Галина Романова
Игры небожителей
Глава 5
Тридцать пять лет своей жизни Вера прожила в относительно спокойной, безопасной обстановке. Родители никогда их с Сашкой не обижали. Всегда бывали с ними вежливы и сдержанны. Не наказывали физически, что главное. Даже когда Сашка вляпался в скверную историю с сыном учительницы, они сохранили хладнокровие и рассудок. Никаких истерик. Никаких упреков.
По квартире без конца шастали какие-то люди. Следователи, адвокаты. Вера не вникала. И ни с кем из них не была знакома. Не видела необходимости. Ей на тот момент было чуть за двадцать, и она активно устраивалась в жизни. Пыталась удачно выйти замуж, удачно пристроиться со своим дипломом о среднем специальном образовании. Родители каждое утро за завтраком уверяли, что все будет хорошо, она и не переживала.
Только однажды она застала Сашку в растрепанных чувствах и засомневалась в благополучном завершении этой скверной истории.
Она в ту ночь вернулась домой позже обычного. Вернулась с очередного свидания с очередным претендентом на ее руку и сердце. Кралась по квартире на цыпочках, чтобы не разбудить родителей. Хоть ей было и за двадцать, ее поздние ночные гуляния не поощрялись. И мама могла начать тяжело вздыхать и хвататься за лекарства, а отец скорбно поджимать губы и выразительно молчать. И это напрягало хуже брани.
Поэтому она кралась на цыпочках, боясь громко дышать. И тут плач! Из Сашкиной комнаты. Вера замерла посреди гостиной, прислушалась. Может, мать оплакивает незавидную долю своего младшего ребенка? При всех крепится, а ночью, сидя у постели спящего отпрыска, рыдает?
Нет, не мать плакала. Сашка! Сдавленно, едва слышно. Вера подошла к двери его комнаты, приоткрыла. Брат сидел на кровати, подтянув колени к подбородку, и, залепив рот ладонью, сотрясался от рыданий.
– Эй, ты чего? – Вера бросилась к нему, села рядом, обняла. – Ты чего, братишка?
– Все плохо, Вера! Все очень, очень плохо! – прошептал он, утыкаясь лицом в ее плечо. Шумно задышал. – Меня могут посадить. Надолго!
– Да брось! Чего ты выдумываешь? Родители сказали, что все будет хорошо. Значит, так и будет.
– Мне так плохо! – начал он тихо постанывать. – Мне ужасно плохо!
Она поморщилась. Ей было неприятно его шумное дыхание на собственной шее. Ей хотелось спать. Наутро у нее должно было состояться очередное собеседование. Ей следовало выглядеть отдохнувшей и свежей. К тому же Сашкин вой мог разбудить родителей, и тогда объяснений не избежать. И скорбно поджатых губ отца, и тяжелых вздохов матери. Надо было срочно заканчивать все эти сопли и укладываться.
И она начала говорить брату что-то хорошее-прехорошее. Гладила его по голове и рассказывала о том, какое его ждет блестящее будущее. Он же умница, талантище, не то, что она.
– Я боюсь, Верочка! – прошептал он, немного успокаиваясь от ее сбивчивых уговоров.
– Ну чего, чего ты боишься, Саша?
Она уже откровенно зевала и отчаянно терла слипающиеся глаза. И уже пожалела, что вошла в его комнату. Уже десятый сон видела бы.
– Я Глеба боюсь, – неожиданно выпалил он громким шепотом.
– Надо было тщательнее выбирать друзей, братец, – проговорила она, вставая с его кровати. – Нашел с кем дружить! С сыном мэра! Избалованный щенок. Возьмут, на тебя все сольют, будешь расхлебывать. А он соскочит!
– Ты не знаешь, Вера. Ты ничего не знаешь.
И он, ухватив ее за карман платья, остановил. И начал рассказывать. Ничего нового в принципе она не услышала. Но кое-что ее удивило. И тут же возникли вопросы к Сашке. Но она слишком сильно хотела спать и не собиралась ковыряться в этой скверной истории. К тому же ночью! Глубокой ночью! А ей утром на собеседование.
Собеседование она провалила. Была зла весь день. На брата не смотрела, вернувшись домой. И уж точно не желала лезть к нему с вопросами. А потом дело замяли. И надобность в вопросах отпала сама собой.
