Галина Романова
Девушка с секретом
– Нда-а-а, – протянул опер неопределенно, качнувшись на каблуках высоких сапог, и вдруг ни с того ни с сего брякнул: – Соседка не обижает?
– Чего? – опешила от неожиданности Женька, недоумевая – почему это вдруг его заинтересовали их взаимоотношения.
– Соседка, говорю, не обижает? – терпеливо, что само по себе тоже было невероятным, повторил опер.
– Не-е-ет, – замотала девушка головой. – Все нормально…
– Жалоб никаких нет?
– Все нормально, – тупо повторила Женька и едва не заскулила, сообразив, что самые главные вопросы он оставил «на потом». – Все нормально, Иван Сергеевич… Ой! Простите, товарищ майор, то есть гражданин…
– Да, ладно тебе, не части. Можешь по отчеству, я в принципе не против. – Опер еще раз качнулся на каблуках и, подойдя поближе, приподнял лицо Женьки кончиком резиновой дубинки. – Ты ведь неплохая девушка… Похудела очень, но это поправимо…
Судорожно сглатывая, боясь поднять глаза, Женька лихорадочно перебирала в уме все события за последние несколько недель, но, так и не отыскав в них ничего, способного привлечь внимание высокого начальства, спросила:
– Иван Сергеевич, вы что-то хотите мне сообщить?
– Может быть, – хитро улыбнулся он, немного склонив голову набок.
– Для меня есть новости с воли? – загорелись надеждой ее глаза.
– А что тебе воля? – убирая дубинку и присаживаясь рядом с девушкой, протянул опер. – Кто тебя там ждет? А тут…
– Что?
– Ты можешь жить, как королева…
– Как это? – спросила Евгения, понемногу начиная понимать, куда клонит опер. Разговоры о том, что Иван Сергеевич поставляет девочек любителям экстравагантных развлечений, доходили и в их камеру. Но то, что выбор пал именно на нее, приводило в изумление. – Я не совсем вас понимаю…
– Буду с тобой предельно откровенен, – приветливо улыбнулся ей Иван Сергеевич. – Есть один человек, который желает купить твою девственность… Ведь ты же девушка, я не ошибаюсь?
– Да, – машинально ответила Женька и тут же покраснела до корней волос. – Но я не…
– Подожди, – перебил он ее, вытягивая вперед руку. – Я не спрашиваю, согласна ли ты… Участь твоя в любом случае предрешена. И я не собираюсь из-за твоих дурацких капризов лишаться приличных денег. Вопрос в другом – что ты из этого извлечешь для себя?
– Я не могу! – закричала Женька, вскакивая на ноги. – Вы не понимаете!..
– Нет, это ты не понимаешь, – зло зашипел Иван Сергеевич, грубо хватая ее за руку и усаживая на место. – Здесь я – царь и бог. И если я скажу тебе – лизать мои сапоги, ты будешь их лизать. И если я говорю, что ты подаришь право первой ночи одному моему хорошему знакомому, то так и будет…
– Право первой ночи?! – выдохнула девушка. – А что потом?! Потом будет вторая и третья?!
– Ну, говорить об этом пока еще рано, – хлопнул себя по ляжкам опер. – Для этого тебя нужно будет немного подкормить.
– Нет, нет… – исступленно забормотала Женька, отчаянно тряся головой. – Будет суд, меня оправдают, вы не сможете ничего со мной сделать…
– А вот это ты зря, – хищно оскалился Иван Сергеевич. – Я могу все!..
Убедиться в справедливости его слов ей пришлось на следующий же день…
Женщина спала…
Дыхание ее, поначалу ровное и спокойное, начало сбиваться, вырываясь из груди громкими всхлипываниями.
– Нет! Не надо! – отчетливо послышалось в полумраке спальни. – Не трожь меня! Я не хочу это делать! Прошу тебя – я боюсь!..
Длинные тонкие пальцы принялись судорожно комкать край простыни.
– Не-ет! Ненавижу! – уже задыхаясь, прошептала женщина.
Тело ее свела страшная судорога, и она с громким криком вскочила.
– Опять! – сквозь слезы еле слышно выдохнула женщина. – Боже мой! Сколько можно?! Я больше не хочу!
