Галина Романова
Псевдоним украденной жизни
Все герои и события в романе вымышлены.
Любое сходство является совпадением.
Автор
© Романова Г.В., 2021
© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2021
Глава 1
Они проехали молча сто пятнадцать километров. Он специально засекал: сколько они не будут разговаривать после того, как дело было сделано. Получилось сто пятнадцать километров. Если учесть, что машину Денис вел с крейсерской скоростью, то это час и десять минут. Лезть в карман за телефоном и сверять время было лень. Он засекал по спидометру и указателям, заглядывающим с обочин в окна их автомобиля. Но был уверен, что не ошибся. Он привык считать время. До секунды. Он за это отвечал.
Сто пятнадцать километров относительного спокойствия и тишины. Он даже посмел помечтать, что удастся выспаться до того, как они вернутся в город. Не тут-то было! Через десять километров Валера откашлялся и заговорил.
– Ты не представляешь, как я ее люблю! Это такое чувство! Такое… Когда она спит, я дышать боюсь. Когда она улыбается, у меня все внутри сжимается, как перед прыжком с обрыва!
Голос Валеры странно сел, будто он нежданно-негаданно чем-то подавился. Может, как раз этим признанием? Хотел произвести на них впечатление? Но фальшь же, стопроцентная фальшь.
Трогательного они ничего в этом признании не услышали. И искреннего тоже. Хватит! Проходили! И подобные слова от Валеры слышали сотню раз за минувшие два года. А завтра как раз годовщина их с Лизой отношений. И по слухам, Лиза уже несколько раз собирала чемоданы, чтобы от Валеры съехать. А он, блин, тут перед ними выделывается. Словами любви давится.
– Если любишь так, что мы не представляем, зачем ты ее бьешь? – задал резонный вопрос Денис. – Нелогично как-то, брат.
– Я ее не бью! – взвился Валера и неожиданно стукнул кулаком по панели автомобиля. – Я ее не бью, я ее воспитываю!
– Эй, Макаренко, ты полегче, – фыркнул Денис, сидевший за рулем. – Это не твоя машина. Ты мне еще панель разнеси тут в клочья!
Он помолчал и добавил с презрительной интонацией:
– Из-за какой-то бабы.
– Она не какая-то баба, понял! – Валера повернул к нему бледное лицо и процедил сквозь зубы. – Она – моя Лиза. И я за нее…
Денис нервно улыбнулся в зеркало заднего вида третьему члену их команды, дремавшему на заднем сиденье, или только делавшему вид – время от времени он тихонько фыркал. Это когда Валера особенно зарывался.
– Слыхал, Серый? – Денис понял, что Сергей не спит. – Он из-за нее… А мы тогда, получается, из-за кого? Лерыч, ты ничего не попутал?
– В смысле? – Валера глянул на него исподлобья. – Говори яснее. Чего ты, как долбаный философ мысль между зубами катаешь! Я ничего не понял, Дэн.
– А чего тут не понять, Валера. – Денис сделался серьезным и хмурым. – То, что мы делаем, брат, только для себя и для нашего общего дела. А все сопли из-за бабы, это только твои сопли.
– Согласен, – кивнул Валера, по привычке странно склонив голову набок и поджав плечи.
– Я еще не все сказал, брат. – Голос Дениса стал жестче.
Пассажир на заднем сиденье обеспокоенно заворочался. Ему был знаком этот тон. За словами, сказанными именно таким голосом, могло последовать все, что угодно. Даже ствол из-под ремня мог появиться и упереться дулом Валерке в лоб.
– Твои разборки с Лизой не должны нам мешать, брат, – медленно проговорил Денис, тщательно выговаривая каждую букву, словно разговаривал с дебилом. – Мы не должны оглядываться на твои отношения с бабой, Лерыч!
– А на них не надо оглядываться. Это, как бы, моя тема. Моя женщина.
– Твоя женщина неделю назад в ногтевом салоне хвасталась подружке, что ты ей машину собираешься подарить. Собираешься, брат? – Денис прибавил скорости, кивнув на указатель. – Заправка через пять километров. Надо залиться. Так что, Валера, ты хочешь подарить Лизке машину? Она не соврала своей тупой подружке?