Прошли годы. Точнее, четырнадцать лет прошло с той скверной истории. Мать с отцом то ли позора не выдержали, то ли нервных нагрузок, ушли друг за другом. С интервалом в десять месяцев. Она осталась одна, потому что замуж так и не вышла. Выбирала, выбирала, да так и не выбрала. А потом уж и выбирать стало не из кого. Одних она распугала своими завышенными требованиями, другие не выдержали вечно пьяной рожи ее брата.
Как же она обрадовалась, когда он наконец женился! Закатила вечеринку на последние деньги. Целовала симпатичные щечки будущей невестки, гладила ее по худеньким плечикам и уверяла, что с Сашкой она будет счастлива.
Не вышло! Не вышло у нее предсказать удачу, как у родителей. Все с первого дня пошло у них не так. Сашка, ненадолго протрезвев, снова взялся за старое. Так еще и вещи начал таскать из профессорской квартиры, идиот! Настя от него быстро отделалась. И братец вернулся в родительскую квартиру, в которой Вера так и не успела насладиться тишиной и покоем.
Когда он вдруг не явился ночевать, она ни о чем таком даже не подумала. Напился, решила она. Напился и остался у какой-нибудь шлюхи. Или на чердаке уснул, так случалось. Но он не вернулся и на второй, и на третий день. Она пыталась до него дозвониться, но телефон был выключен. И вдруг на работе ее подзывает к себе начальник смены и показывает видео со своего телефона. А там ее родной братец собственной персоной устраивает дикий скандал сыночку бывшего мэра – Ильину Глебу. И несет что-то несуразное, трудно различимое. Трясет руками, пытается дотянуться до его головы.
Конечно, Сашку нейтрализовали. Охрана ресторана его скрутила и утащила куда-то. И было это как раз три дня назад. Потому его и нет дома. Он либо в больнице, либо в полиции, решила тогда Вера и успокоилась.
Если в больнице, то ничего серьезного, давно бы уже позвонили, он всегда носил с собой документы. Подлатают, выпишут, вернется. Если в полиции, то пусть сидит, раз дурак такой. Больше пятнадцати суток ему не дадут. Вернется.
Но Сашка не вернулся и через две недели. Зато явилась его бывшая училка. Та самая, из-за пропавшего сына которой ее родители и ушли на тот свет. Так считала Вера.
Анна Ивановна разыграла целую сцену на пороге ее квартиры, дальше Вера ее не пустила, опасаясь провокаций.
– Мне надо поговорить с Сашей, – настаивала она.
– Его нет. Уходите.
– Когда будет?
– Не ваше дело, – скрипела Вера зубами и пыталась закрыть дверь перед наглой женщиной.
– Я видела видеоролик в Интернете. Этот скандал… Он что-то пытался сказать этому мажору. Он в чем-то обвинял его! Мне это важно, поймите. Что? На что он намекал?!
– Не знаю. Отстаньте, Анна Ивановна. Уходите!
Вера теряла терпение и силы, училка была настойчивой и лезла в квартиру.
– Понимаете, это может быть как-то связано с исчезновением моего сына. Понимаете или нет?!
Ее печальные глаза наливались слезами, губы и руки дрожали, она судорожно дышала. Она почти задыхалась. И Вера сдалась.
– Его нет, потому что он после того памятного скандала так и не вернулся домой, – призналась она.
– Как не вернулся?! – Училка часто моргала, ловила ртом воздух.
Еще на Верином пороге обморока не хватало! Вера подергала плечами.
– Никак не вернулся. И не звонил.
– А где же он?
– Думаю, отсиживается где-нибудь. Может, у бывшей жены. Может, у шлюхи какой-нибудь. Мне это неинтересно. Уходите.
– Погодите, погодите, – она положила трясущуюся ладонь на дверную ручку, взмолилась. – Да погодите вы дергать дверью! Это же… Это же никуда не годится. Он где?! Вы даже не искали его?
– Нет. А зачем?
Вера скрестила руки перед грудью, уставилась на женщину. Рассказать ей о бессонных ночах, которые ей устраивал ее пьяный братец? Рассказать о его бреде, поломанной мебели, разбитых стеклах? Скандалах на ровном месте, когда он мучился похмельем? Рассказать? А смысл? Разве она поймет? Нет.
