Галина Романова
Миллионерша поневоле
– Ты и помогла, дорогая, – Влад искушенно ухмыльнулся. – Ты мне помогла как никто, отстрадав положенное время. За тобой же следил не только я. Ну, а потом… А потом я встретил Лизу Любавскую. И понял, что…
– Что с ней тебе будет куда удобнее, чем со мной, так?! – Ольга сцепила руки в замок, чтобы, не дай бог, Влад не заметил, как подрагивают у нее пальцы. – Можешь петь мне про любовь сколько угодно, я не поверю ни единому твоему слову! Для того чтобы любить искренне, ты слишком испорчен.
– И тем не менее. – Ее слова его ничуть не задели. Что-то подобное он и ожидал от нее услышать. Ничего, пусть выговорится. Выпустит пар, а потом… – Я люблю ее. У нас скоро будет ребенок. И я жду его, как ничего и никогда в этой жизни не ждал. Оль, ты должна понять, что…
– Что, разрушив твою жизнь сейчас, я разрушу жизнь еще не родившегося малыша! Ты мне об этом хотел сказать?! – Ольгу заколотило. – Лихо! Почему я должна тебя щадить, черт тебя бы побрал, Попов!
– Тсс, дорогая, не кипятись. – Влад выглядел спокойным, но по подергиванию его губ она поняла, что он нервничает. А как же: она сейчас реальная и пока единственная угроза его теперешнему благополучию. – Давай попытаемся с тобой договориться. Идет?
Вот оно! Вот начинает сбываться то, что годами вынашивала в мечтах! Сейчас он начнет ее просить, умолять, а она выдвигать условия. А их у нее воз и маленькая тележка. И кто знает, не пожалеет ли он, что на самом деле не утонул тогда в той порожистой речке, вода в которой была очень чистой и очень студеной.
– Тебе нужно уволиться, Оля, – осторожно начал Влад, очень пристально отслеживая ее реакцию. И по тому, как дернулся ее подбородок, он понял, что не ошибся, избрав такой путь. – Пойми, нам будет сложно встречаться каждый день и никак не обнаруживать, что мы с тобой знакомы.
– Знакомы, значит! Просто знакомы. И никак иначе, значит!!! – Пальцы ее внезапно расцепились, сжались в кулаки и принялись барабанить по столу в такт каждому слову. – Я никуда не уйду! Заруби себе на носу, что я работала здесь и буду работать и уйду лишь следом за тобой! Меня все устраивает, все… кроме зарплаты, дорогой! Вот это, думаю, нам стоит с тобой обсудить. Размер моей зарплаты, вот то, с чего нам стоит начинать с тобой переговоры. А потом…
– Потом не будет, Оленька, – перебил ее Влад, опустив глаза и снова принявшись постукивать по столу, как десять минут назад по подоконнику. – Никогда не нужно доводить людей до крайностей, Оля. Твой грубый шантаж может иметь прямо противоположный эффект.
– Ты мне угрожаешь? – Что-то подобное она ожидала услышать от него, не ожидала только, что события начнут развиваться столь стремительно. – Как давно ты знаешь о том, что я здесь работаю?
– С пятницы, – обронил он задумчиво, поднимая на нее ничего не выражающий взгляд, он мог таким прикрыться, она это знала. – В пятницу ко мне случайно попал твой отчет о проведенном в четверг празднике. Обычно этими бумагами занимается мой заместитель. Но в тот день его не было, и секретарша всучила папку с его бумагами мне. Идиотка! Твоя фамилия вкупе с инициалами не могли не вызвать у меня подозрений. Я запросил в кадрах твое личное дело, и вот…
– И вот ты начал действовать, Владик, – закончила она за него. – Ты решил меня уволить. Не спросив, как мне все это время жилось, на что жилось и как существовалось, ты решил меня уволить. Разумное решение! Но теперь, дорогой мой муженек, я без боя не сдамся. Я стала старше и…
– И ничуть не стала умнее, – перебил он ее, оборвав стук по столешнице. Выбрался из-за стола и снова навис над ней, подойдя почти вплотную. – Оленька, дорогая моя! Нельзя не оставлять человеку выбора! Он всегда должен его иметь! А ты мне не оставляешь.