– Почему тупая-то сразу? Верка нормальная телка. Даже чуть по понятиям. У нее брат с зоны не выходит. Она нормальная. Не трепло.
– Зато твоя Лиза голосила на весь салон: Валера ей то купил, Валера ей сё купил. Даже одна из маникюрш не выдержала и спросила… Как думаешь, что она спросила, брат?
– Не знаю. – Валера отвернулся к окну, за которым пробегали голые деревья, утопающие в снегу по нижний ярус веток.
– А я тебе скажу, брат, – опасно повеселел Денис. – Она спросила: сколько ты зарабатываешь и чем занимаешься? Резонный вопрос, брат? Да! Особенно когда твоя телка орет на весь салон, что ты ей машину собрался подарить. Заметь, ко всем уже имеющимся многочисленным подаркам.
В машине снова сделалось тихо. Ничто не нарушало тишины четыре с половиной километра. Он снова засек. Потом Валера виновато выговорил:
– Согласен, гадко. Чё, побеседую. Воспитываешь ее, воспитываешь… Вот дура. Несет пургу.
Он протянул ладонь лодочкой Денису и извинился вполголоса. Денис руку пожал.
– Не смертельно, да, – произнес он, включая поворотники и съезжая с трассы на заправку. – Но есть над чем задуматься.
– Согласен, – тихо повторил Валера. – Буду иметь беседу. И машину она теперь точно не получит.
Денис довольно улыбнулся, подъехал к крайней колонке, заглушил мотор и полез из машины.
– Никому ничего не взять? – сунул он голову в машину, успев зарядить заправочный пистолет в бензобак. – Может, кофе или пожрать чё?
Сергей с хрустом потянулся, протяжно зевнул.
– Да сами выйдем. Разомнемся. Посетим клозет. Потом по сосиске втреплем и кофейком запьем, – протянул он с ухмылкой и завозился, принявшись застегивать молнию на длинной куртке. – Давай, заправляйся.
Они встряли на этой заправке. Точно встряли. Сначала горючее принялись вдруг сливать и объявили технический перерыв на пятнадцать минут. А их машину уже подперли и спереди и сзади – не выехать. Они по очереди сходили в туалет. Купили по большому стакану кофе и хот-догу. Валерка без конца выходил из машины и звонил по мобильному.
– Лизке небось своей названивает, – сделал предположение Денис, допивая последние капли кофе.
– С чего вдруг? Поздно. Спит уже. – Сергей все же глянул на мобильник, который показывал половину третьего ночи. – В это время точно спит.
– А чего тогда у него рожа такая довольная? – Денис скривил рот в ухмылке. – Только Лизка способна так его осчастливить. И не только его, не так ли, Серега?
– Да иди ты, – беззлобно отозвался он на ядовитый смех друга. – Когда это было? И то пару раз.
– И когда еще и сколько будет! Лизка же – шлюха конченая. – Денис уже ржал в полный голос, рассматривая согнувшегося на ветру Валерку. – Хорошо Лерыч не в курсе, иначе у нее синяков бы прибавилось. А ты ее тоже колотил, Серый?
Ответить он не успел. Валера вернулся в машину.
– Холодина собачий. Вот встряли, а! – Он покрутил головой, рассматривая длинные очереди из машин к каждой колонке. – Потом еще в кассу стоять час. Никак не вылезешь, Дэн?
Денис выбрался наружу. Оценил просветы между машинами, которые его подперли с трех сторон, и отрицательно замотал головой.
– Бесполезно метаться. И смысл? До следующей заправки можем не дотянуть.
– А ты заправку тоже выбрал, – проворчал Валера. – Клозет, как Серый скажет, и тот отстой.
– Зато видеокамера всего одна и на кассиршу направлена, – произнес Денис тихо и приложил палец к губам. – Тс-сс… Нам же надо так, братва? Нам же не надо, чтобы наши фото потом с видеозаписей распечатывали. А возле кассирши просто отвернусь и все.
