Егор Степанов смотрел сквозь большое пыльное окно в сад. Деревья, высаженные по периметру вдоль забора, были старыми, но за ними ухаживали. И яблони с грушами плодоносили в этом году так, что листьев было не видно.
– Будет вам и урожай, – сладко улыбалась девушка-риелтор. – Это оговорено договором. Если вы арендуете дом по осень включительно, то весь урожай ваш.
Что можно сделать с таким количеством яблок и груш, Степанов не имел ни малейшего представления.
– Да ты что, Егор! – округляла глаза Вика. – Это и варенье, и повидло, и сок, и пюре! Машке самое то!
Машка только-только начала ходить, хотелось ему напомнить. И зубов у нее всего ничего. Если пюре и сок еще куда ни шло, то варенье с повидлом ей абсолютно ни к чему. Лишний сахар.
С некоторых пор он стал многое знать о детском питании. Изучил, что полезно, а что совсем не нужно детскому организму, и даже пытался контролировать Вику. Но она была молодцом. Следила за всем лучше любых молодых мамочек. Машка подрастала быстро, безболезненно. Почти не капризничала, была на редкость послушной. И еще она была его точной копией. Он даже тест на отцовство делать не собирался, так она была на него похожа. С рождения! Но ему пришлось. Адвокат, который занимался оформлением бумаг, настоял.
– Вдруг совершенно неожиданно объявятся какие-нибудь левые родственники? Лет, скажем, через пять, а? Ты прикипишь к дочке, а они явятся и – та-да-да-там, отдайте! Родная кровь и все такое. Придется доказывать, метаться, травмировать малышку. Лучше сейчас, когда она ни о чем таком не подозревает.
Егор сделал тест. Он подтвердил его стопроцентное родство с Машкой.
Ирине он верил. Не стала бы она врать перед смертью.
Странное дело, когда Ирина была жива, он не пытался и не хотел определять природу своих чувств к ней. Ну курортный роман, ну симпатичная, ну звонит. И что? У него были женщины до нее и будут после. Даже если с Ириной приятно было говорить. Даже если она не напрягала его, не навязывалась, чего он в принципе не терпел в женщинах. Все равно. Он не воспринимал ее как серьезное увлечение.
Все поменялось, когда ее не стало. Когда он увидел крохотного ребенка, доставшегося ему в наследство. Тогда и только тогда Егор понял, какое огромное место занимала Ирина в его сердце. Он принялся всех сравнивать с ней и не находил достойных. А она должна была существовать где-то! Непременно должна жить и ждать встречи с ним. Стать потом хорошей матерью его ребенку. Его Машке.
– Женись на Вике, – подсказал однажды капитан Артамошин. – Она Машку любит. Не чужая ей. И на тебя смотрит так…
– Я не люблю ее, – прервал друга Егор. – И не полюблю никогда. Она не Ирина…
И про себя добавил, что не появилось пока в его жизни той женщины, которой бы он захотел читать стихи, как Ирине. Машке читал – детские, смешные. Она внимательно слушала его, словно понимала, иногда улыбалась.
– Почему окно такое пыльное? – спросил он у Вики, когда она вошла в кухню-столовую, уложив Машку на послеобеденный сон.
– Ой, простите, барин, не успели-с! – сразу взвилась она. – И деревья не полили-с. И пыль с них не смыли-с.
– Не ерничай. Я просто спросил. И оно запылилось, к слову, не вчера. С таким мы дом арендовали. Риелтор обещала в уборке помощь. Где она?
– Риелтор? – рассеянно уточнила Вика, перебирая в шкафу какую-то посуду.
– Помощь. Я же понимаю, что тебе одной сложно и с ребенком и по дому. А тут и сад еще.
– Егор…
Вика стремительно прошла к обеденному столу. С грохотом отодвинула стул. Села. Уставилась на него злыми глазами. Черными, как ночь.
– Ты приезжаешь каждый вечер поздно. Ты не можешь видеть и знать, что здесь и как происходит. Вот первый раз в выходной сюда выбрался.
– Я хочу знать, – он медленно сел напротив. Ее агрессии он не понимал. Счел, что это усталость.
– Есть, есть у меня помощница. Женщина, соседка приходит убирать дом, стирать и гладить. Про окна пока с ней не говорили. И сад она точно не станет поливать.