– Он совершеннолетний, Анна Ивановна. Он так решил.
– И вы не станете писать заявление о его исчезновении?! – ужаснулась училка, прижимая руки к груди.
– Нет. – Вера качнула головой и налегла грудью на дверь, намереваясь ее захлопнуть. – Все, разговор окончен.
Потом ей позвонила Настя – бывшая Сашкина жена. Рассказала о визите Анны Ивановны.
– Она настаивала, чтобы я пошла в полицию и написала заявление о его исчезновении. Она обвиняла меня в бездушии, Вера, – жаловалась Настя слабым голосом. – Но я не могу!
– Забей, Настя.
Вера ей даже немного посочувствовала. Хотя не могла простить того, что она так быстро избавилась от Сашки. И вовсе с ней не общалась после их скоропалительного развода.
– Но она уже дважды была, Вера!
– Я сказала, забей.
– Но как!
– Не открывай ей дверь и все.
– Думаешь, поможет? – спросила Настя с надеждой.
– Думаю, да.
Вот дура! Как не поможет? Не станет же училка орать под дверью, привлекая внимание соседей. И дверь с петель снимать не станет. Позвонит, постучит и уберется восвояси.
– Вера, я тут долго думала… – обронила перед тем, как попрощаться, Настя. – А где он в самом деле может быть?
– Не знаю и знать не хочу. Если хочешь узнать, иди в полицию.
– Не пойду, – почти выкрикнула Настя и отключилась.
Потом Вера долго мучилась угрызениями совести. И даже несколько раз брала такси, чтобы доехать до отделения полиции их района. Но порога так и не переступила.
Она боялась не того, что ее заявление не примут. Нет. Они сделать это были обязаны. Искать, конечно, не станут. Это факт. Но заявление принять обязаны.
Не этого она боялась.
Она боялась того, что кто-нибудь из полиции непременно вспомнит историю четырнадцатилетней давности. Вспомнит о скандале в ресторане, когда ее пьяный в стельку брат в чем-то пытался обвинить своего бывшего друга – Глеба Ильина. Начнут рыть, приставать с вопросами. И вытащат что-нибудь гадкое на свет божий. И Сашку посадят. А если его посадят, то он начнет говорить. И что-нибудь всплывет гадкое. Может, и нет. А вдруг?!
И имена зазвучат громкие. И одним из них будет имя Глеба Ильина. А это было скверно.
Это раньше он был мальчишкой под защитой влиятельного папы. Теперь же он стал большим человеком. Влиятельным! В защите не нуждался. Хотя его до сих пор продолжали защищать, опекать и продвигать вперед, наверх.
Могла ли она в одиночку выступить против такой силы? Нет!
И Вера возвращалась домой ни с чем. И по дороге, мучимая угрызениями совести, рассуждала. Сашка вляпался? Так это его жизнь, его выбор. Она при чем? Она станет жить тихо и ждать дальнейшего развития событий.
Он вернется. Он где-то рядом. Он просто испуган и прячется.
Она даже как-то заехала к Насте. Но разговора не вышло. И Вера, не сдержавшись, ударила ее по щеке. Потом было за это стыдно. Но извиняться она не собиралась.
Прошло три месяца. Вера почти убедила себя, что ее брат сбежал от расправы и вот-вот объявится, как снова в ее дверь позвонила та самая училка Анна Ивановна Скоморохова.
На этот раз она прорвалась в ее квартиру. Уселась за кухонный стол и час рассказывала ей о какой-то девушке Варе, о ее парне, который был одноклассником Сашки. Которого будто тоже похитили. А потом и Варя исчезла. Но оставила ей видеоматериал, который позволит наконец призвать к ответу чудовище в облике Ильина Глеба.
– Это он! Это все он! Он стоит за исчезновением моего мальчика. И за исчезновением вашего брата, Вера! – выразительно, как балладу читала, рассказывала о своих соображениях Скоморохова. – Теперь еще и Павел с Варей! Он маньяк! Его пора призвать к ответу!
– У него скоро выборы, – напомнила Варя.
