Пусть заступником полка перед Его престолом будет святой Олег Краснянский.
– Раз пошли на дело…
Дмитрий насвистывал песенку вполне непринужденно.
Война – это у нас что?
Это у нас коммуникации!
В том числе и замечательный симпатичный мост! Которому уж лет двести – то есть пока починят или новый построят – это долго будет!
А река Молер – глубокая.
А река Молер – широкая…
А мост…
Понятное дело, он не единственная переправа через реку, но – для поездов и тяжелой техники. Не будет моста – придется ездить по другим дорогам, а это время, силы, логистика, наконец…
Можно навести временную переправу, саперный полк это сделает легко и весело, но если полк здесь, значит, где-то его нет? Если сюда уходят деньги, значит, куда-то они не пойдут! Надо взрывать!
В этот раз Митя тоже работал один. Одну сумку на одно плечо, вторую – на другое, ремни крест-накрест на груди. В каждой сумке совсем чуток – по шесть кило динамита. Мосту хватит с избытком!
Митя направлялся к нему небрежным шагом… Вот встают из реки громадные каменные быки, держащие на своих плечах настил. Тоже каменный.
По нему идут рельсы.
Конечно, минировать надо основание моста. Чтобы опор не осталось, в противном случае… настил восстановят быстро, а охранять мост будут куда как надежнее. А сейчас…
– Стой! Кто идет?!
Митя с невинным видом остановился.
Часовой был – зелень зеленая. Лет двадцать, много – двадцать пять. Еще усы толком не пробились! Но остановить непонятного типа солдатик спешил со всем рвением.
– Ты кто такой?
Митя пожал плечами.
Бесформенная куртка, которая прикрывала его со всех сторон и отлично скрывала сумки с динамитом, превращая мужчину в толстяка, едва слышно скрипнула.
– Я… а какое вам дело, юноша?
– Я тебя сейчас… в штаб!
– Ага, а там над тобой даже вороны смеяться будут! Что мне – нельзя посидеть, посмотреть на речку? Вина выпить? С женой я поругался… пила визжащая!
Сказано это было с таким чувством, что солдат едва не прослезился. Явно с такими сталкивался…
– И…
– И хочу посидеть, выпить… тебе скоро меняться-то?
Солдат бросил взгляд на солнце.
– Часа два.
– А зовут тебя как?
– Марк.
– А я тоже Марк, – обрадовался Дмитрий. – Выпьем за знакомство?
И достал из-за пазухи бутылку коньяка. Хорошего, русинского… еще и подмигнул:
– Может, и враги, а пойло хорошее делают! Будешь?
Солдат колебался.
Дмитрий махнул рукой.
– Пошли, вон там, неподалеку от моста, посидим на бережку, выпьем… Ну и про жену тебе расскажу. Вот что такого – выпил я чуток! В честь праздника же! Право имею! У брата дочь родилась…
Дмитрий, продолжая плести какие-то небылицы про брата-поильца и жену-стерву, сделал один шаг, второй… солдат покорно тащился за ним к мосту.
И когда Дмитрий развернулся, протягивая ему бутылку, принял ее. Из рук в руки.
А что второй рукой Дмитрий проделал тот же трюк, который уже опробовал на несчастном погибшем проводнике – не суть важно.
Лезвие скользнуло в грудь незадачливого солдата.
– Стоишь на посту? Вот и нечего слушать кого попало, – проводил его душу напутствием диверсант. – Халявная выпивка до добра не доводит.
И занялся делом.
Ружье… полезная штука.
Воткнуть штыком в землю, к нему привязать караульного – конечно, немного некрасиво выглядит, ну так что же? Мите это безразлично. Главное, чтобы фигуру солдатика издалека видели. Стоит он – и стоит…
Пусть полчасика простоит, а потом – воля Творца!
И Митя решительно зашагал к мосту. Тут и идти-то оставалось…
Мост.
Настил.
Шпалы.
Сначала крайняя опора.
Дмитрий решительно привязал веревку к перилам моста – и перелез на наружную сторону. А внизу река… Мокрая и холодная… брр!
Куртка полетела в реку. Митя решительно начал спускаться к первой из опор.
Старые камни, выщербины, трещины – ему хватит за что держаться. И куда заложить динамит – тоже. Вот… Не над самой водой, но достаточно низко. Патроны, заряды…
Дмитрий опирался ногами о камни и отпустил руки. Чуть что – и он бы соскользнул с опоры, просыпал динамит… ну – нет!
