В Галке Серегиной было полтора метра роста, но вся она казалась налитой и крепкой. Будто кровь в ее теле перемешалась с жизненной энергией и текла по жилам в два раза быстрее. Поэтому она безумно нравилась людям, в том числе и мужчинам, хотя не отличалась особой красотой. Нормальная вроде бы внешность, ничего выдающегося. Но глаза, улыбка, речь – все было чертовски привлекательным.
Сейчас Галка сидела на диване, поджав под себя ноги, и листала «Желтые страницы».
– Боже мой! – воскликнула она, обращаясь к мужу. – Здесь куча детективных агентств. Вот, смотри: «Альбатрос», «Агата», «Детектив-сервис», «Кредо». И вдобавок есть сноска, что можно посмотреть еще на букву С – «Сыскные агентства». Как ты думаешь, куда звонить? Есть смысл выгадывать? Или у них у всех одинаковые ставки?
– Ставки здесь ни при чем, – возразил Денис. – Главное – результат. Может быть, лучше обратиться к детективу-одиночке?
– А где его взять?
– Я могу позвонить своему начальнику. У него недавно украли кейс с документами. И его вывели на какого-то сыщика. Говорят, парень что надо.
– Так он нашел кейс?
– Естественно, нашел. Иначе стал бы я о нем вспоминать.
– Не представляю, как объяснить всю эту фантасмагорию с Алискиными приключениями свежему человеку. История ведь практически криминальная. И в ней, скорее всего, замешана Алискина мать. То есть не настоящая мать, а Татьяна. А может, и настоящая тоже. Ведь неизвестно, что там всплывет…
– Ну, можно поступить и по-другому, – пожал плечами Денис. – Вообще ни к кому не обращаться.
– Как это?
– Выяснить все самостоятельно. В конце концов, у тебя только одна близкая подруга. Я готов расстараться.
– А работа? Ты и так возвращаешься со службы черт знает во сколько, а то и по ночам пропадаешь.
– Наступают другие времена, – неопределенно сказал Денис.
– Что ты хочешь этим сказать? – Галка поглядела на мужа с подозрением. – Тебя что, уволили?
– Еще нет. И речь вообще не об увольнении. Кажется, банковский кризис сказался на нас слишком сильно. Руководство вряд ли станет и дальше издавать представительский журнал.
– И что?
– И мы все ищем себе новую работу.
Галка с мрачным лицом прошлась по комнате.
– У тебя есть какие-нибудь наметки?
– Есть, конечно. Не в безвоздушном же пространстве я живу. Наверное, теперь это будет телевидение. Там перед выборами можно немножко подзаработать. На третьем канале меняется команда, меня пригласили. Но все утрясется только недели через две. Думаю, этого времени хватит, чтобы разобраться с проблемами твоей Алисы.
– А что? Ты вполне можешь справиться, – задумчиво кивнула Галка. – В конце концов, у тебя полно просроченных удостоверений прессы, масса знакомых и отлично подвешенный язык.
– Тогда тащи сюда распечатки с ее вопросами, мы устроим с тобой военный совет и решим, чем заняться в первую очередь.
Галка ценила мужа за легкий характер. Сумрачные мужчины ей не нравились. Даже очень ответственные и успешные. Денис же отличался энергичностью ума и был снисходителен к людям. Он никогда никого не осуждал за ошибки, быстро прощал обиды и философски относился к житейским неприятностям. Единственное, чего Галка хотела бы от него добиться, – это чтобы он бросил курить.
Она метнулась в кабинет, где возле компьютера лежала папка с Алисиным посланием. Потом они с Денисом уселись на диван. Он раскрыл папку у себя на коленях, Галка примостилась рядышком.
– Первое и самое главное – это, конечно, роддом, – заявила она, тыча пальцем в жирные черные буквы. – Девочки там родились, там и надо искать завязку интриги.
– Ты решила мне помогать?
– Естественно! Думаю, тебя одного нельзя отпускать в свободный полет. Ты слишком консервативен. Вот ты приходишь в роддом. Как ты представишься?
