Странности начали происходить прямо на следующий день.
– Милая, – со сладкой улыбкой обратился к ней Игорь Андреевич за завтраком. – Чем собираешься сегодня заниматься? Какие-нибудь планы есть на день?
– Не знаю. Пока не решила, – промямлила она. – Может быть, схожу за продуктами.
Смотреть на него сегодня ей было особенно отвратительно. Игорь Андреевич словно сошел с ума или делал все для того, что она сочла себя сумасшедшей.
Он ведь нашел ее утром в гостевой спальне. Зашел как ни в чем не бывало. Стащил с нее тонкое одеяло, потом простыню. Пощекотал пятки, прочно удерживая коленки сильными руками. Это чтобы она вырваться не смогла. Щекотки она не переносила до визга. Потом стащил ее брыкающуюся с кровати и поволок в их спальню, подгоняя шлепками по заднему месту.
– Ступай, ступай, беглянка. Ишь, чего удумала, сбежать от законного мужа решила, – утробно похохатывал Игорь Андреевич, наседая сзади. – Я просыпаюсь, а ее нет! С вечера устал, уснул неожиданно, а она и рада стараться, сбежала в гостевую спальню. Мерзавочка ты моя…
Ей ничего не оставалось делать, как только молчать и моргать изумленно.
Он что, и в самом деле принимает ее за круглую идиотку?! И в самом деле думает, что их с Татьяной шашни остались незамеченными? Так позаботились хотя бы о том, чтобы запереться и потом сгрести ее темные волосы с белоснежной наволочки. А то будто напоказ три длинных волоса на самом виду оставили. В них он Владу и уткнул лицом, пристраиваясь сзади.
Ее всегда мутило от их близости. Всегда хотелось вырываться, орать, царапаться и даже ругаться непотребными словами, которыми в их общежитии злоупотреблял почти каждый. Но сегодня ее мутило до непереносимости просто.
Подушка пахла дешевой косметикой прислуги. Забытые ею волосы лезли в нос, в глаза, или это ей так казалось. В какой-то момент даже почудилось, будто Татьяна подглядывает за ними через неплотно прикрытую дверь спальни. Жаль, повернуться и проверить не было возможности, потная ладонь Игоря Андреевича плотно впечатала ее голову в подушку и держала так все то время, пока длилось скотское супружеское действо.
– Все, умница, – похвалил он непонятно за что, как всегда звучно и больно пощелкав по ее голому телу. – Через десять минут будем завтракать.
Пока стояла в душе и силилась не разреветься – заплаканных глаз Игорь Андреевич не простит ей ни за что, – все думала, как она войдет сейчас в столовую и посмотрит Татьяне в глаза. Правильнее, как та посмотрит ей в глаза, переспав в открытую с хозяином и выставив свой грех законной жене на обозрение.
А нормально, между прочим, та ей в глаза посмотрела. Без подвоха и тайного удовлетворения. Прямо, открыто глянула на хозяйку и поприветствовала, чуть наклонив голову:
– Доброе утро, Владочка. Как спалось?
Влада не знала, что и думать.
Может, они тут и правда все с ума посходили? Или она?! Может, это ей привиделось?! Может, воображение разыгралось от неудобного спанья? Или психика окончательно расшаталась, раз такое привиделось?
Да нет же, нет! Она точно видела их сегодня ночью, правильнее, под утро уже. И рука Татьяны хозяйски лежала на волосатом пупке Игоря Андреевича, а щека ее плотно была прижата к его покрытому искусственным загаром боку. И волосы опять же на подушке были Татьянины. Она на прошлой неделе как раз жаловалась Владе, что новый шампунь наказание просто, волосы ползут пучками.
– Хорошо спалось, Танюша, спасибо, – пробормотала она в ответ, усаживаясь за стол.
Она надела сегодня темное платье ниже колен с глухим воротником и длинными рукавами. Его ей часто приходилось носить раньше, когда Игорь Андреевич еще только принимался за воспитательный процесс.
– Милая, что это ты как монашка сегодня вырядилась? – изумился он тут же, едва успев опустить свой зад на диван.
