Галина Романова
Лицензия на happy end
Глава 6
Голощихин Иван корчился в муках совести, ну и организма, как водится.
Его колотил озноб. Его бросало в жар. Выворачивало суставы. Сушило горло и желудок дикой жаждой. Он пытался подняться с койки, но ничего не выходило. Старый пружинный панцирь растянулся гамаком до самого пола, и он намертво приковал к себе немощное хозяйское тело. А выбраться ему ох как надо было! Под столом на кухне в одной из бутылок должно было оставаться граммов сто пятьдесят портвейна. Он точно помнил, что не допил вчера, решив завязать.
Завязать не получалось, слишком уж было муторно. Оттого и мучился совестью Голощихин, с болью осознавая, насколько слаб он оказался перед соблазном опохмелки.
Очередная его попытка подняться на ноги не увенчалась успехом, и он снова с протяжным стоном упал на спину. Упал и уставился в потолок прослезившимися глазами.
Как же ему сейчас было жаль себя – несчастного! Так жаль, что впору рыдать по-бабьи. Хоть бы кто зашел к нему! Хоть бы проведал! Так и сдохнет, и не узнает никто, а он будет лежать, вонять, пока крысы не сожрут!..
Голощихин не выдержал и заплакал, поскуливая.
Сколько пролежал так, жалея себя и вспоминая более счастливые и пьяные свои годы, когда и выпить, и закусить всего было в достатке, он не осознал толком. Очнулся, когда кто-то над ним вдруг закашлял громко и недовольный женский голос произнес:
– Ну и вонища у вас тут, уважаемый!
Иван с трудом приоткрыл глаза и с удивлением уставился на красивую смуглую девушку. Она морщила носик, смотрела на него с явным осуждением и держала в руках стакан с жидкостью.
– Выпейте вот, – протянула она вдруг ему стакан. – Вам станет легче.
– Что там? – перепугался Голощихин воздушным пузырькам, с шипением вырывающимся из стакана.
– Аспирин, не пугайтесь, не отравлю. – Она улыбнулась ему.
– Там у меня под столом в бутылке портвейна осталось немного, – все еще медлил Голощихин, не желая брать стакан из ее рук. – Не нальешь?
– Обойдетесь! – неуважительно фыркнула девица, втиснула в его негнущиеся пальцы адскую отраву и приказала: – Пейте, ну!
Пришлось покориться. Он так рассудил: раз станет легче, он после ее ухода поднимется и отыщет свое пойло, а пока диктовать условия не в силах.
Она понаблюдала за тем, как он пьет. Забрала стакан. Встала у окна и, глянув на часы, засекла десять минут. Стояла молча, не приставала. Но когда прошло ровно десять минут, снова начала ему указывать.
– Поднимайтесь немедленно и пойдите умойтесь.
– Зачем? – проблеял Голощихин, ему и впрямь стало хорошо и неотрывно потянуло в сон, вставать он теперь не желал даже из-за портвейна.
– Надо поговорить, – коротко объяснила она.
– Говори, если надо. Вставать я не стану, – заупрямился вдруг Иван.
Во-первых, ему не хотелось оконфузиться перед девицей, начав выбираться из провисшей до пола кровати. А во-вторых, чего это она раскомандовалась?! Не у себя дома, чай, у него, а он где желает, там и говорит.
– Ладно, валяйтесь, раз вам так угодно, – быстро сдалась она. – Меня Катериной зовут. Я хотела поговорить с вами насчет вашей весенней находки. Помните еще о том, что вы наболтали всем на свете, будто бы клад нашли?
Он снова оскорбился.
– Почему это наболтал?! – Голощихин даже сделал попытку привстать, безуспешную, правда. – Я и в самом деле нашел сумку с деньгами.
– Сумку все же, ага, – она укоризненно качнула головой. – А чего же в милиции мне сказали, что вы то про чемодан упоминали, то про банковский мешок. То будто бы доллары, то рубли, то миллион, то сотня тысяч. Где правда, дядя Ваня?
Голощихин зажмурился от дикой обиды, захлестнувшей сердце.