Высоко подтянув колени и уложив на них подбородок, она обвела безумным взглядом комнату и… разрыдалась.
Маленький фарфоровый слоник, уютно расположившийся на прикроватном столике, казалось, укоризненно покачивает головой.
Понемногу рыдания начали стихать, обрывочные сновидения, мучившие несколько последних лет, стали тускнеть, и женщина вновь улеглась на подушку со словами:
– Завтра! Завтра я справлюсь с этим!..
Холодные струи душа скользили по молодому крепкому телу. О том, что было ночью, свидетельствовали лишь темные круги под глазами да пара сломанных ногтей. Аккуратно подровняв их пилочкой и мурлыча себе под нос прилипчивую песенку, услышанную недавно по радио, женщина принялась за макияж. Сегодня он должен быть особенно тщательным.
Когда с этим было покончено, она встала на табуретку и достала с верхней полки шкафа небольшую картонную коробку.
– Какой я буду сегодня? – игриво задала она вопрос и тут же сама себе ответила: – Сегодня я буду рыжей, до одури вызывающей рыжей сукой. Ха-ха!..
Немного покопавшись в коробке, она достала один из париков, который еще ни разу не надевала, и, примерив его, осталась вполне довольной.
Час спустя из подъезда дома вышла высокая статная девушка. В темных очках, с непослушной огненной шевелюрой, кое-как перехваченной косынкой, в тон волосам расчерченной яркими полосами.
– До центра не подбросите? – спросила она молодого парня, копающегося в багажнике темно-вишневой «девятки».
– А чего не подбросить? – скользнул тот по ней оценивающим взглядом. – Мне тоже туда нужно… Может, нам в одно и то же место?
– Может быть, – загадочно блеснула она глазами, приподняв немного очки.
Нужным местом оказался полупустой холодный бар в одной из дешевых гостиниц. Молодые люди вошли туда с намерением немного выпить и попутно немного согреться.
– Ты пойми, Наташка! – бормотал слегка захмелевший парень. – Я люблю свою жену, но иногда хочется чего-то такого… Понимаешь?..
– Конечно, – улыбалась девушка, незаметно переставляя оголенную коленку под столом. – Обыденность, каждодневная рутина – разве можно это выдержать!..
– Нет, ну ты молодец! – восхищенно выдохнул парень, пристраивая поудобнее потную ладонь на ее ноге. – Все понимаешь! Не то что моя Надька! То она устала, то голова болит!.. Слушай, Наташка, поехали ко мне.
– А как же твоя жена? – Наташа подняла бокал и взглядом предложила присоединиться к ней.
– Нет, ты не так поняла, – торопливо забормотал парень, отхлебнув чуть-чуть. – У меня дача в сорока километрах отсюда. Сейчас по Кольцевой, и через пятнадцать минут там… Как ты, а?!
Наталья промокнула салфеткой ярко накрашенные губы, стряхнула со своей ноги начинавшую надоедать руку вошедшего в раж спутника и, грациозно потянувшись, еле слышно произнесла:
– Поехали, только смотри не пожалей потом…
– Да ты че?! – засеменил он за ней к выходу. – Кто же о таком жалеет? Хочу взрыва, понимаешь?!
– Чего-чего, а этого я тебе выдам сполна! – хохотнула Наталья, открывая заднюю дверцу машины. – Я поеду здесь. Не хватало еще мне попасться на глаза твоим знакомым.
Машина резко рванула с места, до смерти перепугав старушку, осторожно бредущую по тротуару.
– Несутся как угорелые, прости господи! – суеверно перекрестилась она и плюнула вслед отъезжающим. – Вроде на тот свет не поспевают…
– Каменихина, на выход! – рявкнула Люська, возникая в проеме двери и позванивая связкой ключей. – На прогулку.
Бросив взгляд на окошко, Женька молча пожала плечами, но возражать поостереглась. Каково же было ее удивление, когда Люська-Слякоть сама, выводя ее под промозглую сырость, сеявшую из зарешеченных проемов в крыше, поежилась со словами:
– Не пойму, какого черта велели тебя вытащить под дождь? Ладно, начальству виднее. Гуляй…
Девушка сложила руки за спиной и принялась маршировать, сосредоточив все свое внимание на сухих участках бетонного пола. Но насладиться одиночеством ей не дали. Металлическая дверь громко лязгнула, впуская одну за другой сразу четверых женщин, одна из которых была Женьке уже знакома по последней встрече в бане.