Четыре килограмма динамита! Ты ж моя прелесть!
Вот и запалы! Новомодные химические тоненькие стеклянные трубочки. Не надо ничего поджигать, раздавишь – и взрыв. Красота!
Патроны он уложил так, что любо-дорого взглянуть. Порадовался на свою работу секунд двадцать – и полез наверх.
Чтобы повторить то же самое с другой стороны моста. Почему он начал с крайних опор? Опаснее. Легче его заметить, проще достать. Но – успел. Сделал. Вот и центральная опора… Митя уже с сомнением поглядывал на небо и не сильно удивился, услышав тревожный крик:
– Марк!?
Обнаружили…
Ай, как плохо! Еще бы немного… Митя как раз минировал центральную опору моста. Старался на совесть… шишки с три вы его потом восстановите, проще новый будет построить!
А над головой кричали, бежали, кто-то заметил террориста.
– Вот он!!!
Свистнули первые пули.
Митя прижался к опоре, закрепил еще один динамитный патрон.
Шнур, фитиль…
Стеклянные трубочки чудесны, когда надо минировать рельсы. Тряханет поезд – и взрыв! Никто и чихнуть не успеет! Но Мите-то надо уйти! Поэтому фитиль… а горит он минут десять, хотел посуху уйти… не получится, надо оторвать кусок фитиля… Зубами его! И в сторону сплюнуть!.. Митя решительно чиркнул спичкой.
– Уйдет!!! – надсаживался кто-то над головой. – Спускайтесь к нему!!!
Ага, щщщщас! Такое блюдо, производное от щщщщей.
Митя принялся дуть на фитиль, чтобы тот получше разгорелся. Пули свистели вокруг, но матерого террориста было не напугать выстрелами. Вы еще попадите – в полусумраке-то!
Лишь бы огонек не погас! Фитиль хоть и промаслен, но… вода же! Сырость!
Еще погаснет… ан нет!
Огонек побежал по шнуру, быстро, весело, еще быстрее…
Не колеблясь, Митя разжал руки – и опрокинулся в реку.
Холодная вода ловко приняла его в свои объятия, повлекла прочь, укрыла от врагов… Митя стремился уплыть подальше, и течение послушно влекло его вперед и вперед.
Конечно, все у него получилось. Так и рассчитывал, чтобы, когда мост взорвется, он был достаточно далеко.
Грохнуло красиво!
Осколки моста полетели во все стороны, но Митю защитило расстояние. Несколько минут он плыл по течению, нырял, выныривал… потом добрался до камышей примерно в пятистах метрах ниже моста – и смог остановиться. Обернуться…
Полюбоваться!
Было на что!
Работа истинного мастера диверсии тоже требует вдохновения. Это вам не убогие наркоманы, которые размахивают во все стороны оружием и чего-то требуют! Это – талант!
Моста попросту не было. Опоры… так, что-то невнятное из воды торчит. Но вряд ли оно ремонтопригодно! Там теперь трещин…
Митя довольно улыбнулся – и, достав из кармана фляжку, отпил пару глотков крепленого дубовика. Зима…
Холодно в речке, знаете ли!
Ладно, ему недолго карася изображать!
Митя предусматривал многое, так что ниже по течению была спрятана лодочка и рыбацкая одежда. Вот, уже почти… отлично! Вот и оно!
Переодеваясь в одежду рыбака, Дмитрий думал о насущных вопросах.
Надо бы потом поговорить с Валежным. Вы подумайте – на сколько он наработал?! От него Борхуму вреда больше, чем от полка кавалерии, а кто оценит?
Орден хочу!
Но согласен на медаль…
– У меня получилось?
– Кира, ты была великолепна!
Кира приосанилась, но Анна быстро опустила ее с небес на землю.
– Только не забывай – ты застала врага врасплох. В другое время и в другом месте тебе бы так просто не сдались.
Кира вздохнула.
– Анечка, неужели папа правда женится на этой гадине?
Анна вздохнула.
– Полагаю, да. Ты видела кольцо?
– Аня, я из дома сбегу.
– Не успеешь. Лиза тебя раньше выживет, – «обрадовала» Анна.
Если бы она могла пожить подольше! Но – год! Даже уже меньше ей осталось! Что уж теперь притворяться? Что смысла врать?
– Может, ее отравить?
– Всех не перетравишь.
– И что мне остается?