Да что же это всякая шмакодявка с ним говорит, как с идиотом?! Почему не верит ему никто?! Потому что он ошибку в тот день совершил, когда…
– Так что же все-таки вы нашли на самом деле и находили ли? – снова пристала к нему Катерина, перепугавшись, что Голощихин сейчас провалится в глубокий похмельный сон и разбудить его не смогут уже никакие силы небесные. – Эй, ну ответьте, пожалуйста! Я… я вам денег дам!
– Денег! – вдруг отчетливо фыркнул он. – Да ты знаешь, сколько денег я держал в руках пару месяцев назад, девушка?! Я был самым богатым человеком на этой улице! Да что там на улице, в городе ни у кого таких денег отродясь не водилось! Только разве в банке.
– Сколько? – прицепилась тут же она.
– Много! – лаконично отрезал он, открыл глаза и глянул на нее с усмешкой. – А тебе что, тоже покоя не дают чужие денежки?
– Тоже? А кому еще покоя они не дают? – вопросом на вопрос ответила Катерина, почему-то сразу вспомнив об Александре.
– Много кому. Таких, как ты, любопытных тут пруд пруди, – неопределенно промямлил Голощихин, уставившись в потолок. – Только в любопытстве этом беда одна. Поверь мне, не нужно тебе ничего знать!
Они помолчали. Голощихин развлекал себя тем, что рассматривал собственный потолок, с которого клочьями свисала паутина. Катерина размышляла, рассматривая из грязного окна улицу.
Деньги все же были, сомнения у нее отпали, хотя Голощихин ничего определенного и не сообщил. А денег, судя по всему, и в самом деле было много. Но вот крутит Иван что-то, темнит и даже на обещанное ею вознаграждение не клюнул. Почему? Чего ему таиться? Пообещал кому-то, что будет молчать, или попросту боится?…
– Как вы нашли ту самую сумку с деньгами? – вернулась Катерина к интересующей ее теме.
– Просто и нашел. Шел по огороду, думал все, сажать мне в этом году картошку или не сажать. Вроде бы и надо, а вроде и ни к чему мне одному, проще купить. – Голощихин дернул худыми плечами. – Дошел до задней калитки, открыл ее. Там дальше у нас поле. Смотрю, трактора работают. Дай, думаю, подойду, спрошу, не картошку ли станут сажать? Если картошку, то на кой черт мне горбатиться! Сходил, поговорил… Не, не картошку, подсолнечник высевать, сказали, будут. Возвращаюсь обратно и глазам не верю. Возле моего забора сумка!
– Что же ее до вас никто не обнаружил? Вы увидели, а те же трактористы мимо проезжали? – тут же вставила въедливая девица.
Но он ждал от нее этого вопроса.
– Так забор у меня в том месте упал. Упал прямо на кусты сирени. Вроде как шалаш получился. Сразу и не рассмотришь, что там есть.
– Как же рассмотрели?
– Так это человек посторонний не рассмотрит, а я свою землю как пять пальцев изучил. – Голощихин с трудом сжал, разжал пятерню, глянул на нее и уронил руку со стоном на кровать. – Я в своем огороде каждый метр знаю. Вот и рассмотрел сумку…
Он не стал говорить, что искал намеренно. Искал все равно что. С утра встал тем днем, лучше бы не вставал, так паршиво было. Вспомнил о недавнем происшествии, о котором много болтали в округе. Вспомнил и пошел наудачу.
Облазил все вокруг. И кромкой поля прошел чуть не с километр. И по кустам пошарил, которые вдоль дороги высадили. Все было пусто. Никаких намеков, подтверждающих местные сплетни. Пригорюнившись, он вернулся к своему упавшему забору и стоял там какое-то время, наблюдая за тем, как пашут землю.
Перевернутые плугами пласты земли масляно поблескивали на солнце. Полоса за полосой жирный чернозем наступал на прошлогоднюю стерню. Глупые галки тучами кружили над полем, жадно хватая потревоженных червей. Их даже трескотня тракторов не пугала, лезли чуть не под колеса.