– На улице шланг. И веерный полив по всему участку, Вика. Достаточно открыть кран, и все вокруг умоется. Машке не следует играть в пыльной траве среди пыльных цветов и кустарников.
– Ах, простите! Забыла, что она у нас королевна! Все дети могут так играть, а она нет, – звонко шлепнула по столу ладонями Вика и хмыкнула. – Егор, опустись с небес на землю, а! Ты простой мент, а не олигарх какой-нибудь, чтобы такие требования мне предъявлять.
Она помолчала и не очень громко добавила:
– За такие деньги.
Он тут же почувствовал, как каждый мускул напрягается. Подобные разговоры Вика прежде никогда не заводила. Была мила и вежлива. Что случилось? Может, Артамошин неосторожно брякнул, чтобы она никаких иллюзий насчет Егора не питала?
– Я мало тебе плачу? – спросил он, хмуро рассматривая сидевшую перед ним девушку. – Ты поначалу и этих денег не желала брать. Утверждала, что Машка тебе не чужая.
– Ну да, ну да. И ем за твой счет. И на твоей жилплощади существую, – проворчала она.
– Вика! – одернул он.
– Прости… – Ее губы задрожали. – Прости, я устала просто… А ты тут со своими претензиями. Окно, пыль. Прости, Егор… И еще эта кукла…
– Какая кукла? – нахмурился он, рассматривая Вику так, словно видел впервые.
– Машкина кукла. – Она покусала губы, заправила за ухо прядь волос, погладила стол, посмотрела на пальцы, пробормотала: – Чисто.
– Что с куклой?
– Мы оставили случайно ее куклу позавчера вечером в саду. Забыли. Так бывает. Засуетились. Тучи находили. Я боялась, что под дождь попадем. Машку в охапку и бегом в дом. Про куклу вспомнила, когда уже спать начали укладываться. Машка все ляля да ляля. Я спохватилась. Но в доме не нашла. Решила, что в саду оставила. Не стала выходить. Темно. Да и малышка уснула быстро. А утром…
Вика глянула на него исподлобья со странным выражением. Не страх и не изумление, а что-то нечитаемое.
– А утром я нашла куклу под яблоней у забора.
– И что?
Егор встал и пошел к плите сварить себе кофе. Вика утомила его. Она всегда его утомляла. Десятиминутной беседы достаточно.
– У куклы была оторвала голова, Егор! – выкрикнула она ему в спину.
И он встал как вкопанный. Замер. Как в замедленной съемке повернулся, глянул на нее удивленно.
– Что значит – оторвана голова? – спросил Егор.
– Кукла лежала без головы! – почти шепотом произнесла Вика. – Голова обнаружилась метрах в трех. И она не была оторвана, Егор. Ее кто-то аккуратно отрезал.
– Неси мне ее сюда, – потребовал он, прищурившись.
– А ее нету. Я выбросила. Испугалась и выбросила, – растерянно моргнула она раз-другой. – Меня такой ужас обуял, что я выскочила за ворота и бросила ее в мусорный контейнер.
– Зачем? Вика, ты дура? Если кто-то пробрался в сад – а по-другому быть не могло, если куклу вы оставили там, – то этот кто-то наследил. Он, возможно, подходил к дому и наблюдал за вами сквозь окна. А ты уничтожила улику! На которой могли остаться его пальцы.
– А почему его? Может, ее? – она подняла на него бледное лицо, губы подрагивали, глаза округлились. – Вдруг это снова она? Та мстительница, о которой ты мне рассказывал? Я видела несколько дней подряд какую-то темную машину неподалеку. Она подолгу стояла. И из нее никто не выходил.
– Разберусь…
Он быстро вышел из кухни и в два прыжка поднялся по лестнице в детскую, где спала Машка. Ребенок раскинулся во сне, развернувшись поперек кроватки. Крохотная пухлая ножка выскользнула сквозь деревянные прутья, свесилась. Подойдя на цыпочках, он присел на корточки, дотянулся губами до розовой пяточки и поцеловал.