– А эти две? Не видел, что ли? – Валера по очереди ткнул пальцами в сторону здания. – Слева и справа по одной. Под самой крышей.
– Муляжи, брат. – Денис закинул руки за подголовник и самодовольно изрек: – Я же подготовился. Заранее пробил все заправки на нашем пути. И на эту жалоб тьма, что видеокамеры не работают. Кто-то кого-то бампером задел или фонарь разбил задний, а доказать не смогли. Муляжи. Отзывы, братва, всегда надо читать отзывы.
В салоне машины снова повисла тишина. Денис как будто даже уснул. Валере его пришлось расталкивать, когда закончился технический перерыв.
– Давай, я сбегаю, оплачу, – предложил он.
– Не, брат. Ты свой фейс точно засветишь. А я – нет…
Денис вернулся через десять минут, заправил машину и отъехал к углу здания.
– Я сейчас. Опять в туалет приспичило, – признался он, поглаживая живот. – Хот-дог не прижился по ходу. Вы давайте тоже все свои нужды справьте. А то потом останавливаться до дома не стану. Валер, у тебя постоянно с этим проблемы.
Угроза подействовала. Валера полез из машины.
– Только я в этот отстойный туалет не пойду, – сморщился он. – За углом проще. Очереди нет. И воздух, ну, очень свежий.
Он передернулся на ледяном ветру, глубже натянул капюшон куртки, коротко рассмеялся и исчез за углом. Денис распахнул дверь и встал в хвост очереди в туалет. Валера вернулся через минуту. Посидел в машине минут пять, наблюдая через стекло за тем, как медленно движется Денис к заветным дверям, и когда тому оставалось только открыть дверь и войти, снова полез на улицу.
– По ходу эти сосиски, в самом деле, дерьмо, – поморщился он. – Тоже что-то в животе неспокойно.
Сергей проводил его взглядом и посмотрел на очередь в туалет: Денис уже исчезал за дверью. Он прикрыл глаза и принялся считать…
Глава 2
Сколько он себя помнил, его всегда жалели.
Маленьким жалели, потому что у него было слабое здоровье, и он часто болел. Его баловали игрушками, фотоаппаратами, велосипедами, сладостями. И по этой причине он крайне терпеливо переносил все врачебные процедуры, когда его с матерью укладывали в стационар. Не орал, не бился головой о стены и пол, не хватался за материн подол – вешал на шею фотоаппарат, брал в руки любимого деревянного робота и шел на уколы. И болезнь со временем отступила.
Когда он подрос, его жалели за невзрачную непривлекательную внешность. Он был невысоким, худым, веснушчатым, с редкой порослью огненно-рыжих волос. Дорогая одежда, которую мать с отцом в то время таскали из-за границы через своих знакомых, висела на нем, как на колу. Тонкие руки, покрытые веснушками, в рукавах фирменных кофт и футболок смотрелись макаронинами. Девчонки фыркали, парни просили продать то, что ему не идет.
Он не обижался на первых, а вторым вежливо отказывал. И в какой-то момент решил ходить в качалку. За пару лет окреп, возмужал и из дрища превратился в спортивного парня с хорошо развитой мускулатурой и внушительными кулаками. Но последнего не требовалось. К нему никто не лез. Его жалели.
– Он же болел все детство, – подслушал он как-то треп одноклассников. – Тронь его, издохнет. В тюрьме, что ли, за него сидеть! За кого угодно, но только не за Ваньку Корнеева…
Его не трогали. К нему не лезли. И почти не дружили с ним, если не считать тех моментов, когда просили списать. А учился он, конечно же, на «отлично». Но зубрилой и ботаником его никто не обзывал. Жалели.
Чуть позже, когда он вернулся в родной город после окончания Высшей школы милиции и устроился работать, его принялись жалеть за женщину, доставшуюся ему в жены.
– Господи, никому не нужна была, а он, несчастный, позарился, – шептались соседи. – Клавка же страшная, как смертный грех!
Потом его принялись жалеть за то, что Клава от него ушла.
– Ох, даже она не стала с ним жить! – полярно поменялся шепот.