Влада сочла за благо промолчать. И вот тогда-то он и пристал с вопросами о ее планах на день.
– Наверное, схожу за продуктами, – уже тверже проговорила она и поймала взглядом вероломную домработницу, ища у нее тем самым поддержки.
Татьяна молча пожала плечами, буркнула что-то насчет того, что у них вроде бы все есть и в покупках нет необходимости. Но Игорь Андреевич ее не поддержал.
– Пускай купит впрок, – свеликодушничал он, глупо подмигнул своей жене и, понизив голос до интимного рокотания, пробормотал: – Прогуляется заодно и аппетит нагуляет перед супружеской ночью. Так ведь, Владимира?
Нет, определенно, сейчас в этой вот самой столовой с трехметровыми потолками, кожаным диваном и стульями, стеклянным столом и зеркальным полом что-то происходило. Что-то затевается, о чем она не имеет ни малейшего представления. Кажется…
Кажется, ей готовят западню! Ее нарочно выпроваживают из дому с намерением проследить!
Анна Ивановна, невзирая на заверения о неразглашении, видимо, все же кому-то выболтала о ее визите. И теперь за ней будет установлена самая настоящая слежка. Каждый ее шаг теперь мало что требовал постоянного отчета, теперь еще будет и полностью подконтролен.
Застрелиться можно! Взять из письменного стола Игоря Андреевича увесистый пистолет, который он прячет в потайном ящике снизу. Приставить к виску и…
– Милая, ты меня не слушаешь вовсе? – прервал он суицидальное течение ее мыслей и с силой сжал ее пальцы в своей ладони. – К вечеру будь дома. У меня сегодня на тебя планы, так и знай! Они и минувшей ночью были, но ты меня проигнорировала.
Татьяна, в этот момент сметающая крошки со стеклянной поверхности стола, даже бровью не повела. Не покраснела, не побледнела, не вздрогнула и не метнула искрометный взгляд в сторону супругов. Не выдала себя ничем, будто ничего и не было между ними этой ночью. И сегодняшней ли только? Чему всегда она смущалась, когда Игорь Андреевич нашептывал ей на ухо? Видимо, все это длится уже давно, оттого и такое самообладание.
– Хорошо, к вечеру я буду дома.
Влада готова была сейчас удавить их обоих. Только что, буквально минуту назад, мечтала о скорой смерти от огнестрела и тут же переметнула свою ненависть на этих двоих, изматывающих ей душу непонятным заговором.
– Ну все, я пошел. Влада, доедай все до крошки, не притронулась ни к чему. – Это он уже обычным тоном ей приказал, таким же, как прежде, и тут же, спохватившись, заюлил: – Хрупкая такая вся, бледненькая. Еще скажет кто-нибудь, что я тебя в черном теле держу. Все же для тебя. Кушай и не смей вставать из-за стола, пока не доешь!
Она бы и не посмела никогда. Велено – значит, велено. Ослушаться не имела права.
Игорь Андреевич выбрался из-за стола. Поправил выбившуюся из брюк рубашку, узел галстука потеребил, глянул на часы, тут же направился к двери и тут же, будто вспомнив:
– Деньги я тебе, малыш, оставил в спальне на тумбочке. Возьмешь. Или на тумбочке, или в тумбочке, что-то забыл. Найдешь, одним словом. Татьяна, проводи-ка меня.
Это было что-то новенькое. Обычно провожала к порогу его Влада. Послушно подставляла ледяную щеку для его жесткого поцелуя. Позволяла себя потискать, помять, даже если это и причиняло ей страдания. Потом вымученно улыбалась и желала всего доброго.
Сегодня утром все изменилось как-то вдруг и сразу. Ей приказано сидеть за столом и доедать почти нетронутый завтрак. Домработницу потребовали к выходу.
С каменным лицом Татьяна последовала за хозяином, проигнорировав ее невольный вопросительный взгляд.
Они вышли в холл, примыкающий к столовой, и затихли там. Не хлопала входная дверь, не возвращалась Татьяна, не видно было, как легкой походкой Игорь Андреевич идет к своей машине, которую было видно в окно с того места, где сидела Влада. Из холла раздавалось лишь какое-то шуршание, и все.