Господи! Если с этой малышкой что-нибудь случится, он просто перестанет жить! В ней сейчас смысл всей его жизни. Это известно Вике, это известно всем. И той группе мстителей, несогласной с выводами следствия по катастрофе. Если они решили мстить ему подобным образом…
Он осторожно вышел, прикрыв дверь. Вошел в свою спальню, расположенную справа от детской – слева была спальня Вики, – взял телефон с прикроватной тумбочки. Думал недолго. Набрал ее номер.
– Алло, – ответила она мгновенно. – Егор? Вы?
– Я. Не отвлекаю?
– От чего? – она вздохнула.
– От тренировок или…
– Я уволилась, Егор. Шныров не простил мне отказа. Он прислал начальнику лагеря фото, где я… Где этот мажор…
– Я понял. Тебя уволили.
– Да. Но заявление я написала по собственному желанию. Уже неплохо. И денег выплатили прилично. Так что я могу…
– Саша, ты приезжала к моему дому? – перебил он и зажмурился, представив сейчас ее лицо.
Высокие скулы, жесткая складка вокруг рта, тонкие ноздри, злые зеленые глаза. Они всегда были злыми. А пять лет назад еще и несчастными и почти всегда заплаканными.
Как, интересно, она сейчас смотрит? Снова злится, недоумевает?
– Не успела, если честно, – пробормотала она после паузы. – Признаюсь, хотела начать снова за вами присматривать. Шныров не уймется. Он продолжит. Отказалась я, согласится еще кто-то. Я хотела потихоньку подъезжать к вашему дому, вставать подальше от подъезда и…
– Я не о том доме, Саша, – снова перебил Егор, поверив ей с первых слов.
Эта несчастная девчонка с нервной походкой и неуживчивым характером не могла и не хотела врать. Она сразу призналась ему пять лет назад, что следит за ним. И не перестанет. Использует любую возможность, каждую его промашку, чтобы отомстить.
Она его ненавидела тогда и не врала.
– А о каком еще доме? Вы переехали? – В голосе послышалось легкое беспокойство. – Из-за меня или из-за Шнырова? Блин… Он же вас найдет все равно. У него достаточно длинные руки, как я уже поняла. Он найдет, а я не успею!
– Куда не успеешь? – усмехнулся Егор.
Саша тараторила и волновалась. Искренне волновалась. Это он тоже почувствовал сразу.
– Не успею его остановить! – выпалила она. И добавила со странным надрывом: – Он же не остановится. Блин! Он одержимый!
– Я снял дом на лето, до осени. Для дочери и ее няни. Она троюродная сестра…
– Будто я не знаю! – весело фыркнула Саша. – Это не секрет. Шныров в своем блоге подробно описывает состояние ваших семейных дел. И плевать ему на неприкосновенность частной жизни. Кстати, почему не привлечете его за это? Это незаконно! Со мной пять лет назад не особо церемонились. И мне…
– Позавчера няня в саду забыла куклу моей дочери, – не стал дослушивать ее упреки Степанов. – А вчера нашла ее расчлененной. Голову кто-то аккуратно срезал чем-то острым. И еще она заметила машину, которая стояла несколько дней недалеко от наших ворот. Никто из нее не выходил и не садился. Машина, простояв несколько часов, исчезала.
– В смысле, уезжала?
– В смысле уезжала, а не телепортировалась. – Он улыбнулся, поймав себя на мысли, что ему нравится общаться с этой нервной девчонкой. – Номеров она не запомнила. Марку тоже. Но машина была темная.
– Моя белая! – выпалила Саша. – И я не была там. Даже не знала, что вы сняли дом за городом, блин! А кто-то, получается, узнал. Это Шныров! Точно он или кто-то из его команды. Егор, что вы намерены делать?
Он слышал ее возбужденное дыхание в трубке, оно странно щекотало ему ухо. И успокаивало. Он улыбнулся.
– Я намерен нанять своей дочери и ее няне охрану.
– Хорошая идея, – подхватила Саша. И заспешила, проглатывая окончания: – Могу даже порекомендовать одного человека. То есть не его самого, а он сможет помочь. Когда я увольнялась, начальник лагеря дал мне визитку. Сказал, что тот помогает людям, попавшим в сложные ситуации. Бывший полицейский, как и начальник лагеря. А мы с вами знаем, что бывших полицейских не бывает, так? Так. Поэтому я могу дать вам его телефон и он…
– Саша, я хочу нанять тебя, – остановил он поток ее скороговорок, переходя на повелительный тон.