В голове у нее все перемешалось. Желание избавиться от назойливой женщины становилось с каждой минутой все острее. Но и любопытство жалило. А вдруг она, черт побери, права?!
– Вот именно! Выборы! Мы не должны допустить, чтобы к власти, пусть и в масштабах нашего района, пришел человек с таким прошлым. Маньяк!
Она вскоре ушла, а Вера провела еще одну ночь без сна. Она все думала и думала, как ей поступить? Пойти в полицию и рассказать обо всем? И написать уже заявление об исчезновении брата? Или пойти к Глебу? И прижать его к стенке неопровержимыми доказательствами? И заставить во всем признаться в обход полиции? И…
И пусть он заплатит сполна. И ей плевать, в рублях или долларах. Он должен ей заплатить за все. За преждевременную смерть родителей, за неустроенную жизнь Сашки, за его внезапное бегство наконец.
Дело все было в том, что доказательств у нее на руках не было. Они были у училки. А та добровольно с ними не расстанется ни за что. Либо захочет быть в доле.
Как быть?!
И вдруг Анна Ивановна сама позвонила ей. И рассказала, что днем к ней приедет дознаватель из полиции с вопросами. И что Вера могла бы поприсутствовать при их разговоре. Вера согласилась, но с условием, что Анна Ивановна покажет ей видеозапись, на которой похищают Пашку Игумнова.
Вера поехала к ней, но дома не застала. Соседка сказала, что на училку во дворе кто-то напал, пробил ей голову, украл сумку, и ту увезли в семнадцатую больницу.
– Сидел себе человек на скамеечке, сидел. Никого не трогал.
– А что она там делала? Во дворе? – хмурилась Вера. – Мы с ней договорились о встрече дома.
– Полицию ждала.
Вера вышла из подъезда, опустилась на скамейку у подъезда и обшарила глазами все вокруг. Что она искала? На что надеялась? На чудо? Наверное…
Отец с матерью всегда уверяли, что мысли материальны, что, если что-то очень сильно пожелать, оно непременно сбудется.
А она пожелала, чтобы Анна Ивановна вышла во двор встречать дознавателя из полиции не с пустыми руками. Чтобы в ее сумочке, которую кто-то украл, была та самая флешкарта. И чтобы она ее в момент нападения каким-то образом из сумки вытащила. Или чтобы вообще в руках держала, а при нападении выронила. И пусть флеш-карта теперь валяется где-то здесь и…
Она нашла ее! Господи! Она ее нашла! В клумбе прямо позади скамейки, на которой дожидалась дознавателя пожилая училка. Крохотный черный квадратик, бережно обернутый в лоскуток пищевой пленки, валялся у корней буйно цветущих пионов.
Вера, боясь поверить, что загаданное чудо все же свершилось, подняла его и сунула в карман. И поспешила убраться из двора, куда вот-вот нагрянет полиция.
Страшный звонок настиг ее, когда она уже подъезжала к дому на двести сорок втором автобусе. Это был маршрут, которым она крайне редко пользовалась. Никогда автобуса не дождешься! Зато он останавливался почти у подъезда.
То, что он подошел так вовремя, тоже своего рода везение. Она, забившись в угол сиденья, обнимала свою сумку руками и мечтала. Улыбалась тихонько и мечтала. Как припрет доказательствами Глеба Ильина. Как стрясет с него денег. Много денег! Как отыщет, наконец, Сашку, и они уедут куда-нибудь подальше от этих мест. И начнут жить с нуля. Перезагрузят свое невезучее прошлое. И…
И ей позвонили и сообщили, что Сашку уже нашли. Нашли за нее. Только вот никакой общей жизненной перезагрузки у них не выйдет. Потому что Сашку нашли мертвого.
Глава 6
Варя третий день сидела на новой съемной квартире, боясь высунуть нос на улицу. Ей было очень страшно. Вся эта история, которую влиятельный человек назвал простым розыгрышем, вдруг перестала ей казаться таковой. Потому что после того, как Пашку затолкали в машину и увезли, а она, засняв материал, благополучно извлекла флешкарту из портативного фотоаппарата и спрятала ее в кошельке, все сразу пошло как-то не так.
Нет, не все, конечно. И не сразу. Но пошло все не по сценарию, который на ходу набросал влиятельный человек, предложивший им с Пашкой подзаработать.
