?
В психологии существует великое многообразие методов исследования, позволяющих обосновать возможность поиска такой ситуации и адекватного ей метода.
Очевидно то, что предмет исследования диктует главное условие – мне как исследователю надо быть (стать) его элементом. Надо быть в жизни тех людей, у которых я хочу узнать то, что соответствует моему объекту исследования. Быть в качестве кого?
В психологии как науке можно выделить несколько позиций исследователя, характеризующих степень его воздействия на предмет через возможное присутствие в последнем. Перечислю самые главные:
– экспериментальная позиция (отстраненность от предмета, по возможности большая);
– позиция наблюдателя (присутствие рядом – без воздействия);
– позиция включенного наблюдения с заданной целью (присутствие в предмете в качестве его элемента);
– позиция направленного воздействия при беседе или интервью (присутствие рядом) и т. п.
Из перечисленных позиций больше всего предмету нашего исследования соответствует позиция включенного наблюдения с заданной целью. (Заданная цель необходима, так как это метод научного наблюдения.) Эта позиция позволяет присутствовать в предмете и быть конгруэнтной ему, соответствовать его свойствам как объекту исследования. Возможность такого соответствия связана с взаимодействием с другим человеком по поводу его жизни как целостности, как предмета. Она открывается прежде всего в разговорах, которые так и называют: разговоры «за жизнь» (подчеркнуто использую грамматическую ошибку). В этих разговорах, возникающих спонтанно, можно спросить «про главное». Этим главным и будет то, что является объектом исследования. Разговор можно записать, запомнить – это и будет протокол включенного наблюдения, который можно анализировать, прибегая к научным понятиям. Итак, путь найден, метод определен и имеет название – включенное наблюдение с интервью о главном в жизни.
Включенное наблюдение как метод исследования предполагает, что, присутствуя в жизни другого человека, исследователь не нарушит, не изменит, не деформирует ее течение. Осуществить это для решения задач исследования, по-моему, можно в том случае, если, по возможности точно, соблюдать ту психологическую дистанцию, которую естественно задает ситуация встречи с исследователем как с чужим человеком, проявляющим профессиональный интерес к жизни другого человека. Именно эта естественная ситуация – встреча с незнакомым человеком, имеющим профессиональную задачу общения, – становится ситуацией включенного наблюдения. Она воспроизводится во всех встречах с пожилыми людьми, наблюдение организуется с точки зрения задач исследователя, его результаты фиксируются в протоколе после общения.
Естественность ситуации исследования состоит в том, что она не требует от исследуемого никаких дополнительных усилий по воздействию на свою психическую реальность или на другие параметры жизни как целостного предмета. При восприятии другого человека – в данном случае исследователя – естественно актуализируются все психологические механизмы, обеспечивающие воздействие на другого человека и взаимодействие с ним.
Предмет взаимодействия, который в ходе моего общения становился темами различных высказываний, задавался содержанием интервью. Ход интервью специально не контролировался исследователем, т. е. в нем не было жесткой логики в последовательности вопросов, хотя всем исследуемым – их было 132 человека в возрасте от 60 до 83 лет – задавались в ходе интервью одни и те же вопросы. Но логика этих вопросов соответствовала логике спонтанного, естественного общения, тем темам, которые в нем возникали. Думаю, что этот вид интервью можно назвать проективным, так как проекция присутствует в нем как естественный защитный механизм, обеспечивающий взаимодействие: каждого участника интервью с незнакомым человеком.
Исследователь осуществляет проекцию при выборе и построении вопросов (в определении самого главного в жизни), а человек, которого изучают, – в ответах на вопросы интервью и в спонтанных высказываниях. Мне представляется уместным вспомнить слова К. Юнга о проекции, когда он писал: «Человек не может понять лучше самого проецирующего то, чем на самом деле являются проекции этого человека. Мы можем разобраться в наших предубеждениях и иллюзиях только тогда, когда обретем более глубокие психологические знания о самих себе и других, и будем готовы поставить под сомнение абсолютную правильность наших убеждений и тщательно и честно сравнивать их с объективными фактами» (Юнг К. Синхронистичность. – Лондон, 1997. – С. 113–114).
Материалом для анализа и интерпретации становились тексты высказываний и другие продукты созидательной активности человека, в которых реализовывались его Я-усилия.
В психологии есть метод исследования, который называется анализ продуктов деятельности. Его в полной мере можно применить к анализу высказываний как продукту речевой деятельности (или деятельности общения) и к анализу продуктов трудовой или любой другой деятельности.