Анна вздохнула.
– Кира, ты можешь сама выйти замуж.
– Нет…
– Можешь сделать так, чтобы Лиза тебя боялась.
– Ага… наверняка эта зараза тут же залетит, чтобы меня из дома выжить.
– Разве плохо, что твой отец хочет еще детей? Или тебе не хочется делить наследство?
– Да нет, – задумалась Кира. – Ань, мне хочется, чтобы я домой приходила не как на поле боя. А Лизка эта… подлиза!
– Есть еще один вариант.
– Какой?
– Женить отца на ком-то, кого ты выберешь.
– Хм?
– Не на Лизе. Чтобы ты спокойно ужилась с мачехой.
– Хм-м…
– Подумай, есть ли среди отцовских знакомых кто-то подходящий. Это может быть мать твоего одноклассника, это может быть старая знакомая вашей семьи…
– Подумаю. Но… вряд ли.
Анна пожала плечами.
– Поговори с Розой Ильиничной. У нее знакомых много. Подходящего возраста.
– Ты считаешь – отец старый?
– Средних лет. Дамы в возрасте от тридцати до сорока подойдут идеально.
– Понятно… Ань, я подумаю. А почему отец на этой даме женится?
Анна опять пожала плечами.
Вспомнила, как охотились на мужчин в светских салонах. Как загоняли добычу в угол, как буквально вынуждали делать предложение, ставя в условия, когда другого выхода не оставалось. Кое-что применимо и сейчас.
– Кирюша, ты, главное, найди подходящую женщину. А дальше – решим.
– Ладно…
Кира отвернулась, чтобы Анна не заметила хитрых искорок в ее глазах.
А чего искать?
Вот она – Аня! Симпатичная, неглупая, Кира к ней относится хорошо, она к Кире – тоже…
Ну и?
Чего от добра бобра искать?
Правда, у Ани еще сын есть… и, наверное, она может еще детей родить. Но Аня ее точно выживать не будет! А другие бабы?
Кира не была уверена. Надо поговорить с Розой Ильиничной.
Это был первый законный выходной, когда Аня не поехала к сыну. Но…
День строился так.
Она отпросилась с раннего вечера у Бориса Викторовича и пообещала приехать тоже к вечеру. Ей предстояло ехать ночью в село.
Не днем же лезть в гнездо к аисту?
Нет, конечно.
А если ехать к вечеру… а домой как? Ночной электричкой?
Да с мешком ценностей?
Сомнительно… Анна не хотела проверять подарок Хеллы. Не надо ей такого!
Пусть люди живут, даже если они – ворье. Это – довод совести. А довод практичности – обычно шакалы ходят стаями. Пока одного убьешь, остальные тебя толпой замесят. Не стоит рисковать.
И так… это жуткая авантюра! Но это возможность обеспечить сына!
А потому…
Поздним вечером, около одиннадцати, Анна, никого не встретив по дороге, вышла из дома и направилась в сторону железнодорожного вокзала.
На электричку.
Ольгу Петровну, которая не спала, наблюдая за соседями в окно, Анна даже не заметила. А и заметила бы… Подумаешь – безумная активистка? Пусть сначала пролечится!
Хорошо, что билет туда можно купить в кассе.
Аня подстраховалась на всякий случай. Надела любимые вещи Яны – армейские штаны, берцы, армейскую же камуфляжную куртку…
Тепло!
И движений не стесняет… но как же непривычно!
И штаны…
Сплошное неприличие!
Мать даже на блумерсы смотрела с ужасом и отвращением. А она…
Джинсы!
Анна представила себе Аделину Шеллес-Альденскую в джинсах. Потрясла головой. А ей бы пошло… и было бы…
Платье – к лицу. А джинсы куда? К… попе?
Анна хмыкнула – и зашагала к вокзалу. Быстро и решительно, пока не передумала.
Билет на электричку ей продали почти мгновенно. Очереди не было, просто кассирша отошла на пару минут. Анна подождала на вокзале минут пятнадцать, а потом устроилась в вагоне, у окна.
Тишина.
Спокойствие…
А внутри все натянуто до предела. Как тогда, в Зараево…
Страшно! Если здесь и сейчас все срастется – Гошка хотя бы деньгами будет обеспечен. Хелла, помоги! Понятно, что сыну защита нужна, что ребенок с деньгами – искушение для подонков, но…
Но и без денег тоже плохо.
Анна смотрела в окно и молилась.