– О! – загорлопанила она с порога. – Кого я вижу! Какие люди!
Строго следуя наказам бабы Маши, Женька стиснула зубы и продолжила неторопливо шагать вдоль дальней стены прогулочного отсека.
– Верка! – гыкнула беззубая товарка. – Она тебя не уважает! Надо бы наказать!
– За этим дело не станет, – процедила сквозь зубы Верка и прямиком направилась к окаменевшей от дурного предчувствия девушке. – Таська, стань у глазка.
Маленькая юркая бабенка застыла у двери, две другие подперли шероховатые стены, сложив руки на груди и скабрезно улыбаясь в предвкушении зрелища.
– Раздевайся, сука! – зло прошипела Верка и рванула Женьку за ворот рабочей куртки. – Хочу посмотреть на тебя…
– Не буду! – упрямо вскинула девушка подбородок. – Тебе нужно, сама и раздевай!..
Последние ее слова явились сигналом к действию. Вся свара с громким гиканьем накинулась на Женьку, срывая с нее ветхую тюремную одежонку и царапая в кровь ее лицо и тело.
– Сволочи, сволочи! – отбивалась она как могла, задыхаясь от отчаяния. – Отстаньте от меня!..
Результат этой потасовки мог стать самым плачевным, не явись в этот самый момент Люська. Подобно скале, она нависла над кучей женских тел и поочередно принялась отшвыривать их, как котят, попутно приговаривая:
– Ишь, стервы, накинулись… Вам что было сказано – поучить девку уму-разуму, а вы?.. Ишь, физиономию как располосовали… А ты тоже хороша, от кого рыло воротишь?..
Вытирая дрожащими руками разбитый нос, Женька похватала с пола все, что осталось от ее одежды, и, прижимая тряпки к груди, еле слышно выдохнула:
– За что?! Что вам всем от меня надо?!
Люська вполголоса чертыхнулась и принялась здоровенными ручищами натягивать на девушку уцелевшие в этой потасовке брюки, остальное же представляло собой неопределенного цвета лохмотья.
– А вы что здесь? – сурово сведя брови, оглянулась она на женщин, кучкой сбившихся в уголке. – Брысь отсюда!!!
Повторять дважды не было необходимости. Дверь приоткрылась, и уголовницы быстренько ретировались.
– Ладно, вроде все… – старательно пряча глаза, недовольно буркнула Люська. – Пошли. А впредь будь умнее…
– Но я не могу!!! – хрипло прошептала Женька. – Понимаете! Не могу!!!
– А чего тут уметь-то? – одарила ее Слякость тяжелым взглядом. – Давно пора понять – здесь он – хозяин. И все будет так, как он захочет… Ну, все в порядке?
Женька молча кивнула головой и, еле перебирая ногами, двинулась следом за Люськой. Всю дорогу та упорно хранила молчание. Лишь у самого порога, тяжело вздохнув, легонько тронула девушку за плечо:
– Слушай, Дошлая, что я тебе скажу.
Женька насторожилась и, опасливо оглянувшись, подняла на Люську потухшие глаза.
– Кум должен к тебе прийти сегодня вечером. Ты молчи и на все соглашайся. Поняла? – предрекая ее немой протест, Люська поднесла к носу девушки крепко сжатый кулак. – Хочешь жить – молчи… Он тебя такую все равно ни под кого не сунет. Для начала откормить надо. А там видно будет…
– А чего видно-то? – еле выдавила из себя Женька.
– Поживем – увидим, – философски изрекла Люська и, заметив конвоира, вывернувшего из-за угла, грубо втолкнула девушку в камеру.
– Наташка! – задыхаясь, бормотал парень, торопливо освобождая молодую женщину от одежды. – У тебя фигура – класс! Ты не напрягайся!
– Да что ты, милый, – проворковала Наталья, перешагивая через узкую полоску кружевных трусиков. – С чего бы мне напрягаться? Слушай! У меня возникла одна идея!
Парень с трудом оторвался от ее прелестей и с недоумением уставился в лихорадочно блестевшие глаза гостьи.
– Что за идея?.. – спросил он недовольно.