Почему выбрали именно Пашку и ее, они не задумывались. Это потом уже Варя всю голову сломала, размышляя над этим вопросом. Ответов не было. И денег пока тоже.
Нет, им выплатили с Пашкой аванс, но это было ничтожно мало в сравнении с той суммой, которую им обещали. Варя, к стыду своему, уже почти все потратила из своей доли. Свою долю Пашка забрал сразу же. С деньгами и в машине сидел на том месте, где им велели сидеть.
Они все сделали, как было велено. Все по инструкции. Когда Пашку увезли, Варя сразу вызвала полицию. Потом доехала с ними до отделения, но внутрь не пошла. А вместо этого направилась к какой-то учительнице. Рассказала ей все, как было велено. Оставила ей флешкарту, свою визитку. И уехала с фотоаппаратом, на котором тоже осталось видео, на такси на свою съемную квартиру, чтобы собрать вещи.
Этой же ночью она переехала на другую квартиру, которую они с Пашкой сняли заранее и о которой никто не знал. Даже тот мужик, предложивший им шальной заработок. Туда должен был вернуться Пашка. На следующее утро или к полудню. Там они должны были отсидеться какое-то время. Потом забрать причитающиеся им остальные деньги. И уехать куда-нибудь подальше.
Но он не вернулся! И телефон его молчал. В смысле был отключен. Варя металась по квартире, боясь выглянуть из окна на улицу. Боясь выйти из подъезда. Ей все казалось, что ее сейчас схватят те же люди, что увезли Пашку. Увезут тоже куда-нибудь и убьют, чтобы не платить.
Она могла бы, конечно, позвонить тому человеку, который их нанял. Задать вопросы: про Пашку, про деньги. Но дело в том, что телефона его у нее не было! Все переговоры вел Пашка, а его телефон молчал.
– Бли-ин! Блин, блин, блин! – стонала Варя и металась по съемной квартире, как зверь по клетке.
Телевизора здесь не было, новостей она никаких не знала. Вдруг с Пашкой случилась беда? Вдруг его машина сбила на пешеходном переходе? И он лежит теперь беспризорный и…
К вечеру третьего дня она не выдержала и вышла на улицу. Первым желанием было поехать на автовокзал, купить билет до своего родного города и уехать к маме. Она едва не расплакалась, вспоминая мамины маковые булочки, шерстяные носочки и клетчатый плед, которым та ее укрывала, если Варя дремала в саду под яблоней в стареньком кресле-качалке.
Но вдруг вспомнила, как уезжала. Они дико разругались тогда. И Варя, плюнув на порог родного дома, сказала, что никогда больше сюда не вернется. Никогда!
Она зашла в ближайшее к дому кафе. Заказала картофельный салат, суп и чай с блинчиками. Голодна была страшно. Сухой паек, который она прихватила с прежней квартиры, закончился вчера вечером.
Варя села напротив телевизора, по которому транслировались местные новости, и затихла.
Сначала по новостному каналу освещали форум бизнесменов. Потом показывали открытие каких-то строительных объектов. Что-то показывали еще, много и скучно. Варя съела салат. Приступила к супу, когда начался криминальный блок новостей. Она слушала краткий обзор, застыв с ложкой у рта, но ничего про Пашку не было сказано. Ни слова о его похищении или о том, тьфу-тьфу-тьфу, что его нашли где-то мертвым. Как, к примеру, того мужика, который потерялся три месяца назад.
Фамилия еще у него какая-то…
Какая-то знакомая. Где-то она уже слышала упоминание о каком-то Сугробове. Когда? Где? Пашка, кажется, ничего такого не говорил. Где же она слышала про него? Как бы вспомнить.
И ведь вспомнила!
Какая же она все-таки дурочка! Она же сама эту фамилию упоминала, когда явилась почти в полночь к пожилой женщине с легендой о похищении Павла. И та очень активно эту тему развивала. И упоминала, что Паша и этот самый Сугробов – одноклассники. И еще упоминала фамилию влиятельного лица, против которого вся эта история и затевалась.
