Галина Романова
Миллион причин умереть
Глава 3
До Нового года оставался месяц, когда их маленький городок потрясло страшное сообщение.
Минувшей ночью в районе парка Строителей был найден труп молоденькой девушки, студентки третьего курса медицинского училища. Тело девушки было наполовину зарыто в снег. Нашедшую труп молодую мамашу с ребенком еле-еле откачали в пункте «Скорой помощи». Подоспевшие следователи пару часов не могли взять у нее свидетельские показания, настолько велико было ее потрясение.
Районные газетенки захлебывались вожделенной сенсационной слюной, на все голоса причитая об убийстве. Каждый писака пытался перещеголять другого в мастерстве полоскания окровавленного белья убиенной. Какие только подробности не выползли на свет в связи с этим вопиющим фактом! Покойной девушке не давали спокойно лежать в гробу битых две недели. Один из бумагомарателей зашел настолько далеко, что посмел обвинить погибшую в суициде. Она, дескать, сама себе живот и горло вспорола. Только вот сей пачкун забыл указать последовательность данной экзекуции…
Следом за бульварной прессой откликнулось местное телевидение, показывая под разными углами и в разное время суток место происшествия. Телевизионщиками также муссировалось одновременно несколько версий. Одна из которых не исключала возможности появления в их городе маньяка.
Город залихорадило.
Мамаши перестали отпускать девочек на дискотеки. После школы многих встречали бабушки, отцы и старшие братья. Каждого подозрительного непременно доставляли в органы правопорядка и задерживали там до полного выяснения личности.
Тут-то Танька и оседлала своего конька, потрясая перед растерянными коллегами вырезками из газет.
– Вы просто не понимаете, – шептала она с надломом в голосе, – насколько все это серьезно! Кидайте в кассу по червонцу немедленно, потому что я на верном пути.
Мужчины, кряхтя, полезли за бумажниками. Лишь заместитель начальника Толик не переставая покручивал пальцем у виска.
– Бездельники, – тяжело вздыхал он время от времени. – Нашли себе занятие! Не дай бог, Ольга узнает…
– И что будет?! – вскидывалась мгновенно Татьяна.
– Ну… не знаю… Я бы на ее месте вас по судам затаскал.
– Это какую же статью ты бы нам инкриминировал?! – По части знания уголовного права Танька могла заткнуть за пояс любого выпускника юридического факультета.
– Ну, например, за клевету, – обрадованно изрек Толик, вспомнив нужную статью в кодексе.
– А кто на нее клевещет?! – разом обрушился на него шквал возмущенных голосов. – Кто и где об этом слышал?! То, что мы здесь говорим, не должно выходить за эти стены…
И так далее и тому подобное. День ото дня разговоры становились все круче, страсти все накаленнее и интерес все более нарастающим.
Яковлева Ольга Владимировна стала притчей во языцех. Тема каждой безобидно начатой беседы непременно сползала на нее. Касалось ли то продуктов питания, погоды или политической обстановки в стране.
– Просидеть весь день сиднем на одном месте и не выпить ни чашки чая или кофе!!! – округляла возмущенно глаза Татьяна, когда присутствующие начинали вполне безобидный разговор о новом скачке цен. – Всего лишь четыре сигареты за день!!! Это не экономия, и это не скопидомство, это – нечто большее!!!
– И что же это? – Обычно в этом месте зам выступал в роли независимого арбитра.
– Это – патология…
Или начинали сетовать по поводу растаявшего в канун Нового года снега, кляня на чем свет стоит парниковый эффект и тьму-тьмущую спутников-шпионов, влияющих на климатические и погодные условия, а заканчивали обычным:
– Ну как так можно?! Ходить в одном и том же изо дня в день!!! Это же неприлично, в конце концов…
Мужчинам возразить было нечего. Все их попытки составить приблизительный разброс параметров данной особы не увенчались успехом. Единственное, что удалось рассмотреть Толику Кулешову, так это цвет ее глаз.
Тот день ознаменовал себя тем, что он поднялся с постели в преотвратительнейшем расположении духа. Сновидения, посетившие его, были тревожными, обрывочными, не сулящими ничего доброго. Кофе убежал на плиту, лишив его завтрака. Бреясь, Толик порезал подбородок. В довершение всего, опоздав на автобус нужного маршрута, пошлепал по зимним лужам пешком на работу. И тут еще под занавес Танька нарисовалась с самого начала рабочего дня с сенсационным заявлением о том, что новенькая живет в квартире, принадлежащей ранее преступным элементам.