– Ты фильм «Основной инстинкт» смотрел? Ну с Шарон Стоун в главной роли?
– Некогда мне фильмы смотреть, я деньги делаю, – облизнув пересохшие от вожделения губы, тот вновь потянулся к телу женщины. – Иди сюда…
– Подожди, – Наталья капризно надула губы. – Ты взрыва хотел или совокупления?!
– Ну, хотел… – замямлил парень, разочарованный неожиданной задержкой. – Давай, только быстрее…
– Пять секунд, – игриво ткнула она его пальчиком в напряженное место. – А у тебя есть шелковый шарф? Нет? А вообще-то сгодится и мой платок…
С этими словами она повалила ничего не понимающего любителя «взрывов» на кровать. Отвлекая его внимание изощренными ласками, гостья ловко привязала запястья парня яркой шелковой косынкой к ее металлической спинке.
– Ты смотри, – задыхалась она от возбуждения. – У тебя кровать словно предназначена для этого… Тебе хорошо, красавчик?
Ответом был глухой стон, больше похожий на рычание. Мускулистое тело парня напряглось. Капли пота, выступившие на глянцевой коже, отражали мерцающий свет дюжины свечей, которые они, дурачась, зажгли перед этим.
Удовлетворенно улыбнувшись одной ей ведомым мыслям, Наталья опустилась на него сверху и принялась ритмично двигаться в задаваемом ею темпе.
– О! Да!!! – хрипло выдыхал он раз за разом, с вожделением вглядываясь в ожившие груди всадницы. – Хорошо!!!
– Я знаю, дорогой, я знаю… – Неприятная улыбка исказила ее красивые пухлые губы. – Вам всегда бывает хорошо… И вам плевать, каково бывает мне…
Движения ее стали более резкими. Дрожащим от напряжения голосом она выкрикивала грязные ругательства, подстегивая себя на все более и более откровенные ласки.
– Я вижу, тебе не совсем нравится? – сдула она с глаз намокшую прядь волос. – Тебе чего-то не хватает?
– Нет! Нет! Не останавливайся! – Парень приподнял голову и с удивлением, граничащим с испугом, уставился на Наталью. – Что с тобой?!
Ее действительно трудно было узнать. Грим поплыл, оставляя грязные дорожки на щеках, парик съехал набок, злобная гримаса отвращения судорогой пробегала по ее лицу.
– Ты зря не смотрел этот фильм… – прорычала она, уловив его напряженное внимание.
– Эй! Наталья, подожди! – заметался парень, заметив в руках молодой женщины нож с длинным обоюдоострым лезвием. – Отвяжи меня!!! Сука-а-а!!!
Тело его забилось в конвульсиях под ударами, напоминая огромную рыбину, попавшую в сети. Удары ножом наносились молниеносно, с определенной последовательностью. Когда же последняя судорога, волной пробежав по мышцам, остановилась в скрюченных пальцах, молодая женщина с протяжным стоном слезла с кровати. Негромко напевая себе под нос, она пошла в ванную.
Лихорадочно намыливаясь дорогим душистым мылом, Наталья не уставала подбадривать себя:
– Ты умница! Ты все сделала правильно! Никто не виноват! Они все должны быть наказаны! Сейчас ты пойдешь, все приберешь и поедешь домой…
Десять минут спустя придирчиво осмотрев комнату и не обнаружив никаких следов своего пребывания, она подошла к окровавленному ложу и виновато пробормотала:
– Ты уж прости меня… Мне очень понравился именно этот фильм!.. И в конце концов, я не виновата, что ты его не смотрел!..
– Э-эх, голуба! – мягко прошелестела баба Маша, присаживаясь у Женьки в ногах. – Гибче надо быть, гибче! А ты чего удумала – против власти идти! Сломают враз, а то еще чего похуже…
Она подперла сухоньким кулачком острый подбородок и надолго замолчала. Глядя невидящими глазами в растрескавшийся потолок, Женька неожиданно для самой себя произнесла:
– Я ведь не всегда была такой. Я могла за себя постоять! Меня многие детдомовские мальчишки побаивались, не то что девчонки.