Странно все это было! Более чем странно! И Влада, не удержавшись, решила подглядеть. Приподнялась со стула и беззвучно отодвинула его подальше. Мягкие резиновые подушечки, венчающие ножки стула, позволили сделать это без особых усилий. Пол скрипеть не мог, сделан был по новейшей технологии из сверкающего монолитного кафеля. Оставалось еще незаметно выглянуть из-за притолоки и убедиться, что все страшное и непонятное – не более чем плод ее разыгравшегося воображения, ну и, быть может, беспокойной ночи.
Они целовались, боже правый!!! Игорь Андреевич с упоением целовал свою домработницу и кухарку Татьяну, с силой тиская ее крупный зад и тесно прижимая ее крепкое тело к себе. Татьяна, обвив его шею руками, которыми только что вытирала крошки перед ним со стола, самым бесстыдным образом терлась о хозяйский торс. Глаза обоих были плотно прикрыты.
Влада остолбенела просто в который раз за минувшие сутки.
Они что же… Они что же, издеваются над ней или как?! Или неопасная опасность в лице бдительного ока супруги их заводит?! А может быть, их пылкая страсть, долгое время продремав, теперь с такой силой рвется наружу, что им все равно, кто и где их застукает?!
Выскочить с гневными выкриками в холл у нее ума не хватило, как не хватило его на то, чтобы до чего-то дойти наконец. Додуматься, осмыслить, проанализировать…
«Черт знает что творится в этом доме!!! – шептала она, вернувшись за стол. – Полный бред и вакханалия!!!»
Она уже думала, что Игорь Андреевич все перепробовал, живя с ней бок о бок. Она уже думала, что все самое страшное, гадкое и отвратительное уже прожила, испила до дна. Ан нет! Новый виток, новый этап, новые методы…
– Владочка, ты больше ничего не хочешь?
Татьяна, вернувшись, как ни в чем не бывало принялась греметь посудой.
«В морду тебе дать хочу, потаскуха! – рвалось из нее наружу. – Дать в морду и тебе, и ему, как он мне давал долгих пять лет. И бежать потом от вас куда глаза глядят. Жаль, позволить себе не могу пока подобной роскоши. Жаль, что снова ждать придется!»
– Нет, спасибо, – проговорила она вместо всего того, о чем успела подумать. – Приготовь мне список того, что требуется купить. Я сейчас переоденусь, возьму деньги и пойду в магазин.
– Хорошо, – кивнула Татьяна, достала из кармана передника блокнотик и принялась деловито его перелистывать.
Влада пошла наверх, в спальню за деньгами, что оставил ей Игорь Андреевич на тумбочке. Деньги нашлись в верхнем ящике с ее стороны кровати. Достаточно крупная сумма, такой он никогда не выделял ей на день. Но не это так поразило Владу в самое сердце, а то, что рядом с пачкой незамятых купюр в ящике ее тумбочки лежал кружевной бюстгальтер черного цвета с крохотной красной розочкой по центру.
– Твой?! – прошипела она, скатившись кубарем по лестнице и швырнув его в руки Татьяне.
– Мой! А откуда он у тебя, Владочка?! – Татьяна смотрела на нее как на умалишенную, без особой нужды потряхивая предметом своего туалета.
– Это я тебя хотела бы спросить, Татьяна! – Влада впервые непозволительно повысила голос в этом доме. – Что делает твой лифчик в ящике моей тумбочки?!
– В твоей тумбочке?! – прошипела домработница, бледнея. – Не знаю! Честно, не знаю! Я искала его. Он висел в прачечной на веревке, потом пропал. Спросить я постеснялась, думаю, найдется и без того. Нашелся называется. Хорошо, что хоть Игорь Андреевич этого не видел, а то подумал бы…
– Что?! – непривычно высоким резким голосом перебила ее Влада. – Что он подумал бы?!
– Ну, я не знаю, как это называется. – Татьяна впервые за утро потупила взор. – Когда чужое нижнее белье возбуждает, что ли.
– Ах ты, дрянь!!! Да я тебе!..
И она едва не набросилась на нее с кулаками.