– Ты снова угрожаешь, – горестно выдохнула Ольга, ощущая спиной тепло, идущее от его большого сильного тела. – Не оставлять выбора… Он у тебя есть!
– Да? И какой же? – Его губы почти касались мочки ее уха, щекоча и будоража одновременно.
– Оставить все как есть. По крайней мере, пока.
Нужно было выиграть время. Оттянуть тот момент, который так долго пестовала в мыслях. Не сейчас… Когда-нибудь потом, но не сейчас. Не тогда, когда он стоит так близко, что ей слышен стук его подлого сердца, от которого между лопаток сводит кожу и хочется кричать во все горло обо всем, о чем так долго молчала. Но не сейчас. Нет, сейчас еще не время. И какой, к черту, ребенок, если Попов их терпеть не мог?! Что-то здесь не так…
– Значит, не уйдешь? – Его руки оперлись о край стола по обе стороны от нее, а его грудь навалилась ей на спину, едва не прижав к столу. – Думаешь, как я должен поступить в таком случае?
– Так же, как ты поступил несколько лет назад: забудь обо мне. – Ольге удалось вывернуться и выбраться из-за стола. Отойдя на безопасное расстояние поближе к двери, она снова повторила: – Просто забудь обо мне, Владик, и все.
Не дожидаясь его ответной реакции, она вышла из кабинета. Проигнорировав настороженную любезность секретарши, Оля миновала приемную, просторный коридор, вошла в лифт, и лишь здесь, оставшись в одиночестве, она дала волю чувствам.
Страдания, те самые, которые, казалось, ей удалось похоронить в себе, вернулись снова! Причем жалило все это гораздо острее и больнее, чем прежде. Картины мести, которые за эти годы сменяли друг друга, рисовали его – растоптанного, опущенного, лишенного, нищего, но уж никак не такого, каким он сейчас предстал перед ней. Таким его она даже не помнила. В то время они были полуголодными студентами, на последние деньги снимали отдельное жилье и ждали перемен к лучшему. Вытертые джинсы, растянутые свитера, выцветшие футболки. Он стригся тогда очень коротко, почти налысо, чтобы вьющиеся волосы не доставляли хлопот. Сейчас же он стал другим, почти непохожим на себя. Нет, конечно же, самомнения в нем и раньше было хоть отбавляй. Но теперешний его лоск делал его просто неотразимым и таким… желанным. Даже более желанным, чем прежде. Вот и не верь после этого изречению, что от ненависти до любви всего лишь один шаг. Ей вот понадобилось преодолеть подъем всего лишь в два этажа, чтобы понять – ничто не умерло в ее душе. А что же он? Что двигало им, когда он потребовал ее ухода? Страх перед разоблачением? Это вряд ли. Его жена не могла не знать, с кем она связывает свою судьбу, тем более что Владику была свойственна болтливость в моменты душевного раскрепощения. Хотя он мог от нее и скрыть это. Вот бы узнать, а заодно и разведать, так ли уж прекрасна госпожа Любавская, что ради нее можно сходить и на костер даже таким, как Попов.
– Что там? – Вера оторвала свой взгляд от кроссворда, который ей надлежало составить к завтрашнему дню для очередного торжества в одной из музыкальных школ города. – Тебя повысили или уволили?
– Ни то, ни другое, – произнесла Ольга как можно ровнее.
– Чего же тогда? – Вера недоверчиво покосилась в ее сторону.
– Очередное недоразумение. – Ольга открыла свой стол и принялась снова доставать оттуда свои бумаги и раскладывать их на столе. При этом она успела заметить мятущуюся макушку Евгения Евгеньевича, который стоял перед дилеммой: вызывать ли ее на свой ковер после того, как она побывала на другом. – Меня просто-напросто перепутали с другой Ольгой Шустиковой.
– И у нас такая имеется? – Вера все еще не хотела поверить в такое простое объяснение.
– Да… Слушай, Верочка, завтрашний день у нас пойдет… – И Ольга переключилась на планы грядущей недели, уводя излишне любопытную Веру от опасной темы.