Она молчала долго. И ее шумное дыхание вновь щекотало ему ухо. Он уже подумал, что она готова отказаться и, возможно, это не лучшая его идея. Как ее воспримет Вика? Она сложная, неуживчивая. А Машка как к новому человеку отнесется? Она же совсем-совсем маленькая.
– Я должна буду охранять вашу дочь, Егор? – тихим голосом отозвалась Саша после продолжительной паузы.
– Да, и, по возможности, ее няню. Обязанностей на самом деле не так уж много. Обеспечивать их безопасность и наблюдать. А это ты умеешь. Платить много не смогу, – предупредил он, не услышав от нее ни слова. – Вике уже плачу. Остается не так много от моей зарплаты и того, что удается заработать сверху.
– Частному инструктору по стрельбе плохо платят? – хмыкнула она, давая понять, что и это тоже про него знает. – Или все ваши клиенты сейчас на Мальдивах?
– Сашка, зачет.
Он даже рассмеялся, хотя должен быть серьезен, как никогда. Он нанимает охрану дочери, не уборщицу.
– Что скажешь?
– Я согласна. Но денег не возьму, – проворчала она. – Мне выдали неплохое выходное пособие. Несколько месяцев могу безбедно существовать. А ваша дочь… Вдруг она меня не примет, я ей не понравлюсь?
– Ей необязательно тебя видеть. Охранник не нянька.
– Понятно. Когда надо приступать?
– Еще вчера…
Он надиктовал ей адрес. Уверил, что обязательно дождется и представит Вике. А также позаботится о жилье для нее.
– Флигель в саду устроит?
Ее устраивало. И о питании позаботится сама.
Егор отключился и с минуту размышлял о том, как сообщить об этом Вике. Потом решил, что хозяин все же он. И объяснять ей ничего не обязан. Она просто должна принять это как заботу о собственной, в том числе, безопасности.
– Ты сумасшедший?! – Вика даже Машку кормить бросила, вытаращив на него глаза. – Она… Она у психиатра наблюдалась после истории с тобой! Ненормальная! Я ее близко не подпущу сюда! Нет!
– Не у психиатра, а у психолога.
Он отобрал у нее ложку, присел перед детским стульчиком, в котором Машка уже проявляла беспокойство, пытаясь поймать ручкой ложку с мясным пюре.
– И мне решать, не тебе, Вика, – жестко глянул он. – Я знаю ее. Узнавать кого-то еще у меня просто нет времени.
– Она хотела тебя убить! – фыркнула няня его ребенка. – Она следила за тобой не один месяц! Она тебя ненавидела. Ты убил ее брата. Какие еще аргументы привести?
Он осторожно вытер салфеткой Машкин подбородок, поцеловал дочку. Вытащил ее из стульчика и пошел с ней в сад. Но у самой двери остановился и глянул на сердитую Вику, гремевшую посудой в раковине.
– У нее был миллион возможностей для того, чтобы отомстить. Она дышала мне в затылок. Но не сделала этого. – Он подумал и закончил: – Если бы она хотела меня убить, то убила бы. Она бы смогла.
Глеб Владимирович осторожно спустился с лестницы второго этажа. Подкрался к двери в гостиную. И замер, вслушиваясь в бред Инги.
– Игнаша, я очень соскучилась, очень, – бормотала она сдавленно. – Когда мы уже увидимся? Скоро? Но когда?
Последовала пауза, в течение которой его супруга медленно ходила по комнате. Он слышал ее шаги, шелест халата, скроенного из тяжелого шелка.
– Я понимаю, сынок. Понимаю, что ты опасаешься его гнева. Но он поймет. Тем более что все оказалось не так, как вначале. Та девушка… Твоя девушка… Мы виделись с ней пару дней назад. Она показывала мне ваши общие фотографии. Вы там такие счастливые. Если он это увидит, то поймет, как ошибался в тебе. Дорогой мой…
Инга снова умолкла, продолжая ходить кругами по комнате. Глеб Владимирович слушал, затаив дыхание.