– Ну, скажу почти что чистую правду. Что я журналист, хочу написать историю этого замечательного заведения…
– Ха! – презрительно сказала Галка. – Администрация сразу же решит, что ты под них копаешь. Тогда уж тебе точно не сообщат ничего путного. Нельзя говорить, что ты собираешься писать об одном этом роддоме.
– Думаешь?
– Уверена. Тут нужна выдумка. Ну-ка, дай я попробую.
Она схватила телефон, полистала справочник и набрала номер. Только с третьего захода ей удалось узнать, как связаться с отделом кадров.
– Здравствуйте! – милым голосом сказала она в трубку. – Это вас беспокоят из журнала «Женщина и время». Нас интересуют старейшие работники лучших медицинских учреждений столицы. Те, которые проработали на одном месте больше двадцати лет. Ваш роддом может дать нам какие-то фамилии?
На том конце провода ей что-то ответили, и Галка закатила глаза:
– Неужели ни одного человека? Пусть это будет обслуживающий персонал: санитарки, нянечки… Нет? Ну, что ж, извините за беспокойство. Возможно, позже мы еще раз обратимся к вам с вопросами о лучших работниках.
Положив трубку, она удрученно сказала:
– Пустой билет. Кстати, Денис, а ты вообще когда-нибудь слышал что-то конкретное о краденых детях?
– Скандалов с роддомами, дошедших до широкой общественности, на моей памяти всего два, – сообщил Денис жене. – И оба разразились во времена не столь отдаленные. А шестьдесят седьмой год – это просто старина несусветная. Тогда у нас были светлые годы социализма, и все младенцы счастливо рождались под надзором партии и правительства.
– У нас есть совершенно конкретный роддом, – не согласилась Галка. – Там работают конкретные люди.
– И все относительно молодые. Ни одной санитарки или уборщицы старой закалки. Все куда-то подевались.
– Должен же быть у них архив, где хранятся личные дела?
– Тот самый отдел кадров, наверное. Но кто мне даст там покопаться?
– Ну придумай что-нибудь. Ты же у нас голова, – Галка постучала указательным пальцем по Денисову затылку.
– Здесь сработает только какая-нибудь афера, – задумчиво сказал тот.
– Допустим. Времена для всякого рода афер у нас благодатные. В стране сумасшедшее количество непонятных организаций, фирм и фондов. Никакой координации, никакого государственного контроля. Полный бардак.
– Надо этим воспользоваться, – согласился Денис.
– Придумай какую-нибудь глупость. Это срабатывает лучше всего. Принцип хорошей рекламы.
– Это что еще за зверь?
– Простой закон нашенского рекламного бизнеса. Чем глупее реклама, тем больше денег она приносит.
– Шутишь?
– Совсем не шучу. Как-нибудь заметь, на что ты лично обращаешь больше всего внимания.
– Хочешь сказать, на всякие глупости?
– Ладно-ладно, не отвлекайся. Предлагаю вот что. Тебе надо перевоплотиться в агента бывшего Госстраха. Якобы ты закрываешь старые повисшие счета. Я недавно видела в кино, как один парень…
– Договорились, – перебил ее Денис. – Завтра я поеду в роддом под видом госстраховского агента. А теперь скажи, что у нас еще есть.
– Еще у нас есть лучшая подруга Алисиной матери – Ольга Авдеенко. Помнишь режиссера Авдеенко? Так это ее муж. А их дочерей зовут Ася и Аня. Они практически наши ровесницы. Дружили с Алиской. Потом разъехались по заграницам. Ася – в Канаду, Аня – в Германию.
– А где сейчас эта Ольга Авдеенко?
– Понятия не имею. Алиса после смерти матери одно время поддерживала с ней связь, но потом все как-то заглохло.
– Думаю, ее адрес нам выдаст адресный стол. Еще что у нас есть?
– Еще у нас есть человек по фамили Косточкин. Косточкин Олег Михайлович. Алиска думает, что у него с Татьяной, ее матерью то бишь, были, как это раньше называли, отношения.
– Выражаясь более современным языком, у них был роман? – уточнил Денис.
– А если совсем без реверансов, Косточкин был ее любовником. По крайней мере, Алиса так думает. На самом деле Татьяна с дочкой не секретничала. Она ее любила, но никаких личных тем не поднимала ни разу в жизни. И Алису не поощряла на откровения.