Да, Хелле! В ее существовании она была уверена. А с остальными богами… а кто их знает? Может, им до Анны и дела-то нет!
Хоть бы все получилось!
Возле нужной ей деревни Анна была около двух часов ночи. Очень удачно получилось.
Все спят.
Анна, как и неделю назад, шла по улице. Тишина.
Темнота.
Вот и дерево…
И снова – разуваться и раздеваться. Но драгоценная сумка была на месте.
У Анны даже колени задрожали. На несколько секунд она скорчилась в гнезде, обхватила себя руками за плечи…
Здесь!
Она подхватила сумку, перекинула ее за плечо – и кое-как поползла вниз.
Фу-у-у-у-у…
Уже на земле – открыть молнию!
Все здесь. Так, как она и укладывала – в непромокаемом пакете. Так же завернуто – свою руку Анна узнала. И пальцы чувствуют ту же структуру – ордена оказались сверху.
Одежда.
Обувь.
И – шагом, шагом…
Федька Свистун вчера заночевал в домике лесника, благо тот заброшен был уже лет десять. Проснулся с утра пораньше, подумал пару минут… как получилось, так и подумал! Голова разламывалась! И направился по тропинке в сторону станции.
А что?
Вот сейчас приедет кто – он и на водочку попросит, и на опохмел…
Понимать надо!
Когда человек с устатку, когда ему плохо, когда душа горит… вчера она горела. Сегодня душе срочно требовалось топливо. На поддержание горения.
Жизнь – она такая…
Сложно в ней рабочему человеку! Федька ведь честно работает… когда деньги нужны. Кому тяжесть поднесет, у кого легкую кладь… отнесет. Не будем называть это вульгарным словом «воровство». Уголовный кодекс его не одобряет. А вот – подработка…
Да, это есть. Случается!
Был бы он городским, работал бы, получал зарплату! А ему никак! У него плоскостопие, подозрение на гастрит, да еще и язва, наверное. Если не выпить – в желудке так сосать начинает!
Самому страшно становится!
А денег нет!
Все нищета проклятая! До чего страну довели!
Федька горестно вздохнул – и насторожился.
Из леса доносились тихие шаги. Просто время такое, четыре утра… тут любой чох слышно. Кто-то шел по лесной дорожке… Федя подумал пару секунд – и направился в ту сторону.
Опа!
Баба!
Да с большой сумкой!
Тут он ей и поможет! Или сумку донести, или… по ситуации посмотрим!
Федька чуть ускорился – и кашлянул.
– Мадам, вам помощь не нужна?
Мадам подскочила, обернулась – и оказалась девчонкой лет двадцати. Такой… все при всем. Федька аж грудь выпятил. Вот он ей сейчас и поможет, по-мужски!
И схватил девушку за руку.
Он и сам еще не знал, что собирается сделать. Но…
Девчонка вдруг уставилась на него стремительно чернеющими глазами. А потом выпалила:
– Умри! Во имя Хеллы!
Федька дернулся.
В груди словно звезда разорвалась.
Черная…
Анна испугалась до истерики.
Она не спала ночь, она тащила здоровущую сумку, она… Да тут кто хочешь испугается!
Выходит какой-то звероподобный мужик из леса, руки тянет, хватает… а дальше – что?
Умирать еще раз Анна не хотела.
Придется, через год, но не сейчас же?
Конечно, не сейчас!
Чисто рефлекторно она подскочила – и выпалила ту самую фразу. И… подействовало!
У нее на глазах мужчина вдруг схватился за сердце – и осел на снег. Умер?
Анна поставила сумку. Дотронулась до шеи мужчины.
Пульса не было. Дыхания тоже.
Умер…
Хелла!
Хотя что – богиня?! Она предупреждала! Анна просто убедилась в ее правоте – сейчас! А страшно-то как! Ох, мамочки…
Девушка поудобнее подхватила сумку – и помчалась к станции.
Ехать домой?
Ехать к Борису Викторовичу?
Анна уже обдумала этот вопрос. И решила пойти третьим путем.
Ехать в банк.
Есть там такая услуга – аренда ячейки. Не положить нечто на счет, а просто – арендовать ящик. Хранилище.
Вот и пусть полежит там сумка. Заплатит Анна за аренду, не обеднеет! Деньги пока есть! Банк открывается с восьми, ну так и недолго осталось.
Пока доедет, пока дойдет…
Из банка Анна вышла довольная и счастливая.