– Откуда ты все это выкапываешь?! – взбеленился ни с того ни с сего Сергей, в сердцах отшвырнув от себя «Мегаполис».
– Из достоверных источников, – скромно потупилась Танька, не забыв выставить на вид ноги в новых сапогах.
– Выдумываешь ты все! – поддержал вдруг неожиданно для самого себя коллегу Кулешов.
– Точно, выдумывает! – Денис скабрезно заухмылялся. – Сенсаций тебе подавай, да, Танек?..
– Придурки. – Танька, удивив всех, неожиданно не обиделась. – Вы просто злитесь, что ни с места не сдвинулись в своем желании залезть ей под юбку и за вырез ее растянутого затрапезного свитерка. Нужно уметь проигрывать, господа! Вы просто не на то поставили. Эх, кобелиное ваше семя…
Мужчины пристыженно замолчали. В чем-то она действительно была права. Но только не в том, что они проиграли. О чем Денис и не преминул заметить.
– У нас еще есть время, милая леди. Ты иди своим путем, а мы – своим. Но тем не менее не могу не отметить твоей предвзятости. Обвинить Ольгу можно в чем угодно, но только не в преднамеренном убийстве…
Но Танька продолжала упорствовать, твердолобо твердя о том, что биография сей темной лошадки заслуживает более тщательного и пристального внимания, нежели ее дамские прелести. Кои ею брались под сомнение и, как считало большинство мужиков, небезосновательно.
Большинство, но только не Кулешов. Он совершенно не собирался расставаться с собственной мечтой о счастье. А в том, что Ольга и есть его счастье и его судьба, он почти не сомневался. Все бредовые идеи Татьяны он отвергал напрочь, хотя вслух этого не высказывал, и в унисон со всеми недоуменно качал головой и создавал общий гул возмущенного сопения тем или иным фактам. Поэтому последнее Танькино заявление о квартире, якобы принадлежащей ранее преступным элементам, он воспринял как личное оскорбление.
Мысли тяжело заворочались в голове, разбудив дремавшее доныне чувство неприязненного раздражения по отношению к Татьяне. Что, собственно, она о себе возомнила?!
Он вот возьмет и сам займется этим дурацким квартирным вопросом. Благо давняя подруга матери все еще работает в паспортном столе и вряд ли ответит отказом на его запрос. Только сделать это нужно тихо. Так, чтобы никто и не догадался, что он пошел по стезе, проторенной Танькой с ее пристрастностью…
– Кстати, а где Ольга? – неожиданно всполошился заместитель, посмотрев на часы. – Начало девятого, а ее все нет.
– Новую жертву подыскивает, – не совсем удачно пошутила Танька.
Она не успела захлопнуть рот, как дверь бесшумно отворилась и Ольга Владимировна тенью скользнула на свое место.
– Вы опоздали! – Сергей сурово посмотрел прямо в огромные стекла ее безобразных очков.
– Обстоятельства, – коротко произнесла она и склонилась над бумагами.
Боже мой, что за голос!!! Шелест тростника и шепот жаркой южной ночи… Нет, скорее плач иволги и стон откатывающейся волны… Толик едва не лишился разума, пытаясь для себя определить, с чем еще сравним этот глуховатый с хрипотцой голос. Первое слово за все то время, что она пребывала в этой комнате. Первое, ничего не значащее, но произведшее эффект разорвавшейся бомбы.
Вон даже Денис, известный ловелас их уездного городишки, и тот судорожно дернул кадыком в ответ на ее «обстоятельства». Наверняка стервец переложил этот буквенный набор на что-нибудь возбуждающе-порнографическое.
Серега побледнел и даже не пытается скрыть потрясения. Скомканный «Мегаполис» тому подтверждение.
Заместитель покраснел до самых бровей и даже не удосужился, стервец, уточнить эти самые «обстоятельства». А казалось бы, так просто спросить о них. Вернее, выспросить все подробности, детали. Лишь бы подольше слышать это ее певуче-хрипловатое меццо-сопрано, вдоволь насладиться загадочностью этого голоса…
Но заместитель подвел их. Пролепетав что-то о сверхсрочности надуманного задания, он выпорхнул из комнаты подобно подстреленному воробью. Взвалившему было на себя его полномочия Денису Ольга не пожелала ответить, и оставшееся до обеденного перерыва время коллектив просидел в полнейшем молчании.