– Да, я понимаю, что тебе нужны деньги, но пенсия еще не пришла, дорогой. Да, да, через пару дней. Хорошо? – Инга остановилась и тяжело вздохнула. – Я уже и так все перевела, что у меня было, по этому номеру телефона, милый. У меня больше ничего нет. У него… У него просить бесполезно. Пока он с тобой не помирится, он не даст тебе ни рубля. Ты же знаешь его… Хорошо. Созвонимся еще, да…
Глеб Владимирович осторожно попятился, понимая, что разговор заканчивается. Нырнул в кухонный проем, подошел к холодильнику и широко его распахнул, наклонившись к контейнерам с овощами.
– Ты голоден? – оглушил его сзади голос жены.
– Что? – он выпрямился. – Нет. Просто собирался в город на рынок и хотел посмотреть, чего у нас нет.
– Нет никакой нужды тратить деньги на продукты с рынка в городе. Все дороже и не такое свежее, – разумно заметила Инга, странно его рассматривая. – И у нас полным-полно овощей.
– Да. Вижу, – он захлопнул холодильник. – Но мне все равно надо в город. Ты со мной?
– Нет. Не хочу. – Она отрицательно замотала головой. – А тебе туда зачем? Если овощи имеются, то…
– Овощей я хотел купить попутно, Инга. – Он стиснул зубы, чтобы не наорать на сумасшедшую жену. – Мне надо в город по делам.
– Хорошо. Надо, значит, надо. Не нервничай.
Она тяжело опустилась на стул за столом, тяжелый шелк ее халата вздыбился острыми складками. Где она его откопала? Глеб Владимирович покосился неприязненно. Он помнил этот халат. Она его покупала в Таджикистане, еще когда он там служил. Халат сразу ему не понравился – стоил дорого, коробился по подолу и спине. И он устроил Инге разнос. Она его убрала подальше и до недавнего времени не вспоминала. А теперь вдруг достала. С чего это? Чтобы досадить ему – своему мужу? Сначала бутерброды за завтраком подсовывает, которые он не переваривает. Теперь в ненавистный халат вырядилась.
Глеб Владимирович снова вернулся к холодильнику. Достал диетический йогурт. Расположился с ним за столом напротив жены, посматривая исподлобья. Она молчала, тупо уставившись в пол.
– Инга, – окликнул он тихо. – Что-то не так? Ты не заболела?
– Нет, – бодро отозвалась она и тут же, помявшись, мотнула головой. – Хотя да, ты прав. Я не совсем здорова. И мне нужны деньги на обследование.
– Деньги? Зачем? – изумился он искренне. – Мы с тобой лечимся в ведомственной клинике. А там все бесплатно.
– Я туда не хочу. Я хочу в другую клинику. А для этого нужны деньги. – Ее лицо покраснело, глаза сузились. – Тебе жалко для меня денег? Жалко денег на лечение собственной жены? У тебя же есть накопления. Много! Я знаю! Почему ты жадничаешь? Детей у нас теперь нет. Внуков не предвидится. Зачем тебе столько?
Он поразмыслил. Логика в ее рассуждениях была. Несомненно, она все продумала, обратившись к нему за деньгами. И мотив придумала исключительный.
Только вот она не в курсе, что он знает!
И о ее переговорах телефонных с кем-то, кого принимает за Игната. И о том, что этот самозванец трясет с нее деньги. И она уже обнажила весь свой счет, как он подслушал только что. А там тоже были средства. Она их почти не тратила и скопила больше двухсот тысяч рублей. Она все отдала? Дура! Кому? Той девушке, что встретилась с ней, показывая фотографии с Игнатом? Трижды дура! Теперь с нее снова трясут деньги. А у нее их нет. И она врет, изворачивается, пытаясь развести на деньги его – своего мужа.
Забыла, старая, что он кадровый военный! Любую стратегию врага просчитать способен. Невзирая на возраст и постигшее его горе, сохранил ясность ума. И денег ей он, конечно же, не даст. И не только из-за мошенников, вцепившихся в нее клещом. А еще по одной причине…
Глеб Владимирович замер, глубоко подышал. Он боялся, что покраснеет при мыслях об Ольге. Для нее, единственной, он станет тем самым рыцарем, который взвалит все ее заботы на себя. Купит маленький домик, строить уже некогда. И заживет там с ней счастливо и беззаботно. Станет баловать ее, возить по курортам, наряжать, как куклу.