– Теперь можно догадаться – почему. Наверное, она просто боялась проболтаться.
Галка покачала головой:
– Чем дольше живу на свете, тем больше убеждаюсь, что чужая душа – потемки.
Поглядев на часы, Алиса решила, что пора спускаться. Но куда идти? Не хватало еще хэммерсмитовской жене заблудиться в собственном доме. Она вышла в коридор и тут же наткнулась на Винсента, который резко остановился и смерил ее ледяным взором.
– У тебя такой взгляд, как будто ты всю ночь продержал свои глаза в морозильной камере, – желчно заметила она.
– Не глаза, а сердце, – не поведя бровью, ответил тот.
«Какой он противный, – с раздражением подумала Алиса, спускаясь по лестнице. – В самом деле кажется, что его где-то прихватило морозом. У него, наверное, ледяное тело». Но когда ее так называемый супруг подал ей руку возле лестницы, она оказалась сухой и теплой. И еще – очень крепкой.
Алиса не могла не признать, что, несмотря на высокомерие, Винсент Хэммерсмит наверняка волнует женщин. Даже его отчужденность добавляла ему привлекательности. Если бы Алиса встретилась с ним при других обстоятельствах, она воздала бы ему должное. Но сейчас – нет. Сейчас она испытывала по отношению к нему лишь глухую ожесточенность.
Винсент не поинтересовался, куда направляется его супруга. Вероятно, сведя ее с лестницы, он исчерпал свою галантность, а потому, небрежно кивнув головой, исчез за массивной дверью в глубине холла. Ни слова о том, что случилось ночью. Воспитание, блин!
Алиса представляла Памелу Хэммерсмит длинной, тощей и желчной женщиной с такой же холодностью во взгляде, которую в избытке расточал ее сын. Но та оказалась маленькой стройной брюнеткой. Ее властная осанка, гордо поднятая голова были скорее позой, нежели чертами характера.
Памела по-королевски кивнула Алисе и подождала, пока она сядет. После чего осторожно сказала:
– Дорогая, я весьма огорчена. Так больше продолжаться не может. Не хочешь ли ты… Не согласишься ли ты… Может быть, вам с Винсентом пора подумать о разводе?
Будто устыдившись своей явной заминки, Памела воинственно вздернула подбородок:
– Я подразумеваю, естественно, соответствующую денежную компенсацию конкретно от нас с Артуром.
Алиса ничего не понимала. Вместо того, чтобы требовать для своего сына развода, Памела выпрашивала его. Даже пыталась выкупить. Если жена убегает с любовником, и об этом знают все – родные, знакомые, служащие, – разве развод не становится пустячным делом? Почему Памела так себя ведет?
Алиса боялась вступать в диалог, чтобы случайно ничего не усложнить.
– Я не хочу развода, – тихо, но твердо сказала она, понимая, что развестись вместо сестры просто не имеет права.
– Чего же ты хочешь? – вымученно спросила Памела.
Алиса не успела ответить. Дверь неожиданно открылась, и в библиотеку стремительно вошел Винсент.
– Извините, но я вынужден прервать вашу беседу, – заявил он бесстрастным голосом. – Дорогая, будь любезна оставить нас наедине.
Слово «дорогая» было проформой – просто обращение, носившее оттенок вежливости. Алиса молча встала и направилась к выходу, но уже у самой двери, не совладав, как всегда, со своим ироническим вторым «я», пробормотала по-русски:
– Главное – соблюсти приличия, – и закрыла дверь.
На самом деле уходить она не собиралась, а решила остаться у двери и подслушать что-нибудь полезное для себя.
– Что она сказала? Что это означает? – спросила Памела из-за двери.
– Да ничего особенного, – откликнулся Винсент. – Всего лишь то, что ее нынешний любовник – русский. Когда она спит с испанцем, то говорит по-испански, ты разве не заметила?
По всему было видно, что Винсент сорвался. На секунду позволил себе выйти из роли, которую почему-то взвалил на себя: покладистый муж, практически всепрощенец. Сейчас в его голосе прозвучали и ирония, и задетое самолюбие.