Голощихин с тоской тогда еще вспомнил, как сам плужил на такой технике много лет, имел приличный заработок, и даже семья у него была. Жена, дочка и внук. Они и сейчас имелись, но, правда, уже без него. Переехали за реку в многоэтажку, бросив его тут одного, горемычного. Не нужен он им стал в таком вот новом образе – безработный, стареющий и спивающийся. Дочка нет-нет да заедет с мальчишечкой, а жена и думать о нем забыла. Денег он, видите ли, не зарабатывает теперь, а что в квартире живут, им полученной, про то забыли…
В жгучей обиде на семью и судьбу Голощихин развернулся с намерением пойти хлебнуть скороспелой бражки, три дня отстояла – хватит. И тут обратил внимание на шалаш, каждое лето заселяемый местными пацанами. Шалаш никто специально не делал, он получился сам собой из упавшего забора и сиреневых кустов. Внутри было достаточно просторно, и сам Голощихин не раз там засыпал, разогнав непрошеных жильцов. По осени, он точно помнил, выгреб оттуда все старые ящики, телогрейки, картонные коробки и сжег прямо на поле. Большой костер тогда получился, он даже картошки в углях напечь успел. И ел ее прямо там же, возле костра, с пересоленными огурцами, что Машке-соседке было жаль выбрасывать и она ему снесла.
Так вот убрал он там все по осени, чего же там опять торчит какой-то хлам?!
Голощихин и полез в кусты, обдирая лицо и руки о жесткие сухие ветки. Залез, отдышался, сел прямо на утоптанную землю и тут же потянулся к вороху тряпья. Только тряпье оказалось совсем не тряпьем, а курткой, и вполне приличной. Он ее в тот же день очень выгодно толкнул. Но не куртке обрадовался Иван, а тому, что в нее было завернуто.
Он когда сдернул куртку, то опешил моментально, даже рот открыл. Под курткой оказалась сумка. Спортивная, черная, с синей полосой по боку и буквами какими-то заграничными. Голощихин не был силен в иностранном, прочесть не мог. Он поспешил сумку ту открыть. И когда открыл, то чуть не расплакался.
Деньги! Сумка битком была набита деньгами. Только не нашими рублями, а другими, иностранными, с портретами серьезных незнакомых Голощихину мужчин.
Доллары он никогда в глаза не видел, но почему-то сразу подумал, что это они и есть. Сумку закрыл. Обернул ее снова курткой. Ухватил поклажу в охапку и бегом бросился к своему дому.
Он теперь богач!!! Он теперь может себе все купить, что захочет!!! Пускай теперь жена локти кусает. Пускай жалеет, что бросила его когда-то. Уж он над ней покуражится, он поизгаляется, прежде чем простит ее и примет обратно.
Иван Голощихин заперся в избе. Занавесил окна, включил свет и стал выкладывать тугие, пахнущие неожиданным счастьем и богатством пачки на стол. Стола не хватило, хотя он и выкладывал их очень тесно. Принялся перекладывать деньги на пол, заняло полкомнаты. Попытался сосчитать, но куда там! С его-то умом и образованием! Сбился, конечно же, и оставил эту затею для жены и дочки. А пока решил удачу свою сбрызнуть коньяком, да тем, что подороже.
Осторожно вытащив из одной упаковки одну бумажку, Голощихин схватил паспорт и помчался в банк. Пока торопился, воображение рисовало обеспеченную старость, сегодняшнее богатое застолье, новый дом где-нибудь на море. Радужные мечты его осадила отвратительная тетка в обменной кассе.
– Я не могу вам обменять валюту, – прокаркала она, перед этим минут десять изучая купюру под всеми имеющимися в ее конуре детекторами.
– Почему? – возмутился Иван и тут же испуганно спросил: – Она что, фальшивая?
– Нет, она подлинная, но вот ваш паспорт… – Она вложила импортную десятку в его паспорт и вернула обратно. – Он просрочен. Вам еще четыре года назад его нужно было обменять. А вы не обменяли.
– И что? – не понял Голощихин.
– Он у вас недействителен, вот что! – тявкнула она из-за стекла. – А по недействительным документам я не имею права обменивать валюту. Поменяете паспорт, тогда и приходите.
Он ушел несолоно хлебавши. Долго бродил по городу, но другого обменного пункта у них не было. У ребят, что крутились с валютой возле центрального универмага, Голощихин обменивать побоялся. Прознают про его находку, убьют, к чертям собачьим. Ограбят сначала, а потом убьют. Уж он потерпит.