А для этого что нужно? Правильно, деньги. И они у него есть. Он не был транжирой. Скопил достаточно. Разумно тратил.
– Денег я тебе не дам, Инга, – четко и строго произнес Глеб Владимирович.
Он встал, вымыл чайную ложку. Упаковку от йогурта выбросил в мусор.
– Ты нездорова, я это вижу. Но та клиника, куда тебе следует обратиться, лечит бесплатно.
Он ухмыльнулся краем рта, повернулся к жене и порадовался, что на столе перед ней нет никаких предметов. Она была в ярости. Что-то непременно полетело бы ему в голову.
– Тебе следует обратиться к психиатру, дорогая, – подлил он еще немного масла в огонь. – Я слышу все разговоры, которые ты ведешь якобы с нашим сыном. И я проверил детализацию этих звонков, знаю номер, с которого тебе звонят. Он ведь у тебя не определяется, верно? Поэтому связь с этим мошенником у тебя всегда односторонняя.
– Это не мошенник, это Игнат, – совершенно спокойно парировала она. – Номер телефона не его. И – да, ты прав, он не определяется. Но я совершенно уверена, что это мой сын. Это его голос. У нас всегда были сигнальные словечки. И он их произнес, чтобы я не сомневалась.
– О господи, Инга! – взвыл Глеб Владимирович, стремительно заходив по кухне. – Ты понимаешь, что попалась со своим горем на удочку? Телефон зарегистрирован на давным-давно умершего человека. Я проверил. Тебя просто разводят, как сейчас принято говорить. Разводят на деньги! И если ты, сойдя с ума окончательно, готова платить мошенникам, то я нет. Увольте!
– Старая сволочь, – прошипела Инга Сергеевна, медленно поднимаясь из-за стола. – И черт с тобой. Обойдусь без твоей помощи. Обойдусь! А ты можешь тратить деньги на свои мечты о молодых бабах. Что? Остолбенел? Думаешь, я не слышала, как ты сюсюкал с той библиотекаршей? Нужен ты ей! Старый пень!
– Ну, все! С меня хватит! – заорал он что есть сил. – Я уезжаю. Поживу в городской квартире. Пока ты ума не наберешься.
Топая каблуками домашних туфель, он пошел к выходу. Но вдруг остановился, глянул на жену, в растерянности озиравшуюся вокруг.
– Ты в самом деле отдала им все свои сбережения?
– Да. А что? – вызывающе глянула жена.
– Но там было больше двухсот тысяч, – ахнул он.
– Если точнее, то двести восемьдесят четыре. И что?
– Послушай, Инга… – он пожевал губами, подбирая слова. – Даже если предположить… хотя я уверен в обратном, что Игнат жив, – ты уверена, что эти деньги достались ему? А если он попал в беду и его просто используют, вытягивая из тебя средства? Он в заложниках, в плену, скажем… Ему дают поговорить с тобой, убедить тебя помочь деньгами. А потом снова на цепь.
Она всхлипнула и замотала головой, принялась тыкать в его сторону пальцем. Визг, который она подняла, наверняка был слышен по обе стороны их высокого забора.
– Ты так спокойно об этом говоришь, сволочь! – голосила Инга. – Потому что уверен, его больше нет! Ты спокоен, потому что свободен от его греха и позора! Ты освободился! Ненавижу тебя… Ненавижу тебя… Убирайся! А-а-а-а…
Ее протяжный вой сопровождал его стремительное бегство до самой задней стены забора. Там у них имелась запасная дверь для выхода к магазинам. Чтобы не огибать всю улицу и не брести под дожем и снегом, Глеб Владимирович сразу о ней позаботился, как только они въехали в этот дом много лет назад. И использовал часто, оставляя на той улице машину – на стоянке чуть дальше магазинов. Минувшей ночью она там снова ночевала. И к ней он теперь бежал, спасаясь от пронзительного безумного крика супруги.
Он так разгорячился, что пару раз едва не нарушил правила, превысив скорость. Потом ему удалось успокоиться. Он свернул на заправку на въезде в город. Залил полный бак бензина. Взял зеленый чай и батончик с мюсли. Встал на улице за багажником и, поставив на него стаканчик с чаем, достал телефон.