– Давай, давай. – Татьяна заметно струхнула, отступив в кухню, и усмехнулась без былой уверенной наглости. – У муженька своего научилась руками размахивать. Так я не ты. Я быстро тебе твои ручонки скручу. А Игорю Андреевичу я все равно расскажу, какие теперь у его жены игрушки…
Конечно, это был заговор! Она теперь все поняла, не такая уж она идиотка, каковой эти двое ее пытаются представить.
Важно установить теперь цель! Цель этого гнусного заговора, который затеяли ее муж и домработница. Одна против них двоих она выстоит. Она с ними справится. Не такая уж это великая сила – ее свихнувшийся на собственных извращениях супруг и малограмотная домработница.
Как обнаружилось чуть позже, их было вовсе не двое. У них повсюду оказались единомышленники. И ближе к вечеру Владе пришлось сделать неутешительный для самой себя вывод: если она и впрямь не сходит с ума, то вокруг нее просто кишмя кишит заговорщиками.
Во-первых, не успела она выйти из дома, как тут же обнаружила за собой слежку. И это не было начинающейся манией преследования. Ни о какой паранойе и речи быть не могло. За ней повсюду таскался какой-то тип неприметной внешности. Шла ли она в супермаркет или сворачивала к театральной афише, оглянувшись, Влада неизменно видела чуть сзади его старомодную кепку в мелкую клетку, надвинутую на глаза.
Дошло даже до того, что она почувствовала себя и впрямь одуревшей. И обратилась к киоскеру, торгующему газетами, с вопросом:
– Скажите, чуть сзади меня вы видите молодого человека в серой кепке? На нем еще ветровка должна быть в тон.
– Почему должна? Она на нем и сейчас. – Киоскер глумливо блеснул глазами, тут же погасив ухмылку в набрякших морщинах. – Ухажер?
Знать бы ей еще, кто этот безликий преследователь! И как от него скрыться!
И начался самый настоящий детектив в ее жизни. Детектив с преследованием. Она бегала с остановки на остановку, прыгала с автобуса на автобус, едва успевала пересаживаться на отъезжающий от платформы трамвай.
Ничего не помогало!
Серая кепка в мелкую клетку неотступно маячила в паре метров у нее за спиной. Помог случай. Парень неожиданно зазевался, и Влада, воспользовавшись его замешательством, поймала такси и уехала. Долго петляла по городу, останавливала машину, выходила из нее и прогуливалась вдоль кромки тротуара. И лишь когда убедилась, что парня нет, смогла вздохнуть наконец с облегчением.
Но облегчение было недолгим. Буквально через полчаса, стоило войти в супермаркет со списком, который ей всучила вероломная Татьяна, к ней прицепился новый «хвост» в лице молодой красивой девушки с гривой непослушных кудряшек. Ну хоть плачь, ей-богу, или в милицию иди! Ее что же, в самом деле хотят свести с ума?!
Девушка гарцевала за ней очень долго. Влада устала таскаться с двумя объемными пакетами по улицам, пытаясь от нее оторваться. Татьяна по доброте душевной или из каких еще соображений подлого своего характера попросила купить два пакета муки, килограмм пропаренного риса, апельсинов и двухлитровую бутылку минеральной. Покупки и без того тянули ей руки, а тут еще неожиданное преследование.
Странно, но девушка отстала от нее, стоило Владе свернуть на знакомую улицу. Она же не могла не пройти мимо любимого дома, не могла не посидеть на скамеечке и привычно завернула туда. И девушка вдруг остановилась. Влада специально оглянулась на нее. Та встала, будто наткнулась на неожиданную преграду, и не пошла дальше.
Влада обрадовалась, но, как оказалось, радость ее была недолгой. Стоило ей усесться на привычное место под деревом, стоило пристроить покупки возле ног, как дверь дома, который всегда казался ей почти необитаемым, если не считать сытого рыжего кота, распахнулась. И на крыльцо вышел молодой мужчина.