В курилку поползли, стоило большой стрелке часов коснуться девятки. Ольга осталась в кабинете в одиночестве. И вот тут-то Толик решился на поступок.
Быстренько ткнув ополовиненную сигаретку в банку из-под «Нескафе», служившую всему этажу пепельницей, он почти бегом ворвался в комнату отдыха и, пролетев на свое место, «неосторожно» задел локтем за оправу ее очков.
Не свалиться с ее носа от такого удара они смогли бы, только если бы были прибиты гвоздиками. Ольга ахнула. Бросила на него какой-то затравленный взгляд и через мгновение водрузила убожество в роговой оправе на место.
– Прости, – только и смог выдавить из себя Кулешов, буквально растекаясь по своему стулу. – Я не хотел.
Да черта с два он не хотел! Он это сделал умышленно! И они оба это прекрасно понимали. Об этом сказал его виновато-умоляющий тон. И это подтвердили ее глаза.
Были они непроницаемо-черного цвета. Самый обычный разрез. Без восточной утонченности и без рязанской округлости. В меру длинные ресницы. Брови, правда, немного густоваты. Но это скорее из-за нежелания их хозяйки придавать им иную форму.
Все показалось бы Толику самым заурядным, если бы не этот воровато-испуганный взгляд. Было в нем столько незащищенности, столько уязвимости, что он готов был на коленях просить ее взять его на роль охранника. Если бы отвергнутые им девушки смогли в этот момент присутствовать при этой сцене, то негодованию их не было бы предела. Им не прощались куда меньшие грехи. А здесь…
Толик и сам не переставал изумляться: откуда в нем вдруг взялось столько чувственного самоотречения. И не то чтобы он готов был подписаться под признанием в любви к этой невзрачной девушке, нет. Это было нечто другое. Какое-то нежно вибрирующее в области сердца трепетное ощущение возникло при взгляде на нее. Оно, это чувство, обволакивало его, словно туман, обещало исполнить все мечты, которые так давно пестовались в его сознании.
Ольга вдруг резко крутнулась на стуле и, развернувшись к нему вполоборота, спросила:
– За что вы меня все так ненавидите?
– Мы?! – Толик принялся судорожно хватать бланки отчетности, валяющиеся в беспорядке на его столе. – Тебе показалось, клянусь!!! Как раз напротив…
– Что напротив? – продолжила она допрос, нисколько не умаляя металла в голосе. – Что вам всем от меня нужно?! Чтобы я была такой же лживой и лицемерной, как та гладильная доска, что трется об тебя с утра до ночи? Или чтобы я науськивала вас друг на друга? Стучала начальству о том, как вы целыми днями разгадываете кроссворды?
– Нет, поверь!!!
Кулешов не знал, куда деваться от неловкости. Они-то, идиоты, вообразили себе, будто она ничего не замечает, а на деле все выглядит совсем иначе. Вон и Танькина прилипучесть не ускользнула от ее глаз, хотя она ни разу и взгляда в их сторону не бросила. Неужели это так очевидно?.. Надо было изначально в корне придушить все Танькины ухаживания. Не нужно было оставлять ей никаких надежд, не нужно.
Ольга между тем, устав сверлить его тяжелым взглядом, отчеканила:
– Оставьте меня в покое. Мне ничего от вас не нужно, как и вам от меня. Во всяком случае, я так думаю…
Что еще она о них думала, осталось для него тайной за семью печатями. Коллеги, шумно беседуя, вернулись из курилки, прервав нелицеприятный разговор Анатолия с Ольгой.
Но от Таньки – вездесущей мымры разве что скроешь? Интересно, когда она вообще работает, если с восьми утра до конца рабочего дня постоянно тусуется в их отделе. Вот и сейчас, оседлав свободный стул, принялась сверлить подозрительным взглядом Анатолия. Долго делать вид, что ничего не замечает, он не мог. Поэтому, сделав ей знак следовать за ним, вышел в коридор.
– Ну чего тебе? – с трудом подавляя желание наорать на нее, спросил Толик. – Что ты все время крутишься возле меня?
– А-а-а, понятно! – белея лицом, протянула Татьяна и оперлась о стену коридора. – Наш милый Толенька запал на эту инфузорию! Что такое есть в ней, чего нет во мне, ответь?