– Ольга, здравствуйте, – тепло поприветствовал он ее – ответила она без задержек. – Это я…
– О, здравствуйте, Глеб Владимирович. Что-то случилось? – В ее голосе забрезжило беспокойство. – Мы договорились встретиться вечером и…
– Да. Кое-что стряслось. Но об этом лучше не по телефону. Вы можете встретиться со мной в обеденный перерыв? В ресторане рядом с вашей библиотекой?
Он был военным и заранее обследовал плацдарм. Знал местоположение ее работы и все места, где можно перекусить, их немало. А вот тех, где проникновенно поговорить, лишь одно. Небольшой уютный ресторанчик совсем рядом с библиотекой. Там кормили вкусно и дорого. Он попробовал, заехав как-то на ланч, и счел, что место вполне подходящее. Достойное Ольги.
– Хорошо. Я приду, – без запинок согласилась Оля. – Через час и пятнадцать минут. Я буду у входа.
Он там будет раньше. С букетом. Его предстояло купить. Еще неделю назад он остановил свой выбор на ярких герберах. Знал, куда их подвозят ежедневно. Жаль, что не вышло приодеться, как хотелось бы. Но Инга непременно устроила бы скандал втрое громче, надень он парадно-выходной костюм. Пришлось довольствоваться классическими светлыми брюками, вычищенными до блеска туфлями и свежей ярко-синей рубашкой. Он знал, этот цвет особенно выгодно подчеркивает его седину и цвет глаз.
Ольга не опоздала ни на минуту. Он издали любовался ее походкой, фигурой, с непонятным стеснением рассматривал стройные ноги, прикрытые легким платьем до колена. Лицо аристократично бледное, ни грамма лишнего макияжа. Волосы зачесаны назад. Высокий лоб, аккуратные ушки.
Красавица! Достойная положения и счастья красавица! Он всегда мечтал о такой женщине.
Он вручил ей букет. Она поблагодарила, не засмущавшись, не покраснев, не пролепетав какой-нибудь чуши. Приняла достойно. Или как должное.
Черт, он хотел эту женщину!
Они вошли в ресторан. Уселись за столиком в самом дальнем углу. Сделали заказ. Пока ждали, почти все время молчали, обмениваясь ничего не значащими фразами. И вдруг, под первое блюдо, Ольга сказала:
– Я отказалась участвовать в играх Шнырова.
– В каком смысле? – Его рука с ложкой застыла над тарелкой.
– Сказала, что не желаю мести этому парню, который чудом не попал на рейс и остался жив.
– Да?.. – Он задумался и снова опустил ложку в тарелку, так и не донеся ее до рта. – Может, поэтому он перестал нам докучать? Тоже смирился с потерей?
– Он перестал выходить с вами на связь? – удивленно вскинула Ольга аккуратные брови.
– Нет, нет, позванивает время от времени. Говорит в основном с женой. Но тема…
Он попытался вспомнить, когда в последний раз Шныров заводил с ними разговор о том парне, который остался в живых, и не смог.
– А знаете, Оля, в самом деле, он больше об этом не заговаривает. Может, смирился, после того как та девушка отказалась участвовать во всем этом кошмаре?
– Может, да. А может, и нет. – Она как-то безрадостно улыбнулась. – Нашел другого исполнителя. Тут еще знаете, какая история, Глеб Владимирович…
Она запнулась, умолкла и принялась интенсивно работать ложкой, доедая суп с замысловатым названием, который по виду напоминал обычную домашнюю лапшу.
– Он что-то хочет от меня, – призналась она, доев первое.
И принялась рассказывать о новой должности, отдельном кабинете, странном поручении и об Иванове, который оказался не Ивановым вовсе. При первых ее словах Власова затопила такая ревность вперемешку с ненавистью к Шнырову, что он просто молчал, боясь себя выдать. Но когда она подошла к финалу своего рассказа, он молчал уже по другой причине.
– Я ничего не понимаю, Оля! – выпалил он, отодвигая от себя тарелку зеленых щей. Аппетит пропал. – Это странные игрища, точно странные. Да и игрища ли это? Может, он пытается вашими руками провернуть что-то? Кстати, вы заглядывали в эту книгу, которую не поделили между собой читатели?