Влада растерялась не тому, что в доме обнаружился еще один неожиданный жилец, а тому, что мужчина смотрел на нее в упор и, кажется, намеревался с ней заговорить. Да, точно. Безмолвно наблюдал он за ней с минуту, не больше. Быстро сбежал по ступенькам, прошел вытоптанной в траве тропинкой до калитки, подошел к ней и…
– Здравствуйте, милая леди, – со странной печалью в голосе обратился к ней незнакомец. – Меня зовут Удальцов Евгений, я живу в этом доме. А вас, простите?
– Здравствуйте, – едва слышно ответила Влада, тут же поднялась со скамейки, похватала с земли пакеты и, пожав плечами, пробормотала: – Вы извините меня, пожалуйста, я уже ухожу. Извините!
– Да за что?
Удальцов сунул руки в карманы брюк, рассматривая женщину, из-за которой он поссорился с Леночкой и с которой, кажется, началось его освобождение. И совсем другая жизнь, кажется, у него начиналась, то есть обещала быть не такой томительной и однообразной.
Она была очень красива – эта странная незнакомка, день за днем штурмующая его усадьбу своим вниманием. Очень красива, ухожена и вполне могла бы блистать в свете, если бы не затравленный взгляд, который она старательно от него прятала, шурша огромными пакетами.
– За что я должен вас извинять? – настырно повторил Евгений, не дождавшись от нее ответа. – Мне совсем не мешает то, что вы здесь сидите.
– Правда?
Влада растерялась. Ожидала чего угодно, только не такой вот откровенной доброжелательности. Думала, он начнет скандалить и запрещать ей ходить сюда и таращиться на то, что принадлежит ему.
Он вправе был это сделать, вправе был обругать ее, и она его хорошо понимала. К тому же ее жизнь, сотканная из сплошных запретов, ни к чему другому не располагала. Но все оказалось совсем не так. Он неожиданно рассмеялся и напомнил:
– Вы так и не сказали, как вас зовут, милая леди.
– Меня? – Она все же осмелилась поднять на него глаза, засмущалась тут же и совсем как школьница промямлила: – Меня зовут Владимира. Влада…
Володькой или Владимиром еще мог иногда называть ее Игорь Андреевич. Когда приезжал изрядно навеселе после бани, ресторана или жарких объятий. Усаживался в столовой на диван, вольготно раскинув руки по спинке. И орал что есть мочи на весь дом:
– Володька, топай сюда, друг мой, пообщаемся! – И тут же мог добавить с гаденьким смешком: – Ну и имечко тебе родители дали, упокой господи их грешные души! Нет бы Таней или Маней, а то Владимира! Такой красивой породистой бабе совершенно не подходит такое мужское имя. Владимир, топай сюда!..
Удальцову Евгению ее имя с чего-то не показалось мужским и даже понравилось. И он повторил его несколько раз, словно пробуя на вкус и смакуя. А потом завершил именной речитатив вердиктом:
– Очень красивое имя у вас, Владимира. Очень! И подходит вам. Вы будто княгиня, честное слово!
Ага, княгиня, кто же еще! Влада разозлилась. Княгиня, которую почем зря лупит благоверный, изменяет ей с крепостными и теперь вот задумал очередную подлость, понять которую она не в силах. У нее просто рассудок мутится от его порочных замыслов!
Удальцов, не дождавшись никакой реакции на похвалу, расстроился. Она сейчас возьмет и уйдет. Уйдет, ссутулившись, обвешанная пакетами. А он даже пойти следом не посмеет, слишком уж она выглядит испуганной. И ведь жутко не хотелось, чтобы она уходила. И тогда он решился.
– Знаете, Влада, мне очень нужно с вами поговорить.
Предупредить-то ее стоило обязательно. Неизвестно, что на уме у взбалмошной Леночки. Она звонила ему уже трижды и все грозила и грозила, грозила и грозила.
И что не пустит этого дела на самотек, пусть он даже и не надеется. Что обязательно отомстит им обоим. И что счастья ему без нее – Леночки – не видать уже никогда. И сама ведь не понимала, дурочка, что для него уже счастье не видеть ее день за днем рядом с собой. Не видеть, не вспоминать, не терзаться виной и не клясть себя за то, что не смог выстоять перед ее страстной порочной красотой, предав Эллу.