Они говорили, работали, пили кофе, снова работали. Сбегали в кафе поблизости пообедать. Вернувшись, снова окунулись в работу с головой, тем более что новогодние праздники были не за горами. А это могло означать только одно – аврал! Каждый праздник для их управления культуры мог включать в себя только это понятие. Утренники в школах и детских садах, сценические разработки которых лежали прежде всего на них. Праздничные концерты. Молодежные дискотеки. Целая лавина всевозможных творческих встреч. Отдыхать в праздники, одним словом, им никогда не приходилось.
Сейчас Ольга была этому только рада. Появилась прекрасная возможность отвлечься и не думать о том, которого искала эти долгие годы и который в настоящий момент находится в такой досягаемой близости. Получалось у нее слабовато, но получалось. От Веры, правда, ее рассеянность скрыть не удалось. Та была человеком достаточно проницательным.
– Нет, ты сегодня все равно какая-то не такая, – закончила она вздохом их рабочий день и с хрустом потянулась, вставая из-за стола. – То ли тебя вызов к руководству так выбил из колеи, то ли ты влюбилась.
Оля ответила ей неуверенным смешком, подходя к шкафу и доставая оттуда свою куртку. Объяснять что-либо она поостереглась. Могла завраться, а Вера запросто вычислит, поймает на мелочах, и тогда от доверительной беседы не открутиться. А откровенничать Ольга не могла. По крайней мере, пока не могла. И тем более с Верой…
С работы они вышли порознь. Вера помчалась семимильными шагами на троллейбусную остановку. Оля двинула к подземному гаражу, где оставляла свою крошку «Оку».
Мамин подарок ко дню рождения приветливо моргнул ей издали фарами, тоненько пискнув сигнализацией. Сейчас она выедет из гаража на улицу, немного поколесит по городу. Непременно заедет в супермаркет, что недавно открылся по соседству с ее домом. Цены там пока не успели взлететь до общегородского уровня и приятно радовали своими предпраздничными скидками. Что же она собиралась купить сегодня вечером? Мама просила привезти пару куриц в вакуумной упаковке. Еще себе хотела купить порошковый шоколад, который полюбила заочно еще с детства, начитавшись Карлсона. К шоколаду неплохо бы бисквитов. Были там, она точно видела в свое прошлое посещение, миндальный и персиковый. Их она и купит. И еще…
За мгновение до того момента, когда на голову ей рухнуло что-то тяжелое, Ольга успела подумать, что ощущает за своей спиной какое-то движение. И еще подумалось, что этого быть не может в принципе, так как за спиной стоял огромный, как автобус, черный джип «Чероки». Усаживаясь вечерами в свою «Оку», она всегда задавалась вопросом – кому может принадлежать такая шикарная машина.
Узнай Ольга, что хозяин ее, спрятавшийся сейчас за колонной и наблюдающий за ней издали, не кто иной, как ее воскресший муженек, то потеряла бы сознание во второй раз, не успев прийти в себя.
Глава 3
Любавский не без интереса наблюдал за тем, как вокруг его Ольги суетится какой-то малый. Он подошел как раз в тот самый момент, когда тот мастерски отключил ее, ударив ребром ладони по шее чуть сбоку. Его так били, и он знал, что ощущение бывало таким, будто на голову тебе обрушился потолок. Но знал также, что, очнувшись, особого дискомфорта она не испытает. Если только сухость во рту, легкий звон в ушах да неприятное покалывание в области шеи. Но все это было сущими пустяками в сравнении с самим фактом случившегося.
Что вообще происходит?! Ольга, законопослушнее которой разве что сам Уголовный кодекс Российской Федерации, не могла никому причинить вреда! В чем, в чем, а уж в этом Влад был уверен абсолютно. Она принципиально не могла также быть замешана в чем-то, что могло вызвать интерес таких вот парней, один из которых суетливо шарил сейчас в ее сумке и в карманах куртки. Причем кошелек он не взял, хотя с содержимым и ознакомился. А ознакомившись, сунул его обратно в сумку. Вполне резонный вопрос: что ему было от нее нужно, кроме денег?