– Нет. – Она изумленно моргнула. – А надо было?
– Не знаю… – он развел руками, поняв, что они мелко подрагивают от неожиданного волнения. – Все очень, очень странно. И я ведь почему вас вызвал, Оленька? Бедой своей хотел поделиться. Инга… Она совсем плоха! Связалась с какими-то мошенниками, они выкачивают из нее деньги. А она… Она отказывается признавать, что это мошенники! И не хочет ложиться в клинику.
– В клинику? Она что?.. – Ольга нахмурилась и, глядя на него в упор, попыталась найти замену слову, но не смогла. – Она сошла с ума?
– От горя. Да. Она каждый день говорит по телефону с сыном. С погибшим сыном, Оля!
Она потрясенно ахнула. Он тяжело вздохнул и подумал, уместно ли будет сейчас дотронуться до ее ладони, безвольно лежащей слева от тарелки с ростбифом? Счел, что преждевременно.
– Я не знаю, что мне делать! Я в панике, шоке, я в таком горе! Не знаю, чем себя занять, как утешить! Сначала Игнат, теперь она! Я… – В его глазах появились самые неподдельные слезы. Он жалко глянул на нее. – Я раздавлен, Оля.
Она молчала, поедая мясо. На него смотрела исподлобья со странным выражением, которое он не мог разгадать, как ни старался.
– Я могу вам чем-то помочь, Глеб Владимирович?
Она, о чудеса, сама дотронулась до его руки!
– Я не знаю… Может, вы бы согласились со мной иногда обедать, вот как теперь. И говорить. Просто поговорить, я был бы… Я бы не чувствовал себя таким одиноким. – Он легонько ответил на ее рукопожатие. – Я не старик еще, Оля, но уже и не молод. А когда с женой творится такое, невольно задумываешься: что мне делать дальше? Как жить? С кем? Куда тратить средства, которые собирал долгие годы? Вот сижу перед вами и исповедаюсь, как дурак! Старый дурак! И жить не хочется, честно…
Он умолк, опустив голову. Взгляд уперся в скомканную салфетку. Он ждал ее ответа. Она пока молчала.
Речь им была подготовлена заранее. Он все продумал до запятой. Не навязывался, а просил о внимании. И реально оценивал свой возраст, но давал понять, что не бедствует и обеспечить может.
– Глеб Владимирович, я вас правильно поняла? – Голос Ольги зазвучал чуть надменно, и он тут же струсил. – Вы сейчас только что предложили мне утешить вас в старости? Ясно дали понять, что практически одиноки. Обеспечены. И хотели бы, чтобы я…
– Да! – не дослушал он и глянул на нее горячим затравленным взглядом. – Из всех женщин на планете я бы выбрал именно вас, Ольга! И готов на все ради вас! И защитить, и обеспечить, и сделать счастливой. Если вы сейчас рассмеетесь мне в лицо, сочтете идиотом, я приму это достойно. Уйду и никогда больше не стану вам навязываться. Если согласитесь подумать, то буду самым счастливым человеком на земле. Простите мне мой пафос!
Ольга откинулась на спинку стула. Небрежно бросила салфетку прямо в центр опустевшей тарелки. Посмотрела надменно и холодно.
– Я не стану над вами смеяться, Глеб Владимирович. Но и думать не стану тоже, – произнесла она медленно. – То, что вы мне предлагаете, оскорбительно! Я не стану вашей содержанкой. Никогда! Никогда ею не была и не буду…
– Простите, простите меня! Я что-то не то сказал. Больше этого никогда не повторится! Простите меня, Ольга!
Он вдруг почувствовал себя таким старым и немощным, что еле удержался на стуле. Подниматься при ней на ноги он точно не станет. Дождется, пока она уйдет. Он уже представлял свою старческую шаркающую походку, согбенную спину и коленки. Зрелище будет омерзительным.
– Вы не дослушали меня, Глеб Владимирович, – хмыкнула после паузы Ольга. – Я никогда не была содержанкой, но не была и женой. Мне тридцать восемь лет. А я ни разу не была замужем. И поэтому я, не раздумывая, отвечу вам… Как только вы решите проблему со своей женой, я выйду за вас замуж.