– Со мной?! О чем?!
Ну вот, она снова напугалась. А он совершенно не хотел этого. Хотел просто поговорить, послушать ее голос и узнать хотел, умеет ли она улыбаться – эта красивая печальная женщина с таким величественным, шикарным именем.
– Послушайте, вы очень спешите?
Удальцов потянулся к ее пакетам, но она тут же отпрянула, пытаясь спрятать свою объемную ручную кладь за спиной.
– Простите, – пробормотал он, не зная, как быть. – Я просто хотел пригласить вас в дом выпить чаю или кофе, вы что больше любите?
Она?! Любит?! Да она и не знает теперь уже вовсе, что именно она любит! То, что приказано бывало, то и пила. Раньше, давным-давно, когда еще жила с бабушкой в общежитии, то очень любила клюквенный кисель и какао еще любила. Оно так благодатно пахло шоколадом, которого в ее детстве не случалось вдосталь. Так было вкусно с мягкой теплой булкой, которую бабушка всегда приберегала для нее, покупая возле булочной прямо с лотка…
Игорь Андреевич эти ее пристрастия безжалостно высмеял уже через неделю их совместной жизни. Татьяна его иронию приняла за директиву, и запасы какао в их доме почти никогда не пополнялись.
– Так что? – Удальцов решил не сдаваться и затащить всеми правдами и неправдами незнакомку в свой дом.
– Я не знаю. – И она вдруг решилась и спросила, подумав, что, если и он ее высмеять посмеет, она тут же повернется и уйдет и не придет к этому дому уже никогда: – А… А какао у вас в доме имеется?
– Найдем! Целая банка растворимого какао. Признаюсь вам по секрету, я ведь тоже люблю эту дрянь. Предупреждают, что калорийная и все такое, а я люблю. Так что? Идем?
– Если вы настаиваете.
Она не знала, что и делать. С одной стороны, идти в дом к незнакомому человеку очень опасно и непривычно не только для нее, но и вообще. А с другой – дом-то стал ей почти родным, она каждую трещину в оштукатуренных углах успела изучить за это время. И чего уж греха таить, не раз мечтала оказаться за его порогом и посмотреть, так ли там вольготно, как снаружи.
Да и домой возвращаться так рано очень уж не хотелось. Там подлая Татьяна, которая спит на ее месте в ее кровати слева от ее мужа и целуется потом с ним в их холле, провожая его на службу. Влада даже не могла себе представить, о чем теперь сможет с ней говорить после всего, что увидела. А тут еще эта идиотская история с ее нижним бельем.
– Я настаиваю. Меня не стоит бояться, я не опасен, поверьте, – улыбнулся Удальцов и полез к ней за спину. – И отдайте, наконец, мне свои пакеты. Они же тяжелые! Следуйте за мной, прекрасная Владимира. Мы станем с вами пить горячий шоколад, заедать его хрустящим печеньем и разговаривать. Вы ничего не имеете против хрустящего печенья?
Она?! Против?! Да она обожала любое печенье, кажется. Но по заведенным Игорем Андреевичем правилам могла взять с плетеной тарелочки лишь штучку и кусать от него осторожно, чтобы не уронить крошку на стол и не дай бог не оставить следы на губах.
В доме Удальцова все показалось ей очень необычным. Это был старый дом, когда-то, видимо, принадлежащий кому-то еще. Широкие доски пола покрывал толстый слой старой краски. Стены большой комнаты, куда он ее проводил, были побелены в нежный липовый цвет. На полу домотканые половички. У них с бабушкой тоже одно время были такие. Потом бабушка сменила их на ковровые дорожки ядовито-пурпурного цвета с широкой зеленой полосой по краю.
По стенам у Удальцова в доме было развешано множество фотографий в старомодных рамках. Был еще и громадный фикус в кадке возле окна, на котором и теперь возлежал полюбившийся ей рыжий кот. Широкий угловой диван с дорогой обивкой как-то не очень вязался со всем этим. И компьютер еще на огромном столе вдоль самой большой стены. И спортивный тренажер чуть слева.