– Иди ты?! – очнулась соседка от раздумий и недоуменно уставилась на девушку. – В жисть не поверю! Ты же рыба рыбой. Как привезли тебя сюда, так я сразу тебя и определила…
– Люди часто ошибаются, – перебила ее Женька, приподнимаясь на локте. – Я в детдоме тоже ходила во сне. Меня там и били первое время, и унижали. Больше, конечно, доставалось от воспитателей, но и детишки не отставали. Приходилось как-то приноравливаться и выживать.
– А как же наказывали воспитатели?
– Каждый по-разному. Один любил меня ставить на горох коленками, чтобы не пугала его среди ночи, а другая…
Женька прищурила глаза, вспоминая маленькую, пухленькую, как сдобная булочка, воспитательницу. Та, обнаружив утром вымокшего ребенка на полу в ванной, любила стегать ее толстыми пальчиками по щекам, приговаривая: «Ты у меня будешь спать, как все нормальные дети! Я заставлю тебя быть человеком!»
Лариска…
О ней Женька не могла вспоминать без содрогания. Ей не нужно было спрашивать – кто вымазал ее тетради чернилами. Она доподлинно знала автора многочисленных доносов учителям. Лариска – а это именно она была виновницей всех ее неприятностей – изводила Женьку. День за днем, час за часом. Она не упускала ни малейшей возможности в удобный момент подставить ей ножку. Ее неприязнь с годами лишь крепла, незаметно перерастая в ненависть. Женька, чьи помыслы были чисты и наивны, никак не могла понять природу этого чувства. В конце концов, смирившись, она списала эту ненависть на Ларискино сиротство и перестала обращать на нее внимание. «С годами это пройдет!» – думалось ей. Но, встретив ее однажды в городском парке, где Женька прогуливалась под руку с Антоном, она поняла, что ошиблась. Взгляд, которым та ее удостоила, был красноречивее всяких слов…
– И что – заставила? – отвлекла ее баба Маша от неприятных воспоминаний.
– Заставила… – усмехнулась девушка, вновь падая на подушку. – Терпение – вот чему я там научилась. Они вынудили меня спрятаться глубоко внутри. Я делала все, что они хотели, выполняла все, что от меня требовали, но это была не я, а кто-то другой. Собой я была лишь то недолгое время, которое прожила в доме Антона. Я радовалась каждому дню. И просто излучала нежность и доброту. Я была готова любить всех! И видит бог, мне это нравилось! Когда же случилось несчастье, то я умерла вместе с ним. Меня не стало совсем… Сейчас у меня в груди нет сердца, там пустота… Понимаете?
– Чего же тут не понять? – прошамкала беззубым ртом старая женщина.
– А я этого не хочу! Не хочу! Я хочу быть настоящей!
– Э-э-х, голуба! – соседка обреченно махнула рукой. – Здесь выбирать не приходится. Здесь или – ты, или – тебя…
– Но она ужасна!!! – вскинулась Женька. – Та, другая я. Она равнодушная – нет! – бездушная!..
– А мне такая больше нравится, – хихикнула баба Маша. – Что проку от той, другой? Одни слюни да слезы, тьфу…
Она еще что-то бормотнула себе под нос, и через минуту ее храп сотряс стены камеры.
Надземный переход прозрачным туннелем навис над трассой, гостеприимно приглашая зазевавшихся путников воспользоваться его услугами.
– Черт! Опаздываю! – Андрей летел через две ступеньки, то и дело поглядывая на часы.
Эта его рассеянность и послужила поводом к неприятностям – сильно задев плечом хорошенькую блондиночку, он отбросил ее к бетонной стене.
– Ох! Простите ради бога! – залепетал Андрей, прижимая руку к сердцу. – Ужасно спешу. Загляделся на часы. Простите еще раз.
– Хорошенькое дело! – нараспев произнесла девушка, потирая ушибленное плечо. – А это что такое?!
Андрей проследил за ее взглядом и обреченно вздохнул – в гости он уже не успевал. Блондинка полными слез глазами смотрела на свое левое запястье, которое еще минуту назад украшали милые золотые часики. Сейчас они являли собой поблескивающий хаос из битых стеклышек и покореженного циферблата.
– Я не хотел, поверьте, – устало обронил Андрей и сделал шаг по направлению к незнакомке. – Если потребуется, я куплю вам новые.