– Этот Георгий… – с омерзением произнесла Памела. – Зачем она все время ставит тебя в унизительное положение? Почему ты все это терпишь? Я не могу понять, Винс?!
– Мама, ты опять за свое. Давай оставим эти разговоры. Я же не просто так женился на Элис.
– Но у нее другие мужчины!
– Пусть. Я все равно не хочу разводиться.
– Ничего не понимаю…
– Забудь, пожалуйста, о разводе. Мы будем вместе, так сказать, пока смерть не разлучит нас…
Алиса вздрогнула. Пока смерть не разлучит нас? Это что же – зловещее обещание? Что, если Винсент Хэммерсмит и есть инициатор всех покушений? Что, если он, не имея возможности в силу каких-то обстоятельств развестить со своей женой, решил нанять убийц, чтобы избавиться от неудобной супруги? И от этих убийц ее сестра вынуждена теперь прятаться?
Так что, когда Винсент распахнул дверь в холл, он застал Алису полумертвой от страха – она стояла, прислонившись к стене, глаза ее лихорадочно блестели. «Возможно, он собирается меня убить прямо сегодня ночью! Надо соглашаться на развод, может быть, тогда он передумает и не пойдет на преступление. Только придется сказать о разводе как-то повнушительней, чтобы он поверил».
Винсент тем временем с неприятной медлительностью надвигался на нее.
– Ты хочешь мне что-то сказать?
– Ну, да. Знаешь, ты зря меня не выслушал. Дело в том, что в последнее время мысль о разводе кажется мне безумно привлекательной, – совершенно неубедительно ответила Алиса, ежась под пристальным взглядом Хэммерсмита. – Развод – это выход из положения, как я полагаю. Я и раньше думала: хорошо бы нам развестись, да все как-то не могла решиться, понимаешь?
Винсент хмыкнул. Алиса в ответ глупо хихикнула. Внезапно он схватил ее за плечи и прижал к стене.
– Не надо поспешных решений, – пробормотал он. – Я никогда не разведусь с тобой, Элис.
– Я тебя заставлю! – воскликнула она и, вздернув подбородок, птичкой взлетела по лестнице. Хэммерсмит остался стоять внизу. Он горько усмехался, глядя ей вслед. Она могла говорить о разводе хоть каждый день. Однако развод совершенно невозможен. Винсент подозревал, что его жена отлично осведомлена – по какой причине. А подобные сцены – всего лишь мерзкая и отвратительная игра.
Алиса вбежала в спальню и упала на кровать. Кажется, у нее будет передышка. Главное, чтобы Хэммерсмит поверил ей и не пытался устранить ее физически. Она понимала, почему испытывает такое раздражение при виде его. Этот тип был чертовски привлекателен, но она не могла себе позволить положительные чувства по отношению к нему, а эти чувства – подсознательно – возникли у нее с момента первой встречи. Такое противоречие, собственно, и рождало дискомфорт. Она должна ненавидеть его и бояться. Ненавидеть за отношение к своей сестре. И бояться потому, что Винсент, если он действительно решил убить жену, думает, что попытка не удалась. И способен предпринять вторую, а жертвой в этом случае станет она, Алиса.
По правде говоря, она тяготилась тем, что ввязалась в такое опасное дело в одиночку. Ей нужен был кто-то, с кем можно разделить ответственность, а возможно, и опасность. Галка с Денисом были далеко. Они могли обеспечить ей, так сказать, информационную поддержку. Алиса подумала о том, чтобы позвонить Лэрри и все ему рассказать. Но что Лэрри сможет сделать? Конечно, Алиса вспоминала и о Гарри. Ведь формально они еще женаты. Интересно, как он отнесся к известию о ее гибели? Переживает ли он? Алиса почти не сомневалась в этом. Представив скорбящего Гарри, она даже испытала мстительное удовольствие.
Конечно, она не забыла Гарри. Но она больше не могла доверять ему. Один раз он предал, может предать и во второй. Чувства к Гарри до сих пор разрывали ее сердце, но это были уже не те чувства, что прежде, это была боль, как после удачной операции, когда все самое страшное позади и пациент знает, что страдания идут на убыль.