Ильин…
Ильин Глеб Сергеевич. Его симпатичное холеное лицо улыбалось им уже несколько месяцев с рекламных плакатов. Было много разных передач с его выступлениями на телевидении. У него были хорошие шансы победить на выборах.
Именно по этой причине Варя и Пашка стали участниками грязной сфабрикованной истории. Цель была одна – навредить этому человеку.
А он был даже неплох. Много чего уже успел сделать для людей того района, где собирался править. И жена у него была. И родители хорошие.
И зачем они только с Пашкой ввязались в эту скверную историю?! Из-за каких-то жалких копеек. Остаток-то, Варя теперь уже была уверена, им никто не выплатит.
Новости закончились. Про Пашу ничего не сказали. Она заплатила за ужин и вышла на улицу. Вечер был очень душным, и ей тут же сделалось жарко в клетчатой Пашкиной рубашке с длинными рукавами. Это она так пыталась законспирироваться. Надела его рубашку, а она на три размера больше. Длинные волосы убрала под кепку. Плотные спортивные штаны. Кроссовки. И теперь возвращалась на съемную квартиру, обливаясь по́том. В какой-то момент у нее так закружилась голова, что она вынуждена была присесть на скамеечку, чтобы отдышаться.
Это ее и спасло! Если бы она пошла дальше, если бы не остановилась, не присела, то наверняка нарвалась бы на тех молодчиков, которые ее караулили возле подъезда.
А они ее караулили, это точно!
Их было трое. Высокие, широкоплечие. Вроде тех, которые заталкивали Пашку в машину. Это были люди того человека, который их нанял, который решил им не платить? Убить дешевле?
Она приподняла ноги, перенесла их через скамейку. Нырнула в кусты. Надела ремень сумочки на шею, упала на четвереньки и поползла. Расцарапала себе лицо, ладони, но выбралась из двора в противоположной стороне. Вылетела на бровку тротуара со вскинутой рукой. Такси притормозило почти сразу.
– Автовокзал, – сказала Варя, усаживаясь сзади. – Сколько?
– Двести пятнадцать рублей, – назвал водитель цену, сверившись с бортовым компьютером.
– Отлично. Поехали.
Она уедет к маме. Попросит прощения. Мама простит. И снова станет укрывать ее сонную теплым пледом и печь маковые булочки. И ей будет хоть и скучно, но спокойно. И совсем, совсем не страшно.
Варя отстояла в очереди двадцать минут. Купила билет на последний рейс – на половину первого ночи. Вообще не была уверена, что автобусы в их город отправляются в такое время. И даже намеревалась ночевать на вокзале. А с первым утренним рейсом выехать.
А так она к утру уже дома будет. У мамы. Здорово.
В ночном киоске купила бутылку воды, два шоколадных батончика. Бросила в сумочку. Вошла в полупустой автобус, заняла свое место возле окна и почти сразу, как отъехали, она задремала.
Она на удивление крепко спала. Кошмары не задели ее даже краешком. Проснулась от крика водителя, что они приехали на конечную остановку.
Глянула на часы. Половина пятого. Автобусы по городу еще не ходят. Таксистов, выйдя из автобуса, Варя не обнаружила. Попыталась найти через Интернет какой-нибудь номер. Интернета нет!
– Вот дикость, а! – прошептала она и пошла пешком по знакомой с детства дороге.
Два с половиной километра до дома матери она преодолела за полчаса. И уже хвалила, а не ругала себя за то, что на ней были плотные трикотажные штаны и кроссовки. Утро было ветреным, и накрапывал дождь. В коротких шортах, сандалиях и футболке она как раз бы до ангины нагулялась. Скорее бы в дом. В старенький, но теплый. С немодной мебелью, но уютный. Скорее бы упасть в мамины руки и попросить прощения. А там видно будет, как дальше жить.
Варя шагнула из-за высокой ограды районного стоматологического центра, перестроенного не так давно из обычной ветлечебницы. И встала как вкопанная.
Все окна маминого дома светились. В пять утра?! Мама никогда раньше шести не вставала. И никогда не держала входную дверь распахнутой настежь. А она распахнута, черт побери! Распахнута!
Тревожные мысли о том, что это не ее мать, а ее саму там – за родительским порогом – ждет беда, посетили Варю, когда она неожиданно споткнулась у входа об пару мужских ботинок. Споткнулась и встала как вкопанная.