Любавскому очень хотелось курить. Он трогал пачку сигарет в кармане дорогого пальто, сжимал зажигалку в другом и все ждал, когда же этот наглец свалит из гаража. Не дай бог, явится кто-то еще, поднимется шум, кто-нибудь непременно додумается вызвать милицию, а этого допускать никак нельзя. После томительных размышлений Влад с печальным вздохом полез в барсетку. Достал оттуда ключи от машины и нажал кнопку сигнализации. Ему очень не хотелось себя обнаруживать, но другого выхода просто не было. Мешкать дольше было нельзя. Судя по уверенным движениям напавшего на Ольгу парня, тот не особо торопился. Приходилось вмешиваться…
«Чероки» оглушительно взвизгнул, осветив полумрак подземного гаража суматошным всполохом фар. В этот момент, деловито рассматривая что-то в барсетке, Любавский вывернул из-за колонны, за которой прятался. Четыре шага, не поднимая головы. Потом он резко поднял взгляд и настороженно огляделся. Парня рядом с Ольгой не было. Но уйти из гаража, не столкнувшись с ним, тот не мог, значит, прячется где-то за машинами.
Влад почти вплотную подошел к своему джипу, встал спиной к выходу, тем самым откровенно предоставляя возможность парню скрыться. И, судя по всему, тот ее использовал. Молодец. Не пришлось поступать с ним так, как тот поступил с Ольгой.
А с Ольгой была просто беда. Распластанная на полу, с высоко задравшейся юбкой и неестественно вывернутыми ногами, она производила гнетущее впечатление… даже на него.
– Эх, Олька, Олька, ну что мне прикажешь с тобой делать? Не бросать же так вот, на полу. Еще, чего доброго, простынешь. Ведь пригодишься еще.
Все это он успел пробубнить себе под нос, пока открывал машину и устраивал бывшую жену на заднем сиденье. Потом быстро подобрал с бетонного пола ее сумку и ключи от «Оки». Уселся за руль своего джипа и спустя мгновение уже выезжал из гаража.
Конец ноября не самое лучшее время для путешествий. Хмурое небо разверзлось мерзким мелким дождем, постепенно переходящим в мокрый снег. «Дворники» метались как сумасшедшие, размазывая по стеклу липкую массу из дождя и снега. Далеко по такой погоде не уедешь, как бы ни хотелось. Поэтому он ограничился тем, что принялся кружить по городу из одного конца в другой. Еще минут десять, не больше, и она придет в себя. Начнет стонать, попытается приподняться на сиденье, наверняка упадет. Потом снова повторит попытку. Увидит его и тут же разразится обвинительной речью. Все правильно. А что еще она могла подумать, очнувшись в его машине, после того как на нее напали в гараже? Дневной разговор опять-таки никак не мог служить ему алиби. Угрожал же? Угрожал. Но не потому, что и в самом деле желал ей зла, а потому что так было нужно…
– Ты?! – Ольга и в самом деле упала спиной на сиденье пару раз, безуспешно пытаясь приподняться. – Это ты, Попов?! Ты ударил меня по голове?!
– Оль, давай договоримся, – мягко начал Влад, сворачивая в тихий переулок и глуша мотор. – Ты забудешь эту фамилию. Попова больше нет. Он погиб в бурных водах уральской реки, дал бы бог памяти – вспомнил бы ее название. И в прямом и в переносном смысле погиб. Теперь я совершенно другой, и я – Любавский. Это фамилия моей супруги. Компрометировать ее я не должен и не имею, собственно, на это никакого права. Она очень хороший человек и много сделала для того, чтобы я стал тем, кем сейчас и являюсь. Уяснила?
Оля промолчала, сердито сопя. Усесться ей все же удалось с третьей попытки. Несколько минут ушло у нее на то, чтобы поправить на себе одежду. Потом шорох на заднем сиденье прекратился, но вопреки его ожиданию, Оля не спешила отвечать ему.
– Думаю, мы смогли бы с тобой договориться, если ты будешь умницей. Так как, Оль?
– Зачем по голове ударил, Влад? – плаксиво поинтересовалась Ольга, порадовав его обращением по имени. – Болит же все – и голова, и шея, и позвоночник. Такое ощущение…
– Об ощущениях я знаю не понаслышке, – ухмыльнулся он и полез в кармана за сигаретами. – Ты не против, если я закурю?