Ключ. Договор об аренде. Ячейка.
И – фактически, обеспеченная Гошкина жизнь. Она посмотрела, когда перекладывала в ячейку содержимое сумки. Книжки, ордена, какие-то коробочки…
Все старое. Все такое… настоящее.
Анна не могла этого объяснить более внятно. Но когда она прикасалась к настоящим драгоценностям или к вещам, пришедшим из глубины веков, у нее словно в кончиках пальцев покалывало. На фальшивку такой реакции не было, нет… Только на настоящие вещи.
Эти – настоящие.
Их не подменили.
Да и кто бы стал что искать – в аистином гнезде? Так и пролежало бы добро до весны на верхушке дерева. Пока птицы не прилетят…
Анна улыбнулась солнышку еще раз – и вприпрыжку направилась на остановку.
Домой.
Поспать пару часов, переодеться – и к Гошке. Его скоро выписывают! Надо подумать, что ему принести, что купить… вы знаете, как быстро растут дети? Даже в больнице?
Очень быстро.
Кира к завтраку вышла попозже. Ей требовалось поговорить с Розой Ильиничной. Лучше – без свидетелей.
Так и вышло.
Завтрак сегодня был не таким вкусным. Анна им не занималась…
Кира быстро сжевала овсянку – и направилась на поиски экономки. Обнаружила девочка ее в оранжерее. Роза Ильинична осматривала растения и что-то помечала в блокноте.
– Доброе утро, – кашлянула Кира.
– Доброе утро, Кира Борисовна.
– Роза Ильинична, давайте просто – Кира? Вы меня столько лет знаете, – смутилась девочка.
– Хорошо, Кира. Я тебя слушаю, – согласилась дама, принимая «оливковую ветвь мира».
– Роза Ильинична, эта подлиза тут ведь часто бывает?
Уточнений не потребовалось. Роза Ильинична вздохнула.
– Кира, к чему вопросы?
– Я с Аней поговорила.
– Так?..
– И думаю. Аня сказала, что отца можно женить на ком-то другом. Так, к примеру.
– Можно. Если он согласится жениться.
– А если его женить на Ане? Лизку я не выживу. И не выдержу. А кто ему еще попадется – неизвестно. Аня – лучший вариант, – Кира пыталась рассуждать серьезно.
Роза Ильинична сдержала улыбку.
– Допустим. А ваш отец согласится?
– Почему нет? Аня красивая, умная, рожать может…
– У нее проблемы с финансами. А Лиза богата.
– По-хорошему, отцу столько денег не нужно, – надулась Кира. – Это он увлекся!
– Допустим. Но вы уверены, что он увлечется также и Анной? А она им?
– Это они просто ничего не понимают, – надулась Кира. – Занимаются глупостями… Роза Ильинична, вы со мной? Если я захочу свести отца с Аней?
– У вас ничего не получится, Кира Борисовна.
– Почему?
– Потому что Борису Викторовичу нужна Лиза.
– Это преодолимо.
– Потому что у Анны нет денег.
– Тоже не страшно.
– Потому что Анне НЕ НУЖЕН ваш отец.
Кира надулась. Хотя именно это она и подметила. И поэтому не считала Анну опасной. Подсознательно. Не соперница. Не враг. Не завоеватель…
– А если я ее уговорю?
– Ее уговорите, его уговорите… стоит ли?
– А вам так хочется эту подлизу на голову? – не сдержалась Кира. – Она еще и выводок наплодит, и вас отсюда выживет! Не гла-амурно! Не мо-одно!
Роза Ильинична вздохнула.
Да, такое тоже может быть. Даже и будет, наверное.
Но…
– Кира Борисовна, подумайте как следует. У Ани уже есть сын – вы готовы делить с ним и дом, и отца?
Кира пожала плечами.
– Не знаю.
– Я подготовила комнаты для Анны и ее сына. Давайте вы посмотрите на их отношения. Попробуете с ними ужиться. И если получится… тогда – я вас поддержу. Хорошо?
– Йес!
Кира взвизгнула – и сделала известный жест согнутой рукой.
Так.
Помощники согласны.
Осталось уговорить жениха и невесту!
Скандал Надежда Юрьевна случайно услышала.
Была на заднем дворе. Не прибеги к ней дворовая девка Палашка с криком о том, что лесника собаками травить собираются, так бы она ничего и не узнала. Но стоило женщине услышать…
Кто сказал, что толстые люди летать не могут?