А что, если кто-то узнал ее старый адрес? Узнал и явился за ней сюда, опередив еле плетущийся междугородный автобус. Провел в доме обыск, включив везде свет. И теперь ждет, когда она войдет в гостиную. Ждет, нацелив оружие на дверной проем.
Она замерла на пороге, прислушалась.
В гостиной кто-то тихо разговаривал. Она точно узнала голос матери. Достаточно бодрый, точно не испуганный. И еще мужской голос. Вроде не старый, но и не молодой. Голос этот был Варе незнаком.
На цыпочках она прокралась по коридору к гостиной, моля половицы не скрипеть под ее ногами. Чуть высунулась из-за притолоки. И едва не ахнула в полный голос.
Полицейский! За столом напротив матери сидел человек в мундире. Мясистый профиль. Большая лысая голова. На носу очки. Полицейский негромко о чем-то спрашивал мать и записывал под ее диктовку.
– И больше вы его тут не видели? – Он повел левой рукой: вперед, в сторону и чуть назад.
– Нет. Никогда. Ни раньше, ни потом. То есть не видела.
– Хорошо. Давай еще раз пройдемся по его приметам.
– Давай.
Худенькая спина матери под байковым халатом распрямилась. Она сложила руки на столе, скрестив пальцы. Чуть склонила голову.
– На вид лет тридцать, не больше. Высокий, худой. Волосы русые, длинные. Пряди так вот за уши делает. Взгляд бегающий.
– Ну, а какие-то особенные приметы были у него? Шрам? Или, может, зуб золотой?
Мясистое лицо полицейского чуть придвинулось к плечу матери.
– Нина Николаевна, это важно. Вспомни. Мы ведь однажды так вот, по горячим следам, по золотой фиксе убийцу нашли.
– Фикса – это что? – растерялась мать Вари.
– Это коронка, Нина Николаевна.
И полицейский, который, судя по всему, был местным участковым, ощерил рот и стукнул себя кончиком авторучки по зубам.
– А, понятно, – протянула мать и отрицательно замотала головой. – Нет, золотых коронок точно не было. Зубы все ровные, белые.
– Значит, говоришь, ночевала у соседки, и тут у тебя в доме свет включился?
– Так. Совершенно так. Причем уже под утро. Часа два назад. Мы с ней сюда. А он в холодильник влез по самые коленки и шарит там. Мы с соседкой как заорем! Он из холодильника как вынырнет, как затрясется. Говорит, не кричите, пожалуйста. Я есть просто хочу.
– То есть он в твой дом залез за едой?
– Наверное, зачем еще-то? У меня ценностей нет, телевизор и тот сломался. Я потому и у соседки заночевала. Сериал наш допоздна идет. Она меня и оставила. Говорит, ночуй тут, чего ночью по темноте ноги ломать. А он видит, света нет, и полез.
– За едой? – еще раз уточнил участковый.
– Да. Ну и еще что-то бормотал про какого-то человека. Говорит, подождать его надо. Разминулись, мол. А соседка говорит: тут тебе не перевалочный пункт. И скалкой в него, скалкой. Он и убежал. А мы тебя вызвали, Василий Иванович. Уж прости, что с постели подняли. Боязно как-то. Вдруг он вернется?
Варя вздохнула. Стащила с головы кепку, тряхнула волосами, расправляя пряди. И шагнула в гостиную.
– Привет, мам. Здрасте, Василий Иванович.
– Это кто?! – Толстое туловище участкового вжалось в спинку стула. – Еще один ночной гость?!
– Это? Это Варя – дочка моя, – морщинистое лицо матери осветилось улыбкой, она закачала головой. – Варя! Девочка! Ты откуда?
– С автобуса, мам.
Она подошла к столу, наклонилась. Клюнула губами мать в щеку. От той привычно пахло выпечкой. Будто она только-только отошла от плиты.
– Теперь до нашего города автобусы ходят каждый час, представляешь?
– Радость-то какая, – прошептала мать. Глянула на участкового. – Василий Иванович, дочка вернулась! Радость-то какая! Да что же это мы… Ты же с дороги. Да как же… Я сейчас котел включу, искупаешься. Покушаешь, отдохнешь. Счастье-то какое! Василий Иванович!