– Это дом моих родителей, – пояснил Удальцов, пристраивая пакеты с ее покупками возле кадки с фикусом. – Там нет ничего такого, чтобы Рыжему понравилось, нет? А то мы пока за разговорами, а он станет пакеты трясти… Я здесь временно поселился. Дом долгое время стоял пустым. А сейчас в моей квартире ремонт, вот мне и пришлось сюда переехать.
Он вполне мог бы себе позволить гостиницу на это время или съемную квартиру. Не захотел. Чужие казенные стены непременно выели бы ему нутро, и давили бы на него, и заставляли бы маяться и тосковать. Да и не любил он временных жилищ, всю свою жизнь стремясь к постоянству. Жаль, что так и не получилось…
– А потом что? – Влада присела на краешек дивана, позволив Удальцову забрать у нее плащ.
– А что потом? – не понял он, остановившись в дверях.
– А потом вы забросите этот дом?!
– Ну, почему сразу заброшу! Просто перееду, и все.
– А дом?
– А дом стану навещать. Да и вы не обходите его стороной, присмотрите. – Поняв по ее неожиданному румянцу, что сморозил что-то не то, Удальцов поспешил с плащом в прихожую. – Вот май нынче какой суровый, да? Уже листья на деревьях, трава бушует, а холодно. Из плащей и курток, видимо, до июля не вылезем…
Нет, Ленка была тысячу раз не права, сочтя, что эта женщина напоминает ему покойную Эллу. Нисколько она ее ему не напоминала. Элла была очень жизнерадостна и открыта. Правда, до тех пор, пока он не отравил ей все своей подлостью. Тогда она и стала угрюмой, унылой и неулыбчивой. И всякий раз при встрече смотрела как-то так… Со значением, наверное. Он же не мог предположить тогда, что она задумает так страшно расправиться со своей жизнью.
Он очень сноровисто приготовил им по огромной чашке огненного густого шоколадного напитка. Поставил чашки на поднос, пристроил большую жестяную коробку с печеньем и пошел к ней в комнату.
Влада все так же сидела на краешке дивана, с напряженным вниманием рассматривая портреты на стенах.
Куда же поднос пристроить? Удальцов растерянно остановился, озираясь по сторонам. Стола, кроме того, за которым он работал, больше не было. Не на диван же было ставить угощение, хотя почему бы и нет?
– Вы не против? – Он поставил поднос прямо на диван, протянул ей чашку и тут же распахнул крышку жестяной коробки. – Давайте выпьем за наше знакомство, Владимира. Уж извините за то, что приходится угощать вас на диване.
– Все нормально, – проговорила она с улыбкой, обхватила большую чашку обеими ладонями, поднесла ко рту, тихонько вдыхая неповторимый сладкий аромат шоколада, и повторила снова: – Все нормально.
Она устала есть за столом, постоянно следя за своей осанкой. Она забыла, как это – завтракать на траве после удачной утренней рыбалки, когда кажется вкусным все, включая горбушку подсохшего хлеба. И, если честно, все происходящее – неожиданное знакомство, какао с печеньем, да еще на диване – казалось ей крохотным таким, но бунтом. Пускай даже Игорю Андреевичу не будет никогда об этом известно, но она осмелилась все же взбунтоваться. Осмелилась сделать ему наперекор. И ей это очень понравилось!
– Очень вкусно. – Влада зажмурилась от удовольствия. – Очень вкусно! И какао, и печенье, а можно мне еще одно взять?
– Да бога ради! – Удальцов рассмеялся. – Мы вправе с вами уничтожить все запасы печенья в этом доме, раз нам так хочется.
Ей хотелось, еще как! Печенье просто таяло во рту, быстро растворяясь на языке миндальным вкусом. Она такого, кажется, тысячу лет не ела. Все в их доме должно было быть низкокалорийным, с непременным заменителем сахара, в строго ограниченных количествах. А здесь…
Да, она не ошиблась. В доме было так же вольготно, как и за его пределами – от крыльца до изгороди. И дышалось, и думалось так же. Никто не мог окрикнуть ее строгим голосом со спины. Ударить между лопаток, высмеять и поставить на вид ее недостойное поведение. И Удальцов этот показался ей достаточно симпатичным парнем, с очень добрыми глазами и милой улыбкой, не сходившей с его лица. Ее обычная скованность – вечный спутник ее последних лет, – будто подтаяв от горячего шоколада с миндальным печеньем, начала понемногу отпускать, и Влада несколько раз позволила себе непозволительно громко рассмеяться его шуткам.