Остаток дня Алиса не выходила из комнаты, задавая себе сотни вопросов. «Почему Памела Хэммерсмит собирается заплатить за развод Элис с ее сыном? Откуда Фред узнал, что я уехала из „Морской жемчужины“ и меня надо искать не в центре Сочи, а в пригороде? Если он следил за мной, то почему же тогда взял вещи не из моего номера, а из номера настоящей жены Хэммерсмита? Какое расследование вела сестра вместе с Фредом? Кто такой и куда подевался таинственный Георгий, с которым Элис удрала в Россию? И куда подевалась сама Элис?»
В конце концов Алиса поняла, что одной ей ни за что не справиться со столь сложным делом. Ей нужен помощник – человек, которому она могла бы безоглядно довериться. Этим человеком мог быть кто-то из ее прошлой, или, вернее было бы сказать, настоящей жизни, или кто-то совершенно незнакомый, но понимающий толк в распутывании загадок. Профессионал. Алиса на секунду замерла, обдумывая только что пришедшую в голову мысль, затем широко улыбнулась.
Денис Серегин открыл дверь своим ключом и, сбросив обувь, промчался в кабинет, где его жена корпела над очередным рекламным текстом.
– Как правильнее: не струшу или не перетрушу? – задумчиво спросила она мужа, появившегося на пороге.
– А почему ты не поинтересуешься у меня, как дела?
– Привет! Как дела? – очнулась Галка. – Ты был в роддоме?
– Ну. Я прямо оттуда.
– Вижу, ты не слишком-то доволен.
– Еще бы. Я столько не врал за один присест, наверное, с пятого класса.
– А выяснил хоть что-нибудь?
– Мизер. Только имя и адрес бывшей заведующей.
– И все? – Галка была откровенно разочарована. – Может быть, все-таки нанять частных сыщиков, как Алиска и просила?
– Ты мне не доверяешь.
– Доверяю. Просто… Ты ведь не профессионал!
– Я когда-нибудь тебя подводил?
– Ладно-ладно, я тебя еще не уволила. А теперь расскажи все в подробностях.
– Да рассказывать-то, в сущности, и нечего. Можешь себе представить, что личные дела персонала никто столь долго не хранит. Сначала их свозят в общий архив, а потом уничтожают. Так что персонал роддома тридцатилетней давности – по-прежнему тайна, покрытая мраком.
– Прошло слишком много времени! – с сожалением констатировала его жена.
– Единственное, что мне сообщили, это имя и адрес женщины, которая заведовала всем этим хозяйством раньше. Вот она-то – настоящий старожил. Возможно, это наша ниточка.
– Как ее зовут?
– Все записано в моем ежедневнике. – Денис достал толстую книжицу в мягком переплете и, быстро пролистав первые страницы, зачитал: – Ее зовут Софья Аркадьевна Полевая. У меня есть ее адрес и даже телефон.
– Звони, – приказала Галка.
– Может быть, ты сначала покормишь меня ужином? – обиделся Денис. – Я набегался, как барбос.
– Подумай об Алиске, – покачала головой Галка. – Представляешь, в каком она состоянии? Наверное, кусок не идет ей в горло. А ты тут будешь набивать желудок.
Денис кисло поглядел на телефон и сказал:
– Может быть, напроситься на ужин к Софье Аркадьевне?
– Только попробуй! – Ей, должно быть, лет двести.
– Это еще надо проверить. Кстати, – Галка нахмурилась, – ты собираешься блефовать или будешь вести с ней осторожную игру?
– Посмотрю по обстановке.
Денис набрал телефонный номер и замер, ожидая ответа. На женщину, которая должна была взять трубку, они оба возлагали большие надежды. Продвижение вперед сейчас зависело от ее желания быть искренней. Денис, как нормальный мужчина, все еще верил в женскую искренность. Галка, как нормальная женщина, естественно, нет.
Софья Аркадьевна Полевая оказалась дамой весьма словоохотливой и доброжелательной. Она жила в одной квартире со своей дочерью, зятем и тремя внуками, и Денис решил, что это обстоятельство в большой мере содействовало тому, что старушка не превратилась в злобную каргу. Ей исполнилось 77 лет, и Денис молил бога, чтобы у Софьи Аркадьевны не было досадных провалов в памяти.