– Еще как потребуется, – всхлипнула она, прикладывая белоснежный платочек к аккуратно подведенным глазам. – Это подарок папы. Мне они ужасно не нравились, но я все равно носила их из уважения к нему. Надеюсь, вы понимаете? А что он скажет теперь?
– А что он скажет? – тупо переспросил Андрей, пытаясь уловить ход мыслей разобиженной блондинки.
– Что, что… – неожиданно зло прошипела она. – Он скажет, что я специально это сделала…
– А-а-а, – понимающе протянул Андрей, так ничего и не поняв. – Ну, если возникнет такая необходимость, я могу подтвердить вашу, так сказать, невиновность.
– Еще как возникнет! – округлила она глаза. – Вы должны сейчас же пойти со мной и все ему рассказать! Идемте…
Следуя за незнакомкой по переходу, Андрей удивлялся превратностям судьбы и напористости некоторых женщин.
Вот он, молодой преуспевающий сотрудник известной фирмы, вместо того чтобы открывать сейчас шампанское и произносить тост за успешное завершение выгодной сделки, идет куда-то в ночь непонятно зачем и еще чувствует себя при этом ужасным негодяем. А виной всему было воспитание, которое заложила в него мама, любящая повторять: «Сынок, женщина всегда права! А если женщина не права – попроси у нее прощения!»
– Так прощения я попросил! – пробормотал Андрей, с тоской глядя на белокурые пряди, колыхающиеся перед глазами. – Но это ничего не изменило.
Словно почувствовав его взгляд, незнакомка оглянулась и, прищурившись, спросила:
– А вы не передумали? Вы действительно хотите мне помочь?
– Ну разумеется, – молодой человек попытался улыбнуться. – А вы живете далеко отсюда?
– Нет, здесь рядом. Для того чтобы все исправить, нам не придется далеко идти!..
Если и возникли у Андрея подозрения по поводу двусмысленности ее ответа, то они пронеслись в мозгу и залегли глубоко в подсознании, так и не просигналив ему о надвигающейся опасности…
– Ну, что скажешь, Каменихина? – опер сидел, навалившись на стол, и мрачно поглядывал на Женьку из-под сведенных смоляных бровей. – Подумала?
– Подумала, – еле слышно произнесла она в ответ, переступая с ноги на ногу.
– И?.. – он встал и прошелся вдоль стола, поигрывая резиновой дубинкой. – Что надумала?
– А что прикажете! – Неожиданно для самой себя девушка приподняла подбородок и с вызовом посмотрела в наглые черные глаза опера.
– Вот это молодец! – крякнул он от неожиданности. – С сегодняшнего дня и начнем…
– Что?! Что начнем?! – робко улыбнувшись, Женька перефразировала вопрос. – Я хотела сказать – с чего начнем?
Иван Сергеевич оживился и, усадив ее на стул, принялся инструктировать. Детали пока не обсуждались. Все, что от нее требовалось, так это усиленно питаться, о чем он уже распорядился. Больше бывать на свежем воздухе и больше отдыхать.
– Через месяц, максимум через два, ты должна быть у меня, как ягодка, – шлепнул ее опер пониже спины, провожая к двери. – А то что это – одни кости. С завтрашнего дня у тебя начнется другая жизнь…
Другая жизнь началась с того, что, выведя ее на прогулку, Серега-Мопс, попридержав дверь, кому-то гаркнул:
– Быстрее у меня там!
Каково же было удивление Женьки, когда она увидела вездесущую Верку, толкающую перед собой тележку на колесиках, прикрытую чистой салфеткой.
– Кушать подано, – неприветливо буркнула та, срывая салфетку и являя взору молодой девушки яства, которых ей не приходилось видеть за всю ее недолгую жизнь.
Но на этом чудеса не закончились. Едва Женька отобедала, как конвоир сделал ей знак следовать за ним. Смиренно сложив руки за спиной, она последовала за Серегой, гадая про себя, что же будет дальше…
А дальше был тюремный лазарет. Но не в общепринятом смысле этого слова – от лазарета осталось одно название да решетки на окнах. Все остальное было оборудовано под современный косметический кабинет со всей атрибутикой, включая мини-солярий.
«Теперь понятно, откуда у Веркиной подружки такой цвет кожи!» – вспомнила Женька сцену в раздевалке душевой.