– Твоя машина, чего же спрашивать.
Она чем-то снова зашуршала, потом раздался звук открываемой «молнии», наверняка полезла в сумочку за пудреницей. Сейчас станет ловить свет уличных фонарей в крохотном зеркальце, чтобы рассмотреть себя. Начнет тереть лицо носовым платком, он видел его в ее сумочке: белый с кружевной каймой. Такие у нее были всегда. Ничего не изменилось. Словно все было вчера…
– Я не трогал тебя, Оленька, – произнес Любавский после третьей глубокой затяжки.
– Ты о чем? – не сразу поняла она, оторвавшись на мгновение от созерцания своего лица в зеркальном отражении.
– Я не бил тебя по голове, вот о чем! Тебя ударили по шее ребром ладони! Но это был не я! – вспылил он, заметив в зеркале заднего вида, как она, достав тюбик губной помады, украдкой подкрашивает губы.
– Тогда кто? – Ее взгляд оторвался от пудреницы и встретился в зеркале с его глазами. Ольга тут же вспыхнула, поняв, что ее косметические манипуляции не остались тайными. – Тогда кто?! Твоя машина стояла рядом с моей. Это ведь твой черный джип?
– Мой.
– Вот! Когда я хотела сесть в машину, то услышала со стороны твоей машины какой-то звук. А потом…
– И тем не менее, как бы тебе ни хотелось признать меня виновным, это был не я. Парень достаточно высокий, не меньше метра восьмидесяти, думаю. В плечах не так чтобы широк, но достаточно крепкий. Темная кожаная куртка, прикрывающая бедра. Черная вязаная шапка. Он что-то искал в твоей сумочке, когда я его увидел, – пояснил Влад, благоразумно опустив в своем рассказе то, что простоял все время, спрятавшись за колонной.
– Да? – кажется, она не очень удивилась, услышав о приметах парня. – И как думаешь, что ему было от меня нужно?
– Об этом уместнее было бы спросить у него, но он очень быстро смылся, – снова соврал ей Любавский, хотя врал ей почти с первой минуты, как вызвал к себе в кабинет. – Ты с кем-то встречаешься?
– Да нет… – неуверенно произнесла Ольга за его спиной, застегивая сумку. – Последнее время я одна.
– А до этого?
– А до этого тебя не касается, – без лишних эмоций пресекла она его любопытство. – Но смею тебя заверить, ни один из моих бывших знакомых не носил вязаных шапок.
– А их много?
Любавский задавал вопросы, которые ему задавать совсем не надо было. Меньше всего ему хотелось быть уличенным в какой-нибудь глупости: ревности, например. Не до того ему сейчас. Но выяснить-то он должен был!
– Слушай, Владик, – вкрадчивым голосом вдруг произнесла Ольга после паузы, так и не ответив на его вопрос о количестве знакомых ей мужчин.
– Ну что, Владик? – не выдержал он, так как Ольга снова надолго замолчала. – Слушаю тебя.
– А знаешь что… поехали-ка ко мне!
Вот так так!
Сказать, что ее предложение застало его врасплох, значило ничего не сказать. Такой прыти он от нее он не ожидал. Видел же, как полыхал ее взгляд ненавистью и болью, когда они встретились в его кабинете. Знал, что за свою гадость по отношению к ней прощен не будет никогда. И тут такое… Может быть, это западня? Хотя какая, к черту, западня? Чтобы Ольга – и расставляла ловушки? Кто угодно, но только не она.
– А поехали, – неожиданно согласился он, заводя машину и старательно избегая смотреть назад даже через зеркало. – Одна живешь?
– Одна, не переживай. Мама купила себе дачу и перебралась туда пару лет назад. В город ее теперь не вытащишь. Живет активной жизнью. Какие-то кружки по интересам с местной детворой ведет. Все окрестности с ними обшарили в поисках предметов культовой старины. По местам боевой славы в походы ходят. Мы не так часто видимся.