Ох как чесался у него язык сказать ей правду, ох как чесался! Отметелить ее парой ласковых слов о недостойном порядочной девушки поведении. Довести до ее убогого сознания, что излишняя приставучесть и навязчивость еще никому не помогали в любовных делах, а как раз наоборот. Но, взращенный в лучших традициях тургеневских романов, Кулешов, скрипя зубами, смолчал.
Единственное, на что он решился, так это промямлить невнятное:
– При чем тут все это, Тань?! Перестань, пожалуйста… Это никакого отношения…
– Я на тебя полгода убила! – зазвенел слезой ее голос.
Можно подумать, ее об этом кто-то просил!!! Или из огромнейшего числа претендентов на ее изнеженную руку и насквозь фальшивое сердце она выбрала его, и он теперь должен этим гордиться?! Да она почти каждого мужика примеряла на себя в роли супруга…
– В общем, слушай меня внимательно! – Танька промокнула платочком выступившие на наштукатуренных ресницах слезы и с чувством выдала: – Мне плевать, Кулешов, что ты там себе напридумывал. Не нужно делать такие круглые глаза! Я тебя насквозь вижу! Ты только подумал, а я уже знаю, что ты скажешь. И не ухмыляйся, не нужно! Думаешь, что я совсем дура и не понимаю, почему ты до сих пор не женат?
– И почему же? – Нет, она все же смогла его заинтересовать. Толик, внутренне напрягшись, оперся кистью о стену прямо над ее головой и принялся пощелкивать суставами.
– Да потому, что все ждешь свою единственную и неповторимую! И чтобы она была умненькой, красивенькой и обязательно богатенькой! На тебе это огромными буквами написано через всю твою самовлюбленную физиономию. Если Сереге до фонаря вся эта хренотень, то это на нем и написано. Если Денис потаскун, то и это белыми нитками шито. А вот ты – это совсем другое.
– И что же я?
– Из таких, как ты, получаются великолепнейшие мужья, если это с ними вообще случается, я имею в виду брак. Поэтому-то я в тебя и вцепилась, дурачок. Только поэтому! Мне нужен хороший муж. Не просто муж, а хо-ро-ший!
Так вот прямо и произнесла по слогам, вытягивая каждую гласную из своего перепелиного горлышка. Разя его наповал и своим откровением, и злостью, с какой все это было произнесено. Если раньше Танька дальше флирта не заходила, то сейчас она одержимо подводила его к совершеннейше несуразной идее.
– Я не хочу на тебе жениться! – Он не смог устоять перед желанием поставить ее на место. – И я никогда не давал тебе повода думать, что ты мне нравишься!
– А мне плевать! – нагло разулыбалась она. – Ты все равно будешь моим мужем! Моим или ничьим! В противном случае…
– В противном случае? – насмешливо перебил он ее, все еще пытаясь сопротивляться.
– Тобой займутся парни моего папочки. Они умеют убеждать, поверь мне…
Нет, это был даже не удар под дых. Это было нечто покруче. Это были кандалы, мгновенно сковавшие его по рукам и ногам. Клетка, в которую его посадили, оградив ото всех, крушение всех надежд, померкнувший мир, залившийся чернотой, где не было места Оленьке…
Он впервые назвал ее так про себя. И, назвав, понял, что не сможет просто так расстаться со своими мечтами о ней.
Как не мог послать куда подальше Татьяну, в напряженной позе застывшую сейчас у стены. Не то чтобы Кулешов был трусом, нет. Он просто был неконфликтным человеком. К тому же, как знать: где он выиграет, а где проиграет. В ситуации с Ольгой все расплывчато, все зыбко, кроме ее испуганного взгляда и сексуального голоса.
А в случае с Татьяной… Н-да… Здесь все просто и понятно: стабильность, достаток, уважение. Попробуй ответить ей «нет», жизни лишат его не задумываясь. Уложат в холодильник в местном трупохранилище, а потом зароют. Лучше, конечно же, синица в руках, чем утка под кроватью.
Следы борьбы так контрастно отразились на лице бедного Толика, что Татьяна устыдилась. Спрятав лицо в ладонях, она отчаянно замотала головой и простонала:
– Прости меня, прости! Я люблю тебя, Толенька! Сильно люблю! И буду бороться за тебя до самого конца.
– Руками молодчиков твоего папаши?! – сразу оскорбленно вздыбился он, почуяв, что Татьяна дала слабину. – Как тебе не стыдно!!!