Они сидели и болтали ни о чем. Про погоду, преподносившую этой весной сюрприз за сюрпризом. Про продавщиц в магазине, который она только что покинула. Оказалось, что им нравятся одни и те же девчонки в форменных платьицах, а охранник на выходе что у нее, что у него постоянно досматривал сумки. Потом еще что-то про летний отдых, Удальцов планировал его провести в российской глубинке, устав от удушливо-влажной экзотики. И про рыбалку еще, вот! Он рассказывал о своих удачах. Она вспоминала о своих, хотя этим воспоминаниям было уже что-то около десяти лет. Со школы никуда на берег не выезжала.
Время неслось, перепрыгивало все допустимые барьеры, отпущенные им для какого-то важного разговора. Она даже не знала, какого именно. А может, это было предлогом всего лишь. Предлогом для знакомства, предлогом для такой вот чудесной болтовни?
Нет, оказалось, что нет. И стоило ей ему об этом напомнить, Удальцов моментально нахмурился.
– Разговор и в самом деле есть, Влада. И не разговор даже, а небольшое предостережение.
– Да? А в чем дело?
Она с сожалением поставила давно опустевшую чашку на поднос, осмотрела колени. Удивительно, ни единой крошки не обронила на подол. То-то бы Игорь Андреевич удивился или снова приписал бы это своим достоинствам. Мол, не пряником, так кнутом вытравил из нее холопские замашки.
– Я поссорился со своей девушкой. Мы какое-то время жили с ней вместе, а теперь решили расстаться.
Черт! Что он несет?! Он городит непонятно что и снова пугает ее. Потеплевший было взгляд снова подернулся непроницаемой дымкой. Спина напряглась, а пальцы сцепились в замок на коленях. Надо было как-то не так начинать. Как-то иначе. Но как?! Знать бы! Знать бы, как уберечь эту славную женщину от Леночки!
– Да, и что?
Влада впервые посмотрела на часы. До возвращения Игоря Андреевича оставалось совсем немного времени. Странно, что она только теперь подумала об этом. Пора было уходить, явно пора. Но требовалось выслушать Удальцова, раз он готовился к этому разговору.
Понять, куда тот клонит, было сложно. Мог вот взять сейчас и все испортить какой-нибудь гадостью, типа, что она прекрасная кандидатура на замену его девушке.
– И как-то так получилось, что разругались мы с ней из-за вас, Владимира, – бухнул Удальцов.
Ну не знал он, как можно плавно перейти к тому, что его тревожило. Элла еще говорила, что он будто слон в посудной лавке, когда дело доходит до выяснения, объяснения и до точек над всеми «i». Не мог он подготавливать слушателя, не мог поймать момента и сыграть на опережение. А ведь ей это наверняка не нравится.
Владе это очень не понравилось.
С чего это ее избрали камнем преткновения, спрашивается?! Разве она хоть чем-то, хоть как-то пыталась ввязываться в их личную жизнь?!
– Нет, поймите меня правильно! Я ничуть вас не обвиняю. Я предостерегаю!
Он схватил ее за руку, пытаясь остановить, и снова сделал это непозволительно грубо, и снова перепугал ее. Руку она отдернула и быстро встала с дивана. И тут же потянулась за пакетами под фикусом.
– Извините меня, бога ради!!! – простонал Удальцов. – Я все не так делаю! Не так все объясняю! Просто Ленка – она… Она сумасшедшая просто в ревности!
– В ревности?! – Влада растерянно заморгала. – А с чего бы это ей ревновать?! Да еще ко мне?!
– Она ревнует постоянно. Ревновала, правильнее. – Он даже не осмелился встать за ней следом, еще чего доброго побежит из его дома, перепугавшись. – Мы же расстались, если вы помните. И когда она уходила, она угрожала!