Ольга говорила, забившись в угол салона так, чтобы он не смог видеть ее в зеркале. Хватит уже, и так поймал, когда она губы подкрашивала. Вот угораздило же! И при ком?! О том, что произошло в гараже, и почему она вдруг оказалась в его машине, она пока старалась не думать. Все это было наполнено таким зловещим смыслом, что мороз пробирал по коже даже в теплом нутре автомобиля.
– Моя «Ока» осталась в гараже? – поинтересовалась она, удовлетворившись ответным кивком, назвала свой адрес и снова замолчала.
Говорить с ним сейчас ей было совершенно не о чем. Вот войдут в квартиру, тогда может быть…
Зачем она его пригласила? Мама бы не одобрила. Она до сих пор скептически поджимает губы, когда перебирает Олины документы и натыкается там на свидетельство о смерти Попова Владислава Ивановича:
– Авантюристом был при жизни и смерть себе избрал такую же…
Это Ольга скорее угадывает, нежели слышит. Мама старается не делать ей больно и не пытается что-то проанализировать или понять, хотя во всех других случаях поступала именно так.
– Может, и к лучшему, что его больше нет с тобой, – тоже часто слышался Ольге мамин шепот за спиной.
Знала бы мама, что Ольга сейчас едет с этим самым авантюристом в одной машине и, более того, зазвала его к себе в гости, мигом бы потребовала валидола.
Огромный джип Любавского въехал во двор Олиной хрущевки. Прошуршал шинами по щебенке, которой засыпали многочисленные ямы на дороге, да так и не удосужились сверху залить асфальтом.
– Здесь куда?
Влад чуть повернул голову вправо, пытаясь уловить хоть какое-то движение с заднего сиденья. Ольга затихла и оставшуюся часть пути до своего дома не издала ни звука. Не иначе мучается сейчас от мысли, что поступила неправильно, пригласив его в гости. Вот монашка, а! Какой была, такой и осталась. Кому же она при всей своей праведности могла так насолить, что на нее нападают так неосторожно? Да, тема для размышления о-го-го какая…
– Крайний подъезд, – почти шепотом произнесла Ольга и, не дожидаясь, пока машина остановится, распахнула дверцы. – Пятый этаж первая дверь справа от лестницы.
– А номера нет, что ли? – удивился Любавский.
– Почему, есть. Только там всегда темно, не разглядишь. Поднимайся…
Ольга выскочила почти на ходу и сразу ринулась к подъезду. Пока Влад парковал машину, пока закрывал ее и входил в дом, ее уже и след простыл.
Света и в самом деле почти не было. Высоко под потолком между вторым и третьим этажом тускло светилась единственная лампочка. Идти ему пришлось почти на ощупь. В какой-то момент в голову полезли бредовые мысли о том, что она нарочно заманила его в этот темный бетонный мешок. Пригласила, преследуя какую-то недобрую цель. Наверняка же поклялась самой себе, что отомстит ему за подлость. Может быть, час пробил…
Любавский остановился на лестнице четвертого этажа, задрал голову вверх и какое-то время стоял, не шевелясь, настороженно прислушиваясь.
Дверь ее квартиры была распахнута настежь. В прихожей горел свет. Ольга стояла на пороге и ждала его. Высокая, тоненькая и вся такая ранимая. Нет, кто угодно, но только не она. Ольга не способна. Пусть хоть тысячу раз самой себе поклялась отомстить, но ответить подлостью на его подлость не сумеет никогда. Для этого она слишком сильно любила его. Может, любит и до сих пор. Для чего-то же она его пригласила к себе. Не для того же, чтобы убить в собственной квартире…
– Мне просто страшно, Владик, – Ольга заморгала часто-часто, глядя куда-то поверх его плеча и отвечая на его незаданный вопрос. – Нет никакой другой причины, кроме моего страха.
– Точно? – Любавский, который все еще продолжал топтаться на пороге, зашел в квартиру, захлопнул за собой дверь и, привалившись к ней спиной, огляделся. – Однокомнатная?
– Двушка. – Ольга села на крохотный стульчик под вешалкой и потянула с ног сапоги. – Ты проходи, не стесняйся. Не чужие мы с тобой все же. Чаем тебя напою. Поговорим немного. Я постараюсь прийти в себя, а потом ты уйдешь… если захочешь.