На работе, куда он устроился после окончания высшего учебного заведения, жалели за те болезни, которыми он переболел в детстве, за отсутствие друзей, за жену, которая его бросила, и не нагружали особо тяжкими преступлениями, хотя он работал именно в отделе по особо тяжким преступлениям.
Корнеев справлялся с тем, что ему поручали. Блестяще справлялся. Втайне ему хотелось чего-то более серьезного, значимого, но просить он стеснялся. И отчетности по раскрываемости на своем рабочем месте не нарушал. То есть доводил до суда все дела, которыми занимался.
Все, кроме одного…
Иван Сергеевич стукнул по столу дном кастрюли, в которой варил яйца им с Сашкой на завтрак, с сомнением глянул на блестящий пластик новенького кухонного стола и подложил под горячее дно полотенце.
Он вернулся к плите и помешал картошку в сковороде. Взял два огурца и два помидора из плетеной корзины под окном, пучок зелени из холодильника и принялся строгать салат в большую стеклянную миску. Потом туда же покромсал вареные яйца, залил все сметаной, посолил, разложил по тарелкам зажарившуюся до хрустящей корочки картошку и позвал Сашку к столу.
– Дед, доброе утро. – Сашка выскочил из ванной с зубной щеткой за щекой. – Дай мне минуту.
Внучатый племянник достался ему в наследство от покойной сестры. Та воспитывала его с рождения. Хорошо воспитывала, в строгости. Парень вышел хорошим, без современных вредных привычек, но и без кучи комплексов, которыми наградило Корнеева его личное детство. Он тоже принимал участие в воспитании Сашки. Сестра часто болела и лежала в больнице, оставляя внука на него. Иван Сергеевич не роптал. Ему даже нравилось проводить с ним время. И называть себя велел дедом.
– А как еще? – удивлялся он каждый раз вопросам со стороны. – Двоюродным дедом? Дядя Ваней? Какой я ему дядя? Я ему дед…
Сестры не стало, когда Сашка служил в армии. В далеких местах – приехать у него не вышло. Корнеев сам потом к нему в часть летал.
– На пенсию я вышел, Сашка, – признался он, когда внук удивился свободному времени деда. – Все. Хватит. Я так решил. Копья ломать не в моем характере. Да и молодые на пятки наступают, подставы какие-то за спиной выдумывают. Я к такому не готов. Не могу я так. Домом бабушки твоей займусь, в порядок приведу. Будем с весны по осень с тобой там. А зимой в моей квартире. Она так хотела. Ты как думаешь? Так же? Или своя точка зрения имеется?
У Саши всегда на все имелось собственное мнение. Он был принципиальным. Но на это раз их мнения совпали.
– Конечно, ничего продавать я не стану, – возмутился он, когда дед положил перед ним завещание сестры. – Будем то там, то там. А если я женюсь, дети пойдут – что им в городе летом делать?
– А ты что будешь делать? – пристал к нему Корнеев.
– Когда? Когда дети пойдут?
– Когда демобилизуешься. Не решил еще?
– Решил. – Он широко улыбнулся. – По твоим стопам, дед. Выучусь заочно. А пока в ППС пойду. Туда после армии набирают. Я узнавал.
– Ну, ну…
Не сказать чтобы он был недоволен выбором внука, нет. Но и восторгов особо не испытывал. Знал, что это за служба: ни тебе времени свободного, ни благодарности от населения. А если семью решиться завести, что тогда? Кто выдержит быть рядом?
Даже его Клавдия, цеплявшаяся за их брак, как за спасательный круг, и та не выдержала. Ушла.
Но отговаривать внука Корнеев не стал и вчера с благодарностью принял от него подарок с первой зарплаты.
– Знаю, выпивать не любишь. Поэтому купил тебе удочку. Крутая, дед. Я отзывы читал. Скоро на дачу перебираться. Теплеет с каждым днем. А там озеро. Слышал, рыбалка знатная. Будешь нам уху варить. Жаркое из карпа делать…
– В сметане? – Корнеев любовно поглаживал новенькую удочку.