Терпел, доколе было можно. Даже плакать однажды принимался с досады. Это надо же: у него полная сумка денег, а он нищий. Через три дня не выдержал. Достал из паспорта все ту же бумажку, сумку спрятал глубоко в подполе за пустой кадкой, где раньше жена капусту квасила. И пошел по улице по знакомым, предлагая купить у него задешево десять долларов. Народ тут же принялся скалиться над ним, задавать вопросы глупые. Он в какой-то момент не выдержал и брякнул, что клад нашел. И пошло-поехало…
– Так обменяли вы десять долларов или нет? – снова прицепилась незнакомая девица, когда Голощихин замолчал.
– Обменял. Потом еще и еще, – он вздохнул. – Потом слух разнесся далеко по округе, пришлось деньги мне и сдать.
– Кому?
– Милиции, кому же еще! – воскликнул Иван, но глаза от нее спрятал за веками, будто снова дремать собрался.
– А почему они говорят, что никаких денег в глаза не видели?
– У них спроси! – возмутился он. – Я вообще ничего больше про эти деньги знать не желаю. А то ходят тут, спрашивают!..
Голощихин врал. Катерина Старкова поняла это без особого труда. Деньги были. Несколько десяток он успел обменять, и установить это, опросив здешних жителей, будет несложно. Но вот куда он их потом дел?! Может, пропил за бутылку?
Эта мысль показалась ей не столь уж глупой. Тетя Маша уже успела рассказать, почему ушла от Голощихина жена, бросив на произвол судьбы дом и хозяйство. Тот спьяну тащил из дома все. Пропил даже цветной телевизор. И если в какой-то момент сумка с долларами показалась вдруг Голощихину неконвертируемой обузой, он мог ее и обменять. Вопрос: с кем у него состоялся этот обмен?
Катерина Старкова шла по улице Дзержинского к дому, где поселилась, и размышляла, не забывая посматривать по сторонам.
Мог Голощихин продать кому-то сумку с долларами из местных? Мог. Но этот местный должен был обладать достаточной силой и могуществом.
Для чего Голощихину понадобилось всем врать, что он якобы снес деньги в милицию? Ответ рождался моментально. Для того чтобы все от него отстали и прекратили допытываться, что, где да откуда. А к милиции ни у кого никаких претензий возникнуть не может, разве что…
Кстати, она совершенно упустила из виду самое главное. Откуда вообще взялась эта сумка с долларами, завернутая в куртку?! Кто спрятал ее в кустах сирени под завалившимся забором Ивана Голощихина, кто потерял или просто оставил? Не с неба же она упала, в самом деле! Надо бы расспросить тетю Машу, уж она наверняка должна знать.
Глава 7
Дедков проснулся оттого, что у него страшно затекла шея. Не открывая глаз, он попытался повернуться и не смог. Надо было окончательно проснуться и посмотреть, в чем дело, но ему было лень. Проснется, сразу увидит, во что они с Савостиным превратили за два дня квартиру, сразу вспомнит про бегство Татьяны, и жить расхочется тут же. А пока лежал с закрытыми глазами в полудреме, было ничего. Не ощущалось всей полноты кошмара.
Проснуться окончательно его все же вынудили. Откуда-то издалека раздался то ли стон, то ли плач, то ли скрип какой-то, и через минуту охрипший от бесконечных споров о дурах бабах Савостин его беспардонно растолкал:
– Вставай, Кирюша. В Москве полдень.
– Да ну! – попытался удивиться Дедков, но тут же понял, что ему безразлично, который час, ему сейчас все буквально безразлично, кроме неповорачивающейся и ноющей шеи. – И что с того?
– На работу бы сходить, – прохныкал Савостин. – Меня моя крыса живьем сожрет. Одна надежда на Ленку. Если она прикроет, все обойдется. Если нет, мне звездец! Вставай, что ли! Пожрать организуй!
– Почему я? – Дедков чуть приоткрыл один глаз и с удивлением обнаружил, что лежит на узком диване в кухне.