Включенное наблюдение давало возможность фиксировать продукты различных видов деятельности исследуемого человека как проявление его усилий, поэтому с полным основанием можно сказать, что оно применялось как метод исследования.
Думаю, что есть смысл остановиться подробнее на характеристике интервью и анализе продуктов деятельности как методах исследования.
Сначала об ограничениях, которые возникают в мышлении исследователя, когда он фиксирует метод как способ своего мышления. Эти ограничения возникают при рефлексии на содержание материала, позволяющего объяснить неизвестное. Рефлексия дает возможность ввести меру относительности, точности нового знания, что делает его доступным для проверки другими исследователями.
Рефлексия как самообоснование исследователем способа своего мышления обеспечивает введение критериев мышления, которые можно обсуждать с точки зрения их соответствия или несоответствия предмету и объекту исследования. Критерии мышления связаны с обозначением известного и нового в предмете его интеллектуальной деятельности. Это обозначение, осуществляемое в форме научных понятий, метафорических образов, житейских понятий и т. д., позволяет исследователю владеть предметом мышления как целостностью.
Рефлексия – своеобразная гарантия продуктивности мышления. С ее помощью исследователь, обосновывая свои интеллектуальные усилия, отвечает на вопросы (как во внутреннем, так и во внешнем диалоге): что я делаю? как я делаю? почему я делаю так, а не иначе?
Отвечая на эти вопросы, исследователь обосновывает свои интеллектуальные усилия, т. е. фиксирует ограничение, связанное с выбором метода и объекта исследования.
Применительно к интервью как методу исследования эти ограничения можно, думаю, показать, отвечая на рефлексивные вопросы: что я делаю? (Профессионально общаюсь с другим человеком); как я это делаю? (Задаю вопросы о самом главном в жизни, выделяя это главное в доступной мне научной и житейской информации, понимая ее естественную ограниченность, что выступает проявлением моего ценностного отношения к жизни как к целостному предмету. Задаю вопросы как чужой человек, который соблюдает психологическую дистанцию, стремясь сохранить от преобразующего воздействия психическую реальность другого человека).
Среди вопросов интервью в разной конкретной формулировке присутствовали такие:
Расскажите, что хотите, о себе.
На сколько лет вы себя чувствуете?
Расскажите о своей мечте, реализованной в жизни.
Есть ли у вас мечта, которую еще не успели реализовать? Расскажите о ней.
Чувствуете ли вы, что ваша жизнь зависит от вас?
Какие самые большие огорчения и самые большие радости были в вашей жизни?
Были ли и почему глубокие разочарования в людях, в жизни, в себе?
Какие эпизоды вашей жизни вы часто вспоминаете?
Какими жизненными правилами вы руководствуетесь?
Что было самым страшным в вашей жизни?
Как отразилась на вашей жизни история вашей страны?
О чем вы чаще всего думаете?
Чего больше всего боитесь?
Как переживали взросление детей?
Кого считаете своими учителями?
Кого считаете своим учеником?
Что значит природа в вашей жизни?
Какие качества людей сближают вас с ними?
Какие качества людей отталкивают вас от них?
Если бы можно было что-то изменить в жизни, что бы вы сделали?
Где вы бывали, что из увиденного больше всего поразило?
Где и почему хотелось бы побывать?
Что значит любовь в вашей жизни?
Чему вы не научили ваших детей?
Как переживали выход на пенсию, чему научились на пенсии?
Чему хотелось бы научиться, но еще не научились?
Когда я задавала эти вопросы, я не выступала в роли профессионального психотерапевта, моя роль – исследователь, который по условиям включенного наблюдения может обнажать собственную психическую реальность, собственную жизнь в той мере, в какой это естественно предполагают условия общения. Мои вопросы возникали в той последовательности, которую, по моему мнению, требовала ситуация общения с другим человеком. Они отвечали спонтанной логике той или иной темы, поэтому не было их жесткой последовательности, хотя все они присутствовали в общении с каждым человеком.
Вопрос о том, как это делаю лично я, т. е. насколько я естественна в роли чужого человека – исследователя, обсуждать сложно, так как это вопрос к самой себе о своей собственной идентичности. (При желании его любой из читателей может задать сам себе.) Хотя думаю, что идентичность в общении проявляется как бесстрашие в проявлении своих чувств и мыслей, которые рождаются от воздействия другого человека. Бесстрашие как отсутствие страха быть кем-то, кроме самого себя.