Могут! И даже телепортируются! Только подол платья мелькнул. Палашка аж рот разинула: была хозяйка – и нет хозяйки.
Все верно.
Стоял во дворе Савватей, пряталась за его спину девчушка лет пятнадцати, а прямо перед лесником стоял Иван Алексеев. И сыпал бранью.
Не ударил, пока еще…
Это потому, что в руках ничего не было. Кнут бы али хлыст какой… а просто так бить все ж опасно! Савватей мужик могучий, тут даже не ответного удара – ответного плевка хватит! И утонет тор Алексеев, как крыса в море.
– Что здесь происходит?!
Надежда Юрьевна ворвалась в дискуссию шарообразным небесным телом – и мигом прекратила раздор. Иван Алексеев даже как-то съежился.
Не то чтобы он побаивался жену…
Или – то?
Пьяный он был дурной до беспредела. Но пьяный он бы уже и на Савву кинулся. А вот когда пару рюмок принял, но до состояния «море по колено» еще бутылочка-другая требуется, когда голова еще варит и напоминает, что с женой связываться не стоит, а то ведь завтра и похмелье наступит, да и другие способы есть.
– Охамели мужики, матушка! – пожаловался Иван супруге. – Еще и отродье свое к приличным людям тащат!
Савва сверкнул глазами, но промолчал.
Оно и понятно – мужик умный, серьезный… понимает, что с собакой перетявкиваться не стоит. Надя оценила состояние супруга – и положила руку ему на плечо.
– Не переживай, батюшка. Я сейчас его спроважу. А ты поди, выпей чарочку. Небось устал, весь в делах?
– И то правда, матушка, – согласился Иван Алексеев.
И направился в кабинет, где у него была стопка чистых листов (хорошая, вылежанная, не первый раз используемая вместо подушки) и запас казенной водки в укромном уголке.
– Действительно, переутомился! С этим быдлом разбираться – никаких сил не хватит!
Надежда Юрьевна повернулась к Савватею.
– А вы, жом, пройдите на кухню. Там и расскажете, что это такое случилось. В лесу потрава? Али еще какая беда? Пожар? Гниль?
– Потрава, тора, как есть потрава, – прогудел Савватей, идя вслед за госпожой.
Умная баба. Как есть – умная. Только вот дураку досталась. Такую бы да в свой дом, она бы щепочку к щепочке собирала, ничего б не упустила…
Не повезло.
На кухне Надежда Юрьевна устроила девчушку за столом, а Савватею кивнула на дверь.
– В кабинете поговорим, жом.
– Как прикажете, тора.
Надежда Юрьевна плотно закрыла дверь кабинета.
Опустила засов.
Задернула тяжелые бархатные портьеры.
Проверила окна.
И только тогда повернулась к Савватею, убедившись, что их никто не подслушивает.
– Что случилось, Саввушка?
– Плохо все, Наденька. Сильно плохо… уезжать вам надо.
– Так случилось-то что?
Савватей помрачнел.
– Имение Изместьевых знаешь?
– Как не знать. Только оно ж далеко!
Изместьевы не в ближайших соседях числились. Даже не в дальних. До них было пути – дней пять. Надежда и знала-то, потому как лес…
Кусок леса Алексеевым принадлежал, кусок Изместьевым… а в лесу частенько пошаливали. Вот и приходилось договариваться.
Кому?
Вестимо, Надежде Юрьевне. Муж бы все равно не вспомнил потом, о чем он и с кем разговаривал.
– К ним пришли, – Савватей говорил серьезно, спокойно, и от этого становилось еще страшнее. – Освобожденцы проклятые… хозяина на воротах повесили, хозяйку сначала всем… насиловали ее, пока не умерла, а потом еще и поглумились. Детей убили.
Надя охнула, прижимая руки ко рту. Детей Изместьевых она отлично знала. И статную русоволосую Маришку, которой уж начинали подыскивать жениха, и Алексея, симпатичного парня чуть помладше Ильи, книгочея и чернильную душу…
– Как?!
– Так… Алексея, говорят, по-простому застрелили. Книги он свои защищать вздумал. А девчонку тоже… всей толпой. Ей много и не надо было.
Глаза у Нади стали большими.
– Да как же это… куда власть смотрит?
– Наденька, они теперь – власть. А называется это… рек… рак… Нет у них еды. И денег нет заплатить. Вот и грабят, ежели по-простому.