Эту ночь, наверное, впервые после заключения под стражу, девушка спала как убитая. Даже сновидения, ставшие навязчивыми, не преследовали ее.
– Так можно жить… Да, голуба? – ухмылялась соседка, видя, как постепенно розовеют Женькины щеки. – Еще месяц на таких харчах – и тебя не узнаешь.
– Да, – соглашалась девушка, внутренне сжимаясь от скрытого смысла сказанных слов. – Чем только это закончится? Что будет дальше?
– А ты не гони лошадей-то, – поучала баба Маша. – Может, что и изменится.
Ее слова оказались пророческими и на этот раз…
Игорь Владиславович мерил шагами комнату для свиданий, удовлетворенно потирая время от времени руки.
– Вы понимаете, Женя, это почти победа. – Остановился он на мгновение. – Завтра я встречаюсь со следователем, который ведет ваше дело. Послезавтра – с начальником тюрьмы. Неделя у меня уйдет на оформление различного рода документов. Короче, максимум через месяц вы будете на свободе.
– Это правда!!! – Женька подняла затуманенные болью и надеждой глаза на адвоката. – Я так устала ждать, что мне трудно в это поверить. Как вам это удалось?! С меня сняли подозрения?
– Не совсем, – Игорь Владиславович на минуту замялся. – За то время, пока вы сидели, в городе произошло еще два идентичных убийства. Преступник пока не найден, скорее всего это женщина, но у следствия должны возникнуть серьезные сомнения по поводу вашей виновности. Во всяком случае, я постараюсь их в этом убедить.
– А если у вас не получится? – Девушка вновь поникла.
– Должно. – Адвокат опустился на стул. – Убийства по своему почерку и характеру нанесенных ножевых ранений очень похожи. К тому же я вновь разговаривал с патологоанатомом: он знакомый моего хорошего знакомого, но не это сейчас важно… Он сообщил мне кое-что новое.
– Что?!
– Понимаете, под ногтями вашего брата были обнаружены фрагменты кожи, которые не принадлежат ни ему, ни вам, – это первое. Второе – на внутренней стороне его брюк обнаружены два пятна крови, группа которой не совпадает ни с вашей, ни с его.
– А почему милиция не обратила на это внимания?
– Они не придали значения фактам, которые не укладывались в простую и очевидную схему, – невесело усмехнулся Игорь Владиславович, доставая сигарету. – Вы позволите?
– Конечно, – равнодушно пожала плечами Женька, машинально отметив, что курит он в ее присутствии впервые.
– Когда у них перед глазами труп, а рядом человек с ножом в руке, да к тому же еще и весь окровавленный, то все остальное становится неважным.
– А как же люди? За всем этим людские судьбы! – заволновалась Женька.
– И что? Повесить на себя еще одно нераскрытое убийство? Это никому не нужно. – Адвокат ткнул сигарету в пепельницу и, внимательно вглядевшись в посвежевшее лицо своей подзащитной, спросил: – Вы ничего не хотите мне рассказать?
– А-а-а что? – непонимающе захлопала Женька ресницами.
Игорь Владиславович устало прикрыл глаза, затем, откинувшись на спинку стула и взяв в руки блокнот и карандаш, принялся что-то быстро писать. Вытянув шею далеко вперед, Женька попыталась что-либо разглядеть, но рука адвоката быстро бегала по строчкам, лишая возможности разобрать написанное.
– Прочтите! – коротко приказал он, протягивая девушке блокнот спустя несколько минут. – Только без комментариев.
«Мне необходимо знать, что означает ваш внешний вид? – значилось в короткой записке. – Это результат привыкания к здешнему режиму или это что-то другое?»
Молча взяв протянутый карандаш, девушка сделала короткую приписку: «Это что-то другое».
– У нас с вами совсем нет времени, – задумчиво протянул Игорь Владиславович, вырывая исписанный листок из блокнота и пряча его во внутренний карман пиджака.
Баба Маша лежала посередине камеры и тихо стонала.
– Что с вами?! – кинулась Женька с порога. – Вас кто-то бил?!
– Нет, – еле слышно произнесла Сатанистка. – Помоги подняться.