– Вы могли бы вспомнить события, которые происходили довольно давно? Больше тридцати лет назад? – спросил он, глядя на нее почти по-юношески пытливо.
– Молодой человек! – рассмеялась старушка. – Если бы вы спросили меня, что произошло две недели назад, я бы, возможно, и не рассказала вам нужных подробностей. А вот прошлое… Это мой конек. Я могу говорить об этом часами. А что, собственно, вас интересует?
Софья Аркадьевна сидела на крошечном диванчике в просторной гостиной. Она была маленькой, живенькой и подкрашивала свои короткие седые волосы чем-то голубоватым. Денис устроился в кресле напротив. Хозяйка предложила ему чаю, но он отказался – так был взволнован предстоящим разговором.
– Руководство журнала заказало мне материал о старейших медицинских работниках. Я решил: а почему бы не сузить тему репортажа до столичных роддомов? В общем, меня интересует ваша работа. Люди, которые были вместе с вами десятилетия назад на боевом, так сказать, посту, какие-нибудь интересные события…
– А конкретнее? У вас ведь на уме что-то совершенно определенное. Думаю, какая-то гадость.
– С чего вы взяли? – опешил Денис.
– Я же смотрю телевизор, молодой человек. Какому журналисту сейчас позволят тратить время на столь некровожадную информацию? Я, конечно, старая, но не тупая.
– Ну ладно, ваша взяла, – после небольшой паузы Денис хлопнул себя ладонями по коленкам. – Дело тут вовсе не в репортаже. Это я немножко присочинил, чтобы придать всему делу солидности. На самом деле я пишу книгу. Художественное произведение, – быстро добавил он. – Там, конечно, полно вымысла, но некоторые детали я просто не могу сочинить. Мне нужна фактура.
– А что там у вас в сюжете? – Софья Аркадьевна склонила голову к плечу, сделавшись похожей на любопытную птичку.
– Там в роддоме крадут ребенка, – как можно небрежнее сказал Денис. – Или, может быть, меняют детей. Мне нужно знать: такое в принципе возможно?
– Конечно, – энергично кивнула старушка. – Жизнь научила меня тому, что в ней возможно абсолютно все. Так, значит, вы подозреваете, что из моего роддома похитили ребенка?
– Да нет, я же сказал, я пишу кни…
– Молодой человек! – Софья Аркадьевна посмотрела на него укоризненно. – Как говорит мой старший внук, не вешайте мне на уши лапшу.
– Но я…
– Как бы то ни было, я ни о чем подобном не слышала и не знаю. Странно, что вы явились через столько лет. Кого же, по-вашему, украли? Вашего братишку?
– Вы напрасно иронизируете, – совершенно серьезно ответил Денис. – На самом деле у меня нет никаких фактов или доказательств должностного преступления.
– Тогда что же?
– Представьте себе, что тридцатидвухлетняя женщина внезапно узнает о том, что у нее есть сестра-близнец. По документам они обе родились в вашем роддоме в один и тот же день. Но по тем же документам у них разные матери.
– И эти женщины… близнецы… больше тридцати лет не знали друг о друге?
– Вот именно.
– Но тогда нужно призвать к ответу их матерей!
– К несчастью, ни той, ни другой матери уже нет в живых.
– А папаши?
– С папашами вообще полная неясность.
– С ума сойти можно! И вы пришли ко мне, надеясь, что если я во всем этом участвовала, то просто так вот возьму и все вам расскажу?
– Честно говоря, я ни на что не надеялся. Просто хотел поговорить по душам. Возможно, вы могли бы что-то вспомнить. Дело в том, что одной из мамаш была американка.
– Ну и что с того?
– Я думал, иностранная гражданка в советском роддоме в шестьдесят седьмом году – вещь нетривиальная. Может быть, вы бы вспомнили. Вы – или кто-то из персонала, с кем вы поддерживаете отношения.
– Я ни с кем не поддерживаю отношений, это раз. А во-вторых, иностранка именно в нашем роддоме не вызвала бы ни у кого особого удивления.