– Реквизиция? – уточнила тора, приходя в себя.
– Во-во… это слово.
Надя помолчала пару минут.
– И что дальше?
– Сама знаешь что. Поместья горят, людей убивают. Думаешь, Алексеево заговоренное?
Тора так не думала. А какой ценой ей удавалось сохранять спокойствие – знала лишь она одна.
– Ты ведь не просто предупредить пришел, Саввушка?
– За то я тебя и люблю, Наденька. Умна ты…
Тора не улыбнулась. И на шутку не ответила – не до того.
– Ну так?
– Им сюда недолго добраться. Не одни, так другие…
– Сколько у меня времени?
– Дней десять, может, и того нет. Если Изместьево загорелось… сама понимаешь.
– Понимаю.
– Уезжать тебе надобно. В город.
– Муж не поедет.
– Дочь и внука сбереги. В городе никто знать не будет, кто тора, кто жама… сойдет! А там, глядишь, и наладится чего…
Надя подумала несколько секунд.
– И то верно. Только вот муж…
– Мало тебе жизни попортил? Сама понимаешь, тащить его с собой, дурного да пьяного, – на гибель всех обрекать. Начнет задираться – на первой же осине и повиснет. А вы под осиной ляжете.
В словах Савватея был свой резон. И все же, все же…
– Не по-людски это. И не по-божески.
– То и верно! Вот всем в домовину, оно куда как лучше, правда, Наденька? И тебе, и дочери, и внуку…
Надя помолчала несколько минут. Раздумывала, потом решилась.
– Савва, мне дня три хотя бы надо.
– Для чего?
– Когда Иван напьется, он… ты сам знаешь!
– Знаю. А то ж…
Вся округа знала.
Первая стадия запоя у тора Алексеева – пожалейте меня, полейте меня. Водкой.
Вторая – лихость и удаль. Надо ж показать миру, какой замечательный человек осчастливил его своим присутствием. На этой стадии и случались монастыри с кабанами.
Третья стадия – бревно.
На этой стадии тор Алексеев просто валялся в положении риз и требовал очередную бутылку. Заливал ее в себя и засыпал. И спал, спал, спал…
Что от него и требовалось.
Савватей понурился.
– Я так и знал, что ты это скажешь.
Надя ответила грустной улыбкой.
– Саввушка, ты же все понимаешь…
– Наденька, тогда… я не просто так Матрешку к вам привел.
– Матрена?
– Да, моя племяшка. Наденька, она все дороги знает. Ты поняла? Все тропинки…
Надежда поняла. Отлично поняла…
– Случись что…
– Она выведет. Ко мне. Дом я купил, как и договаривались. Все сделал.
Первый раз за двадцать лет, даже больше, Надежда подошла к Савватею. Положила руки на плечи мужчине.
– Спасибо тебе, Саввушка. Ты знай, если что – другого мужчины в моей жизни не было. Только ты…
Савва понял правильно. Иван Алексеев мужчиной не был даже в глазах его жены.
– Будь ты жамой, Наденька, не искал бы я другой жены.
Поцелуй получился коротким, но от этого не менее искренним.
До слез искренним.
До привкуса соли на губах.
– Ох, Наденька…
На рубахе Савватея, там, где прикасалась к его плечам Надежда, алели на беленом холсте пятна крови. Алое на белом, как на снегу…
Тора Алексеева в кровь ладони ногтями разодрала, пока слушала его рассказ, да так и не заметила…
– Я желаю посещать ваши курсы.
– Вы?!
Мужчина смотрел на Нини так, словно та была… ладно! Не мокрицей! Но чем-то… достаточно бесполезным. К примеру, фантиком от конфеты. Девушка прищурилась.
– Вы имеете что-то против, жом?
Мужчина покачал головой.
– Тора, посмотрите на себя. Вы не предназначены для этой работы.
Зинаида сдвинула брови.
Да что ж такое?!
Она что – вообще ничего не значит?! Что за наглость такая?!
Полкан у ноги согласно рыкнул.
С момента прибытия великой княжны в Свободные герцогства прошло уже больше десяти дней. Зинаида успела найти дом и выкупить его.
Успела познакомиться с соседями.
А теперь пыталась устроиться на курсы санитарок при госпитале.
Но… ее не брали!