– Ты же хозяин, – аргументировал свою просьбу Савостин и тут же полез в холодильник. – Во! У тебя тут бифштексы размороженные, можно пожарить. Для салата всего полно. И картошка с грибами замороженная, высыпай на сковородку и…
– Вот ты и высыпай, – хмуро посоветовал Дедков, сел на диване, потер ладонями шею и глянул на стол, заставленный грязной посудой.
Рюмок и бокалов под минералку оказалось четыре. Оп-па!!! И с кем же они вчера тут зависнуть успели? Не с двух же рук с Савостиным хлебали. Факт, кто-то еще был. Вон и след от губной помады сохранился на двух рюмках.
– С кем это мы? – Кирилл брезгливо покосился в сторону напомаженных стаканов.
– А ты че, не помнишь ничего? Ну ты даешь, Кирюша.
Игорек достал из ящика под духовкой сразу две сковородки. В одну высыпал картошку с грибами, распоров пластиковый мешок острым ногтем на мизинце. Во вторую плотно уложил бифштексы, посолил, поперчил, налил масла, накрыл крышкой и присел к столу.
– Так то же Ленка наша была с подругой.
– А зачем?
Секретаршу Ленку он вспомнил. Трещала тут без умолку и по комнатам носилась, все осматривала, ощупывала, будто приценивалась. Он даже накричал на нее, помнится, когда она в руки ползунки Марка взяла и начала с ними кривляться. А вот подругу…
Подругу Дедков так и не вспомнил, сколько ни старался.
– Слушай, Игорь, – Кирилл продолжал разминать затекшую шею. – А у меня с этой подругой что-нибудь было, нет?
– Смеешься! – Савостин деловито ворочал бифштексы на сковородке. – Ты ужрался моментально! Думаешь, почему ты уснул прямо здесь, на кухне?! А она была ничего девочка. Стильная. Разочаровалась, конечно, не без этого. Но, приняв во внимание твои обстоятельства, ушла не без надежды. И свой номер телефона оставила на зеркале.
Никаких телефонов и подруг, к ним прилагающихся, Дедкову было не нужно. Хотелось в душ, потом плотно позавтракать. Савостин развил такую бурную деятельность на его кухне, что аппетит все же разыгрался. А потом непременно захотелось увидеть Катьку Старкову. Он же собирался к ней, для того и липовую командировку оформил. Как-то она там? Позвонить или нет?
Решил нагрянуть без звонка. Ведь могла наговорить ему гадостей в трубку, после которых он вряд ли поехал бы. Нет, лучше уж как снег на голову.
Картошка с грибами поджарилась до хруста. Бифштексы хоть и выглядели полуготовыми, но тоже были ничего.
– Выпьешь? – предложил Игорь, выставив на стол две запотевшие банки с пивом.
– Нет, хватит, – пробубнил Кирилл с набитым ртом.
Он успел побриться, принять душ и чувствовал себя уже лучше.
Они позавтракали. Вместе прибрали квартиру, и Игорь засобирался, не переставая ныть о своей тяжкой доле подкаблучника. Дедков слушал его вполуха. Ему своей беды хватало за глаза. Жалеть кого-то еще в планы Дедкова не входило.
Заперев дверь за Савостиным, Кирилл вошел в спальню. Огляделся, нашел свою дорожную сумку, которую так и не успел собрать как следует. Доложил туда футболок, носков, застегнул с визгом и понес к выходу. Глянул на себя в зеркало, вздохнул с прискорбием: мешки под глазами могли быть и поменьше. И только вознамерился влезть в кроссовки, когда в дверь позвонили.
Сердце тут же, как напуганный заяц, подпрыгнуло, перевернулось и сжалось до размера мелкой мухи.
Татьяна! Одумалась и решила вернуться вместе с сыном! Поняла, что натворила, и вернулась! Господи…
Никакой Татьяны за дверью не было. Ни Татьяны, ни Марка. За дверью на его пороге топтался Васька Терехов и смотрел так, что Кириллу моментально захотелось утопиться.
– Что еще?! – вскинулся Дедков, как только Васька вошел и швырнул на пол свою борсетку. – Что стряслось?! Или я ошибаюсь?
– Если бы! – фыркнул Терехов и без приглашения поплелся на кухню. – Когда ты ошибался?… Чаем напоишь? А Татьяна где?