– Можно и в сметане…
Саша вышел к столу уже одетым: темные брюки, черный форменный свитер. В ППС, куда он собирался, его не взяли. Предложили оперативную работу, узнав, что он уже поступил заочно на первый курс.
– Дед, это и престижнее, так ведь? – радовался внук, вернувшись с собеседования.
– И опаснее, – не стал ему поддакивать Корнеев. – Понимаешь всю ответственность? Готов?
– Ты прямо как подполковник Зотов, – фыркнул тогда Сашка. – Он пафосные речи полтора часа толкал. Все больше он говорил, а я слушал.
– Зотов? Все работает? – удивился Иван Сергеевич. – И подполковник?
– Ну, да. Зам по кадрам.
– Пристроился, стало быть… – недовольно проговорил Корнеев и от объяснений воздержался. – Окунешься, сам все поймешь.
Саша проработал уже полтора месяца. Пока ему все нравилось. Правда, видеться стали реже.
– Бутерброд сделать?
Корнеев искоса наблюдал, как внук ест, и болезненная нежность, всегда казавшаяся ему ненужной, лишней, затопила душу. Он любил его ребенком, потом подростком. Сильно любил – он был единственным у них с сестрой. Когда Саша вырос и превратился в юношу, а сестры не стало, к любви Корнеева добавилось кое-что еще.
Страх!
Он выедал ему душу день за днем. Стучался в затылок тупой болью. Подкрадывался бессонницей. Страх за внука изводил его так, что он даже похудел за последний месяц. Иван Сергеевич сам себе был противен за то, что вел себя как наседка: без конца звонил Саше, уточнял, когда придет, поел ли, как самочувствие?
Сашка пока терпел: на звонки всегда отвечал, не раздражался. А что будет дальше, когда у него появится любимая девушка? Останется ли в его жизни место для деда?
– Не, бутерброд не надо. Объелся. – Внук пил чай из любимой бабушкиной кружки. – И с собой не надо, дед. Не съедаю же – некогда, – а выбрасывать жалко. Чего ты?
Саша поставил кружку на стол и взглянул на него внимательнее.
– Похудел чего-то. У тебя ничего не болит? – Голос внука зазвенел тревогой. – А то давай я тебя в ведомственную клинику свожу.
То, что внук заговорил о сброшенных им килограммах, было приятно. Заметил! Не пустое он для него место, стало быть. И тут же мысленно прикрикнул на себя: чего это распустился? Что за сопли? Его всю жизнь все жалели. Теперь внук принялся?
– Все будет хорошо, сынок. – Он и так его иногда называл. – Похудел, потому что ходить стал много. Специально, чтобы не зажиреть на вольных-то хлебах. А в клинику не пойду. Со мной все в порядке.
– Точно?
– Точно, – стойко выдержал он подозрительный взгляд внука. – Сегодня как? Опять поздно?
– Не знаю. Как правонарушители… – Внук подмигнул. – Сам же знаешь.
– Интересное что-нибудь есть? – Иван Сергеевич встал и, невзирая на запрет внука, начал сам убирать со стола. – Какие дела сейчас у вас в производстве?
– Ой, дед, скажешь тоже! – Сашка рассмеялся, встал и принялся помогать. – На рынке из-за места подрались. Нас вызвали.
– А вас зачем?
– Один из подравшихся пистолетом размахивал. Оказался детской игрушкой.
– Гм-м… – Иван Сергеевич уступил Саше место у раковины и отряхнул руки. – Знаешь, что я тебе скажу, дружок… Сейчас он игрушкой размахивает, завтра травматическим пистолетом, а послезавтра за боевой схватится. Любовь к бряцанью оружием сидит в башке. Ты себе на будущее пометку сделай и запомни его – этого парня.
– А чего мне его забывать. Он всем знаком. Это Федоров.
– А-а-а, знаю такого. – Корнеев поморщился. – Вот ведь не уймется никак. По молодости за колья все хватался. Потом биту возил в багажнике. В девяностых… Теперь вот игрушкой людей пугает. Может, не игрушка то была, сынок? Может, игрушка в кармане, а ствол под прилавок скинул? Знавал я таких хитрецов. Место драки осмотрели?