– Почему?
– А вы хоть знаете, что у нас был за роддом?
– Нет, – сказал Денис. Он злился на себя за то, что упустил инициативу в разговоре и Софья Полевая вела себя с ним совсем уж как с мальчишкой.
– У нас было специальное отделение для высокопоставленных рожениц.
– Управленческий аппарат и все такое?
– Ну да. К нам привозили и обычных женщин, что называется, с улицы, и рожениц особой категории. Ваша иностранка вполне могла попасть в особую категорию, и никто бы не удивился, я вас уверяю.
– К сожалению, медицинские карты уже давно уничтожены.
– Чего же вы хотите? Прошло тридцать два года, уже и власть переменилась!
– А что такого особого делалось для этой особой категории?
– Масса совершенно банальных льгот и удобств. Во-первых, за такими женщинами приезжала наша специальная «неотложка». После родов их отвозили на третий этаж, где только одноместные палаты. С холодильниками и телевизорами. В-третьих, у них было усиленное питание. С фруктами, соками и так далее. Ну, и лучшие лекарства. Допустим, обычным женщинам для профилактики мастита раздавали зеленку, а на третьем этаже на каждом столике стояли баллончики с дорогим немецким препаратом.
– А рожали они тоже не так, как простые смертные?
– Да нет, как раз точно так же. Предродовая, родовая – все самое обычное. Заботой их окружали потом.
– Софья Аркадьевна, – Денис в упор посмотрел на задумавшуюся хозяйку, – а вы способны придумать схему, по которой одного из близнецов можно было бы отдать совершенно другой женщине?
Полевая усмехнулась:
– Я могу придумать десяток таких схем. Все зависит от того, кто из персонала был в этом замешан.
– А персонал точно был замешан?
– Безусловно. Иначе как вы представляете себе ход событий? – Старушка помолчала, потом поднялась и сказала: – Знаете что? Единственное, чем я могу вам помочь, так это написать имена тех, кто работал примерно в то время, которое вас интересует. Конечно, нянечек и акушерок я вряд ли вспомню всех до одной, но тем не менее… И вот еще что, молодой человек. Если будете с кем-то из них встречаться, не заливайте про репортаж о лучших работниках прошлых лет. Это неактуально.
В тот день Энди Торвил отпустил своего помощника пораньше, чтобы тот подчистил наконец хвосты по текущим делам. Дома Том работал продуктивнее и не имело смысла держать его в приемной вместо секретарши, которая на прошлой неделе благополучно вышла замуж. А стоит ли нанимать новую, если он сам еще не решил окончательно, будет ли продолжать дело или закроет агентство. Раздумывая о своем неясном будущем, Торвил закинул руки за голову и прикрыл глаза. У него наконец-то есть деньги, так что не надо думать о хлебе насущном. И если заниматься сыском и дальше, то только из любви к искусству.
Когда внизу хлопнула дверь, Энди моментально занял вертикальную позицию и пригладил волосы. Ему недавно исполнилось двадцать девять, и он был отличным психологом и актером одновременно. Имидж спокойного и доброжелательного, очень уверенного в себе человека привлекал клиентов больше, чем отчеты о профессиональных успехах. Спрятав за дымчатыми стеклами очков серые, вечно прищуренные глаза, глава агентства схватил ручку и разворошил на столе бумаги. В этот момент постучали.
– Прошу вас! – крикнул Энди и уставился на дверь.
Дверь медленно распахнулась, и на пороге возникла молодая женщина, решительные манеры которой находились в явном противоречии с ее глазами. Глаза сомневались. На ней было желтое платье, украшенное кружевными воланами, которое вкупе с привлекательным лицом делало ее похожей на розочку с праздничного торта.
Энди встал, вышел из-за стола и представился. Женщина кивнула и отрывисто спросила:
– Это вы – частный детектив?
Она не улыбнулась, а пытливо посмотрела Энди прямо в лицо.
– Чем я могу вам помочь? – спросил тот, показывая ей на кресло напротив стола.
Как десятки женщин до нее, она немного помолчала, устраивая сумочку на коленях, потом подняла глаза и уставилась в окно позади Энди.