– Нету Татьяны, – хмуро отрезал Дедков, взгромоздил на плиту чайник и повторил для убедительности: – Нету и не будет уже никогда.
– О как! Чего это вы, поругались, что ли? – спросил Терехов.
– Не поругались, а расстались. Ушла она… Уехала. Правильнее, папочка ее забрал. Ее и Марка. Один я теперь, понял, Терехов?!
Это сообщение расстроило Терехова еще больше. Все его многолетние надежды рухнули, не успев как следует поднять голову.
Катька Старкова!
Его юношеская любовь, которую он не растратил с годами, а лишь немного притушил, чтобы не выглядеть смешным, снова будет поругана?! Так ведь получается. Теперь, когда Дедков снова свободен, у него – Терехова – совершенно нет никаких шансов.
Ни для кого же не было секретом, что эти двое были просто созданы друг для друга. Ни для кого, кроме них двоих. Только эти два дурака могли свято верить в свою надуманную дружбу, не подозревая, что это самая настоящая любовь и есть.
Катька могла сколько угодно выходить замуж, Кирилл мог сколько угодно жениться, но любить друг друга они от этого не переставали, по наивности душевной называя это дружбой.
Терехов все эти годы терпеливо ждал, когда же, наконец, у них хватит ума во всем признаться друг другу. Время шло, ума не хватало. Множились браки и дети. И он постепенно уверовал, что Катька, наконец, обратит свой взор и в его сторону. Тем более что брак Кирилла и Татьяны казался достаточно удачным и прочным. И тем более что Старкова теперь будет нуждаться в нем, как никогда и…
И тут такая новость!!!
– О как! – с кислой полуулыбкой повторил Терехов, широко разложив на столе свои локти. – И что же теперь?
– А что теперь?
Кирилл вопроса не понял. Вернее, не понял, с какой целью тот был задан. Терехов вел себя как-то странно, поглядывал со значением, хмуро хмыкал чему-то без конца. И косился в его сторону совершенно не по-дружески, и ведь явился к нему не просто так.
– Кстати, а ты чего пришел? Что стряслось? Неприятности какие-нибудь?
Да, именно в самый разгар своих служебных неприятностей Терехов был у него в последний раз. Было это…
Как бы не соврать, года три назад. Да, точно, именно три года назад навещал его давний приятель – Василий Терехов. Он из-за какого-то неосторожно запущенного слова вот-вот должен был профукать свое повышение, переживал, нервничал, едва слезу не пускал. И Кирилл Дедков его морально поддержал, пил с ним, утешал и советовал забить на все. Потом Терехов пропал почти на полгода. Через полгода позвонил, попросил поздравить его с повышением, и все, и снова тишина.
Нет, праздниками и днями рождения они не пренебрегали, добросовестно отзванивались и поздравлялись, но до визитов дело редко доходило. А тут вдруг…
– Что стряслось, Васька? – чуть успокоившись, переспросил Дедков. – Снова где-то что-то ляпнул, и теперь тебе грозят увольнением?
– Все много хуже, Дед. Ты даже представить себе не можешь, как все плохо! – Терехов поднял на Дедкова тоскливый взгляд и покачал головой. – Я в такой заднице! Я в такой…
– Это я уже понял. Что на этот раз? – Кирилл выразительно посмотрел на часы. – Только учти, сегодня не твой день. Я его тебе посвятить ну никак не могу. Уезжаю потому что. Так что давай поскорее выкладывай и…
– Уматывай, так, что ли! – фыркнул Терехов со злостью. – Вот они, друзья! Одна подставляет под статью. Второй из дома выставляет. Одна – подставляет. Второй – выставляет. А что же! Все верно! Все так и должно быть! Кто станет возиться с неудачником?! Всем нужны победители!
Приблизительно о том же ныл Васька и тогда – три года назад. Так же себя жалел, так же на всех обижался. Только вот в прошлый раз он их с Катькой не затрагивал. А теперь прямо сказал, что кто-то его подставил. И подставившим его человеком была женщина. Кто?!
– А ты, дурак, и не догадался, да? – с неприятной плаксивой интонацией ответил ему Терехов. – Катенька, друг! Катенька Старкова подставила меня так, что мне сегодня предложили написать рапорт!