Она вскочила с места. Обняла крепко Варю. Поцеловала в обе щеки. Погладила ее по лицу, будто стирала свои поцелуи. И поспешила в котельную. Участковый шумно поднялся со стула. Одернул китель.
– Нина Николаевна, – неуверенно крикнул он вслед Вариной матери. – Так что будем делать-то? Будем писать заявление о проникновении со взломом? У нас ведь ваш вызов зафиксирован. Как быть?
Мать вернулась запыхавшаяся, улыбающаяся. Руки мнут кухонное полотенце.
– Сейчас, милая. Десять минут, и горячая вода будет, – обратилась она к Варе, без конца трогая ее за руки, и тут же рассеянно глянула на участкового. – Я уж прямо и не знаю. Убежал он. Где же его теперь искать? Полиции одна морока. А со мной дочка теперь. Мне и не страшно.
Зато дочке страшно! И еще как! Варя едва не фыркнула. Сдержалась, чтобы мать не пугать.
– А у вас там отчетность всякая. Еще влетит за меня, – мать виновато улыбалась пожилому полицейскому.
– Но я уже и протокол составил, – он надул полные губы, сердито засопел. – Получается, ложный вызов. За это тоже надо отвечать, Нина Николаевна!
Он грубо сгреб бумаги со стола. Подхватил с комода форменную фуражку и пошел к выходу, тесня женщин.
– Да не сердись ты, Василий Иванович, – всплеснула мать руками и растерянно глянула на Варю. – Ну вот. Обиделся. Хорошего человека обидела.
– Василий Иванович, стойте.
Варя полезла в сумочку, достала свой мобильник. Полистала фотографии в памяти. Нашла Пашкину из кафе. Она там его очень удачно подловила. Вышел симпатичным и даже интеллигентным.
– Мам, посмотри. Он? – Она показала матери Пашкино фото.
– Ой. Он. И правда, он. А откуда…
Мать попятилась, ткнулась коленками в стул и опустилась на него без сил, обхватывая ладонями лицо.
– Вам известна личность грабителя? – Участковый передумал уходить и рассматривал теперь Варю с подозрительным прищуром.
– Да никакой он не грабитель. – Варя широко развела руки. – Парень это мой.
– Твой кто?! – ахнула мать в испуге.
– Парень, мам! Живем мы с ним гражданским браком уже больше года. Ты думала, так не бывает?
И тут Варя отчетливо вспомнила, из-за чего она с матерью разругалась перед своим отъездом. Разговор зашел о нравственности. Вернее, о полном ее отсутствии у современной молодежи.
– Вам сейчас можно все! – надрывалась мать в праведном гневе. – Влезть в чужую жизнь, разрушить там все!
– Почему нет, если там разрушать уже нечего?
У Вари на тот момент случился роман с женатым мужчиной. И его жена устроила гадкий скандал на пороге дома Вари и ее матери. Варя с женой любовника огрызалась, а мать плакала от стыда. А потом они скверно поскандалили. И Варя плюнула на порог дома и уехала.
Получается, с чем уехала, с тем и вернулась.
– Как так вышло, Варвара, если не ошибаюсь? – Участковый немного втянул живот, намереваясь застегнуть китель. Но не вышло. Китель не сходился сантиметров на пять. – Как так вышло, что он прибыл сюда один и влез в дом в отсутствие хозяев? У вас была с ним договоренность?
– Нет. Не было. Я вообще думала, что его уже нет в живых, Василий Иванович.
Мать странно пискнула и замерла с открытым ртом. Кухонное полотенце, выпавшее из ее рук, опустилось у ее ног чайкой с рваными крыльями.
– Как это?!
Василий Иванович так разволновался, что с третьей попытки стянул на толстом животе форменный китель.
– Случилась одна очень скверная история, мои дорогие.
Варя прошла по гостиной к мягкому дивану под старомодным плюшевым покрывалом. Сбросила с ног кроссовки. Влезла на диван с ногами. И произнесла:
– И история эта связана с большой политикой, мои дорогие родственники и соотечественники. Если Пашка еще жив, то это очень хорошо. И было бы еще лучше, если бы он оставался жив еще долго. Ну, и я вместе с ним.