Закинув ее слабую руку себе на плечо, девушка подхватила почти невесомое тело и, доведя до места, аккуратно опустила на нары. Лицо бабы Маши покрылось мертвенной бледностью. Дыхание сипло вырывалось из груди.
– Эй! – Женька осторожно тронула ее за плечо. – Вы меня слышите?
Баба Маша приоткрыла глаза и еле заметно кивнула.
– Вы больны?
Ответом был все тот же слабый кивок.
– Тогда вам нужно в лазарет, – засуетилась девушка, пытаясь подняться с кровати.
– Нет, – сипло произнесла старая женщина. – Нагнись и слушай.
Приблизив ухо почти к самому изголовью, Женька вся обратилась в слух, надеясь узнать причину столь странного состояния соседки. Но то, что ей поведала баба Маша, повергло девушку в состояние, близкое к шоку.
– Этого не может быть!!! – только и смогла выдохнуть она после получасового откровения старой женщины. – Вы не отдаете себе отчет в том, что говорите!!!
– Не тарахти, – скривились в подобии улыбки бескровные губы. – Пообещай, что выполнишь мою просьбу!..
– Но ведь у вас есть сын! Вы мне рассказывали… – попыталась возразить Женька. – У него могут быть свои взгляды на этот счет.
– Не хочу слышать про этого ублюдка! – скомкала баба Маша тонкую холщовую кофточку на груди. – Он уже давно отказался от меня. Так пусть теперь пожинает то, что посеял.
С последним девушке трудно было согласиться. Зная из недавних откровений историю соседки почти доподлинно, она в глубине души понимала сына-отступника. Крути не крути, а иметь матерью женщину, состоящую на службе у дьявола, мягко говоря, не совсем приятно…
Тихий хрип отвлек Женьку от размышлений. Внимательно вглядевшись в заострившиеся черты, девушка по-настоящему испугалась. Сквозь неплотно сомкнутые веки проглядывали желтоватые белки, костяшки пальцев побелели, а дыхание все реже и реже вырывалось из старческой груди.
– Эй, баба Маша, – потрясла она соседку, но та никак не прореагировала. – Господи, что же мне делать?!
Мысли Женьки заметались. После страшной трагедии, пережитой ею почти год назад, удивить ее видом мертвого тела было бы трудно. Но подобное соседство не особенно и воодушевляло.
Подлетев к двери, Женька изо всей силы шарахнула по ней кулаком.
– Эй, там! Кто-нибудь, откройте! – прокричала она, нагибаясь к замочной скважине. – Здесь человек умирает!
Спустя несколько минут ключ в замке ржаво заскрипел, и на пороге выросла безобразная физиономия Сереги-Мопса.
– Чего орешь, Дошлая? – процедил он, почти не раскрывая рта. – В карцер захотела?
– Баба Маша умирает! – выпалила Женька, оставив без внимания Серегины угрозы. – Врача надо!
– Зачем ей врач, если она умирает? – почти искренне удивился Серега-Мопс, но все же прошел в глубь камеры и постоял несколько мгновений над затихшей к тому времени старушкой. – Она вроде уже издохла. Ладно, сейчас…
Он почесал волосатый загривок и, потоптавшись у порога, скрылся за дверью.
Женька обхватила себя руками и принялась маршировать по камере. На языке уголовников это называлось «тусоваться». Почему именно так, она не понимала, как не понимала и многого другого из тюремной лексики.
Время тянулось бесконечно медленно. Стрелки часов, казалось, замедлили свой бег, изнуряя ее ожиданием.
За телом соседки пришли лишь через два часа. Два мрачного вида санитара в халатах деловито поворочали труп с бока на бок и, сбросив его на пол на заблаговременно подставленные носилки, вынесли вон.
После их ухода, устало опустившись на нары, девушка смогла наконец перевести дыхание. Она обхватила руками поджатые к подбородку колени и надолго задумалась. То, что сообщил ей адвокат, не могло не радовать, хотя, с другой стороны, это могло повлечь за собой и новые проблемы. Выйди она сейчас на волю, что ждет ее там? Ни дома, ни друзей. Женька тяжело вздохнула и рухнула лицом в подушку. Слезы сами собой прихлынули к глазам, и она разревелась. Причиной ее слез не была жалость к самой себе, это были слезы отчаяния и растерянности перед суровыми реалиями ее нелегкой жизни.