– Не может быть, Терехов! Ты врешь! Чтобы Катька и кого-то подставила… Это не про нее. Она не способна. Ты, как всегда, драматизируешь.
Кирилл остановился посреди кухни с огненным чайником в одной руке и кухонным полотенцем в другой, уставился на Терехова, как на космического пришельца, и судорожно замотал головой, повторив:
– Ты, как всегда, сгущаешь краски, Вась. Каким боком вообще Катька к твоей замороченной конторе?! Она учительница, ты не забыл?! Все ее преступления перед человечеством сводятся к тому, что она может нарушить скоростной режим на городских улицах, но чтобы… Слушай, ты давай прекращай кручиниться и жалеть себя. Давай-ка выпей чаю с коньячком и расскажи все по порядку.
– Ты же торопишься.
– Ничего, задержусь ради такого случая.
Дедков заварил ему сразу два пакетика. Поставил перед ним сахарницу, сушки с маком, достал из холодильника вареную сгущенку. Подумал, что этого вполне достаточно. Сел напротив Терехова и стал ждать, когда тот напьется.
Выпил тот подряд три чашки, заставляя без конца подогревать ему чайник. От коньяка отказался наотрез, желчно заявив, что он за рулем, а удостоверением теперь вряд ли сможет воспользоваться. Стрескал почти все сушки и начисто выскреб банку с варенкой. Дождался, пока Дедков уберет за ним со стола. И лишь тогда проговорил с печалью:
– Дело дрянь, Дед. И не только у меня, поверь.
– А у кого еще? – Кирилл как раз полоскал его чашку с ложкой и вытряхивал из сухарницы маковые крошки.
– У Катьки нашей Старковой неприятности, приятель. И, судя по всему, очень серьезные.
Дедков остолбенел просто с намыленной мочалкой в руке.
У Катьки неприятности?! Да что такого с ней могло случиться в этом занюханном захолустье, которого и на карте-то наверняка нет?! Или это как-то связано с Тереховым? Уж не он ли гарантировал ей эти самые неприятности, раз считает, что Старкова его подставила? Да он его тогда…
– Ты погоди, не кипятись, – испуганно отпрянул Терехов, когда Кирилл кинулся на него едва не с кулаками. – Выслушай сначала, а потом морду бей. Еще неизвестно, кому ее тогда бить придется. Короче, началось все с того, что она мне позвонила…
Поручение Старковой Терехов выполнил без промедления. Когда-то еще представится случай ей угодить. Хотя и поломался для приличия вначале, но это все для того, чтобы цену себе набить. Так-то обрадовался и побежал, на ходу подметки срывая.
Он навел справки о человеке, которому принадлежал номер телефона, продиктованный ему Катькой.
Тарас Хромин, в узких кругах – Бульба, в недалеком прошлом имел репутацию отменной сволочи. Зарабатывал на всем, на чем можно. Не брезговал заказными убийствами и сутенерством. Потом женился на приличной девушке из приличной семьи. То есть папа у девушки грел задом депутатское кресло в областной Думе. Остепенился вроде бы Тарас Хромин. А когда у него родилась двойня: мальчик и девочка, – то и вовсе перестал на себя быть похожим. По воскресеньям его частенько стали видеть в церкви. Принялся меценатствовать, взяв под опеку один из детских домов города. Раз в месяц раздавал бомжам милостыню в виде пакетов с консервами, дешевой колбасой и хлебом.
– Как у парня крылья архангела не выросли, ума не приложу! – Дедков скептически скривился. – Ты веришь в подобные метаморфозы, Терехов?
– Не особо. Обыватели не дают, – пробормотал тот с ехидством. – Звонят и клевещут на бедного малого.
– Катька? – ахнул Дедков.
– А то кто же! Позвонила и попросила пробить номерок телефонный. Кто его хозяин, я тебе только что рассказал. Приличный же с виду человек, а Старкова утверждает, что этот самый Тарас Хромин вознамерился ее убить!
– Чего-чего?! – ахнул Кирилл и, не желая того совершенно, грязно выругался.
– Слушай дальше, мой хороший. Это присказка, не сказка! Сказка будет впереди! – пообещал Терехов с паскудной многообещающей ухмылкой. – Помнишь, я Катьке однажды удостоверение подарил?