– Послушайте, я попала в затруднительное положение.
«Как будто я не знаю, – про себя подумал тот. – Я только и делаю, что выслушиваю идиотские истории. Если бы я вдруг стал писать правдивые романы, они бы вышли чудовищными, потому что люди разводят в своей жизни такую грязь, что порой в это просто не верится».
– Надеюсь, что помочь вам в моих силах, – сказал он вслух добрым и одновременно твердым голосом, что всегда неотразимо дейстовало на клиенток.
– Но уж больно моя проблема… э-э-э… нетривиальная.
– Я готов вас выслушать, – осторожно произнес Торвил. Он чувствовал, что женщина колеблется, что она и не хотела бы ничего рассказывать, но не видит другого выхода. – Начните с чего-нибудь, даже несущественного, а потом мы выясним детали.
Энди ждал, что, начав говорить, она выложит все одним махом. Как правило, так происходит со всеми взвинченными людьми.
– Ну, хорошо. – Она глубоко вздохнула и передернула плечами. – Недавно меня сбил автомобиль.
– О, мне жаль, – пробормотал Торвил, опустив голову.
– Это было в России. Очнувшись, я поняла, что ничего не помню. Абсолютно. Кто я, почему нахожусь именно там, где нахожусь, кто мои родные и так далее. Я приняла как должное, что муж прислал за мной секретаря. Короче говоря, я не хочу никому говорить, что у меня амнезия.
– А моя задача…
– Ввести меня в курс моей жизни. Я не знаю абсолютно ничего – даже как зовут мою кошку. Все кажется мне чужим и абсолютно незнакомым.
Энди Торвил беспокойно поерзал в своем кресле и прокашлялся.
– За такое дело вряд ли кто-нибудь возьмется без предварительной проверки. Если бы, я подчеркиваю – если бы! – вы вдруг оказались совсем другой женщиной, задумавшей, допустим, провернуть какую-то аферу, то, помогая вам, я стал бы вашим сообщником. А вы ведь знаете, что нельзя выдавать себя за другого человека, это противозаконно.
– Правда? – живо спросила женщина, в ее голосе проскользнуло не то разочарование, не то испуг. – На самом-то деле я та, за кого себя выдаю. Это очень легко проверить, знаете ли. Не могут же десятки людей ошибаться на мой счет, как вы думаете? – Она издала странный смешок.
– Так какие же у вас основания скрывать потерю памяти от ваших родных? Ведь вы можете довериться хотя бы одному из них, и он поможет вам.
– Я не знаю, кому довериться, – пробормотала незнакомка. – Мне кажется, что между мной и моим мужем что-то происходит. Я хочу знать – что. Я хочу знать, как вести себя в своем доме. Я хочу знать, как зовут моих друзей и где они живут. Чем я занята весь день, есть ли у меня счет в банке и если есть важные бумаги, то где я их прячу?
– Неслабая работенка, – усмехнулся Энди.
– Но не невозможная. Учтите, что я буду вам помогать.
– А вы не подумали, что, заказывая такое досье на себя, вы здорово рискуете?
– То есть?
– Мы с моим помощником Томом называем подобный сбор сведений «черными копилками».
– Что вы имеете в виду? – насторожилась леди. – Почему это черными?
– Там неизбежно окажется какой-нибудь компромат. А компромат – это шантаж.
– Вы что же, шантажист?
– Я – нет, но как профессионал могу вам рассказать…
– Ладно, – перебила его женщина. – Вероятно, я действительно дала маху. Придется нам вдвоем с амнезией идти к психоаналитику.
– Вы в самом деле обратитесь к врачу?
– Раз вы настаиваете…
В ее голосе Энди послышалась насмешка. Она встала, окинула его быстрым взглядом и, махнув на прощание рукой, вышла.
Не успела она свернуть за угол, как Энди понял, что она «зацепила» его. «Ну и что, что деньги мне больше не нужны, – подумал он. – А дамочка эта чрезвычайно занимательная. Спроси себя, Энди, будет ли тебе жаль, если ты не узнаешь продолжения истории? Да, мне будет безусловно жаль. Так чего же я стою?»