Уже третий раз! А учитывая, что в городе это был последний госпиталь…
Вот стоит напротив нее доктор, в алом халате и таких же брюках, серьезный, усталый…[7]
Сколько ему на вид? Лет тридцать, может, немного больше. Чем-то этот мужчина напомнил Нини цаплю. Высокий, длинноногий, с вытянутым лицом, в очках… темные волосы гладко зачесаны назад, серые глаза смотрят спокойно и упрямо.
– Вы считаете, что я с ней не справлюсь, жом?
– Я уверен, тора.
– Я не боюсь крови. И боли тоже не боюсь. Я уехала из Русины, жом.
Доктор посмотрел на девушку в простом темном платье. На собаку рядом с ней. И чуточку смягчился.
Русина…
Война, революция… что видела эта девочка? Какое горе застыло в ее глазах колотым зимним льдом? Что заставляет ее держать пальцы на ошейнике собаки? Словно бы уверенности набираться…
Почему она так настроена?
– Тора, пойдемте со мной. Вы когда-нибудь работали сестрой милосердия?
– Я… участвовала в работе санитарного поезда.
Доктор откровенно фыркнул.
– И возил этот поезд знатных особ?
Зинаида запнулась.
– Как вы узнали?
– Тора, а где еще вы могли получить этот опыт? – врач не смеялся, он почти сочувствовал. – Подумайте сами! Поезд, знатные особы… кто у вас, в Русине?
– Император и императрица…
– И кого им покажут? У них, кажется, еще дочери?
– Д-да…
– Вы были в их свите, тора?
– Разве сейчас это важно? Их убили, жом…
Врач тоже запнулся.
– Простите, тора. Но поймите меня правильно. Никто и никогда не покажет начальству тяжелых больных. Чистенькие ранения, распоротая кожа, сквозная ранка, которая заживет за пару недель, не оставив и следа… причем все раненые были из благородных. Верно?
– Как вы догадались, жом… простите, не знаю вашего имени?
– Станислав. Станислав Рагальский, к вашим услугам, тора.
– Вы не тор, верно?
– Верно, тора. Мои предки были жомами, и я этим горжусь. Сам выучился, сам в люди вышел…
Зинаида опустила глаза.
– Не обижайтесь, жом. Я спросила не ради того, чтобы вас унизить.
Жом посмотрел на нее серьезными глазами, понял, что девушка не врет, – и коротко кивнул.
– Вы тоже не обижайтесь, тора. Я после ночного дежурства. И очень устал. Когда мне сказали, что встречи со мной добивается какая-то… тора…
– Фифа? Или та сестра милосердия высказалась еще… определенней?
Врач улыбнулся краешками губ.
– Намного… определенней.
Зинаида пожала плечами.
– Я не виновата, что произвожу такое впечатление. Но я действительно хочу научиться.
– Этому?
Врач без предупреждения распахнул дверь в палату – и вошел, заставляя Зинаиду последовать за ним.
И девушка закашлялась. Отчаянно и беспомощно.
Палата…
Рассчитана она была на четырех человек, а расположились в ней не меньше пятнадцати. Запах – хоть топор вешай.
Чем пахнет в таких палатах?
Человеческими страданиями?
Ах, как вы поэтичны! А чего попроще не желаете?
Кровь – свежая и загустевшая. Гной. Моча. Все это равно как свежее, так и застаревшее. Тухлятина, экскременты, пот, несвежее белье… все это смешивается в густую симфонию – и так бьет по ноздрям, что у неподготовленного человека может тошнота начаться.
Врач привел ее высочество в палату для людей после ампутаций. Здесь лежали те, у кого отрезали руки, ноги… у кого воспалились швы, у кого началась гангрена – и также с последующей ампутацией…
Лежали и часто гнили.
Не хватало белья, медикаментов, санитарок… даже судна – и те с утра еще не выносили!
Доктор пометил себе устроить разнос подчиненным – и с интересом посмотрел на Зинаиду. Та была бледнее мела. Но на ногах стояла и не блевала. Даже странно.
Полкан ощерился и зарычал.
– Если решите посещать курсы, собака вас будет ждать снаружи, – припечатал Станислав.
Зинаида зажала рот рукой – и под ухмылки лежащих поближе вылетела из палаты.
Повезло – в коридоре было окно. К нему и кинулась великая княжна, вцепилась в переплет, рванула на себя створки.
Фу-у-у-у!!!
Свежий воздух ударил плетью. Выбил из ноздрей затхлость и кое-как прояснил голову. Хотя и не сразу.