– Ну! Помню. То же шутка была вроде бы. А че?
– А то! Наша с тобой умненькая подружка отдыхать спокойно не сумела. Она вперлась в отдел милиции, представила это липовое удостоверение и начала там допрашивать местного участкового.
– Господи! Нет! – простонал Дедков, уже предчувствуя, что из этого всего получилось. – А участковый тот был не дурак, так?
– Именно. Он был не дурак. Он все данные ее с удостоверения слизал. И когда она из его кабинета убралась, настучал своему начальству. То доложило еще выше. Осторожно так доложило, скажу я тебе. Катька, стало быть, впечатление своим допросом произвела. Начали разбираться. И в результате этих разборок меня сегодня с раннего утра вызвали на ковер и предложили написать рапорт об увольнении. Как тебе, дружище, такой расклад?!
– Впечатляет, – угрюмо поддакнул Дедков.
Такого он не ожидал от своей подруги. Всего, чего угодно, но не такого. Эк ее перекосило на отдыхе однако.
Ну, ладно бы роман какой закрутила с местным красавцем, раз обещала. Ладно бы на чью-то ревность нарвалась и синяков себе нажила. Или на самый страшный крайний случай семью чью-то разрушила. Но…
Но то, что Старкова влипла в какую-то странную историю, где присутствовали бандиты, угрожающие ее убить, милиционеры, которых ей с чего-то вздумалось допрашивать, выходило за все дозволенные рамки.
При этом бандит был и не бандит как бы вовсе, а приличный с виду человек и меценат известный. И, по слухам, давно завязал со своим отвратительным прошлым. Это что же такого нужно было совершить Старковой, чтобы разбудить в нем давно уснувшие инстинкты? Это первое…
А второе – это с какой такой великой блажи ей вздумалось тащиться к ментам и задавать им вопросы?! Совсем рехнулась, что ли?
– И что теперь? – выдохнул Кирилл, с тоской покосившись под подоконник.
– А что теперь, я не знаю! – Терехов сквасил лицо до неузнаваемости и промямлил: – Только это тоже не конец истории, Дед. Это опять-таки не самое страшное.
– Что еще?! – Дедков аж со стула приподнялся и снова потянулся к воротнику Терехова, намереваясь тряхнуть того как следует. – Ты давай не тяни! Что с Катькой?! Ведь с ней что-то…
Терехов кивнул. И даже не особо возмущался, когда Кирилл все же сграбастал его воротник в кулак и тряхнул-таки его. Посмотрел как на больного, и только.
– Ее разыскивают по подозрению в убийстве, Кирилл, – с благоговейным ужасом шепнул Терехов и даже на дверь покосился, будто там стоял кто-то невидимый глазу с явной угрозой их теперешнему благополучию.
– Кого?! Катьку?!
От такой полной идиотической неожиданности на Дедкова даже икота напала. Он выпил подряд две кружки ледяной воды из-под крана, не помогло. Пришлось лезть в бар и наливать себе водки. Терехов тоже запросил. Налил и ему. Они выпили по стопке, закусили мандарином, одним на двоих. Помолчали, потом Дедков снова пристал к Терехову:
– Давай все по порядку. Хотели убить Катьку, так?
– Вроде того, – осторожно согласился Терехов, посасывая мандариновую корочку.
– Убить хотел Хромин Тарас. Я пока не спрашиваю, за что и почему! Ты наверняка этого не знаешь, – прервал возмущенный клекот приятеля Кирилл и продолжил: – Я пока перечисляю… Так вот, ее жизни угрожала опасность. Она попросила у тебя помощи… Предположим, что именно за этой самой помощью она отправилась в местный отдел внутренних дел.
– Не за этим, – робко вставил Терехов.
То, какое впечатление произвел на Кирилла его рассказ, Терехова совершенно сломило.
А еще утверждать смели, голубчики, что между ними ничего не было! Как же не было, если Дедков просто осатанел от страха за нее и от горя! Он просто невменяемым стал, тут же позабыв и про бросившую его жену, и про то, что сына никогда больше не увидит. У него аж глаза остановились, сделавшись безумными. И если это не любовь, то что же?…