– Мне очень стыдно, очень! – Она уже плакала, не обращая внимания, что на них с любопытством поглядывают проходящие мимо сослуживцы. – Но я не могу ничего с собой поделать, понимаешь?! Я засыпаю и просыпаюсь с твоим именем!!! Я некрасива, я знаю… Но я смогу это компенсировать. Я очень богата, очень!!!
– Что же тогда ты делаешь здесь, богачка?! – фыркнул он, все еще не желая прощать ей свое унижение.
– А тебе непонятно?! Все из-за тебя!
В этот момент дверь кабинета открылась, и Ольга медленно прошествовала мимо них в курилку, на ходу растирая сигаретку в длинных тонких пальцах. От Татьяны не укрылось, каким вожделенным взглядом проводил неуклюжую фигуру ее избранник, и она взревновала с прежней силой.
– Послушай, Кулешов!!! – Она схватила его за лацканы пиджака и слегка тряхнула. – Я согласна!
– На что? – не понял Толик.
– Я согласна заключить с тобой договор, – быстро заговорила она.
– Не слишком ли много договоренностей, заключенных тобой за последнее время? – не удержавшись, съязвил он.
Но Татьяна, пропустив его колкость мимо ушей, выдала:
– Мы вместе с тобой роем носом землю в поисках информации об этой… Если ничего не найдем, то черт с тобой, я отступаюсь. А если все мои подозрения окажутся верными, то ты – мой!!!
– Как патетично. – Кулешов на мгновение задумался и потом с тяжелейшим вздохом промямлил: – Ладно. Если Ольга чиста, как младенец, то ты оставляешь меня в покое. А если нет, то…
– То ты женишься на мне! – Танька застолбила за собой право решать его судьбу. – Больше я терпеть не буду! И так на большие уступки иду…
Да уж! Хотелось бы верить! Наверняка по четыре козырных туза приберегла в каждом рукаве и не одну дюжину кроликов в шляпе. Чем-чем, а уступками Танька не славилась…
Но, как каждый из мужчин, Толик Кулешов был падок на лесть. А разве не лестно, что едва ли не самая обеспеченная девушка их городка положила глаз на совсем обычного малоперспективного парня! И, поломавшись для порядка, насупленно хмуря брови и настырно ковыряя носком ботинка надорванный линолеум на полу, Толик, вроде как нехотя, согласился.
– Ладно… – молвил он скрепя сердце. – Будь по-твоему. Только… Как же твой папочка? Даст ли он тебе согласие?
– Мой папочка, дорогой, – засияла лицом Татьяна, по-хозяйски подхватывая его под руку, – уже наверняка целое досье на тебя собрал и даже знает размер твоих носков, трусов и ботинок. А сейчас давай подумаем, с чего мы начнем…
Начать было решено с паспортного стола, куда Толик стремился попасть еще до рьяного вмешательства Татьяны.
Глава 4
Вера Ивановна, давняя приятельница его матери, сидела лицом к входящим за высокой дощатой перегородкой, напоминающей барьер для скаковых лошадей, и тихонечко потягивала чай, заваренный мятой.
– Толенька, – мило улыбнулась она входящим. – Какими судьбами? Что-нибудь с мамой?
– Нет, нет, все в порядке, – поспешил он ее успокоить. – Мы по делу к вам, Вера Ивановна.
– Так у нас сегодня выходной, – она еще шире улыбнулась и, заметив их огорчение, замахала пухленькими ручками. – Да ладно вам беспокоиться. Это для чужих выходной. А уж вы-то…
Внимательным взглядом оценив норковый полушубочек Татьяны, дорогие сапожки и пару колечек с бриллиантами, Вера Ивановна удовлетворенно крякнула и, встав с места, открыла дверь в свой кабинетик.
– Идемте ко мне, а то здесь не дадут нам поговорить. То одно им нужно, то другое.
Под «ними» она подразумевала милицию, чьи представители сновали к ней то и дело, заведомо зная, что ни одна горсправка не выдаст таких сведений о жителях города, как Вера Ивановна.
Но в данном конкретном случае она лишь беспомощно развела руками.
– Ничем не могу помочь, ребята. Абсолютно ничем. То есть почти ничем…
Она оставила их в тесном кабинетике, размерами своими напоминающем встроенный стенной шкаф, и вскоре вернулась с картонной папочкой с содержимым всего в три тонюсеньких листочка.