Во как! Это что же: незавуалированное предложение провести вместе ночь или как?
Ей снова удалось его удивить. С каких это пор девочка стала столь прыткой? Помнится, раньше такого за ней не замечалось. Либо и вправду сильно напугана, что готова забыть все его прегрешения и откинуть край своего одеяла приглашающим жестом. Либо… либо это что-то еще, что напрямую связано с недавним нападением на нее. Только при чем тут он? Его-то дело сторона, ему лишних проблем совсем не нужно, своих хоть отбавляй. Из него и раньше рыцаря в блестящих доспехах не получилось, а теперь уже и ни к чему.
– Проходи, – пробормотала его бывшая жена, швырнув к его ногам пляжные тапки огромного размера. – Переобуться не забудь. Вчера вечером делала уборку.
Любавский нехотя влез в чужие тапки и пошел узким коридором в комнату.
Бывшую распашонку переделали, встроив крохотный тамбур и сделав комнаты изолированными. Спальня и совсем маленькая гостиная.
Цветной телевизор «Ролсон» на тумбочке, магнитофон «мыльница» под ним, допотопный видеоплеер. Пара кресел, укутанных шерстяными пледами, диван под таким же пледом. В углу у балкона компьютер и книжные полки. Это все, что смогло поместиться в ее гостиной. Спальня произвела на него не менее удручающее впечатление. Полутораспальная кровать под гобеленовым покрывалом с горкой подушек. Полированный шкаф для одежды. Письменный стол, наверное оставшийся еще с ее школьных времен. Такие же книжные полки, что и в гостиной, забитые старыми учебниками.
– Осмотрелся? – Ольга неслышно подошла и встала за его спиной. – И как тебе?
– Ну… – Он равнодушно пожал плечами, хотя во все горло хотелось крикнуть: «Убого!» – Чисто у тебя, тепло и уютно.
– Ага. Именно так. Идем, чайник вскипел.
Она ушла так же неслышно. Еще какое-то время поглазев на ее большой портрет над кроватью, Любавский тяжело вздохнул и пошел на кухню.
Та же самая обстановка: два белых пластиковых навесных шкафа. Рабочий стол с эмалированной раковиной. Часы с маятником и кукушкой фирмы «Луч» на стене. Клетчатые занавески на окошке и стол в углу под такой же скатертью в клетку.
– А где же холодильник? – Любавский оглянулся. – Ты что же, без холодильника живешь?
– Не переживай. Он в кладовке. Пришлось поставить туда, в кухне совсем тесно. Присаживайся. – Ольга села за стол ближе к окну, оставив ему место у двери. – Чай ты пьешь по-прежнему без сахара? Или вкусы поменялись вместе с фамилией?
– Слушай, не язви, а! – Влад громыхнул деревянной табуреткой, устраиваясь напротив Ольги. – Чай я пью по-прежнему без сахара, Оленька. И даже про варенье не забыл. Хотя последнее мне варить некому и приходиться покупать в магазинах всякие там джемы и конфитюры. Ничем не хуже, смею заметить. А это что такое?
На столе стояли три глубокие тарелки. Одна с сушками, которые он и в прошлой-то своей скудной жизни не очень жаловал, и Ольга об этом знала. Не иначе из вредности выставила. Во вторую, нарезав крупными ломтями, она выложила полбатона. А в третьей горкой высилось какое-то странное месиво неопределенного грязного цвета, дотронуться до которого он не решился бы ни за что.
– Это финики, дорогой, – Ольга елейно ему улыбнулась и, оторвав от общей массы небольшой кусок, отправила его в рот. – Помнишь еще о таких плодах? Нет? Или тоже чем-то научился это заменять, как и варенье?
Финиками они баловали себя лишь в дни стипендий и получек, когда учились. Кто-то из них – то ли Ольга, то ли он сам вычитал, что по своему энергетическому и витаминному составу финики приравнены к морепродуктам. Чушь, наверное, но недорогие тогда финики у них бывали частенько.
– О-хо-хо. Когда это было?