– Вроде нет, – неуверенно произнес внук после паузы, закрыл кран и глянул растерянно. – Драчунов в машину усадили и в отдел увезли. Протокол составили и отпустили. Квалифицировали как административное правонарушение.
– Запомни, Саша…
Иван Сергеевич взялся за чайник, налил себе полную кружку кипятка и бросил туда лимон. Чай он старался не пить: с детства не был приучен из-за болезней.
– То, что на первый взгляд кажется пустяком, может потом оказаться большой проблемой. И наоборот. Все надо проверять. Прямо там. На месте. Не проверишь, можешь потом пожалеть. А проверишь, лишишь себя сомнений.
– Понял дед. Учту!
Саша вытер руки кухонным полотенцем, которые Иван Сергеевич менял каждый день, и пошел в прихожую. Уже оттуда крикнул:
– Пока, дед. До вечера. Позвоню…
Сашка не позвонил до пяти вечера ни разу, и Корнеев не выдержал, набрал его сам. Телефон внука неожиданно оказался вне зоны. Не то чтобы он сразу перепугался, нет. Просто испытал легкое волнение. Поначалу.
Через час он повторил попытку. То же самое: «Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети». В ту же самую минуту Корнеев запаниковал с такой силой, что перестал чувствовать левую сторону груди, где у него билось сердце. И рука, которой он пытался натянуть левый ботинок, онемела. Он выпрямился, отдышался, но не помогло. Левая сторона тела словно перестала существовать.
– Это от волнения, это от волнения. Это не то, что я подумал…
Он подошел к зеркалу, висевшему над полочкой в прихожей, и принялся строить рожи. Лицо послушно корчилось улыбкой, горестной гримасой, морщилось удивлением. Левая рука поднималась, пальцы сжимались в кулак.
«Это от волнения».
Так и не обувшись, он в тапках дошел до соседней двери и позвонил. Дверь открылась сразу. Молодая соседка Тонечка все поняла и за рукав втащила его к себе. Усадила на низкий табурет, обнажила его левую руку и принялась мерить давление.
– Ну! И чего столько паники? Все нормально. Сто двадцать пять на восемьдесят. Позавидовать можно. Вы чего, Иван Сергеевич?
– Тоня… Перепугался что-то. Сам не пойму. Сашкин телефон выключен и я…
– И вы решили, что подстреленный два часа назад на рыночной площади молодой оперативник – это непременно он? Я вас умоляю, Иван Сергеевич. – Тоня протянула ему стакан с водой и крохотную таблетку. – Вот, выпейте. Это от нервов. И новости в следующий раз смотрите внимательнее. Фамилия погибшего оперативника не Корнеев. Сашка ведь носит эту фамилию, так?
– Да, да, он Корнеев. Александр Иванович Корнеев. Отчество сестра ему мое дала. Так мы решили. А фамилия у нас с ней одна… Он Корнеев, Тонечка, да…
Он понял, что плачет. Щекам сделалось горячо и мокро, а Тоня неспроста протягивала ему бумажные полотенца. Корнеев прикрыл лицо ладонью. Плечи дергались. Он их чувствовал. И сердце проснулось, начав молотить в грудь и спину.
Сашка жив! Ни о чем другом он сейчас думать не мог. Сашка жив!
Через полчаса Тоня проводила его в квартиру. Повесила на вешалку куртку, поставила вдоль стены разбросанные ботинки.
– Как фамилия? – спросил он у Тони, когда она уже повернулась к нему спиной. – Как фамилия застреленного оперативника? Что там вообще произошло?
– Вчера на рынке была драка. А сегодня с обыском туда пришли и пистолет, что ли, обнаружили. Или не обнаружили, а из него стреляли, толком не поняла. – Тоня наморщила лоб и пожала плечами. – Подробностей не знаю, Иван Сергеевич. А фамилия погибшего Виноградов. Совершенно точно, я ничего не путаю. Вам ведь, кажется, знакома эта фамилия, не так ли?