– Так. – Вера Ивановна разложила на коленях листок убытия и копии документов на квартиру. – Яковлева Ольга Владимировна, 1975 года рождения. Проживала в Москве на Сиреневом бульваре. Паспорт старого образца был утерян, посему приехала сюда с новым и без отметок о выписке. Мне, конечно же, это показалось странным, но разве будешь задавать начальству вопросы?.. Н-да… Незамужняя, детей нет. Квартиру, в которой сейчас проживает, купила за месяц до приезда. И вот что мне показалось особенно странным.
– Что?! – Толик с Татьяной подались вперед.
– Числилась эта жилплощадь за неким Толмачевым Виктором Григорьевичем, осужденным на пятнадцать лет лагерей за грабежи и насилие. По имеющейся у меня информации, там он и преставился…
– А как же квартира?
– Квартира была приватизирована и отошла его двоюродному брату, жителю нашей славной столицы.
– Ага, вот она и связь прослеживается, – обрадовалась Танька. – Он ей хату и продал. И чем этот братец занимается?
– До недавнего времени тем же, чем и усопший. – Вера Ивановна недовольно покосилась в сторону нетерпеливой гостьи. – Грабежи, разбой. Принадлежал к какой-то группировке. Сведения мои весьма и весьма скудны в этом плане. Это уж я так, по крупице… По собственной инициативе занялась. Очень уж мне стало интересно, что это за милое дитя наш городок посетило.
Она еще долго и пространно объясняла Толику и его спутнице причину своего любопытства, побудившего ее заняться наведением справок. Ссылалась на одиночество, скуку, отсутствие внуков и каких-либо интересов, скрашивающих ее старость. Несколько раз уводила их в сторону от интересующей темы. Потом сызнова возвращалась к ней.
Неизвестно как Татьяне, но Толику-то было доподлинно известно, что у Веры Ивановны дома был преподробнейший архив, содержимому которого позавидовали бы служители Третьего рейха. И то, что она сейчас испытывает нечто вроде неловкости, подсказывало ему, что в случае с Ольгой у вездесущей архиваторши случился прокол.
– Просто нигде и ничего… – выдала Вера Ивановна в заключение и обескураженно развела руками. – Отследить ее жизнь у меня нет возможности. Так что приходится довольствоваться тем, что есть.
– Вера Ивановна, – Толик, хорошо знавший ее манеру вести беседу, хитро ей подмигнул и заговорщически прошептал: – Но ведь что-то же вас насторожило? Нечто такое, что и заставило вас обзванивать давних столичных подруг?..
– Ох, Толик! – Она довольно засмеялась, колыхаясь всем телом, а его, слава богу, было предостаточно. – Тебе бы в милиции работать, а не штаны просиживать в твоей конторе… Да, конечно же! А вас бы не насторожило, что договор купли-продажи составлен месяц назад, а хозяин квартиры, подписавший его, уже как полгода в гробу?..
Торжествующий блеск глаз Таньки мог соперничать сейчас с неоновыми всполохами молнии. С видом собственницы она смахнула с Толиного плеча несуществующую пылинку и почти тут же засобиралась.
– Вы уже уходите? – Вера Ивановна, несказанно удивившись, поднялась следом за ними. – Но я еще не все сказала…
– А нам больше ничего и не нужно. – Танька подтолкнула замешкавшегося Толика к двери. – И так все ясно как божий день – девка дрянь и аферистка, если не сказать больше. Стоило ей появиться в городе, как началось повальное сумасшествие среди ее коллег, убийства…
– Пока только одно, – Кулешов вяло попробовал ее остановить.
– Не за горами второе! – издала Танька гортанно. – Коли хата у нее с бандитского плеча, если можно так выразиться, то чего еще от нее ждать?!
– Ну… деточка, – Вера Ивановна недовольно пожевала губами, посмотрев на Татьяну, и неожиданно погладила Толика по руке. – Не расстраивайся так, Толенька. В этой истории не все понятно. Да и квартиру она могла купить у каких-нибудь бандитов, совершенно об этом даже и не подозревая. Н-да… не подозревая…
Уловив в ее интонации нотки неуверенности, Толик вдруг с удивительной тоской в сердце понял, что Вера Ивановна чего-то ему не договаривает, и это что-то, очевидно, и является самым сенсационным сообщением на сегодня. Но то ли решив пощадить его чувства, то ли чувства Татьяны, ревностно следящей сейчас за каждым его вздохом, Вера Ивановна не пожелала проронить об Ольге более ни единого слова.
Они обменялись дежурными любезностями и попрощались, оставив пожилую женщину допивать свой остывший чай, заваренный духовитыми листочками мяты…