Любавский крутил в руках крохотный липкий комочек, изо всех сил заставляя себя отделаться от неприятного ощущения. Ему казалось, что он идет на поводу у чего-то такого, чему всячески должен противиться. Ничего же как будто не происходит. Они сидят друг против друга. Пьют чай, который, правда, по вкусу больше напоминает хорошо пропаренный веник. Почти ни о чем не разговаривают, если не брать в расчет нескольких язвительных замечаний, которыми они успели обменяться. Тогда откуда беспокойство?..
– Расскажи о себе, – вдруг попросил он, укладывая финик на край своего блюдца. – Как жила эти годы?
– Ты все увидел – мое жилище, видишь меня. Среднестатистический житель России. Не скажу, что прозябаю за гранью нищеты, но… Так что мои слова о повышении жалованья не были лишены смысла, дорогой.
Вот опять! Опять его укололо! Такое ощущение, будто его очень умело подводят к капкану. Но чтобы Ольга?! Такого быть просто не может!
– О зарплате подумаю, но обещать ничего не могу. – Любавский недовольно поморщился, ослабил узел галстука, тут же принялся хлопать себя по карманам и, тоскливо обведя взглядом крохотную кухню, спросил: – Курить у тебя, конечно же, нельзя?
– Почему? Кури.
Ольга встала и, привстав на цыпочки, достала откуда-то со шкафа стародавнюю – как, впрочем, и все в этом доме – пепельницу. Тяжелая, глиняная, в форме ополовиненной тыквы, с глубокими округлыми прорезями под сигареты. Вид этой массивной пепельницы вдруг заставил Любавского занервничать. Зачем он здесь?! Такой же пепельницей убить запросто можно. Что, если ей взбредет в голову шарахнуть этой штуковиной ему по голове, вспомнив о возмездии?! Чушь собачья! Смерть на взлете называется. Нет, что-то все-таки идет не так. Как-то бесконтрольно, что ли. И Ольга, его понятная и милая Ольга, стала совсем другой. Новой и чужой, пожалуй, непредсказуемой.
Любавский нервно затянулся раз-другой. Поерзал на табуретке и для чего-то пододвинул к себе пепельницу, словно намеревался поставить ее себе на колени.
Ольга смотрела на него, занавесившегося дымом, и не могла понять, отчего он так нервничает. Боится, что она начнет к нему приставать? Так она не напрашивается. Насильно, как говорится, мил не будешь. Ей, конечно же, очень не хотелось оставаться в эту хмурую ноябрьскую ночь в одиночестве. Приглашая его к себе, она на что-то надеялась, но не настолько же она слаба духом, чтобы падать ему в ноги и умолять любить ее.
– Оль, ты это… – Еще пара глубоких затяжек, снова судорожное покручивание в руках пепельницы, опять затяжка, и лишь после этого Любавский поднял на нее взгляд, тот самый взгляд из их общего прошлого, который запросто мог делать с ней все, что угодно. – Оля… Ты все еще хочешь меня?
Он мог бы и не спрашивать. Кажется, Любавский даже не успел закончить свою фразу до конца, когда она выдохнула свое заранее заготовленное «да». И все сразу встало на свои места, сделавшись понятным и реальным. Исчезло гнетущее ощущение недосказанности. Нервозность, объяснение которой все никак не находилось, перестала волновать. Может, он из-за того и нервничал, что страшился ее отказа. Наверное, так оно и было.
– Иди ко мне, – проговорил он, глядя на нее исподлобья, тяжело и требовательно. – Иди ко мне, маленькая моя, и давай забудем обо всем.
Забыть не получилось ни у него, ни у нее. Все случилось как бы снова, совсем не так, как прежде. Торчащие углы старомодной мебели, скрипучий пол под ногами, мельтешащие тени на потолке от проезжающих по проспекту машин. Все это его раздражало. Запах порошка, исходящий от ее накрахмаленных простыней, тоже раздражал. Ее белье было все таким же простым и дешевым, что и прежде, это раздражало. И даже ее тело, которое он почти успел забыть и узнавал теперь заново, не помогло ему справиться с раздражением.
– Тебе что-то мешает? – спросила Ольга, вернувшись из ванной и склоняясь к нему.
